- Если бы я знал, что потеря Паулины станет частью плана, я никогда не согласился бы участвовать в твоей затее, - проворчал Фрэнк, откусывая кусочек от разогретой в микроволновке пиццы. - Как ты без неё обходишься?
- Плоховато, - признался Корнелиус, - хотя она по-прежнему заходит каждый вечер на пару часов. Иначе дом превратился бы в свинарник. А ты-то сам, между прочим, как справляешься?
- Если ты холостяк, - ответил Фрэнк, - тебе с ранних лет приходится учиться искусству выживания. Всё, хватит светских разговоров, давай начнём игру.
- Которую? - усмехнулся Корнелиус.
- Шахматы, - ответил Фрэнк. - В другую игру я уже наигрался за эту неделю.
- Тогда пойдём в библиотеку.
Фрэнка удивили первые ходы Корнелиуса - его друг никогда ещё не играл столь дерзко. Больше часа никто не произносил ни слова, и почти всё это время Фрэнк пытался спасти своего ферзя.
- Может статься, что сегодня мы последний раз играем этими шахматами, - с тоской проговорил Корнелиус.
- Нет, об этом не беспокойся, - утешил его Фрэнк. - Тебе обязательно позволят оставить себе несколько личных вещей.
- Нет, если они стоят четверть миллиона фунтов, - покачал головой Корнелиус.
- Я не знал, - изумлённо протянул Фрэнк.
- Потому что ты не из тех людей, кого интересуют дорогие вещи. Это персидский шедевр шестнадцатого века. Он непременно вызовет большой интерес, когда пойдет с молотка.
- Но ты ведь уже выяснил всё, что тебе нужно, - сказал Фрэнк. - Зачем идти дальше, если ты можешь потерять многое из того, что тебе дорого?
- Затем, что я ещё не узнал всей правды.
Фрэнк вздохнул, посмотрел на доску и сделал ход конём.
- Шах и мат, - объявил он. - И поделом тебе, надо было сосредоточиться.
Почти всё утро пятницы Корнелиус провёл в частной беседе с управляющим директором "Боттса и компании", местных аукционистов по продаже предметов искусства и мебели.
Мистер Боттс согласился устроить торги через две недели. Он часто повторял, что ему нужно больше времени на подготовку каталога и рассылку рекламных проспектов для такой чудесной коллекции, но, во всяком случае, проявил некоторое сочувствие к мистеру Баррингтону, который оказался в весьма затруднительном положении. Многие годы лондонский Ллойд, налоги на наследство и угроза банкротства были лучшими друзьями аукционистов.
- Вам нужно как можно скорее перевезти всё в наше хранилище, - сказал мистер Боттс, - тогда мы успеем подготовить каталог, а у клиентов будет три дня до аукциона, чтобы ознакомиться с лотами.
Корнелиус согласно кивнул.
Аукционист также посоветовал разместить в следующую среду в рекламной газете "Чадли Эдвертайзер" подробную информацию о предметах, которые пойдут с молотка, чтобы об аукционе узнали люди, не получившие письменного извещения.
Корнелиус вышел от мистера Боттса за несколько минут до полудня и по дороге к автобусной остановке заглянул в компанию по перевозке. Он отдал им сто фунтов пятёрками и двадцатками, и у них сложилось впечатление, что он собирал эту сумму в течение нескольких дней.
Дожидаясь автобуса, он невольно отметил, что лишь немногие удосужились пожелать ему доброго утра, а большинство просто его не замечали. Разумеется, никто не спешил завязать с ним разговор.
Весь следующий день двадцать рабочих загружали и выгружали вещи, курсируя на трёх грузовиках между "Уиллоус" и хранилищем на Хай-стрит. Только к вечеру из дома вывезли остатки мебели.
Корнелиус прошёлся по опустевшим комнатам и с удивлением обнаружил, что ничуть не сожалеет об утрате своих богатств. Лишь некоторых вещей ему будет не хватать. Он отправился в спальню - единственную комнату в доме, где ещё оставалась мебель - и открыл роман, который ему посоветовала прочесть Элизабет ещё до его падения.
