Три напрасных года - Анатолий Агарков 4 стр.


А я включил швейка - то есть, напустил на себя наиглупейший вид - и отвечаю:

- Сказал, что старшина, меня пославший, педераст, и он вечером его навестит.

- Спросил фамилию.

Петрыкин побелел, как песец полярной ночью:

- И ты сказал?

- Так точно.

- Тьфу! - Петрыкин спешно покинул нас.

Ничков улыбался ему в спину.

Вскоре нужда в помощнике иссякла, и он вернул меня, откуда брал - прямо на политзанятия.

- Ага, командировочный! - обрадовался Ежов. - А ну-ка скажите нам, товарищ прогульщик, что значит быть храбрым?

Я и до места не дошёл, прямо от дверей поплёл:

- Ну, понимаете…. Надо человеку через речку перебраться, а мостик узенький, ему страшно - вот он по-пластунски переполз. Обошлось - не свалился. Следующий раз на карачках. Потом просто перешёл, храбрец. Значит, быть храбрым - это побеждать свой страх.

- А! - недовольно махнул на меня Ежов. - Вот она цена пропущенных занятий. Кто скажет?

Поднялся кто-то, рапортует:

- Быть храбрым - это значит брать высокие соцобязательства и выполнять их.

Ежов:

- Молодец. Пять.

- Ага, - бурчу, усаживаясь за парту. - А перевыполнять - героизм.

- Вот именно! - обрадовался Ежов. - И тебя пять. Вижу - мыслить умеешь.

Учёба в ОУОМСе давалась мне легко. И каждое воскресенье с другими отличниками БП и ПП - поощрялся. Наш недельный распорядок устроен был так - пять дней учёба, в субботу большая уборка в роте, воскресенье - выходной. Для всех прочих - фильм, свободное время. А отличников куда-нибудь выгуливали. В городе были много раз - во всех примечательных местах. В Новороссийск ездили на боевые корабли смотреть Черноморского флота. В долину Суко….

Вот если это был Урал, её бы назвали лощиной. На дальнем Востоке - распадком между двумя сопками. Здесь сопок нет. В преддверье Кавказских гор ущелье между двумя холмами называли долиной. Ничего на вид там не было примечательного - кусты, деревья на склонах, а внизу ручей журчит. Экскурсовод был замечательный. Он поведал, как в войну наши разведчики с капитаном Калининым нарвались здесь на фашистскую засаду. Ночью за ними должен был прийти катер. Весь день они бились с превосходящим противником, теряя бойцов, отступали к морю. На закате оставшиеся в живых двое бойцов бросились в море и поплыли, чтобы не сдаться врагу. С ножом против шмайсеров не устоишь, а патроны кончились. Фашисты палили им вслед - может, убили, а может, и нет.

Потом писали письмо турецким морякам, как запорожцы султану. Нет, с текстом всё в порядке - без оскорблений - мол, миру мир, и всё такое. Сам процесс написания шуточками сопровождался - я те дам! А у меня всё Калинин с бойцами из головы не идут. Как воочию вижу серые тени немецких солдат на склонах, их мерзопакостные голоса - мол, русские, сдавайтесь! И стрельба, стрельба…. Свист пуль. Вскрики раненых. Дым оседает в долину. И так не хочется умирать в этот солнечный день, когда природа цветёт и благоухает, и море ласкает бликами. Будь прокляты те, кто придумал войну?

Письмо написали, закупорили в бутылку, бросили в море - плыви к турецким берегам. Сели в автобус, тронули, а я головой верчу - будто что забыл в долине Суко.

Вечером к Постовальчику:

- Слышь, Вовчара, ты готов умереть? Ну, чтоб за Родину и всё такое. Меня разок бандюки пугнули - так я от них на край света бежал. А люди в бой идут - умирают и убивают. Мы с тобой сможем?

Постовал:

- Да, погоди ты умирать. Тут другое дело…. Ты заметил - у нас все мичмана красавцы, как с картинки.

- Ну и что?

- Естественный отбор. Остаются старшинами в отряде, женятся на местных. Есть жилье - вперёд, на сверхсрочную.

- Умно. Нам-то что?

- Балбес. Ты что, не хотел бы жить в Анапе?

- Не знаю. Наверное. Сестра пишет - оставайся, буду в гости приезжать.

