Перл Бак: Рассказы - Бак Перл С.


Взяты из сборника Перл Бак "Четырнадцать рассказов" (Нью-Йорк, 1961), в который вошли лучшие новеллы, публиковавшиеся в предшествующие десятилетия. На русский язык переводятся впервые.

Содержание:

    • Перл Бак. РАССКАЗЫ 1

    • МАТЬ И СЫНОВЬЯ 1

    • ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНЫХ СЕРДЕЦ 4

    • ДОМАШНЯЯ ДЕВОЧКА 6

  • Примечания 9

Перл Бак. РАССКАЗЫ

Перевод Е. В. Каменской

МАТЬ И СЫНОВЬЯ

"Вот и они, Фреда!" - крикнула миссис Барклей служанке. Она поднялась со своего кресла у окна, в то время как "родстер" выруливал на повороте аллеи, и стояла, глядя, как ее сыновья Лейн и Гарри вылезали из машины.

Фреда опрометью вбежала в комнату и теперь смотрела в окно из-за спины миссис Барклей. "Гарри почти такого же роста, как Лейн, - бормотала она себе под нос. - Но Лейн-то какой красавец в своей новой форме!"

Миссис Барклей подавила раздражение. Она так и не смогла приучить Фреду говорить "господин Лейн". Конечно, она была уверена, что Фреда никогда от нее не уйдет, но в нынешние времена никто не мог знать наверняка, поэтому она не стала делать ей замечаний. Вместо этого она поспешила к двери, распахнула ее и бросилась на шею Лейну. Она была высокого роста, но он был выше, и она трепетала от обожания, обнимая его. Его выбритая щека потерлась о ее висок, он быстро поцеловал ее. Она вдыхала запах мыла и портупеи, но под ними был особенный свежий запах его тела, в котором она узнавала свой собственный.

"О дорогой!" - прошептала она. И тотчас разжала объятия, чувствуя напряжение обнимавших ее рук, уже готовых оттолкнуть ее. "Ну, Лейн!" - воскликнула она, отстранившись от него на расстояние вытянутой руки.

Он был в своей форме второго лейтенанта и был так прекрасен, что ей хотелось плакать. Снова и снова он ослеплял ее своей красотой, но никогда еще она не чувствовала ее так сильно. Ей хотелось упасть к его ногам и ей ничего бы не стоило сделать это, но она умела сдерживать себя.

"И тебе не стыдно быть таким красавцем? - спросила она, насмешливо морща губы. - Ты выглядишь совершенно как реклама "Братьев Брук"!"

"Ничего удивительного, ответил он. - Вся моя амуниция от них". Он положил фуражку, перчатки и плащ на канапе в холле, потер руки и подышал на них. "Холодает. Ночью будет мороз, мама".

"Боюсь, твоим розам конец", - сказал Гарри.

"А я их все сегодня срезала, до последнего бутона, в честь твоего приезда, Лейн", - сказала она, поводя рукой в сторону вазы на столе. Их руки были удивительны похожи, с длинными и тонкими пальцами, но у него были руки мужчины. Она взяла его правую руку в свою, делая вид, что проверяет ее. "Какие чистые ногти! - со смехом воскликнула она. Подумать только, сколько мне пришлось ругать тебя за них - как теперь я ругаю Гарри".

Гарри прошел в гостиную и развалился в большом кресле, наблюдая за ними, его бледно-голубые глаза щурились. Когда она взглянула на него еще раз, он грыз ногти.

"Гарри, перестань грызть ногти", - мягко сказала она.

"Мне нужны короткие, чтобы играть", - пробормотал он.

"Ну так остриги их, Бога ради!" - сказала она.

"Ты все еще пиликаешь, Гарри?" - спросил Лейн.

Гарри засунул руки в карманы и кивнул.

"Гарри по-настоящему хорошо играет, сказала миссис Барклей. - Он репетирует сейчас со школьным оркестром бетховенскую симфонию".

Разумеется, она знала, что Лейн равнодушен к музыке, но никак не могла примириться с тем, что он не такой, каким она хотела его видеть. "Гарри, ты обязательно должен достать свою скрипку после обеда", - добавила она, когда Лейн ничего не ответил.