На следующее утро ему позвонил только один человек - его племянник Тимоти, который приехал домой на выходные и интересовался, найдётся ли у дяди Корнелиуса время, чтобы встретиться с ним.
- Время - это единственное, чего у меня по-прежнему в избытке, - ответил Корнелиус.
- Тогда я загляну сегодня днём? - спросил Тимоти. - Часа в четыре, хорошо?
- Извини, не могу предложить тебе чаю, - сказал Корнелиус, - сегодня утром закончилась последняя пачка, и раз я всё равно перееду отсюда на следующей неделе…
- Ерунда, - махнул рукой Тимоти, который не смог скрыть огорчения при виде опустевшего дома.
- Пойдём в спальню. Мебель осталась только там, правда, и её скоро вывезут.
- Я не знал, что они заберут всё. Даже портрет Дэниела, - заметил Тимоти, проходя мимо светлого прямоугольника, выделявшегося на стене.
- И мои шахматы, - вздохнул Корнелиус. - Но я не могу жаловаться. Я прожил хорошую жизнь, - добавил он, поднимаясь по лестнице в спальню.
Корнелиус уселся на единственное кресло в комнате, а Тимоти примостился на краешке кровати. Теперь Корнелиус мог рассмотреть племянника получше. Тот стал приятным молодым человеком. Открытое лицо, ясные карие глаза говорили - тем, кто ещё не знал, - что он - приёмный сын. Ему было лет двадцать семь-двадцать восемь - столько же было бы Дэниелу, будь он сейчас жив. Корнелиус всегда питал слабость к племяннику и полагал, что юноша отвечает ему взаимностью. Теперь он опасался, что его вновь постигнет разочарование.
Тимоти заметно волновался и нервно постукивал ногой, сидя на краю кровати.
- Дядя Корнелиус, - начал он, опустив голову, - как вам известно, я получил письмо от мистера Винсента и подумал, что должен прийти и объяснить вам лично, что у меня просто нет тысячи фунтов, поэтому сейчас я не могу вернуть вам долг.
Корнелиус был разочарован. Он надеялся, что хотя бы один член семьи…
- Однако, - продолжал молодой человек, доставая из внутреннего кармана пиджака длинный тонкий конверт, - когда мне исполнился двадцать один год, отец подарил мне на день рождения один процент акций компании. Наверняка они стоят не меньше тысячи фунтов. И я подумал, может, вы согласитесь принять их в счёт уплаты моего долга - то есть пока я не смогу выкупить их обратно?
Корнелиусу стало стыдно, что он усомнился в своём племяннике. Он хотел извиниться, но понимал, что этого делать нельзя, иначе его карточный домик рассыплется раньше времени. Он взял эту "вдовью лепту" и поблагодарил Тимоти.
- Я понимаю, какая это для тебя жертва, - сказал Корнелиус. - Я помню, сколько раз ты мне говорил, что мечтаешь возглавить компанию, когда твой отец уйдёт на покой, расширить её, открыть новые горизонты, о которых твой отец отказывается даже думать.
- Вряд ли он когда-нибудь уйдёт, - вздохнул Тимоти. - Но я накопил большой опыт, работая в Лондоне, и надеюсь, что он увидит во мне достойную кандидатуру на должность управляющего, когда мистер Леонард уйдёт на пенсию в конце года.
- Боюсь, твои шансы резко упадут, когда отец узнает, что ты отдал один процент акций компании своему обанкротившемуся дяде.
- Мои проблемы не идут ни в какое сравнение с вашими, дядя. Жаль только, что я не могу отдать вам деньги прямо сейчас. Могу я ещё что-нибудь для вас сделать, пока я не ушёл?
- Да, Тимоти, - кивнул Корнелиус, возвращаясь к своему сценарию. - Твоя мать посоветовала прочитать роман, и он мне очень понравился. Но глаза что-то стали быстро уставать. И я подумал, может быть, ты окажешь мне любезность и почитаешь немного вслух. Я отметил, где остановился.
- Я помню, как вы читали мне, когда я был маленьким, - сказал Тимоти. - "Просто Уильям" и "Ласточки и Амазонки", - добавил он и открыл книгу.
