Был и курьёзный случай. На участке Первомайской заставы граница проходила по мелководной речушке Знаменке. В одном месте она такую петлю загибала, что обойти полдня потребуется. А через перешеек - минут пятнадцать не более. И стоят там друг против друга две китайские деревушки. Погранцы, чтобы у соседей не было соблазна перебегать границу напропалую, поставили на перешейке вышку. Ходите, мол, товарищи китайцы, в окружную, тренируйте ноги, а иначе амба - не заберём, так подстрелим.
Однажды сидит на вышке старослужащий боец, дни до дембеля на пальцах считает - приказ-то уж вышел. Глядит - нарушитель. Перебежками, перебежками, речку перешёл и уже чешет по нашей территории.
- Стой! - кричит дозорный - Рылом в землю!
И затвор передёрнул. Известно, когда советский солдат затвор передёргивает - даже негры бледнеют. Упал нарушитель на землю и лежит, не жив, не мёртв. Солдат с вышки спустился, подходит, за шкварник поднимает. Мама родная! В нарушителях девушка, да пригоженькая такая.
Пожалел её дембель, не стал забирать, а на пальцах объясняет: если делаешь так - идёшь дальше, нет - возвращаешься. Прикинула китаянка: лучше полчаса потерпеть, чем полдня обходить, и согласилась. Однако, процесс подкупа советского пограничника настолько увлёк обоих, что захотелось им ещё раз встретиться. Дембель объяснил - когда в следующий раз в наряд на эту вышку попадёт, на её угол бушлат повесит. Усвоила нарушительница. Стали они встречаться под вышкой и вместе нести службу по охране государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Срок подошёл и умотал пограничник в родные края. Влюблённая девушка ждёт-пождёт - нет от милого условного сигнала. А потом вдруг появился. Она стремглав в нарушители. А тут:
- Стой! Стрелять буду! Рылом в землю!
Опять за рыбу деньги! Легла, ждёт. Подходит незнакомый погранец, юный, как сама весна - красивый, да не тот. Промок под дождём, и бушлат повесил сушиться на условный гвоздь. Препроводил девицу на заставу, а она в слёзы - жду, мол, ребёнка от вашего солдата. Нашли голубчика на гражданке, вернули в часть. Значит так, говорят парню, выбор невелик - либо с ней под венец, либо один на зону за невыполнение приказа об охране границы. Ну, а он не дурак, чтоб в тюрьму садиться. Дали им квартиру в Уссурийске, под боком краевого управления КГБ.
Потом произошло ЧП, которое вместе с погранцами отряда и нашу группу до конца навигации держало в напряжении. На участке Новокачалинской заставы два погранца лежали в секрете. Ночь, как говорится, была тиха. Вдруг шаги, говор, чьи-то тени.
- Стой! Рылом в землю!
Первая команда соответствует требованиям Устава гарнизонной и караульной служб, а также Положению об охране границы. А вторая была ошибкой. Тени упали на землю, и пропали из виду. Нарушители шли с нашей стороны, это и ввело в заблуждение наряд. Думали, так лучше - рылом в землю!
Один пошёл проверить, кого там нечистая занесла на границу в полночный час. Его и расстреляли в упор. Второй поливал темноту свинцом, поджидая подкрепления, надеялся - головы им не даст поднять. Какой там! Прибывшая по тревоге опергруппа обнаружила убитого погранца, стреляные гильзы автоматического оружия и ещё следы, по которым не удалось определить даже число нарушителей. Ясно было одно - вооружённая преступная группировка пыталась пересечь границу в сторону Китая. Кто это были - сбежавшие зэки, возвращающиеся китайские диверсанты? Кому приспичило бежать из благодатного Союза в полуголодный Китай? Пойди, догадайся.
Но пограничникам некогда гадать. По тревоге поднята была мангруппа отряда - разбившись на поисковые группы, погранцы прочёсывали леса от границы вглубь нашей территории. На усиленный режим охраны были переведены все заставы отряда, предупреждены соседи. На автомобильных дорогах, вокзалах, поездах проявляли бдительность милицейские патрули.
