Кто-то громко свистнул.
Из дверей немецкой конторы вышел мужчина в штатском, который нес на вытянутых руках конфискованный компьютер и стопку офисных папок на нем. Мужчина погрузил компьютер в машину, лейтенант тут же запер двери офиса на замок и начал пристраивать к замку казенную контрольку с пропечатанным пластилином.
Это было последней каплей. Толпа пришла в движение. Да что же это делается! Сейчас они опечатают офис и уедут. А мы что же? Так и будем на это смотреть?
Толпа стала напирать. Задние теснили передних, возникла давка, милицию начали оттирать от дверей. Ситуация выходила из-под контроля.
Майор кивнул лейтенанту и оба они вслед за следователем в гражданском забрались в машину. Взревел мотор, машина засигналила, начала разворачиваться и на малой скорости прокладывать себе путь к воротам.
- Что же вы смотрите, мужчины! - прокричал срывающийся женский голос. - Они сейчас уедут - и с концами! Вы что, не понимаете? Мы их больше не увидим!
Толпа колыхалась и шумела. Несколько человек уперлись в капот "Жигулей" руками и пытались остановить машину. Кто-то бухал кулаком в окно. Сквозь стекло было видно, как майор что-то кричит в рацию.
- Нужно требовать правду! - кричал чей-то голос.
- Не соглашаться! У них все заранее спланировано!
- Улицу, улицу машинами перегородить! Чтобы все видели!
- Не слушайте его! Он провокатор! Власти только и ждут, чтобы мы устроили беспорядки. Нас разгонят, а эту историю прикроют!
- Кто провокатор!? Я?! Сам ты провокатор!
Какая-то женщина, визжа, дергала за ручку запертую дверь милицейского автомобиля.
- Отпустите их, - прокричал Родион, упруго запрыгивая на крыльцо перед офисом. - От них нам все равно никакого толка! Они ничего не решают.
В яростной фигуре Родиона, в его лице, в прищуренном взгляде было что-то такое, что заставило людей обратить на него внимание. Сотни глаз впились в лицо синеглазого молодого человека.
Родион повернулся лицом к толпе и поднял руку:
- Отпустите их! Это всего лишь исполнители. От них ничего не зависит! Я знаю, что нужно делать!
Ксюша вздохнула, развернулась и пошла между корпусами в сторону реки.
Сопротивление людей ослабло, милицейский автомобиль проложил себе путь через толпу и, взревев, скрылся за воротами.
* * *
Зайдя за угол производственного корпуса, Ксюша оказалась в той части заводской территории, что выходила к городская реке. По правую руку от нее друг за другом стояли одинаковые одноэтажные корпуса завода. Слева - вдоль низкого песчаного берега величественно текла большая вода.
Откуда-то сзади до нее донеслись крики толпы и голос синеглазого молодого человека:
- Не будем срывать злость на исполнителях! Они все равно ничего не решают! Решают другие! Те, кто сидит за толстыми дверями кабинетов и ездит на лимузинах. И эти другие держат нас за болванчиков в своих грязных играх!..
"Он прав, - подумала Ксюша. - Верно говорит!" Ей почему-то было приятно, что ее случайный собеседник на площади оказался человеком неплохим и взялся успокаивать толпу. Теперь нужно, чтобы Лолита нашла деньги - и тогда все будет очень, очень хорошо!
"А этот старик, Оккервиль, силен! И откуда он все знал заранее? И как угадал, что ей потребуется именно чующая деньги крыса! Впрочем, стоп! Рано еще радоваться! - суеверно оборвала сама себя Ксюша. - Прежде всего нужно успокоиться и взять себя в руки!"
Она вдруг ужаснулась: если бы сейчас ее увидел Матросов - стоящую посреди пустого завода с крысой за пазухой, стоящую в надежде с помощью этой крысы отыскать на огромной территории тайник с деньгами, и все это в ситуации, когда этот тайник, скорее всего, сделан вовсе не на заводе - он бы наверняка посчитал ее полной дурой.
Ну и что? Если все время слушать этих мужчин, с этой их хваленой логикой - что бы тогда было?
