Мой читатель вернулся ко мне следующим вечером. На этот раз он прочитал около ста моих страниц. Страничка, уголок которой он отогнул, потихоньку проходила, но это не особо утешало.
Мне уже не было щекотно - мне было просто дождливо и грустно оттого, что меня, на самом деле, не читают. После ста страниц я это поняла. Поняла, совсем не зная, что испытывают Книги, когда их действительно читают. Может быть, я слишком многого ожидала - и первый читатель благополучно разочаровал. А может, это - моё первое озарение?..
С этого момента я решила научиться чувствовать читателя. Я чувствовала, что Николаю Из Студии с трудом даются мои страницы, будто бы он в одиночку тянет по реке нагруженную свинцовыми нимбами баржу. Он не принимает эти страницы, он их отвергает, а его чёрные мысли-дыры активно атакуют моё страстное желание ему понравиться.
Это позволило узнать кое-что новое о себе: оказывается, во мне содержится НЕЧТО. Нечто, заставляющее людей меня не принимать. И это нечто никак не связано со мной нечитаемой. Отсюда я сделала два скоропостижно смертельных вывода: во-первых, я категорически не нужна Николаю Из Студии, и, во-вторых, лучше бы он плюнул в меня с небес и не покупал, так как, купив, сделал мою Судьбу несчастливой.
Поэтому я отчаянно прогрустила и безудержно проплакала весь следующий день, лёжа на столе рядом с умирающей газетой и глухонемой вазой. И даже если бы рядом оказалась Весёлая Наука, моя первая и самая прелестная подружка, я бы проплакалась ей в переплёт, будучи принципиально неутешабельной, глупо хандрящей, бестолковой маленькой кретинкой!
А затем в комнату вошёл незнакомый силуэт человека (как впоследствии выяснилось - отец Николая Из Студии) и бросил на стол яркий блестящий журнал. И я очень удивилась, когда Журнал почти сразу заговорил со мной:
- Эй, дурёха, ты чего ревёшь, как этикетка от выпитой бутылки?
- Я не нужна-а моему чита-ателю… - прохныкала я.
Журнал как-то неадекватно рассмеялся:
- Тебя волнуют такие мелочи? Брось, забей и разотри в порошок!
- Тебя, небось, до дыр зачитали, да-а? Везу-у-ука!
- Меня? Да что ты, ещё успеют! Меня только купили, этот мужик прочитал в метро гороскоп и заметку "Первые признаки нежелательной беременности". Он долго и безуспешно матерился про себя!
- Стоп! Откуда ты всё это знаешь? - я торопливо утёрла слезы и насторожилась.
- Откуда-откуда? От лизоблюда! Да мне в Газетном Киоске рассказали! Там один Журнал у нас жил - всевидящий, всеслышащий и вездевынюхивающий. И звали его Альтруистом. Он всё про всех знает. Я так пожалел, когда меня купили - этот горемыка-прохвост такие мышьяковые байки травил - закачаешься, оглавление мне под зад!
- И что ты знаешь про Книги? Я ведь Книга! - с гордостью провозгласила я, вздёрнув носик и взмахнув длинными невидимыми волосами.
По ходу дела я вспоминала весь книжный жаргон, которому меня учила Весёлая Наука, и который мне жутко не нравился.
- Ну и что с того? Вижу, что не пустая тетрадка, - Журнал, похоже, не собирался проявлять ко мне уважение. - И чего ты хочешь узнать про несчастные Книги?
- Хочу узнать, чем мы от Журналов отличаемся!
- Тем, что дебилки вы все, набитые бессмысленным смыслом! Ни одной умной Книжки не слышал! А строите из себя Типограф знает кого!
- Я сейчас обижусь, - заявила я.
- Да обижайся на здоровье! Мне лично по печатному станку.
- Ну, если ты всё знаешь, скажи, кто такие авторы. И чем они от Типографов отличаются.
