- Не заметил бы, потеряли бы - в другой год на дороге росли бы.
- Здесь вырастут! - буркнул Гайдамович, заталкивая арбуз под брезент к остальным. И вдруг изошел стоном: - О-ой…
Из-под брезента глянула на него разинутая алая пасть расколотого арбуза. Розовая слюна текла из пасти… И в другом месте темной влагой набухал брезент. Прощупывалось липкое, скользкое…
- Что вы наделали? - кинулся к трактористу Гайдамович. - Я же вам говорил черным по белому: ехать осторожно, самый тихий ход… Что вы наделали, а?
Яша взглянул. В робости почесал затылок:
- Я ведь и так осторожно… Дорога… Дальше хуже будет… Ехать дальше?
Гайдамович ничего не ответил. Сел на сани, нахлобучил капюшон.
Ехали дальше.
Через час просека уткнулась в речку. Никудышная такая лесная речка - ручьишко в пять шагов шириной. Проезжая здесь зимой, Гайдамович даже не догадывался о существовании речки - зима и ее сровняла с землей. А теперь, пожалуйста вам, речка - воды по колено, обрывистые берега…
- Тряхнет, - пообещал Яша.
- Что? - возмутился Гайдамович. И задумался. Он долго стоял и думал. Потом вернулся к саням, откинул брезент, взял под мышки по арбузу и зашагал к речке. Перешел ее вброд, хлюпая бродовыми сапогами, положил арбузы на землю и опять - вброд через речку…
Яша вздохнул, заглушил мотор.
Огромный шар солнца скатывался к горизонту. Солнце, уже осеннее - красное и холодное, было похоже на разрезанный пополам арбуз. Алым соком перепачканы края облаков, алый сок стекает на вершины сосен. Солнце заходит.
А Гайдамович и Яша все таскают через речку арбузы, складывают кучей на другом берегу.
Было уже совсем темно, когда трактор, рыча как зверь, на всю окрестную тайгу, переполз русло. Вытащил за собой сани. И снова замолк.
Гайдамович и Яша развели костер на берегу. От усталости едва шевеля челюстями, пожевали хлеба, копченой рыбы. Гайдамович после долгих колебаний принес из кучи расколотый арбуз и отдал Яше.
- Спасибо, - сказал Яша, зарываясь всем лицом в прохладную, освежающую мякоть. - Думал, сегодня приедем, - добавил он немного погодя. - Завтра приедем.
- Послушайте, вы не в курсе дела, откуда взялся этот новый директор конторы? - не выражая особого интереса, поинтересовался Гайдамович.
- Шурганов? Алексей Николаевич? Я же с ним три года на Среднем Тимане работал. Он там был директором конторы, а я - трактористом…
- Насчет вас мне безразлично, - успокоил Яшу Гайдамович. - А его как - перевели или сняли?
- Сняли и перевели, - объяснил Яша. - Он там по финансовой части проштрафился, Алексей Николаевич. Без денег клуб построил. Денег, значит, на клуб предусмотрено не было, а он построил. Ну, инспектора из райфо и прижали…
- Ха, так я и знал с закрытыми глазами! - не скрыл торжества Гайдамович.
Яша отер рукавом мокрые от арбузного сока скулы, улыбнулся:
- Я в том клубе с Агнюшкой познакомился… Это у меня жена - Агнюшка.
Громоздкие тракторные сани влачились по просеке. Они цеплялись за пни, кренились в колдобинах, утопали в трясине и снова спотыкались о пни.
На санях лежал брезент, под брезентом хрустело и чавкало. Розовая жижа обильно текла с саней, мокрый след тянулся за санями. Густые тучи лесных мух - зеленых, черных и даже фиолетовых - с ликующим жужжанием сопровождали этот унылый транспорт. Мухи вились над санями, атаковали брезент, плотными роями устилая орошенную землю. Они шумно наслаждались дармовой кормежкой и, вероятно, упивались тонким запахом, столь необычным в этих местах, где не пахнут даже цветы…
Мухам было хорошо.