Ксюша прижала рукой куртку у себя на животе, в том месте, где во внутреннем кармане притаился дрессированный зверек.
"Давай-ка, Лолита, будем рассуждать логически. Если денег на заводе нет, то нам их вообще не найти. Просто потому, что я ума не приложу, где еще их можно искать. А раз в другом месте мы их не найдем, то будем считать, что они каким-то чудом остались на заводе. Так?"
Ксюше показалось, что крыса у нее под курткой едва заметно пошевелилась.
"Так! - сама себе ответила Ксюша. - Более того, я почти уверена, что деньги должны быть здесь! Еще вчера вечером контора работала. И, если бы не милиция, она работала бы и сегодня - принимала аммонит. А за аммонит нужно платить - вон сколько народа собралось на площади! Значит…"
"С другой стороны, деньги в контору скорее всего привозили в начале рабочего дня. Инкассаторская машина забирала их в банке и привозила сюда, в кассу. Если сегодня офис не открывался, то и деньги на завод не привозили. Но… Но мы сразу договорились не рассматривать такие варианты. Так? - мысленно спросила она у крысы. И сама себе ответила: - Так!"
"А раз так, значит, милая, давай искать!"
Ксюша внимательно огляделась вокруг.
Одинаковые одноэтажные корпуса завода, стоящие справа, были построены, видимо, давно, может, сто лет назад, красный кирпич успел прокоптиться и стать бурым, разбитые окна были заколочены досками. В паре десятков метров от реки, текущей слева, пролегали заброшенные и заросшие травой железнодорожные рельсы, ведущие к последнему из корпусов. У этого корпуса когда-то была разгрузочная платформа: ржавели без употребления металлические бункеры, желоба, подвешенные на проржавших балках тали.
Совсем рядом уходил в воду провалившийся в нескольких местах причал. Причал был построен на деревянных быках - стянутых металлическими обручами пучках подгнивших бревен. Вблизи было заметно, что баржа, которую Ксюша видела с площади, чуть осела на левый борт. Борта баржи давно требовали покраски, иллюминаторы на ходовой рубке были заколочены фанерой, на палубе свален всякий ненужный хлам - пустые бочки, мотки провода, штабель березовых дров.
За корпусами располагались здания котельной и заброшенного гаража. За ними - высился двухметровый бетонный забор до половины заросший крапивой и бурьяном.
"Да тут не то, что деньги, тут слона можно спрятать! - мысленно подбодрила Ксюша саму себя и Лолиту. - А Оккервиль сказал, что ты почувствуешь деньги на расстоянии в десятки метров".
Ксюша вспомнила, что вход в главный корпус располагался на площади, со стороны же реки в него вели наглухо запертые двухметровые металлические ворота. Окна рядом с воротами были большей частью выбиты и крест-накрест заколочены досками. Ксюша заглянула в просвет между досками и увидела огромное полутемное помещение, пронизанное со всех сторон пробивающимся солнечными лучами. Пучки света выхватывали неясные силуэты каких-то огромных емкостей и транспортеров. В воздухе пахло плесенью.
Ксюша достала крысу из кармана, поставила ее на подоконник и - как учил Оккервиль - показала ей кусочек таблетки.
Вид таблетки вызвал у Лолиты живой интерес, но этим дело и кончилось: она, явно для вида, спрыгнула внутрь здания, обежала небольшой кружок рядом с окном, с показным усердием принюхиваясь к окружающему воздуху, но в конце концов ни с чем запрыгнула обратно на подоконник и уселась, глядя на Ксюшу блестящими бусинами глаз.
- Что? Ничего нет?
Крыса со скукой отвернулась.
- Ладно! Не расстраивайся! - сказала Ксюша. - Попробуем в другом месте.
Переходя из одного корпуса в другой, Ксюша последовательно пускала крысу на поиски в двери каждого из них. Но Лолита нигде не проявляла никаких признаков интереса. Ксюша даже отправляля ее через разбитое окно в кочегарку, но и оттуда Лолита через минуту выбежала ни с чем и уселась у Ксюшиных кроссовок.