Прочитав страниц двадцать, Тимоти внезапно замолчал и поднял голову.
- На странице четыреста пятьдесят лежит автобусный билет. Оставить его здесь, дядя?
- Да, оставь, пожалуйста, - ответил Корнелиус. - Он служит мне напоминанием. - После небольшой паузы он добавил: - Прости меня, но я немного устал.
Тимоти встал.
- Я скоро приду опять и дочитаю последние страницы.
- Не беспокойся, я сам справлюсь.
- Нет, я, пожалуй, приду, дядя, иначе я так и не узнаю, кто из них станет премьер-министром.
Вторая порция писем, которые Фрэнк Винсент разослал в следующую пятницу, вызвала новый шквал звонков.
- Кажется, я не совсем понимаю, что это значит, - заявила Маргарет. Она впервые говорила с братом после встречи у него дома две недели назад.
- Это значит именно то, что там написано, дорогая, - невозмутимо ответил Корнелиус. - Все мои вещи пойдут с молотка, но тем, кого я считаю дорогими и близкими, позволено выбрать один предмет, который они - по сентиментальным или личным причинам - хотели бы иметь у себя. Тогда они смогут предложить за него свою цену на аукционе.
- Но нашу цену могут перебить, и мы останемся ни с чем, - сказала Маргарет.
- Нет, дорогая, - возразил Корнелиус, пытаясь скрыть раздражение. - Публичные торги состоятся днём. А выбранные вами вещи будут продавать утром на отдельном аукционе, куда будут приглашены только члены семьи и близкие друзья. В письме же всё ясно написано.
- А мы можем посмотреть вещи до аукциона?
- Да, Маргарет, - терпеливо объяснял ей брат, как умственно отсталому ребёнку. - Мистер Винсент дал предельно чёткие инструкции: "Аукцион состоится в пятницу в одиннадцать утра. Выставленные на продажу вещи можно посмотреть во вторник, среду и четверг с 10 утра до 4 часов дня".
- Но мы можем выбрать только один предмет?
- Да, - повторил Корнелиус, - большего истец по делу о банкротстве не позволит. Но думаю, ты обрадуешься, когда узнаешь, что портрет Дэниела, которым ты всегда восхищалась, будет среди отобранных для вас лотов.
- Да, я рада, - сказала Маргарет. Она немного помялась. - А Тёрнер тоже будет выставлен на продажу?
- Непременно, - ответил Корнелиус. - Я вынужден продать всё.
- Ты не знаешь, что хотят купить Хью и Элизабет?
- Понятия не имею. Но если это важно, почему бы тебе самой у них не спросить? - злорадно поинтересовался он, зная, что за год они и двумя словами не обменялись.
Не успел он положить трубку после разговора сестрой, как раздался второй звонок.
- Наконец-то, - произнёс высокомерный голос, словно Корнелиус был виноват в том, что ещё кто-то захотел поговорить с ним.
- Доброе утро, Элизабет, - поздоровался Корнелиус, мгновенно узнав голос. - Рад тебя слышать.
- Я по поводу письма, которое получила сегодня утром.
- Да, я так и подумал, - сказал Корнелиус.
- Дело в том… в общем, я хотела уточнить стоимость стола эпохи Людовика XIV и, раз уж я позвонила, тех напольных часов, которые принадлежали графу Бьютскому.
- Сходи в аукционный дом, Элизабет, тебе дадут каталог, и там будет указана примерная верхняя и нижняя цена на каждый предмет, выставленный на продажу.
- Понятно, - сказала Элизабет. Немного помолчав, спросила: - Ты не в курсе, на что претендует Маргарет?
- Не имею представления, - ответил Корнелиус. - Но я как раз с ней разговаривал, когда ты не могла дозвониться, и она задавала мне тот же вопрос, так что, по-моему, тебе лучше узнать у неё самой. - Снова наступила пауза. - Кстати, Элизабет, ты понимаешь, что можешь претендовать только на одну вещь?
- Да, об этом написано в письме, - раздражённо ответила его невестка.
- Я спрашиваю только потому, что мне всегда казалось, что Хью нравятся мои шахматы.