Мы получили продукты и ждали приказа на охрану границы. Обычно церемония протекала так. Два экипажа выстраивались на пирсе. Подъезжала машина с командиром группы или замполитом. Герасименко командовал: "Смирно!" и "Равнение!", шёл, печатая шаг, на доклад. Командир (замполит) здоровался с нами. Мы: "Здравия желаем, товарищ…." Потом он вызывал к себе сначала Герасименко, потом нашего Таракана и каждому объявлял: "Приказываю выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик. Службу нести согласно письменного предписания", и вручал каждому сундуку пакет.
Звучала команда: "Боевая тревога!" Мы бросались на катера, разбегались по боевым постам. Беспалов взбирался на мостик, а командиры БЧ докладывали ему о готовности к бою и походу. Уж как Сосненко не любо было козырять Таракану, но и он, пересилив себя, взбирался на мостик и, приложив ладонь к берету, рапортовал: "Седьмой боевой пост пятой боевой части к бою и походу готов". За соблюдением этого ритуала с пирса наблюдал командир. Это было требованием корабельного Устава, это было традицией, не подлежащей изменению.
Когда катер отдавал швартовые и отваливал от причала, на мачту взвивался ходовой флажок пограничного флота. Командир на пирсе отдавал честь. На одном из артиллерийских катеров Тюлькина флота поднимались флажки расцвечивания - "Счастливого плавания". Это мой новый друг, боцман тихоокеанец Игорь Серов. Он - капитан футбольной команды. Без Валеры Коваленко скучно мне стало на правом краю защиты, и он предложил сыграть "чистильщика". Роль последнего защитника мне удалась. Наш боцман поднимал пару флажков, что означало "Счастливо оставаться". И мы брали курс на привычный нам левый фланг, к мысу Белоглиненный.
На этот раз покатилось не по сценарию. Прибыли оба офицера, но не спешили на пирс. Прикатили на "Жигулях" оба флагманских сундука - Белов и Мазурин. Наши утопали к ним на берег. Потом вернулись, приказали запускаться - идём на проверку погранрежима. Вот тогда мы и узнали о ночном инциденте на участке Новокачалинской заставы. Командование приняло решение первое звено задержать на границе, а нас отправить - скажем, так - во внутренние воды. Не было построения, не было приказа, и Игорь Серов не пожелал нам "Счастливого плавания". Пристроившись в кильватерный строй к ПСКа-68, мы пошлёпали на юг, кормой к границе.
Деревня Астраханка не имела ни фабрик, ни мастерских, ни вокзала, ни автобусной станции. Быть может, поэтому все жители её были рыбаками. Здесь даже была своя рыболовецкая бригада. На трофейных японских сейнерах "кавасаки", организованные в коллектив ловцы рыб, бороздили необъятные просторы Ханки, ставили сети, как капканы для наших винтов. Неорганизованные натягивали запрещённые перемёты вдоль берега, сторожили их в лодках с удочками в руках. По ним-то и пришёлся наш суровый пограничный удар.
Был штиль. Мы бросили якоря на расстоянии вытянутого отпорника друг от друга. Николай Николаевич Герасименко поставил на юте перед собой обеденный стол, взгромоздил седалище на люк пассажирки, и судилище священной инквизиции началось. "Аист" Ивана Богданова вихрил пенные буруны по Астраханской бухте, пленял моторные лодки с их экипажем и под дулом Волошинского автомата подгонял к борту ПСКа-268. Нарушители поднимались на борт.
- Есть восемь документов, совокупность которых разрешает выход в Ханку? - вопрошал Герасименко и тыкал пальцем в инструкцию - Вот здесь русскими буквами написан этот самый список. Если их не восемь, и разговаривать не буду.
Мичман решительным жестом сметал со стола паспорта и удостоверения, представленные незадачливыми нарушителями погранрежима.
- Товарищей на берег, лодку на борт! - объявлял Великий инквизитор Герасименко. - Следующий.
Мы сидели на спардеке и томились бездельем - к нам Богданов никого не подтаскивал. А в бухте отнюдь не было паники. Отдельные непонятливые сами шли к ловцу - нет к флибустьеру, напавшему на ловцов жемчуга - чтобы выяснить, в чём дело. В противоположный наш борт ткнулся пластиковый ялик.