- Ну что ты на меня смотришь? Нужно искать! Ну, давай, Лолита! Давай, милая. Мы же с тобой не можем так просто бросить этого Матросова! Он же без нас пропадет!
С каждой попыткой энтузиазм Ксюши все более и более слабел. Наконец она вышла на берег и остановилась в задумчивости.
"А, может быть, он вообще сумасшедший, этот колдун? И то, что крыса может по запаху найти деньги - это всего лишь его фантазии?" - подумала Ксюша. Но тут же отогнала прочь эту предательскую мысль.
"Труднее всего найти не то, что хорошо спрятано, а то, что лежит под самым носом, - припомнила Ксюша. - Ты будешь ходить сто раз мимо и не догадаешься заглянуть, скажем, под веник, стоящий в углу, потому что тебе в голову не придет, что злодеи могли спрятать деньги именно там".
Ксюша осторожно достала Лолиту из-за пазухи, держа в ладонях, подняла ее над головой и медленно повернулась вокруг своей оси, - будто показывая крысе территорию завода. Потом поднесла Лолиту к лицу и заглянула ей в глаза. В блестящих круглых бусинах отразилось лицо человека, крыса отвела взгляд.
- Знаешь что, милая! - решительно сказала Ксюша. - Если заранее не верить в успех, то никогда ничего не найдешь! Без веры в свои силы вообще ничего нельзя добиться в жизни. А вот если очень-очень верить…
От воды потянуло легким йодистым ветерком. Лолита вдруг встрепенулась, задрала мордочку и повела чутким носом.
- Что? - насторожилась Ксюша, внимательно следя за крысой.
Лолита зашевелилась в ее ладонях, заскребла когтями, пытаясь выбраться и спрыгнуть на прибрежный песок.
Внимательно следя за крысой, Ксюша сделал пару пробных шагов в одну сторону, потом в другую и поняла, что идти нужно к пирсу. С каждым ее шагом в этом направлении возбуждение крысы все больше и больше нарастало.
Подойдя к самому причалу, Ксюша присела на корточки и поставила Лолиту на землю. Она опять показала крысе обломок таблетки, но Лолита уже и не обратила на него особого внимания. Крыса замерла на мгновение в напряженной позе, вытянув вперед морду и поводя чувствительным носом, и почти сразу проворно побежала на пирс. Метнувшись по его настилу из стороны в сторону, она запрыгнула на доску, которая в виде трапа была переброшена на борт баржи, пробежала по ней и, оказавшись на палубе, сразу юркнула в дверь рубки.
Некоторое время Ксюша в напряжении ждала, прислушиваясь к доносившемуся с площади шуму.
По тому, как крики десятков голосов на площади сменялись напряженным вниманием во время речей Родиона, Ксюша поняла, что молодой оратор сумел завладеть вниманием толпы.
Ксюша не успела как следует обдумать, чем это может обернуться для нее и Матросова, как из люка вновь показалась Лолита. Она трусила по трапу, держа во рту плоский продолговатый предмет зеленоватого цвета. Ксюша почувствовала, как сердце ее замерло.
Лолита спрыгнула на пирс, подбежала к Ксюше и уселась у ее ног. Бока крысы возбужденно ходили ходуном. Во рту Лолита держала стянутую резиночкой пачку американских долларов.
Ксюша на радостях схватила крысу и поцеловала ее в нос. Она опустила Лолиту на землю, отдала ей приготовленный элениум, дрожащими пальцами отщипнула еще кусочек таблетки и опять показала его крысе. Лолита покосилась на таблетку, развернулась и побежала на пирс опять.
Нет, это просто невероятно! Лолита в самом деле нашла деньги! Пока крыса вновь бегала на баржу, Ксюша с трудом сдерживалась, чтобы не броситься с этой вестью назад, к Матросову. Ай да Лолита! Ай да Оккервиль! Теперь все будет хорошо! Все будет очень, очень хорошо!
Ксюша едва дождалась, пока из ходовой рубки вновь выбежала крыса с чем-то зеленоватым в зубах, пробежала по трапу, спрыгнула на пирс и подбежала к Ксюшиным ногам.