- О нет, не думаю, - сказала Элизабет.
У Корнелиуса не было сомнений в том, кто в пятницу утром будет делать ставки от имени этой семьи.
- Ну что ж, удачи, Элизабет, - сказал Корнелиус. - И не забудь, что ещё нужно будет заплатить пятнадцать процентов комиссионных, - добавил он и положил трубку.
На следующий день пришло письмо от Тимоти, который писал, что собирается принять участие в торгах, так как хочет купить небольшой сувенир в память об "Уиллоус" и о своих дяде и тёте.
Паулина, однако, во время уборки спальни заявила Корнелиусу, что не пойдёт на аукцион.
- Почему? - удивился он.
- Потому что я непременно выставлю себя на посмешище и сделаю ставку на вещь, которую не смогу купить.
- Очень умно, - согласился Корнелиус. - Я сам пару раз попадал в такую ловушку. А вы присмотрели для себя что-то конкретное?
- Да, присмотрела, но моих сбережений на это не хватит.
- О, никогда нельзя знать наверняка. На аукционах случается всякое, - сказал Корнелиус. - Если никто больше не претендует на этот лот, иногда можно сорвать большой куш.
- Ну что ж, я подумаю, тем более теперь у меня есть новая работа.
- Очень за вас рад, - сказал Корнелиус, который в душе был искренне огорчён этим известием.
В четверг вечером ни Фрэнк, ни Корнелиус не могли сосредоточиться на своей еженедельной партии в шахматы и через полчаса бросили игру, договорившись о ничьей.
- Я должен признаться, что жду не дождусь, когда жизнь снова войдёт в нормальную колею, - сказал Фрэнк, когда друг наполнил его бокал кулинарным хересом.
- О, не знаю. В этой ситуации есть свои прелести.
- Какие, например? - поинтересовался Фрэнк, поморщившись после первого глотка.
- Ну, для начала я с нетерпением жду завтрашнего аукциона.
- Но он может пройти совсем не так, как мы планировали, - заметил Фрэнк.
- И что там может быть не так? - спросил Корнелиус.
- Прежде всего, тебе не приходило в голову… - но он не закончил предложение, потому что друг его не слушал.
На следующее утро Корнелиус первым приехал в аукционный дом. В зале были аккуратно выстроены сто двадцать стульев - по двенадцать в ряд - в ожидании дневных торгов, которые, как полагали многие, пройдут при переполненном зале. Но Корнелиус был уверен, что настоящая драма развернётся утром, когда на аукцион придут всего шесть человек.
Следующим - за пятнадцать минут до начала торгов - появился поверенный Корнелиуса Фрэнк Винсент. Заметив, что его клиент увлечённо беседует с мистером Боттсом, который будет вести аукцион, он занял место справа в одном из последних рядов.
Следующей явилась сестра Корнелиуса Маргарет, которая церемониться не стала. Она направилась прямиком к мистеру Боттсу и резко спросила:
- Я могу сесть на любое место?
- Да, мадам, разумеется, - ответил мистер Боттс.
Маргарет тут же уселась в центре первого ряда, прямо под трибуной для аукциониста.
Корнелиус кивнул сестре и, пройдя по залу, занял место в трёх рядах от Фрэнка.
Затем приехали Хью и Элизабет. Они немного постояли, осматривая зал. Потом быстрым шагом прошли между стульями и сели в восьмом ряду. Оттуда им открывался отличный вид на подиум, и в то же время они могли наблюдать за Маргарет. "Первый ход за Элизабет", - подумал Корнелиус, спокойно наслаждаясь ситуацией.
Большая стрелка часов на стене неумолимо приближалась к одиннадцати, и Корнелиус огорчился, что ни Паулина, ни Тимоти так и не появились.
Но когда аукционист стал подниматься на трибуну, дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова Паулины. Она так и стояла, пока не заметила Корнелиуса, который ободряюще ей улыбнулся. Тогда она вошла и закрыла дверь, но не села, а встала у стены.
Часы пробили одиннадцать, и аукционист лучезарно улыбнулся избранной публике.