- Ну, и…?

- Я согласен, остаюсь.

- Зря смеёшься. Давай прикинем. У меня есть шанс остаться в спортивной роте. А ты - лучший курсант. Тебя старшиной оставят.

- Могут, - неуверенно согласился я.

- Ну и вот, останемся, пойдём в увольнение, познакомимся с девчатами и женимся.

- Хохотушки здесь ничего, я видел - грудастые.

Вовкины слова тоже запали в душу и после непродолжительной борьбы вытеснили скорбь о капитане Калинине.

В следующее воскресенье отличников повезли в одну из городских школ на КВН. Здорово! Посмеялись, повеселились от души. Потом танцы. Мне одна девочка понравилась. Ещё на сцене её приметил - красивая, озорная. А смеётся как - загляденье. Музыка зазвучала, я к ней - позволите? Позволила. Второй танец - я опять рядом. На третьем говорю - а не позволят ли домой проводить?

- Тебе же в часть? - смеётся и удивляется.

- Могу я голову потерять, хоть раз в жизни.

- Так-таки первый раз?

- А то.

- Не верю я вам, особенно военным.

- Значит, вы не проницательны. Вот послушайте, как стучит, - прижимаю её ладонь к груди.

- Ну, ладно, ладно - словами убедил. Что с поступками?

Думаю, пусть Постовальчик пыхтит, гирьки свои в спортроте поднимает, об увольнении мечтает. А у меня уже сейчас будет девушка. В своём успехе я не сомневался - что же я, восьмиклассницу не оболтаю?

Удрал в самоволку. Идём по городу, болтаем. Я болтаю. Она смеётся. Пусть смеётся. Тактику, думаю, избрал правильную. Неумный на моём месте, о чём бы речь вёл? Ах-ах-ах, любовь-любовь-любовь… И потом - а жильё у тебя есть?

А я умный и ей глаголю:

- Как ты можешь жить в такой дыре? Такая девочка яркая, можно сказать звезда морская - и такое захолустье. Вот отслужу, поедем со мной на Южный Урал? Там города - миллионные. Там заводы. Там мощь всей страны куётся. А природа…. А люди….

Добрались до её дома, поднялись на лестничную площадку. Я треплюсь, а её не удерживаю, наблюдаю - если уйдёт, значит, не зацепил и наоборот. Она слушает, хихикает, ждёт чего-то. Может, думает - с поцелуями полезу. Не дождёшься - я не такой!

Хлопнула дверь подъезда, шаги чьи-то поднимаются к нам. Смотрю - мама дорогая! - целый капитан первого ранга. Посмотрел на меня сурово, на дочь:

- Ирка, домой.

Та шмыг за двери.

- Ну…?

Я с трудом язык от нёба оторвал:

- Курсант одиннадцатой роты Агапов.

- Здесь самовольно?

- Так точно.

- Дуй в часть, скажешь старшине роты, чтоб наказал.

И всё, скрылся за дверью. Кому рассказать, не поверят - сам командир части каперанга Карцев застукал в самоволке и отпустил. "Скажешь старшине роты" - это шутка, не более. Что я, идиот, себе взыскания выпрашивать? Разве он меня запомнит? Таких гавриков у него пять тысяч штук.

Думаю, что соврать на КПП? Обязательно надо что-нибудь про Карцева - такой подарок судьбы. Но на КПП меня не тормознули - прошёл, как в порядке вещей.

Когда по части плёлся, мысли другой оборот приняли. Фамилию мою мог Карцев запомнить и роту. Явится проверить - вот он я во всей красе - самовольщик, трус и лгун. А ещё в зятья набивался. Нет, обязательно надо доложить Седову.

Дальше как - вот я страдаю, наказанный.

Ирка меня находит - ах, ты бедненький.

А я - папашку благодари.

Она - папочка, как ты мог?

Каперанга ко мне - прости, зятёк дорогой.

- Товарищ мичман, - подхожу к Седову. - Получил замечание от капитана первого ранга Карцева. Прибыл для получения наказания.

- Наказания? - старшина роты внимательно посмотрел на меня. - Хорошо, получишь. После завтрака задержись у тумбочки дневального. Инструктору скажешь - по приказу Седова.