Но на этот раз в пасти Лолита держала вовсе не пачку американских денег. Разжав зубы, она выронила к Ксюшиным ногам небольшой плотный брикет серо-зеленого, в самом деле продолговатый и плоский, на боку которого стояло черное типографское клеймо. Брикет был крест-накрест перемотан бечевкой.
Подавив желание сразу же броситься наутек, Ксюша осторожно подняла брикет и поднесла его к глазам.
* * *
Ох, нехорошо, тревожно было на химическом заводе в то самое четвертое, последнее воскресенье июня.
Людей на площади перед главным корпусом собралось уже больше тысячи. Черным черно вокруг, не протолкнуться. Волнуется, негодует толпа - недобрая, опасная толпа. Тысячи глаз неприязненно ощупывают глазами одинокую фигуру Родиона, забравшегося на крыльцо перед входом в офис.
- А ты кто вообще такой, парень? Тебе что нужно?
- Зачем отпустили милицейскую машину? Зачем дали ей уйти? Мы бы сейчас спросили с них по всей строгости, с ментов-то!
- Да! Спросили бы!
Усмехается в ответ Родион:
- Не бойтесь! Все нормально. Власти сейчас сами к нам нагрянут. И не шестерки какие-нибудь, а самые главные генералы!
Где-то у забора мелькнуло из-за людских спин лицо военного в штатском.
- А ты что, самый умный? - слышится злой голос из толпы.
- Ты что, знаешь, где наши бабки?
Не отвечает Родион, только усмехается презрительно.
Волнуется толпа, ропщет… Недобрая, опасная толпа… Может, все по отдельности и неплохие люди, но в такой толпе - звериные законы, тут человек человеку волк. Здесь никто никого не любит и никто никому не верит. Каждому нужно вернуть свое, а на то, что будет с другими - ему наплевать. А у тех, кто громче всех кричит, - вообще ничего святого.
С химией-то, кажись, и вправду манипулировали аферисты - а значит, кто ввязался, тот сам виноват, никто никого за руку не тянул. Теперь с властей взятки гладки, заварили менты кашу и смылись. Начнешь буянить - в пять минут приедет ОМОН и разгонит всех дубинками к чертовой матери. Бунтовать открыто - это вам не из-за чужих спин кричать. В ОМОНе ребята серьезные, начнут месить без разбора - кому по загривку достанется, а кому и по башке. А башку-то жалко, они одна, новая не вырастает.
Десять миллионов какие-то гады скрысятили! Ничего себе! И денег жалко. Свои ведь деньги, кровные. Если покричать, да поупрямиться - может, что и отломится, может что-то удастся вернуть. Прав этот парень на крыльце: через две недели в город приедут высокие гости со всей Европы, властям сейчас ой как не нужен скандал. Стоять на своем: спугнули менты немца, и все! Был бы немец - принимал бы сейчас аммонит. А если что - все шишки на этого парня с крыльца посыплются, все дубинки ему достанутся - сам подставляется, сам лезет на рожон…
Бэха, Семен Семеныч и Матросов стоят в толпе, зажатые со всех сторон людьми.
- Этот парень чего-то не договаривает… - говорит Бэха. - Он, похоже, что-то знает…
- Как пить дать! - поддерживает Семен Семеныч. - Приберегает пацан главные козыри к приезду реального начальства.
И тот и другой избегают смотреть в лицо Матросову.
- А что? Пока еще ничего не ясно! Мало ли как еще все повернется…
Матросов напряженно думает о чем-то.
- Ты что?
- Мне все кажется, что я где-то видел это лицо… Не помню где… По телевизору? Или в газете… Точно где-то видел…
- Ты стой здесь, а мы пойдем поближе. - Матросов остается, а Бэха с Семен Семенычем начинают пробиваться в самую гущу, ближе к крыльцу.
Волнуется толпа, шевелится, распаляет сама себя. У каждого в голове мыслишки нехорошие. Мелкие мыслишки, трусливые, жадные…
- Что ты предлагаешь? Говори! - кричат люди Родиону.