- Нашла что спросить, кулёма! Авторы - это те, кто сочиняют всякую чушь вроде гороскопов и заметок. Затем всё это помещают в таких, как я - уж не знаю, зачем. Только без Типографов эти авторы так бы и носились со своими заметками, как курица носится с писаной торбой. А теперь авторы гордятся тем, что их якобы где-то там напечатали. Идиоты! Это меня напечатали Типографы, а авторы здесь вообще не причём.
- Ты сказал "идиоты"? Ты назвал авторов словом, обозначающим тех, кто сжигает Книги!
- Конечно! Авторы и сжигают Книги. Книги, в которые другие авторы поместили свою писанину. Авторы - завистливые, подлые люди. Даже не люди - Идиоты!
- И что? Получается, во мне тоже есть писанина какого-то автора?
- Да, представь себе! И, может, не одного. Вот тебе мой совет, плакса - забей. Иначе горя не оберёшься. Живи себе спокойно, кайфуй, когда тебя читают, но ещё больше кайфуй - когда тебя не читают. Людям вредно много читать, крошка.
- Жаль, я не могу прочитать саму себя. Это Авторы-Идиоты прокляли весь наш род. А род Журналов они тоже прокляли?
- Чушь какая! Впервые об этом слышу! Ну я тоже не могу читать себя, только не понимаю, зачем мне это нужно.
- И других ты тоже не можешь читать?
- Ясный эпиграф! Как я могу читать других, если не могу прочитать даже себя? Книга, ты вообще чего несёшь, а? Глупая, как автобусный билет!
Я снова пропустила оскорбления мимо ушей. Какой надменный и хамоватый тип этот Журнал!
- Но мы с тобой можем друг друга понять, не читая, - попыталась я примириться.
- Вот и кайф! Только ты меня не понимаешь ни апострофа! Ну и лежи, реви себе дальше. А я гулять пойду.
- Что?! Как? Куда?? - от изумления я вытаращила глаза.
- Спрячь свои зенки! Есть такая штука - воображение! Впервые слышишь, да? Мир грёз - единственный реальный мир. Об этом ещё твои предки Манускрипты говорили! Всё, что ты видишь - иллюзия. А значит, всё, что ты не видишь - то есть сны, фантазии - всё, чего нет - и есть единственная настоящая реальность! А ты давай, спи наяву дальше. И выбрось из головы всякую дрянь по поводу авторов!
Журнал закрыл глаза и притворился неживым.
Ах, вот оно что… Неужели по этой причине все они, эти предметы, кажутся такими мёртвыми? Они с головой ушли в мир грёз! А может… они ушли в него навсегда?!
Я вспомнила Учение Храма. Он был живым. Немного странным, конечно, но живым. И мысли его были схожи с теми, что изложил мне сейчас Журнал. Учение Храма казался спесивым эгоистом, не очень-то стремился быть прочитанным и часто уходил в мир грёз.
Попробовать, что ли, уйти туда же? Журнал прав, жизнь - сплошная мука, хандра, сплин и крематорий. И даже моя депрессия, моя самая великая обожаемая тоска - и та иллюзия!
Я уже не знала, кому верить. Утёрла обложку, расправила странички, причесалась и решила для начала вздремнуть. Что бы там ни говорили, сон - замечательное состояние!
Вот только во сне я этого не ощущала, потому что мне опять приснился кошмар - толпы Идиотов с пятнами на лбах устроили костёр из Книг и Журналов, плясали вокруг него, подкидывали в огонь Книги и выкрикивали проклятия на тарабарском языке.
Проснулась я в холодном поту и Журнала рядом с собой не обнаружила. Наверно, отец Николая Из Студии забрал его.
А мой первый читатель дочитал меня через два дня. Он просидел дома вместе со своими родителями. Правда, ни отец Николая, ни его мать ко мне даже не притрагивались.
Грусть немного утихла, неприятные ощущения притупились - хотя я надеялась, что, может, Николай Из Студии изменит своё отношение ко мне. Нет… Он мял мои странички, нервно перелистывал их… Он сопротивлялся, тяжко вздыхал, бубнил себе под нос, критиковал, но не читал. Значит, Несудьба. Когда он захлопнул меня, то ничего не сказал. Но мне удалось мельком заглянуть ему в глаза и заметить вместо них две пустых бездны беспокойного страха.