И всё. Никаких расспросов: что почём, и как там Карцев? Умудрённый у нас старшина. Наутро ещё с одним пареньком по фамилии Сибелев прикорнули на стульях у поста дневального. Петрыкин летит:

- За мной.

На тот свет я за тобой бы пошёл, да тормознулся вовремя, пропуская вперёд.

Вышли из части. В домах офицерского состава нашли нужную квартиру. Петрыкин задачу объяснил - капитан третьего ранга Яковлев ютится в гостинице, а семья по прежнему месту службы. Теперь им дают квартиру, которую наша задача - отремонтировать. И вот мы втроём, вооружившись скребками, стали скоблить стены и потолок. Пыль подняли…. наглотались…. Даже курить не хотелось после работы и после обеда. Сидим в курилке, дожидаясь Петрыкина, и не курим. Яковлев идёт:

- Вы, почему здесь?

Суетится, новосёл. А мы - так, мол, и так - старшину первой статьи Петрыкина ждём.

- Идёмте.

Яковлев отвёл нас к своему будущему дому:

- Ждите здесь.

Сели на лавочку у подъезда, ждём. Час проходит, другой - нет Петрыкин. Четыре часа прошло - запропал где-то Тундра. Смеркаться стало. В части горн заиграл - вечерняя прогулка. Ещё через полчаса второй сигнал - вечерняя поверка. Сибилев за угол заглянул:

- Кажется, свет в квартире горит.

- Тебе какая команда была - сидеть ждать, а не в окна заглядывать.

Сибилев - недоученный студент Магнитогорского пединститута - ему швейка включать, не привыкать. Сидим, ждём, чувствуем - развязка близка.

Топает Яковлев.

- Вы чего здесь?

- Петрыкина ждём?

- А его не было? Ну-ка, пойдёмте.

Поднялись на этаж. Яковлев своим ключом квартиру открыл. В прихожей Петрыкин в нас задом целит - пол домывает.

- Вот как хорошо! - радуется взводный. - И побелили, значит. Можно въезжать.

Петрыкин на нас глазами вращает - морда пунцовая. В часть шли - поставил меня к Сибилеву в затылок и рычит:

- Раз-два, раз-два, левой….

И бубнит:

- Кранты вам, салаги, задрючу, Бог видит ….

Мы идём, молчим и думаем: "Ну, дрючь, дрючь - да только известно, бодливой корове Бог рог не даёт".

На этот раз дал. Буквально на следующий день Глобус домой улизнул, в краткосрочный отпуск, а на его место инструктором к нам послали Петрыкина. В тот же день на вечерней поверке:

- Агапов, выйти из строя.

Подходит:

- Это что, это что…?

Дёрг меня за гюйс и пуговицу оторвал - форменный воротник повис на одном плече. Дёрг за робу - её край из-под брюк выпростался. Стою растрёпой, а Тундра:

- За нарушение внешнего вида объявляю наряд вне очереди.

Ну, наряд, так наряд. Он инструктор - имеет право. А я… Что я - служу, как говорится, Советскому Союзу.

Наряд вне очереди выпал на камбуз - в посудомойку. После развода нас ещё раз построили, проверили отсутствие грязи под ногтями, ну и прочее. Приняли мы боевые посты у отслужившей смены. Впереди ужин, но ещё есть время перекурить - курилка в подвале. Наряд-то не маленький - пять тысяч человек накорми, посуду помой, обеденные столы и залы тоже.

Спускаюсь в подвал. Группа курсантов толпится у трапа и дальше ни шагу. В чём дело? И курить охота, и время уходит. В чём дело? Из курилки пронзительный и ненавистный голос Петрыкина:

- Равняйсь! Смирно! Отставить! Отставить касается команды "Смирно!", а "Ровняйсь!" никто не отменял. Я вас, сволочи, научу Родину любить. Смирно!

Блин! Нигде от него нет покоя. Да плевать! Раздвинул плечом курсантов и пошёл в курилку. Открываю дверь, ко всему готовый - но к этому не был. Опешил от удивления - Устинька подметает пол и петрыкинским голосом орёт:

- Подтянуть грудь, выпятить живот…. Прямо шагом марш!

Наконец врубаюсь и подыгрываю - закрывая дверь, ору для оставшихся в коридоре:

- Разрешите присутствовать, товарищ старший сержант?

- Я вам покажу перекур! - надрывается Устьенька. - Тряпку в зубы, и чтоб пол блестел.