- Да! Что ты предлагаешь? Что у тебя на уме?
Эх, Родион, Родион! И зачем ты взобрался на это крыльцо? На что ты надеешься? За какую справедливость хочешь бороться?
Какая может быть борьба с этими людьми? Посмотри внимательно в эти лица. Поджатые губы, взгляды исподлобья, нахмуренные лбы. Эти люди думают только о своей рубашке, которая ближе к телу. До справедливости им нет абсолютно никакого дела.
Но Родион видит не это. Родион видит десятки глаз, - мужских и женских, молодых и немолодых, карих, серых, голубых, унылых и решительных, отчаявшихся и полных надежды - глаза людей, ставших жертвой циничного обмана. Для него сегодняшнее дело заключается в людях, попавших на завод по ошибке. Как та светлая девочка и ее друг. Как другие. И Родион знает, что этим людям можно помочь.
Он смотрит в лица людей на площади, а видит лицо собственной мамы…
Его милая, добрая, тихая мама… От одной мысли о которой, такой маленькой и беззащитной, такой гордой и независимой, - у Родиона сжимается горло. Мама всю свою жизнь проработала на одном и том же месте - в городской библиотеке. В тихой заводи, с тихими радостями и печалями. С книжными полками, расставленными елочкой, с картотечными шкафами, с формулярами и письмами должникам… Со встречами с никому неизвестными поэтами, смешно краснеющими от смущения… С книжками, которые мама носила на дом к заболевшим старушкам. С записью в очередь за новинками.
Мама никогда не думала о себе, она всегда жила для других. А в итоге не нажила ничего, кроме болезней. А разные подлецы и ворюги живут в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывают и презрительно смотрят на окружающих из окон шикарных авто и роскошных особняков!
На кусты роз, которые росли под мамиными окнами на радость всему двору, новые жильцы свалили мешки со строительным мусором. Каждую весну мама выводила маленького Родиона на субботник, вскапывать газон и равнять дорожки - теперь и газон, и дорожки превращены в пустырь колесами припаркованных машин. "Я взорву их всех, мама!" - "Что ты, сынок! Разве так можно! Соседи не знали про розы. А водителям надо где-то ставить машины. Разбогатели люди - это же хорошо! А если кто-то из них нечестно - так Бог им судья"!"
Нет, мама, нет! Не Бог будет судьей этим людям! Родион собственноручно будет чинить над ними суд!
Милая, тихая, добрая мама… От которой на всех окружающих исходил особый согревающий свет. Милая, добрая мама… А Родион - не добрый! Нет! Родион злой, очень злой! И он терпеть не может несправедливости.
Хотел бы Родион посмотреть в насмешливые глаза военного, когда о его планах станет известно широкой публике. Военный уверен, что все рассчитал, что все получится так, как он задумал, а значит, ему нечего бояться, все концы окажутся спрятанными в воду, победителей не судят. А если нет? Если он ошибся? Он ведь наверняка знает, где спрятаны деньги этих людей. А если так - ему придется разговориться!
- Ты что предлагаешь? Говори! - выкрикнул Семен Семеныч, пробившийся с Бэхой почти к самому крыльцу.
- Да? Что ты предлагаешь? Что у тебя на уме?
- Что предлагаю? - усмехнулся Родион. И почувствовал, как судорога ярости передернула плечи. - Во-первых, не уходить с территории завода, ни в коем случае не уходить! Не уходить до тех пор, пока наш вопрос не будет решен!
- Ну? Так! И что?! Что дальше?
- Во-вторых, звать журналистов и требовать прямой эфир на телевидении! Мы хотим сами, без посредников рассказывать о происходящем городу и всей стране.
- А что? Верно!
- Да!! Да!
- Подумаешь, телевидение!
- Верно говорит!
- И, в-третьих, - прокричал Родион, - В третьих…
Было слышно, как во внутреннем кармане куртки Родиона надрывался мобильный телефон.
- Что в третьих?
Честно говоря, Родион и сам толком не знал, что следует делать. Он лишь чувствовал, как ненависть бьется в висках и застилает чем-то горячим глаза.