После чтения Николай Из Студии вернул меня обратно на стол и, превратившись в тёмный немой силуэт, засел за свой компьютер. А я вздохнула с облегчением…
Ну вот, спасибо! Сбылась мечта идиота! А ведь каждая Книга в Магазине мечтает быть прочитанной полностью! И что дальше? Разумный вывод напрашивался один - чувства, вызываемые чтением, скорее всего, зависят от того, кто тебя читает. Но теперь, после того, как я куплена и прочитана Николаем Из Студии, сможет ли меня прочитать кто-нибудь ещё? И каким, извините, образом он это сделает?! Сказать, что я была разочарована - ничего не сказать. Я была полностью подавлена и опустошена, но пока, наверно, не ощутила всю разрушительную силу равнодушия. Я смотрела на своего читателя издалека - он прилип, как бумажный клоп, к монитору, и увлечённо стучал по клавишам. Понять, что он чувствует, я могла только приблизительно. Скорее всего, он тоже разочарован. И какого Идиота он меня купил?!
А ещё этот Николай Из Студии испугался. Он так же трясся в моих руках, как и я - в его. Ну да, он ещё называл ересью это самое НЕЧТО во мне. Писанину какого-то Идиота, если я правильно поняла Журнала. Значит, нет во мне ничего путного - и быть не может. Спасибо, дорогие Типографы, ещё раз за то, что родили меня сюда. Родите, пожалуйста, обратно! Забери вас фальцевальная машина!
Хотя теперь мне всё по печатному станку. Полежу пока на столе, а когда надоест, уйду в мир грёз. Навсегда. И гори оно всё красной строкой…
5. Второй читатель
Три дня я промучилась на столе в одиночестве, то впадая в бесполезное забытьё, то возвращаясь в приторную явь. Николай Из Студии не догадался (или не захотел) поставить меня на полку. Это сделала его мама, когда убиралась в комнате, и за время маленького полёта я успела почувствовать, какие тёплые у неё руки.
Желая спастись от съедающей душу тоски, я сразу же набросилась на моих соседей: правого - толстую твёрдую Книгу по имени Сектоведение, и левого - не менее массивную красно-чёрную Книгу с именем Красное и Чёрное.
- Привет, привет! Меня зовут Безусловная Любовь! Меня недавно прочитал Николай Из Студии! А вас он тоже прочитал?
- Во-первых, его зовут просто Николай, - прохрипел Сектоведение. - А во-вторых, кто это посмел разъединить нас с соседом?
- Что у тебя с голосом? Ты болеешь?! - удивилась я.
- Маленькая ещё, чтобы мне "тыкать"! - возмутился Сектоведение.
- Это Тамара. Это она впихнула её между нами, - сказал Красное и Чёрное.
- Это Тамара, - передала я Сектоведению.
- Ну конечно. Местная язычница. Чтоб её больше никогда не издали! - и Сектоведение закашлялся.
- Книги могут болеть… - тихо произнесла я.
- Свалилась на нашу больную голову, - пробурчал в ответ Красное и Чёрное.
Какие-то они нелюбезные совсем. Но я снова осмелилась спросить:
- А от чего Книги болеют?
- От жизни своей книжной, - ответил Красное и Чёрное. - Тебе, я вижу, ещё и месяца не исполнилось. А мне послезавтра двадцать восемь лет будет.
- Вот это да!! А Сектоведение…
- Он ещё ребёнок, четыре года всего. А уже спонтанную апатию подцепил. Так что ты даже по сравнению с ним - брошюрка беспереплётная, поэтому будь любезна, не доставай нас своими вопросами. По хорошему просим.
Я заткнулась и закрыла глаза. Я была шокирована!
Конечно, эти мои соседи знали ВСЁ. По сравнению с ними медитативный Учение Храма и великий ясновидящий Журнал Альтруист были просто ни на что не годными буклетиками! А я… я вообще только вчера родилась. И вся моя слезливая рефлексия - просто комплекс неполноценности новенькой книжонки, беспомощной в своём инфантилизме.