А Гайдамович сидел на санях, скользя безучастным взглядом по мельтешащим стволам и веткам еловой чащобы. Порой он еще вздрагивал телом, уловив квакающий звук, - звук обозначал, что еще один арбуз рассыпался на куски. Но Гайдамович уже на все махнул рукой и теперь только отмахивался от мух.
Он отмахивался от проклятых мух и в десятый раз, беззвучно шевеля губами, повторял, что именно он скажет, когда его спросят, куда девалась одна тонна арбузов. Он все скажет!..
В неровное тарахтенье трактора вплелся другой - уверенный и ровный гул. Над острыми ажурными верхушками елей возникла еще одна острая ажурная верхушка. Выше всех.
Это была семнадцатая буровая.
Там, на буровой, сквозь шум дизелей и насосов, тоже заметили новый звук.
Распахнулась дверь бревенчатого жилого домишки, и оттуда посыпались как горох. Кто в шапке, а кто без шапки, кто обутый, а кто прямо с постели - так и чешет босиком. По дощатому трапу сбегал бурмастер Карый. А с самого верха металлической вышки машет руками верховой.
Подбежали, обступили, кричат - кто кого перекричит:
- Здравствуйте!.. Каким таким попутным ветром?.. Привет, братцы!..
- Ох, давно я людей не видал! - стал восхищаться небольшой такой курносый парнишечка. - Покажитесь, какие вы есть, люди?
- А мы что - нелюди? - поправил его другой буровик.
- Так тоже, конечно, люди, - восхищался парнишечка. - Только ты мне, к примеру, уже надоел хуже горькой редьки.
- Как же вы сквозь лес продрались? - спросил буровой мастер Карый.
И при этом все с нескрываемым уважением посмотрели на одного гостя, на другого гостя.
Один гость, тракторист Яша, стоял и застенчиво улыбался и размазывал мазут по щеке.
Другой гость, экспедитор Гайдамович, как ехал сидя на краю саней, с поднятым капюшоном, так и сидел теперь на краю саней, с поднятым капюшоном. Только сухие пальцы его рук, до крови иссеченные хвоей, очень тесно переплелись, похрустывали и шевелились, разговаривая о чем-то между собой.
Должно быть, буровиков озадачило или же обидело молчание гостей, потому что они тоже примолкли, стали удивленно переглядываться.
А бурмастер Карый шагнул к саням, сдернул брезент, нагнулся.
Остальные буровики шагнули за ним и тоже нагнулись.
- Мать честна! - воскликнул небольшой курносый парнишечка.
- Мать… - поразился другой.
И тут началось что-то невообразимое.
Могучий хохот грохнул по опушке. Бурмастер Карый хохотал, запрокинув голову, ухватившись за грудь, колыхаясь, будто его не держат ноги. Курносый парнишечка едва не катался кубарем по земле. Остальные надрывали животы каждый по-своему, кто во что горазд:
- Аха-ха-ха-ха-ха…
- Ыхи-хи-хи-хи-хи…
- Ox, не могу!..
Так они смеялись без передышки уже минут пять, а может быть, и больше. И уже заметались в лесу потрясенные птицы. И уже пятнистая чья-то собака, оседлав испуганный хвост, с визгом бросилась прочь.
Лишь тогда кто-то первый заметил, а потом заметили остальные.
Тракторист Яша медленно повернулся и полез в кабину своего трактора. А Гайдамович повалился локтями, лицом на мокрый, замызганный брезент, и сутулая спина его мелко, беззвучно тряслась…
Однако в тех санях, в том невозможном месиве, удалось обнаружить несколько арбузов, уцелевших чудом.
Розовыми ломтями, тонкими и прозрачными, как стекло, оделили всех сидящих за дощатым столом. С благоговейным ознобом коснулись зубы хрустящих закраин. Пестрые косточки засеменили по столу.
Был арбузный ломоть вроде полумесяца. Потом все ущербней делался он, все таял - до тонкого новорожденного месяца, до самой что ни на есть корки.
Иные, между прочим, ели с хлебом. Тем больше досталось.
- У моего деда на баштане ох и кавуны! - вспомнил курносый парнишечка. - На вкус - в точности как этот.
- Может, с того баштана и есть, - высказал предположение сосед.