Сели с курсантом Устьянцевым, курим, смотрим на дверь - кто первый войдёт? Докурили - никто не вошёл. Вот таких смельчаков набирают в морчасти погранвойск. И тупорей - назови я Петрыкина старшим сержантом, носом бы дверь открыл.

Чашки моет посудомоечная машина. Один курсант вставляет, другой вынимает и подаёт мне. Моя задача - всполоснуть их в ванне. На самом деле эта операция называется дезинфекция, и в ванне не просто горячая вода, а раствор горчицы. Лезть туда босыми руками нельзя. Вон на полочке лежат резиновые перчатки. Но кто бы объяснил…. А самому догадаться - с умом напряжёнка.

Помыли посуду, убрались в обеденных залах, поплелись в роту. Легли спать на час позже, а подняли на час раньше общего подъёма. В подвальном помещении камбуза построили. Краткий инструктаж. Старший наряда, проходя мимо, заметил.

- Что у вас с руками? Покажите. Дезинфицировал? В горчице? Бегом марш в санчасть.

Положили на недельку. Выхожу к здоровым людям, а там - мать чесная! - полномасштабная война третьей смены с инструктором Петрыкиным. Глобус наш умудрился залететь в отпуске - подрался с кем-то. В ментовке посидел, потом в части досиживал. Лычки с него срезали и отправили в баталерку (кладовка) матросом. А Тундру назначили нашим инструктором на постоянной, стало быть, основе. Ну, он и взялся с нас шкуры драть. Но ведь и мы не пацаны доприсяжные - чему-то ОУОМС нас научил. Стали мы Петрыкину "паровозик" делать. Объясню тем, кто не служил.

Строй идёт - три шага нормальных, на четвёртый ботинком изо всех сил в асфальт. Получается: раз, два, три, бум!.. раз, два, три, бум! На паровоз похоже. Для инструктора "паровозик" от смены - оскорбление. Коллеги смеются, командиры задумываются - а на своём ли старшина месте? Здесь одно спасение:

- Смена, бегом марш!

И вот мы, лучшая в отряде по строевой подготовке смена туда бегом, обратно бегом. Только вышли из корпуса, роты, камбуза:

- Смена, прямо бегом марш!

Заместителем у Карцева по строевой подготовке был кавторанга Белов. Ну, это зверь о двух ногах. Станет в обед у чипка (матросское кафе) и смотрит, кто не так честь отдал - заворачивает. Соберёт вокруг себя десятка три-четыре бедолаг, и ходят они по кругу, и козыряют, пока не скажет Белов:

- Свободен.

В тот день мы мимо него трусцой.

Белов:

- Товарищ старшина.

Петрыкин:

- Смена стой.

И на полусогнутых к Белову - так, мол, и так, следуем с камбуза в учебный корпус.

- Ну, так и проследуйте, как подобает, - требует кавторанга.

Петрыкин возвращается:

- Правое плечо вперёд, смена, шагом марш.

Выводит нас на исходную прямую - к прохождению торжественным маршем готовит. А от направляющих шепот шелестом:

- Паровозик, паровозик, паровозик….

Ну и что, что Белов. Ну и что, что зам по строевой. Достал Петрыкин до самого немогу. Не отступать, моряки!

Идём. Петрыкин руку к виску:

- Смена, смирно, равнение на-Лево!

Всё сделали, как надо - и руки прижали, и на Белова дружно воззрились, а ногами:

Раз, два, три, бум! Раз, два, три, бум!

Крякнул Белов, развернулся и, широко ступая, ринулся в штаб. Мы подумали - всё, кранты Тундре. Он руку опустил, на нас не смотрит, топает по аллее (без команды и повернули) в учебный корпус.

За ночь Петрыкин оклемался, отошёл от животного страха перед Беловым. Утром на зарядке загнал нас в какой-то аппендикс аллей и давай воспитывать:

- Что, скоты - думали, ваша возьмёт? Ни черта! Ещё маршал Жуков говорил, что дисциплина держится на старшинах. А вы - тля, навоз, придурки недоученные. Я с вас ещё семнадцать шкур спущу, но сделаю людьми….