Ждать, что они сами захотят заговорить со мной - глупо. Попытаться задать вопрос - ещё глупее. Что же мне делать?
Сектоведение кашлял и хрипел, Красное и Чёрное спал и грезил. Двадцать восемь лет. Фантастический возраст. И с виду особо не скажешь: слегка потрёпанный переплёт, взгляд хмурый и глубокий, голос уверенный и тон, не терпящий возражений.
Конечно, его уже читали, и не раз. Он всё знает - и про себя, и про Книги, и про людей. Вот Сектоведение в семь раз моложе - может, стоит пообщаться с ним, когда выздоровеет?
Думала-то я думала, только жизнь снова подбросила мне свой беспечный сюрприз. Накануне дня рождения Красного и Чёрного в гости к Николаю пришёл молодой человек по имени Серж. Ростом он был повыше и не носил бороду. Они с Николаем долго сидели за компьютером и беседовали о непонятных мне вещах: блютусах, скриптах, тэгах и такой-то матери. А затем гость спросил Николая:
- Есть что интересного почитать? А то знаешь, эти новомодные недокрученные писатели уже надоели. В какой магазин не зайди - горы бредовой фантастики и социальной порнографии.
Серж повертел пальцем у виска и подошёл к полке. Необъяснимо-приятная тревога поглотила меня, и вернулось чувство радости, которое я испытывала, когда к моей полке подходили люди в Книжном Магазине. Интересно, могут ли люди покупать Книги друг у друга? К тому же меня радовал сам факт того, что я вижу и слышу людей уже около часа!
Серж уставился на хворающего Сектоведение, вытащил его и начал листать. Красное и Чёрное внимательно наблюдал, а я ощутила некоторое облегчение. Серж положил Сектоведение рядом с полкой и… взял в руки меня!
И в этот момент Красное и Чёрное произнёс странную фразу, которую я расслышала краем уха:
- Асталависта, бейби. Слава Авторам, древняя магия всё ещё работает.
А Серж долго листал меня, повергая душу в священный трепет, а затем обратился к Николаю:
- Можно взять "Безусловную Любовь?"
- А, эту? Бери. Кстати, хочешь посмотреть, какой спор из-за неё разгорелся…
Серж подошёл к своей чёрной сумке и поселил меня в неё. И здесь я сразу же встретила ещё одну Книгу, по имени Старый Пруд.
- Привет, я прилетела! - защебетала я. - И очень этому рада! Оказывается, люди могут давать Книги друг другу просто так и не менять нас на деньги! Спрашивается, почему же так не делается в Магазинах. Зачем людям деньги, а?
- Повезло тебе, - ответил Старый Пруд.
- Да, я безумно счастлива! Серж будет моим вторым читателем. А тебя он уже прочитал?
- Серж очень любит меня. И у нас с ним это взаимно. Он часто перечитывает меня и никому не отдаёт. Потому что я ему нужен. А раз тебя отдали, значит, ты кому-то не нужна.
Я решила проверить свою догадку:
- А сколько тебе лет?
- Мне десять месяцев и девять дней.
- И ты счастлив?
- Да.
- Повезло тебе…
Старый Пруд вымученно улыбнулся, но я заметила в его взгляде недоверие. И, похоже, поняла его причину.
А потом Серж накидал в сумку лазерных дисков, и это разъединило нас со Старым Прудом. Диски эти только надменно пищали да презрительно скрипели, оказавшись не готовыми к налаживанию контакта с существом из другого мира.