- А чего же? - обрадовался парнишечка. - Видать, с того самого. У меня дед на колхозном баштане сторожем. В Астраханской области.
Гайдамович, который сидел со всеми вместе, хотя и отрекся от своей арбузной доли, хотел уже дать разъяснение, что арбузы получены не из какой не из Астраханской области, а из области Черниговской, где, между прочим, он сам, Гайдамович, имел такое счастье родиться. Но зачем ему отнимать радость у молодого человека?..
Кроме того, нужно было собираться в обратный путь. И еще предстояло совершить одно важное дело. Гайдамович, с одной стороны, и буровой мастер Карый, с другой стороны, сели составлять акт о плачевной судьбе одной тонны черниговских арбузов, подлежащих списанию.
- Душа-дорогуша, - затосковал вдруг бурмастер Карый, - на кой черт вся эта писанина? Даже как-то рука но поднимается. Давай лучше я тебе сию же минуту выдам расписку, что получил одну тонну арбузов в целости и сохранности до последнего хвостика, а?
- Послушайте, - возмутился Гайдамович. - Мало того, что вы меня осмеяли с ног до головы, так вам еще хочется, чтобы я, как тот Филькин, представлял подложные грамоты?
- Ну ладно, ладно, - заворчал пристыженный бурмастер. Рука у него все-таки поднялась, и он изобразил в конце акта закорючку. - Насчет смеха уж не серчай: одичали малость, в лесу живем…
Он вздохнул, оглянулся на своих малость одичавших товарищей, повторил:
- В лесу живем… Ты насчет смеха не обращай внимания. Ты лучше, душа-дорогуша, обрати внимание, какие они все веселые сегодня, будто именинники. Думаешь, они из-за арбуза именинники? Думаешь, им арбузы нужны? Не нужны им эти арбузы!..
"Я так и знал, - горько усмехнулся Гайдамович. - Я так и знал, что эти арбузы нужны им, как мне шишка на ровном месте…"
- Им радостно, что про них не забыли, - продолжал бурмастер Карый, - что вспомнили про них, понимаешь? Это для человека самое главное, - главнее хлеба, - чтобы о нем помнили, не забывали. Тогда человек может горы с места своротить!..
Бурмастер решительно встал, и по виду его можно было предположить, что он тут же отправится со своей бригадой сворачивать горы. Тем более что вся бригада уже плотно обступила его. Но взамен этого Карый вынул из кармана записную книжку, заглянул в нее и сказал:
- Ты, пожалуйста, передай директору конторы товарищу Шурганову, что бурение скважины мы закончим на месяц раньше, к седьмому ноября - к самому празднику… Такое наше обязательство - значит, обязательно будет.
И все кивнули: "Это уж обязательно".
- Так и передай… Ну, а лично с тобой, браток, у меня разговор будет короткий.
Бурмастер шагнул к растерянному Гайдамовичу, сгреб его потуже и трижды чмокнул в заросшие седой щетиной щеки.
Века, века…
Этой осенью река Печора еще текла на север.
Она еще текла на север, а самоходная баржа "Хариус" двигалась на юг, против течения. Вода напирала с верховьев, где, должно быть, шли обильные дожди. Ветер свистал, щелкал, как бич, и гнал вперед бесконечную череду завитых барашками волн. Печора неслась быстро, клокотала, буйствовала, являя свое непостоянство, извечную свою "дурь" - по выражению печорских жителей.
Оттого, что река текла очень быстро, самоходная баржа "Хариус" шла очень медленно, с одышкой. Ее относило. И это относительное движение (едешь час, а излучина вроде все та же) ужас как надоело всем, кто плыл на барже.
На барже плыла гидрогеологическая экспедиция.
Вот почему гидрогеологическая экспедиция стала дружно кричать, размахивать руками, а также иными способами выказывать восторг, когда самоходная баржа "Хариус", круто занеся корму, повернула к берегу.
Берег был представлен различными породами хвойных и лиственных деревьев, поднявшихся от воды до самого неба. Густой щетью стоял лес. Лишь в одном месте щеть имела пробел, и через этот пробел в Печору втекала речка под названием Югор.