Гарри нетерпеливо заерзал и сел прямо. "Черт возьми, мама, Лейн вовсе не хочет слушать мое пиликанье".

Лейн хмыкнул. Он нетерпеливо расхаживал по комнате, оглядывая все вокруг. Теперь он остановился и потряс кулаками в шутливом гневе. "Ах так, хочешь на меня все свалить?! - возмутился он. - Конечно, я послушаю, как ты играешь, малыш".

"С твоей стороны не слишком красиво говорить такие вещи, Гарри", - сказала миссис Барклей. У нее был очень приятный голос, и то, что она говорила, никогда не звучало сурово: тем не менее оба сына взглянули на нее с тревогой. Лейн быстро подошел к ней и погладил по щеке. "Ну, мама, - просительно проговорил он, - Гарри не имел в виду ничего такого".

Она перехватила его руку и удержала в своей. "Посмотри на ногти Лейна, Гарри, какие они красивые - твои могли бы выглядеть так же".

"Его руки похожи на твои, а мои на отцовские", - отрывисто сказал Гарри.

Она выпустила руку Лейна и посмотрела на Гарри. Гак он догадался, о чем она думает? Толстые бледные руки Тома с похожими на обрубки пальцами и плоскими широкими ногтями сможет ли она когда-нибудь забыть их? Тома не было в живых уже пять лет, но иногда вид сыновних рук словно воскрешал его и возвращал в эту комнату того здоровенного мужчину с белесыми волосами и бледной кожей, который был ее мужем и к которому она испытывала отвращение. Как глупо было выходить замуж ради того, чтобы досадить Арнольду Фостеру, не любившему ее! Она только разбила свое сердце.

"Но это не значит, что ты должен грызть ногти", - сказала она.

Лейн снова принялся расхаживать по комнате. "А где песик?" - вдруг спросил он.

"О Лейн, голос миссис Барклей звучал ласково, - я не хотела писать тебе, его задавило месяц назад. Я не знаю, как это случилось, но он любил бежать впереди машин по аллее. Его переехал грузовик, привозивший белье из прачечной. Мы нашли его, бедняжку, в кустах, уже совсем окоченевшего. Он отполз туда, чтобы умереть в одиночестве. Гарри устроил ему очень красивые похороны".

"Глупый пес". - сказал Лейн.

Светлые ресницы Гарри взметнулись, его маленькие голубые глаза пылали гневом. "Он не был глупым - ты никогда им не занимался! Собака сама не может научиться вести себя, если ее не учат".

"Заведете другую собаку?" - спокойно спросил Лейн. Он закурил сигарету.

"Я не хочу другую собаку", - буркнул Гарри.

Все трое помолчали. "Я думаю позвонить Элис", - вдруг сказал Лейн.

"Ну, Лейн, сегодня ты должен обедать дома! - сказала миссис Барклей. - Иначе Фреда обидится".

"Конечно, - легко согласился он. - Но я обещал Элис, что потом мы куда-нибудь съездим - потанцевать или что-нибудь в этом роде".

Он направился к двери, и миссис Барклей проводила взглядом его стройную фигуру. "Лейн выглядит чудесно в этой форме, правда?" - оживленно сказала она. Гарри сердится, подумала она, не услышав от него ответа, а когда он сердится, то становится еще больше похож на Тома. Его коричневый твидовый костюм был мятым, густые волосы слишком отросли. Гарри было бы полезно тоже поносить форму, но ему было только семнадцать, и она не представляла, что делать с этим оставшимся годом. У нее было странное чувство, когда она смотрела на него: словно в кресле сидел не Гарри, а сам Том. Том был таким молодым, даже в свои сорок шесть, когда умер. Он был из тех, кого женщины называют "большой ребенок". Но ее этот тип никогда не привлекал, эти мужчины, чьи тела старились, а разум оставался ребяческим, мужчины, спасавшие себя тем, что оставались детьми в глазах женщин.