- Дамы и господа, - начал он, - я занимаюсь этим бизнесом больше тридцати лет, но впервые провожу частные торги, так что этот аукцион кажется крайне необычным даже мне. Я расскажу вам основные правила, чтобы ни у кого не осталось сомнений, если потом вдруг возникнут какие-то разногласия.
Все присутствующие связаны особыми отношениями - семейными или дружескими - с мистером Корнелиусом Баррингтоном, чьи личные вещи сегодня пойдут с молотка. Каждому из вас было предложено выбрать один лот из списка, на который вы можете делать свои ставки. Если вы выиграете, вы не сможете поставить на другой лот, но если вам не достанется та вещь, которую вы выбрали изначально, вы можете участвовать в торгах по любому из представленных лотов. Надеюсь, это понятно, - сказал он, и в этот момент дверь распахнулась, и в зал вбежал Тимоти.
- Простите, пожалуйста, - запыхавшись, проговорил он, - мой поезд задержался.
Он быстро прошёл и сел на последний ряд. Корнелиус улыбнулся - все его пешки теперь были на местах.
- Так как только пятеро из вас вправе делать ставки, - как ни в чём не бывало продолжал мистер Боттс, - на продажу выставляются всего пять предметов. Но по закону, если кто-то заранее оставил письменную заявку, она тоже имеет право участвовать в аукционе. Чтобы вам было понятнее, я буду говорить, есть ли у меня заочная заявка. Думаю, мне следует сразу предупредить, - добавил он, - что мне оставили заявки на четыре из пяти ваших лотов. Итак, теперь вы знаете основные правила, и я, с вашего позволения, начну аукцион.
Он бросил взгляд на Корнелиуса, и тот кивнул в знак согласия.
- Я предлагаю первый лот. Это высокие напольные часы 1892 года, купленные мистером Баррингтоном в имении покойного графа Бьютского.
- Начальная цена этого лота - три тысячи фунтов. Кто-нибудь предложит три тысячи пятьсот? - спросил мистер Боттс, подняв брови.
У Элизабет был потрясённый вид, так как три тысячи оказались ниже минимальной цены и той суммы, которую они с Хью обсуждали утром.
- Кого-нибудь интересует этот лот? - спросил мистер Боттс, глядя в упор на Элизабет, но она, казалось, впала в гипнотический транс. - Спрашиваю ещё раз: кто-нибудь желает предложить три тысячи пятьсот фунтов за эти великолепные напольные часы? Предложений нет, я вынужден снять этот лот и выставить на дневном аукционе.
Элизабет всё ещё пребывала в состоянии шока. Она тотчас повернулась к мужу и что-то зашептала ему. Мистер Боттс выглядел слегка разочарованным, но быстро перешёл ко второму лоту.
- Следующий лот - очаровательная акварель с изображением Темзы работы Уильяма Тёрнера из Оксфорда. Могу я начать с двух тысяч фунтов?
Маргарет яростно замахала своим каталогом.
- Благодарю вас, мадам, - просиял аукционист. У меня есть заочное предложение - три тысячи фунтов. Кто-нибудь предложит четыре тысячи?
- Да! - крикнула Маргарет, словно в зале было полно народа и её могли не услышать среди гула голосов.
- У меня на столе предложение пяти тысяч - вы предложите шесть, мадам? - спросил он, сосредоточив всё своё внимание на даме в первом ряду.
- Да, - твёрдо ответила Маргарет.
- Есть другие предложения? - Аукционист обвёл взглядом зал - верный признак того, что заочные заявки иссякли. - В таком случае эта картина продана даме в первом ряду за шесть тысяч фунтов.
- Семь, - произнёс голос сзади. Маргарет обернулась и увидела, что в торговлю вступила её невестка.
- Восемь тысяч! - крикнула Маргарет.
- Девять, - без колебаний подняла цену Элизабет.
- Десять тысяч! - взвизгнула Маргарет.
Внезапно наступила тишина. Корнелиус скосил глаза на Элизабет и увидел, что на её губах играет довольная усмешка - ей удалось оставить золовку со счётом на десять тысяч фунтов.
Корнелиус с трудом удержался от смеха. Аукцион превзошёл все его ожидания. Он и не думал, что будет так весело.