Именно в устье Югора гидрогеологам надлежало начать работу.
- Товарищи (такие-то и такие-то), на разгрузку! - скомандовал начальник экспедиции Бондаренко. - Остальным - ставить палатки.
В числе остальных, которым было приказано ставить палатки, оказалась и Катя Смолева.
Катя Смолева - девятнадцатилетняя темноглазая девушка в пыжиковой шапке, из-под которой выбивались упругие кольца волос, в голубом свитере, а поверх свитера - куртка на меху, с "молнией". Тепло, солидно и к лицу бывалому гидрогеологу.
Катя на самом деле - человек бывалый. Всего лишь два года назад она окончила десятилетку, а уже третий раз выезжает с гидрогеологической экспедицией в глубинки. По должности своей Катя Смолева - лаборантка. Работа такая: производить анализ грунтовых вод. Сколько в них содержится солей и тому подобное.
Вооружившись топорами, гидрогеологи разбрелись по лесу рубить колья для палаток. Кате топора не досталось. Но она тоже отправилась в лес: посмотреть, что и как, познакомиться с местностью.
Местность вокруг была дремучей. Деревья, деревья. Тишина. Катя, часто оглядываясь, чтобы не заблудиться, шла от дерева к дереву. Прислушивалась к тишине, к запахам леса. Запахи в лесу были промозглые, сырые: от влажной спекшейся палой листвы, от хвои, набрякшей росой, от всякого древесного гнилья, плотно устлавшего землю.
Еще к этим запахам примешивался сухой и горький запах дыма. Катины ноздри уже давно уловили этот новый запах. Но глаза лишь сейчас обнаружили: тонкие пряди дыма скользили по голым ветвям берез, застревали сгустками в еловых лапах, курились на опавшей листве, а потом медленно истекали в небо…
Пожар в лесу?
Катя проследила взглядом движение голубых струек и стала двигаться им навстречу, с трудом раздвигая колючие ветки, обороняя лицо. Огромные деревья, потревоженные этим вторжением, роняли с высоты крупные, как галька, холодные капли.
Дым становился все гуще, и вдруг Катя замерла…
Перед ней была стена. Стена обрыва, сложенная из вертикальных каменных плит - желтых и ветхих, как листы древней книги. В стене той - дыра, отверстие в человеческий рост. Из дыры и валил дым.
Катя осторожно приблизилась к дыре, заглянула. Коридор. Ступи два шага - окажешься в кромешной тьме. Глубокая тьма. И лишь в самой глубине тьмы скорее угадываются, нежели видны слабые багровые отсветы. Скорее угадываются, нежели слышны размеренные удары железа о камень…
В темноте глаза уже не различают дыма, зато дым едко и больно щиплет их - потекли слезы. А сердце Кати почему-то сжалось в комок, застучало быстрее.
И вдруг там, в глубине, во тьме, кто-то запел. Басом, угрожающе фальшиво.
Катя метнулась к выходу.
Она бежала, не чуя под собой ног, не чуя, как хлещут по ногам жесткие еловые мутовки. Еще издали стала кричать своим:
- Пещера! Там пещера!
- Ну и что же? - не выразили особого удивления свои. - Бывает. Бывают на свете и пещеры.
Все были поглощены воздвижением палаток. Лишь Сеня-бурильщик проявил интерес:
- Хорошая хоть пещера? Может, под жилье сгодится?
Катя Смолева обидчиво закусила губу. Выложила:
- Там кто-то есть… Люди.
- Люди?
Это уж всем показалось любопытным. Тотчас окружили Катю:
- Какие люди?
- Что делают?
- Не знаю, - ответила Катя. - Поют…
Все удивились, загомонили, стали высказывать различные предложения:
- Пойдемте посмотрим!
- Разобраться надо, что за люди…
А Сеня-бурильщик опять же про свое:
- Если хорошая пещера, займем под жилье. Лучше любых палаток.
Одним словом, все побросали дела и отправились выяснять. Впереди шла Катя.
Лишь войдя в грот, оттеснили ее назад, безопасности ради, а может быть, никто и не оттеснял - сама спряталась. Высвечивая темноту карманными фонариками, продвигались шаг за шагом. Молча.