- Эй, в чём дело, погранцы? Кого ловим?
С одного взгляда ясно было, что у этого парня в плавках и девушки в купальнике, не только нет с собой никаких документов, но и даже верхней одежды, в которой они могли бы храниться.
- Прошу на борт, - щерясь почти петровскими усами, предложил Таракан.
Парень вскарабкался сам и руку девушке подал.
- Лодку поднять! - командует наш сундук.
- Эй, эй, что за дела? - обеспокоился парень.
- Вы арестованы за нарушение погранрежима, - объявляет Беспалов.
- За что, за что? - удивился гость в плавках.
А Таракан уже откинул люк и дверцы пассажирки:
- Спускайтесь.
Парень пожал плечами и спустился вниз. На руки принял подругу.
Мы срубили леерные стойки, завели фалы под лёгкую лодчонку и втащили на борт. Уложили вверх брюхом на спардек. Таракан руки потирает, потом цапнул мегафон:
- Главный старшина Богданов, подойдите к борту.
Но Ване было не до нас - он весь охвачен азартом погони, захвата, абордажа.
Таракан:
- Поднять якорь, запустить ходовой двигатель.
Мы пошли к астраханскому берегу высаживать пассажиров. Здесь уже толпились рыбаки, лишённые своих плавсредств.
- Эй, козлы, вы что вытворяете? - не очень дружелюбно приветствовали нас.
Наш пленник, посидев в полумраке пассажирки, стал понятливым. Пропустив девушку вперёд на сходню, обернулся к нашему сундуку:
- И что теперь?
Беспалов пожал плечами:
- В пограничном отряде получите свою лодку, когда докажите на неё права и уплатите штраф за нарушение погранрежима.
Огружённый пятью трофейными лодками на спардеке и тремя за кормой на буксире ПСКа-68 повернул в базу. Таракан напутствовал его словами:
- Теперь офицеры отряда все станут рыбаками.
Посмотрел на пластиковый ялик, потёр ладошки, весьма довольный.
- Боцман, - объявил курс по компасу. - Идём в Гнилой Угол.
Гнилой Угол - это начало Великой Ханкайской Долины, той самой, где выращивают рис. Здесь очень мелко, и к берегу подойти, никакой возможности - осматривали его в ТЗК и бинокли. Безлюдно и на понтонах насосной станции, качавшей воду на рисовые поля. Это показалось подозрительным - мичман решил ошвартоваться и учинить досмотр плавающему сооружению. По его мнению, тут могли укрыться диверсанты, убившие солдата Новокачалинской заставы.
Боцман с отпорником встал у топовой стойки, замеряя глубину, командир на мостике за штурвалом. Самым малым ходом "Ярославец" подкрадывался к насосной станции. Приткнулись бортом. Летит приказ: "Осмотровой группе приготовиться. Высадиться".
В осмотровую группу входят боцман, радист и моторист, то есть я. Получили автоматы из пирамиды в каюте командира, натянули на береты каски. На левом боку - подсумок с магазинами, на правом - противогаз (так положено). Вступили на понтоны. Огромные стальные цилиндры держатся на плаву и держат на себе надстройки. Наша цель - их досмотреть. Гуськом - боцман впереди, потом Ваня, замыкаю я - идём по понтонам узкими трапами. Теслик останавливается:
- Мужики, если здесь кто-нибудь прячется - нас уложит одной очередью. Давайте разделимся. Ты, - он толкает Оленчука в плечо - дуй на правый край. Ты - мне приказывает - шуруй на левый. Я прямо пойду.
Иду по понтону, озираюсь и думаю - быть может, сейчас, через пару шагов напорюсь на смертельную засаду. Откуда паника? В руках у меня автомат, патрон в патроннике и предохранитель снят. Тут уж, брат бандит, кому больше повезёт - кто раньше на курок нажмёт, чья пуля полетит точнее.
Весь в напряжении, понтон за понтоном осматриваю свой край, сетуя, что на ногах гады, а не спортивные тапочки - гремят как подковы по булыжнику. Внимание - помещение! Мельком глянул в иллюминатор, чтобы не служить мишенью. Открыл дверь, выждал, сунул в проход дуло автомата. Хотел спросить: "Есть кто?", но почувствовал, что голос не слушается и наверняка сорвётся. Заглянул - моторное отделение насосной. По трапу в шесть балясин спустился вниз. Не торопясь осмотрел все углы, пытаясь обнаружить следы присутствия человека.