Неожиданно Серж достал меня во время поездки на метро. Я ни разу не видела, что творится в метро, поэтому хотела понаблюдать за окружающим миром… но в то же время меня открыли на первой страничке - и желание разглядывать силуэты людей тут же пропало. Ужасный грохот также быстро перестал мешать… потому что меня начали читать! В этот миг я забыла обо всех знакомых Книгах, о концепциях Судьбы, о полётах и боли, о Николае, о грусти и депрессии. С первой страницы мне стало ароматно жарко, и лицо покрылось липким потом. Мне захотелось увидеть глаза читателя, но я не смогла, потому что пришлось зажмуриться от их слепящего света. В моей гигантской душе всколыхнулось неведомое до сих пор чувство. Чтобы не потерять сознание от всего и сразу, я вцепилась в руки читателя и глубоко задышала. Это помогло - я и не знала раньше, что вовремя дышать - так приятно!
Что со мной?! Бешено кружилась голова, я падала в наполненную тёплым светом бездну, и только руки человека удерживали меня, как казалось, навесу. С большим трудом мне удавалось оставаться в переплёте, но внутри меня бушевал настоящий пожар. А когда Серж перелистывал страницу, огонь колыхался от ветра! Мне захотелось холодной воды - вот дикое желание, неосуществимое Книгами! Где-то в моих клеточках-складочках, в бумажных молекулах-генах, встрепенулся инстинкт самосохранения, предупреждающий: "Вода - это адская, мучительная боль!" Но сейчас я бы с радостью наплевала на инстинкты, потому что хотела взорваться и разлететься на тысячи маленьких страничек от такого ураганного наслаждения!
Что-то менялось в глубине меня, и краем сознания я понимала, что отныне моя жизнь больше не будет прежней. Вскоре не осталось ни сил, ни желания сопротивляться увлекающему в неизвестность сказочному потоку из ласкающего до судорог огня и заставляющей кричать от удовольствия неутолимой жажды. Я отпустила руки читателя и полетела…
Но это был полёт совсем иного рода, нежели простое перемещение наяву в пространстве. И пусть я также не могла управлять им - Книги вообще существа хрупкие и беспомощные. Зато я, бесконечно проваливаясь в клокочущее нежным пламенем чрево потока, видела яркие картинки из чьей-то неожиданной фантазии. Я видела старого ветхого человека, чья рука выводила на белой бумаге птичьим пером строчку за строчкой. И когда перо касалось бумаги, у меня было такое ощущение, что это кто-то внутри меня рисует буквы лезвием ножа. Только боли при этом не получалось - пожар затмевал собой всё.
Картинка пишущего сменилась другим видением - человека, распятого на кресте. Создалось впечатление, что я находилась среди толпы людей, выкрикивающих неясные слова на непонятном языке. Только я ничего не кричала, а просто смотрела на усталое лицо умирающего, пытаясь поймать его взгляд. Затем кто-то из толпы поднял с земли камень и бросил его в распятого. Дурному примеру последовали другие. Я хотела остановить безумцев, но снова ощутила полную беспомощность.
Следующим видением был католический храм, а я находилась внутри, держала в руке карандаш и срисовывала икону Божьей Матери. С ума сойти - я оказалась в теле какого-то художника! Желая продлить сказочное переживание действия, я сосредоточилась на рисунке и увидела, что вместо лика у меня получается собственный, причём человеческий, портрет - смуглой женщины с густыми чёрными бровями и волосами до пят!
Сюжетное видение исчезло так же внезапно, как и появилось. Перед моими глазами с калейдоскопической пестротой замелькали загадочные цветные узоры и фигуры всех оттенков и форм. А из памяти, не успев даже закрепиться, медленно исчезали мутные черты собственного портрета.
Я парила, парила в мире невероятных грёз, какие мне до сих пор и не снились. Тем более, что я даже вообразить себя не могла человеком - только Книгой. В моих грёзах, казалось, было всё - волшебные переживания, скользкий трепет, чуткое удовольствие, бурный оргазм… но только казалось. Мне не хватало движений воздуха, ароматов, музыки, не создаваемой словами. Они не появлялись, а картинки не пропадали, когда я включала или выключала зрение.
А затем всё резко пропало в тёмном тоннеле ночи, словно я проснулась. Оказалось, что Серж заложил календариком страничку, закрыл меня и убрал в сумку. Пожар внутри утихал, но обложка ещё долго хранила страсть обнимавших меня рук.