Наконец пещера осветилась и изнутри багровым светом костра. Узкий коридор разверзся, и все оказались в подземном зале. Кремнистые, шероховатые степы, сводчатый потолок, наполненный дымом…
Лучи карманных фонариков скрестились в глубине зала.
Там из-под земли торчали две головы.
Одна голова - без шапки, русоволосая, голубоглазая, с испачканной щекой. Другая - в шапке, с бородой и усами. Обе головы удивленно моргали и щурились от направленного света.
- Привет, - сказала одна голова, та, что помоложе, голубоглазая.
Вслед за этим послышался лязг отброшенной лопаты, возле головы появились обнаженные до локтя мускулистые руки, руки оперлись о землю и вынесли из ямы на поверхность рослую фигуру в брезентовых брюках, в клетчатой рубахе.
- Привет, - повторил человек, выбравшись из ямы. - С кем имею честь?..
- А вы сами кто такие?! - прикрикнула на него Катя Смолева.
Человек в клетчатой рубахе сразу же обратил внимание на Катю Смолеву. Огорченно покачал головой.
- Правилами хорошего тона предусмотрено, чтобы гости представлялись хозяевам, а не наоборот.
- Зато нас много, а вы одни, - с несокрушимой логикой опровергла Катя правила хорошего тона.
Между прочим, Катиным сослуживцам тоже не очень польстило высокомерие пещерного жителя.
- Еще неизвестно, кто гости, а кто хозяева! - проворчал Сеня-бурильщик.
- Вот мы сейчас перетащим сюда все барахло и сами заживем, - поддержал другой.
В клетчатой рубахе, услышав такие высказывания, строго сдвинул брови:
- Об этом не может быть и речи. Пещера занята, и вход сюда - только с моего разрешения.
- Подумаешь! - возмутилась Катя Смолева. - Подумаешь… - Но сколько ни думала, подходящих слов не нашла: до того возмутилась.
Зато остальные сразу нашли подходящие слова:
- Чем докажете, что ваша пещера?
- Ордер на жилплощадь имеется?
- Ишь, какой хозяин выискался…
- Проверить у них документы!
А из ямы уже лез на выручку второй пещерный человек, пожилой, в охотничьих сапогах, подпоясанных выше колен. Лез, пуская дым из огнедышащей трубки…
- Что здесь происходит? - раздался в этот момент голос начальника гидрогеологической экспедиции Бондаренко.
Вид у начальника тоже был сердитый. На берегу давно закончили разгрузку баржи, а те, которым было приказано ставить палатки, разбежались, и ему, начальнику экспедиции, приходится разыскивать их черт те где…
- Что здесь происходит?
Расступились, пропуская вперед. Бондаренко окинул взглядом подземелье, шагнул к пещерным людям, протянул руку.
- Здравствуйте, товарищи! Познакомимся…
Он вынул из кармана книжечку-удостоверение, на обложке которой при свете костра золотом сверкнули слова: "Академия наук".
В клетчатой рубахе обрадованно потряс руку Бондаренко, наведался в угол пещеры, где были свалены кучей всякие рюкзаки, вернулся, протянул начальнику экспедиции книжечку-удостоверение с надписью "Академия наук".
- Археологи! - с уважением произнес Бондаренко, заглянув в книжечку. - Очень приятно, очень приятно.
И снова стал трясти руки пещерным жителям.
- Чугуев, - представился в клетчатой рубахе.
- Бурмантов, Феодосии Феодосиевич, - представился в подпоясанных сапогах.
- Так-так. Вижу, времени зря не упускаете, - продолжал Бондаренко. - И правильно делаете. Вот повернем на юг Печору - все зальет, все уйдет на дно. Море… Нужно торопиться: лес прибрать к рукам, недра прощупать, все исследовать, все сберечь…
- Именно! - подхватил Чугуев. - Например, здесь, на Печоре, много интереснейших стоянок древнего человека, в том числе и эта - Югорская пещера. А ими, к сожалению, до сих пор никто не занимался. Теперь спохватились: зальет - придется водолазов посылать!
- Это уж точно, водолазов…