Тем не менее, она вышла замуж за Тома, зная, что он из себя представляет и что она его не любит. Нужно отдать ей должное: она тогда не догадывалась, как безнравственно выходить замуж за человека, которого не любишь. Свои собственные страдания она облекла в чувство вины за допущенную по отношению к нему несправедливость. Она вспоминала все это, глядя на Гарри, и старое чувство вины заставило ее мягко сказать: "Что с тобой сегодня, Гарри? Разве ты не рад, что Лейн приехал домой?"

Веселый голос Лейна ворвался в комнату раскатами смеха: "Брось шутить, Элис… разве? За кого ты меня принимаешь"?

"Конечно, я рад, что Лейн приехал домой", - сказал Гарри. Он сидел прямо, держа свои некрасивые руки в карманах. Потом расправил плечи и взглянул ей в лицо. "Со мной, мама, все в порядке. У нас с Лейном все было отлично, пока мы были вдвоем. Я страшно обрадовался, увидев его на станции, и всю дорогу домой мы разговаривали - больше, чем за все предыдущие годы. Но ты все портишь в наших отношениях".

Так жестко он не разговаривал с ней никогда. Она почувствовала удар и инстинктивно перешла в наступление: "Ты просто завидуешь Лейну, вот и все, Гарри. Он красивее тебя… и старше. Это обычная зависть младшего брата к старшему".

В ту же секунду она ощутила, что ответный удар пришелся прямо в сердце. Краска мгновенно залила его лицо, оно стало пунцовым. "Я знаю, что Лейн красивый, а я - нет, - сказал он. - Ты давала мне это понять, сколько я себя помню". В его тихом голосе, единственном, чем он не был похож на Тома, был не гнев, а только глубокое страдание.

У нее перехватило дыхание, и она тоже покраснела. Неужели она в самом деле была такой жестокой? Она не желала верить этому. "Послушай, Гарри, - быстро заговорила она, - ты несправедлив. Я никогда ни одним словом…"

Он перебил ее: "Я не так глуп, мама. Мне не нужны слова. Я видел это в твоих взглядах, голосе, в тысяче вещей. Я всегда знал, как ты относишься ко мне".

Она вздрогнула, слезы подступили к ее глазам. Том никогда бы не мог сказать так. Ужасно было слышать эти высказанные вслух обвинения из уст его сына, его плоти и крови. Словно Том взялся отомстить ей, сделав мальчика своим орудием. "Гарри, как ты можешь говорить такое, когда Лейн вернулся домой всего на несколько часов! Завтра он уедет и, может быть, никогда к нам не вернется".

"Это отвратительно с моей стороны - говорить так, - подумала она. - Гадко прикрываться возможной гибелью Лейна, чтобы защититься от Гарри - от Тома". Она чуть не сказала это вслух.

Гарри вдруг словно постарел, став таким же, как Том. Он сказал спокойно: "В этом нет ничего нового для меня, мама. Хотя, наверное, я никогда не признавался даже себе, как сильно ты любишь Лейна. И только сейчас, несколько минут назад, я понял, что должен с этим справиться".

"Конечно, я люблю Лейна, - закричала она. - И люблю тебя. Вы оба мои сыновья!"

Он улыбнулся такой печальной улыбкой, что, если бы она любила его, ее сердце разорвалось бы на части - она знала это, и вся ее старая вина перед Томом проснулась в ней снова - чтобы отравить ее радость.

Она поднялась и быстрыми шагами подошла к нему, положила руку на его плечо. "Гарри, нам просто не надо говорить об этом сейчас. Мне очень больно… Я не знаю, что я сделала, чтобы ты так думал… Я старалась быть хорошей матерью…"

"Ты действительно очень старалась", - сказал он, поднимая на нее глаза.

Ее рука соскользнула с его плеча, она со страхом смотрела на него сверху вниз. Он опять был бледен. "Я бы хотел, чтобы ты перестала стараться", - отчетливо произнес он. И она поняла, что он знает, какое для нее было усилие положить руку ему на плечо. Запах его тела был запахом Тома. Она замечала это каждый раз, когда оказывалась рядом с ним. Сын смог унаследовать даже запах отца.

"Ты меня поразил, - сказала она. - Я даже не знаю, что тебе ответить. Но мне кажется, что сегодня мы должны ради Лейна постараться быть веселыми".