По понтону топот над головой. Боцман в дверях:
- Что у тебя?
- Всё в порядке. Насосная - хочу узнать, давно ли здесь люди были.
Боцман ушёл, а я ещё некоторое время бродил по моторному отделению, пытаясь понять его устройство и назначение оборудования.
Снова топот по понтону. Коля Сосненко с гаечными ключами.
- Что смотришь, собака, давай снимай.
- Что снимать?
- Ну, хотя бы трубки высокого давления.
Сам принялся скручивать форсунки.
- Пойду, оружие сдам, - буркнул я, так как не был горячим поклонником воровства.
Коля принёс форсунки и трубки, и пошёл ещё что-то скручивать, а я добровольно сел за чистку бывшего Никишкиного автомата и соврал старшине:
- Командир приколол.
Посчитал, что враньё меньший грех, чем воровство. Откуда это в людях - тащить всё, что плохо лежит? Они ведь ему и даром не нужны. Нет, конечно, подходят эти запчасти к нашему ходовому. Но ведь обходились без них, так зачем же грех на душу брать? А ещё годок - месяцы до приказа считает. Украл, должно быть, для того, чтобы сноровку не потерять - скоро на гражданку.
На ночь мы отошли - писатель-маринист сказал бы: мористее - подальше от берега на безопасную глубину. Встали на якорь, включили РЛС. Поскольку были не на границе, и от командира не было указаний, Сосненко завалился спать. Значит, мне предстояло бдеть всю ночь. Цилиндрик, глядя на моего старшину, зевнул и предложил:
- Побдишь?
Знал он, что с его "Донцом" управляться умею - сам учил. Только в последнее время он ко мне не обращался и не звал подменить. А виной тому был инцидент. Отвечая на моё горячее желание освоить его специальность, Цындраков охотно объяснял все особенности и нюансы локационной техники. И однажды, как бы, между прочим, попросил:
- Антоха, я вот тут с тобой вожусь - а не поможешь ли ты мне?
- Конечно, - отвечаю.
- Тогда сходи, помой гальюн.
Я бы пошёл и помыл - человек-то действительно мне не отказывает. Но боцман присутствовал при разговоре. Он поднялся во весь свой богатырский рост перед коротышкой Цындраковым:
- Пока я боцман на катере, каждый будет заниматься уборкой в предписанном ему боевым номером месте. Ясно?
Теслика видно очень задевало, что я не участвую в авральных работах на верхней палубе. Да, действительно по боевому расписанию я занимаюсь уборкой в машинном отделении и ещё в ахтерпике, где рулевые рычаги и блоки, и где кроме меня никто не бывает. Радист наводит чистоту в крошечной своей рубке и большой каюте командира. Шеф на камбузе. Метрист - в рубке и гальюне. На всю огромную палубу остаются два уборщика - боцман и комендор. Но бывают моменты - когда палубу и надстройки следует освежить перед визитом гражданских лиц или больших командиров. Тогда боцман пользовался своим правом - объявлял аврал и выгонял всех на мытьё катера. Сосненко считал это прогибом перед начальством и всеми силами противодействовал - сам не выходил и меня удерживал под любым удобным предлогом. Впрочем, когда его не было, я всегда с удовольствием участвовал в авралах. Ведь предчувствие праздника бывает порой интереснее самого.
Так вот, боцман однажды не позволил Цилиндрику переложить на мои плечи заботу о чистоте в санитарном узле катера, а тот перестал давать уроки по освоению РЛС. Впрочем, включать станцию и настраивать картинку я уже умел. И многие цели распознавать научился по характеру поведения на водной глади.
- Побдишь? - предложил Цындраков и удалился в пассажирку, свой персональный кубрик.
На боевом посту у меня работал дизель-генератор - делать там было нечего, кроме уборки, но я ещё утром в базе её спроворил. Сел в кресло метриста, включил РЛС, развернул картинку. Сразу обнаружил цель - в четырёх милях севернее. Хорошая засветка - как ПСКа.