Туманец морозный, подтянувшись с моря, клубился по аллеям. Температура не такая уж и низкая для нас, уральцев, но при морской влажности уши сворачивала. Мы стояли без шинелей, без головных уборов - Тундра, песец заполярный, закалял нас, приучал стойко переносить холода. Другие (чуть парок изо рта) - на зарядку в шинелях, на камбуз в шинелях, а мы всегда - вот такими.

- Что здесь происходит? - майор в юбке, сама начальница медицинской службы отряда, топала мимо. - Кто старший?

Петрыкин метнулся к ней.

- Ты,… ты,… ты…. - она не могла подыскать слов своему возмущению. - Курсантов в роту, а сам ко мне, вместе с командиром. Ко мне…. бегом…. вместе… в роту.

Она топала ногами и грозила кулаком Петрыкинской спине.

Всё, спёкся Тундра. На самоподготовку к нам пришли Яковлев и Ничков. Последнего взводный представил как нового инструктора. Только к утру следующего дня в смене осталось едва ли половина состава. Остальные в санчасти - результат Петрыкинского воспитания. Я ещё день держался, а потом чувствую - хреновато. Себя чувствую хреновато. Перед ужином подхожу к Седову. Он:

- Запишись в тетрадь дежурного. После ужина вас всех Петрыкин в санчасть сводит.

Опять Петрыкин!

Сели на камбузе - меня от еды воротит.

- Будешь? - двигаю чашку Терёшкину.

Ничков с края стола:

- Что там?

- Разрешите, - говорю, - выйти - тошнит.

- Беременный что ль? Иди.

Я поднялся из-за стола, баночку (лавочку) переступить не смог и упал в руки курсантов. Всё, отключился.

Очнулся в каком-то лазарете - восемь кроватей в два яруса, табуреты, тумбочки. Две двери - одна закрыта, другая в туалет. Двое парней в больничных халатах (под ними - тельники) режутся в карты. Меня зовут.

- А ну, кто войдёт?

- Сюда никто не войдёт - лазарет.

Их слова подтвердились - пищу нам выдали через окошечко в двери.

- Что творится? - спрашиваю.

- Под подозрением ты, на менингит. А менингит - болезнь заразная.

- А как же вы?

- И мы под подозрением.

Через пару дней подозрения с нас сняли и из лазарета перевели в палаты. Сестричка там - загляденье. У неё под халатиком ничего нет, ну в смысле, платья, юбки. Уголки разойдутся, между пуговиц что углядишь - тема обсуждений до самого отбоя. Однажды сунула мне руку в карман больничного халата и вытаскивает целую горсть таблеток - для Терёшкина собирал, тот всякую гадость жрёт.

- Вот, значит, как…, хорошо же….

С того дня вместо таблеток стали мне ставить уколы. Она же и ставила. Каково перед красивой девушкой голой-то задницей? А парни говорят - она к тебе не ровно дышит. Может быть. Вот как она уколы ставила. Трусы я сам спускал. Она - ладошкой проведёт, кожу в складку пальцами соберёт, а потом тыльной стороной - шлёп. Такая прелюдия. А уж потом по этому месту ваткой со спиртом и иглой…. Скажите, все сестрички так уколы ставят? Или она действительно, того…. Так сказала бы. Слышал, медички не из робких.

В канун госэкзаменов Ничков усадил нас в классе самоподготовки.

- Перед смертью, как говорится, не надышишься. То, что упустили в процессе обучения, за один день не наверстаешь. Поэтому мы сейчас побалакаем немножко и пойдём играть в футбол.

Футбол! За полгода ни разу не играли. Тут один москвич достал хвастовством - кого только он не делал на зелёном газоне. Всех! Страсть, как мне хотелось его наказать. И вот удача! Саня, ну, давай же быстрее. А Ничков говорил не торопясь, чуть-чуть подкашливая после каждой фразы:

- На границе вам придётся самостоятельно принимать решения в самых непредвиденных ситуациях. И отвечать за жизнь свою, подчиненного и пассажиров. Перед вашим призывом на Амуре инцидент был. С точки возвращался "Аист". На борту пассажирами два погранца с собакой. Ветер был, рябило. Парней укачало. Моряки их выгнали из каюты, заставили на кокпите к поручням привязаться. В какой-то момент старшина с управлением не справился и перевернул катер. Моряки выплыли, а солдаты утонули, и собака….

Кто-то хихикнул.

Ничков дёрнул головой:

Назад Дальше