"Конечно". Гарри поднялся с кресла, он стоял, высокий, сутулый, держа руки в карманах. Улыбка искривила его толстые бледные губы. "Только знаешь, мама, Лейн все равно ничего не заметит. Он ведь не такой, как мы".

Она открыла рот, чтобы ответить, и не смогла. Ее темные ресницы затрепетали и упали.

"Ты и Лейн только кажетесь похожими, - сказал Гарри, - но по-настоящему похожи мы с тобой".

Ей нечего было возразить против этой вопиющей правды. Она так долго отказывалась признавать ее, так глубоко прятала ее в себе, уверенная, что ни один человек не догадывается о ней, а оказалось, что этот бледный некрасивый мальчик все знает! И вот он вытащил эту правду наружу и предъявил ей - именно сегодня, когда ей так хотелось быть счастливой! Он внушал ей ужас, она была бы рада бежать из этого дома, от него, бежать вместе с Лейном. Но она только опустила голову и закрыла лицо руками.

"Как ты можешь быть таким… жестоким!" - рыдая, проговорила она.

"Бедная мама", - сказал он и вышел из комнаты своей шаркающей походкой.

Она услышала, как закрылась дверь, и, радуясь одиночеству, опустилась в кресло и вытерла глаза. До нее донесся голос Лейна, он прощался.

"Ага… ну все, пока, Элис. Буду что-нибудь в половине десятого… Договорились… прошвырнемся по городу… ладно!"

Она едва успела привести себя в порядок до того, как он вошел. Отвлекая его внимание, чтобы он ничего не заметил, она спросила: "Ты, случайно не влюблен в Элис, а, Лейн?"

Он засмеялся и сел. "Что за вопрос, мама! Откуда я знаю? Может быть, выясню сегодня вечером".

"Элис славная девушка", - сказала она, удивляясь сама себе. Она всегда прикладывала усилия, чтобы побороть ревнивое чувство по отношению к девушкам, звонившим Лейну, ходившим за ним и вздыхавшим по нему. Она шутила, поддразнивала его и так перемогала свою ревность. Но сейчас она не ревновала. Она хотела подкрепить свою любовь к нему любовью другой женщины. Если его могла любить Элис - Элис, такая умная и блестящая девушка, значит, в отношении Лейна права она, а Гарри не прав.

"Ты не замечаешь никаких перемен в Гарри?" - вдруг спросила она.

Лейн удивился. "Он очень вырос - не знаю, я больше ничего не заметил".

"Он так странно ведет себя в последнее время, - против воли проговорила она, - Не знаю, что и думать".

"Ну, он всегда был странным, - рассеянно заметил Лейн. - Вечно читал книжки и занимался музыкой. Нормальные ребята этим особо не интересуются. По крайней мере, я не интересуюсь".

Она сидела в кресле опустив плечи, смотрела на него и молчала. Как дети, думала она, могут разбить твое сердце, расстроить, причинить боль, ни о чем не подозревая! Она полюбила Лейна в тот первый миг, когда медицинская сестра подала его ей.

Это была ее плоть, у этого существа были ее темные волосы и карие глаза, ее гладкая смуглая кожа, ее стройная фигура, даже ее ноги. Она держала эти ножки, когда он был младенцем, она оттирала его натруженные ступни и коленки, когда он был мальчиком, она и сейчас знала их наизусть, когда он стал молодым мужчиной. Его ноги были похожи на ее, только это были ноги мужчины, длинные, сильные и стройные.

"Я много читала тебе вслух, - сказала она. - Сказки, стихи - когда ты болел. И я часто играла тебе и пела…"

Он взглянул на нее, слегка пристыженный. "Ты все делала просто здорово, мама, но я, наверное, в папу. Ты же знаешь".

Она отвернулась. "Конечно", - сказала она.

Но выдержать это было невозможно. Она вскочила, пригладила ладонями волосы. "Так как же мы проведем этот несравненный день? - воскликнула она сильным и звонким голосом. - Это ведь должен быть лучший день в нашей жизни! Чего бы тебе хотелось больше всего на свете, Лейн?