- Смотри, боцман, - говорю - Гераська неподалёку шляется.
Теслик глянул на экран:
- Похоже, но не должен. Он сейчас в базе лодками торгует.
- Прям-таки торгует?
- Ну, может, на водку меняет. Что ему здесь делать? А ты понаблюдай.
- Я наблюдаю. Цель неподвижна.
- Ну, пусть себе - утром досмотрим. А если дёрнется куда - буди Таракана.
Из камбуза поднялся Курносый со сковородой жареной картошки.
- Хохла будил - ни чистить, ни жарить, ни есть.
Хохлом у него был Ваня Оленчук, который тут же и притопал.
- Слышь, Вано, - говорю. - Свяжись с 68-м - это они напротив сопки Лузанова болтаются?
Рогаль сходил в радиорубку, просунул в окошечко трубку от радиостанции "Сокол - МЗ" и вернулся в ходовую. В одной руке ложка, во рту картошка, другой рукой жмёт тангенту трубки:
- Шестьдесят восьмой, шестьдесят восьмой, я шестьдесят девятый, прошу на связь.
68-ой не отвечал, откликнулся 67-й:
- Шестьдесят седьмой на связи, - какие проблемы?
- Видишь цель на траверзе Лузановой?
- Вижу цель, вижу тебя, 68-ой из базы не выходил. Цель неподвижна, от линейки далеко, утром досмотришь. До связи.
Это был рыбацкий "Кавасаки". Ночёвка в Ханке на якоре им не разрешалась, и Беспалов скомандовал:
- Досмотреть судно.
Мы, в известном уже составе, спрыгнули на палубу сейнера.
- Да, брось, командир, - разводил руками капитан судёнышка. - Что у нас искать? Рыбки хочешь?
Таракан хотел. Рыбаловы кинули ему пять внушительных своих трофеев и куски льда. Мы уже вернулись после тщетного осмотра сейнера, разоблачились от амуниции, и боцман, присев перед пленёнными обитателями ханкайских глубин, намекал:
- Помнится, Антон хвастал, что был чемпионом Урала по чистке рыбы.
Таракан открыл дощатый ящик на юте:
- Картошку убрать, а в чемпионах пока не нуждаюсь.
Мы с шефом выгребли картошку из ящика и спустили её в двух мешках под пайолы на камбузе. Таракан сам любовно поместил рыбу в ящик и переложил её льдом.
- Зажилил, сука, - опечалился боцман.
Кавасаки утопал в Астраханку. Мы остались на якоре, осматривая в ТЗК берег и горизонт. На ночь включили РЛС. Сосненко вызвался отдежурить первую смену - то ли простил моё неучастие в воровстве, то ли не желал поблажки Цилиндрику. В два часа, как обычно на границе, поднял на вахту. Ну и я, в привычном режиме, скок в машинное и за уборку. Набрал обрез воды, масла, просочившихся под дюриты, грязной ветоши и вылез через спардек на палубу. Чтобы не говорили о загрязнении окружающей среды, а другого места, как за борт, для этих отходов на катере не было. Только вынес обрез за леера, чья-то рука из темноты цап за моё плечо.
- Погодь, - говорит Мишка Терехов. - Иди сюда.
Прошли на ют. Там уже боцман открыл ящик с командирской рыбой.
- Давай сюда, - тянут мой обрез.
Набирают клизмой (у шефа спёрли) содержимое и рыбам под жабры.
- Кавказская кухня для тараканов, - ликует Курносый. - Верхогляд под дизельным маслом.
Утром пришёл приказ - обследовать реку Верхний Сунгач. Таракан чертыхнулся и велел запускать двигатель. Как вошли осторожно в узкую речку, так и двигались, прощупывая каждый метр отпорником. В обед боцман забеспокоился:
- Может, повернём назад, командир?
Ночевать в теснине безлюдных берегов никому не хотелось. Но Беспалов отмолчался. А когда я сел на юте мыть посуду, приказал запустить двигатель, и мы пошли дальше кормой к Ханке. Что искал меж этих, заросших девственным лесом, берегов наш тупорылый сундук? Нарушителей? Себе славы, а нам приключений?