"Давай выведем лошадей! - предложил он, мгновенно загоревшись. - Мне хочется этого больше всего!"

Верховая езда - единственное, что они могли делать вместе с Томом. Даже тогда, когда годы завершили их отчуждение, когда она твердо знала, что он никогда не полюбит ничего того, что любит она, и когда то, что нравилось ему, вызывало у нее чувство непереносимой тоски, - даже тогда они могли отправиться вместе на прогулку верхом. Но она не садилась на лошадь с того самого дня, как они поссорились и он уехал один и погиб. Она держала лошадей только для мальчиков.

"Хорошо, - сказала она сейчас, - хорошо, Лейн".

* * *

…Она отдалась своей любви к нему. Дорожка вела через лес, и его стройная красивая фигура на фоне зелени и золота деревьев волновала ее сердце. Солнечные лучи чудного осеннего дня озаряли его голову, увенчивая ее сиянием. Это ослепительное создание произвела на свет она, ее плоть и ее кровь создали его во всем его великолепии. Она старалась скрыть от него свою гордость ведь он был только ее сыном, а не любовником.

"Я уверена, что те, кто придумал воевать и с тех пор никак не может остановиться, выглядели в военной форме как ты сейчас, - сухо проговорила она. - Доспехи были слишком к лицу, чтобы соглашаться на вечный мир".

Он рассмеялся своим легким смехом, который делал слова ненужными. Его простодушное тщеславие помогало ему понимать те чувства, которые испытывали женщины по отношению к нему, и ее чувства тоже, - тщеславие прибавляло блеска его красоте. Блестевшие глаза, уверенно сжатый рот, руки, легко державшие поводья. Когда он вдруг пустил лошадь в галоп и далеко обогнал ее, она намеренно придержала свою лошадь, чтобы полюбоваться им.

"Интересно, - подумала она, - будет ли Элис счастлива с ним?"

Никогда прежде она не подвергала сомнению его способность осчастливить женщину. Но никогда прежде она также не признавалась себе в том, что ей он счастья не принес. Это ее божественное дитя, чьей красотой она всегда утешалась, часто делало ее несчастной. "Дайте ему время, - говорили ей его учителя. - В нем столько энергии. Он просто не нашел себя. Когда он станет старше…"

Она прилежно выслушивала их, чтобы скрыть от себя самой огорчение его неудачами. Но, так или иначе, его первый год в колледже не успел закончиться, война потребовала его себе, и теперь она могла только гадать, что произошло бы, если бы ему дали время.

Он прискакал галопом обратно - фуражка в руке, развевающиеся темные волосы, горящие глаза и королевская посадка в седле. В следующую минуту они скакали бок о бок, пустив лошадей легким галопом.

"Лейн, - серьезно сказала она среди буйства солнечного света, - с каким чувством ты едешь на войну? Я все время хотела поговорить с тобой об этом, но боюсь, нам больше не удастся побыть сегодня вдвоем. А мне хотелось бы знать, дорогой, - это будет утешать меня, когда ты уедешь, - хотелось бы знать, о чем ты думаешь, совершая все это - все эти опасные вещи. И если что-то с тобой случится… мне будет легче, если я буду знать, что… что ты сражался за то, ради чего, по-твоему, стоит отдать свою жизнь".

Она и вправду часто думала об этом и мучительно хотела знать, есть ли в нем та вера, которая даст ему силы, если ему суждено погибнуть.

Он посмотрел на нее своими блестящими непостижимыми глазами: "Боюсь, я как-то не думал об этом, мама. Но надеюсь, что мне там будет не очень скучно".

Невыносимые воспоминания, будто привидения, выползли из леса и потянулись к ней своими холодными руками. Так мог ответить Том, так он отвечал, когда она, в отчаянных попытках сгладить их разность, открывала ему свою душу.

"И это все?" - спросила она.

"А что еще? - ответил Лейн. - Что бы ты хотела, чтобы я чувствовал, мама?"

"Ничего, - сказала она, - больше ничего".

Гарри не было дома, когда они вернулись. Он ушел в школу на репетицию, сказала Фреда, и не знал, когда освободится.

Дальше