2
Около девяти я подъехал на своем стареньком "москвиче" к ее дому и заглушил мотор. Я уже знал, что репетиция в театре начинается в одиннадцать, отсюда до театра можно было доехать минут за двадцать – тридцать, а это значило, что она могла бы еще час-полтора сидеть дома и смотреть в окно. На это серое осеннее небо, на листья, рассыпанные на тротуарах.
Приготовившись к длительному ожиданию, я закупил десяток свежих газет и уже подумывал, с какой бы из них начать чтение, как вдруг из парадного вышла она. Вышла в элегантном сером плаще с сумочкой мышиного цвета, на ногах – черные полуботиночки. Посмотрела на небо. Потом вокруг. И пошла по улице в сторону троллейбусной остановки. Я подождал, пока она дойдет до остановки и сядет в троллейбус. Потом только выехал на улицу.
Перед каждой остановкой приходилось притормаживать и смотреть – не вышла ли она. Это мне уже начинало действовать на нервы. Троллейбус ехал в сторону центра, а там, в центре, притормаживать вот так будет совсем неудобно. Конечно, можно каждый раз включать "аварийку", но так я могу вызвать ненужный интерес гаишников.
В конце концов актриса вышла возле метро "Университет" и пошла к боковому входу в Ботанический сад.
Свой "москвич" я втиснул между "мерсом" и "ауди" на стоянке у кафе "Бон-бон".
– Ты что, мужик! – искренне удивляясь, крикнул мне парень с бэйджем парковщика.
– Я заплачу! – пообещал я, закрывая дверцу машины на ключ.
Парень-парковщик смотрел на меня широко раскрытыми хохочущими глазами. Но в его поведении не было угрозы.
– Ну, ты даешь! – сказал он громко напоследок и мотнул головой.
А я побежал к бульвару Шевченко, боясь, что моя "клиентка" уже исчезла из поля зрения.
На этот раз мне повезло. Она стояла в арке прохода к Ботаническому саду и явно кого-то ожидала. Я тем временем остановился у киоска с пирожными, купил себе трубочку с кремом и наблюдал через бульвар за своей подопечной.
Минуты через три к ней подошел высокий парень в длинном черном пальто и твидовой кепке. Они поцеловались и неспешно направились к воротам ботсада. Я опустил недоеденное пирожное в урну и побежал к переходу. Нагнал их у самых ворот. Входные билеты покупал парень. По-русски он говорил с заметным акцентом. Когда я, купив себе входной, медленно обогнал их, идущих по аллее, то услышал, что разговаривают они по-немецки. Тут уж руки у меня опустились. Из иностранных языков я знал только польский письменный – тренировался когда-то на польских детективах – а посему, даже если бы удалось подслушать, о чем они говорят, то понять смысл я уже не смог бы.
Актриса прогулялась с немцем до задних ворот ботсада. Издалека они были похожи на любовников, имеющих друг к другу чисто физиологический интерес. Ни в их жестах, ни в мимике не было видно тепла, эмоций. Было только понятно, что знакомы они хорошо и что эта встреча состоялась просто ради поддержания отношений. Уже через полчаса парень посмотрел на часы, поцеловал актрису в щечку и ушел. Актриса присела на скамеечку, достала из сумки блокнот, записала что-то.
Я тоже присел на скамейку чуть поодаль. Рядом со мной сидела молодая мама. Перед ней в коляске мирно спал хорошо укутанный малыш. Наверное, со стороны можно было бы подумать, что я – отец этого ребенка.
Мимо прошли два вооруженных пистолетами садовника, и я тут же обратил внимание на то, что здесь, в ботсаду, на аллеях не было листьев. Зато деревья все были на месте. Правда, мне было бы трудно представить себе, насколько сильно должен замерзнуть человек, чтобы полезть за дровами в хорошо охраняемый ботанический сад.
Тем временем я продолжал наблюдать за армянкой и заметил, как она вдруг встрепенулась, полезла снова в сумку и достала пейджер. Прочитала сообщение и тут же заспешила к выходу.
Выдерживая дистанцию, я снова направился за ней. Время приближалось к одиннадцати. Ей бы уже пора было на репетицию, но шла она совсем в другую сторону. Выйдя на улицу Толстого, повернула налево. Там остановилась и оглянулась по сторонам.
Буквально через минуту рядом с ней, прямо под знаком "Остановка запрещена", тормознула черная "ауди" с затемненными стеклами. Актриса села в машину.
Я переписал номер машины – "КА9998А", и тут же меня прошибла неприятная догадка. Я притаился за колонной арочного входа на аллею, смотрел на машину, но она никуда не уезжала. К "ауди" подошел гаишник с сердитым выражением лица, нагнулся к окошку со стороны водителя, и тут же выражение его лица сменилось на виноватое. Он кивнул и перешел на другую сторону дороги, поигрывая в руке полосатым жезлом.
Прошло еще несколько минут, и машина тронулась с места. Я сразу бросился к стоявшему неподалеку такси. Чуть ли не впрыгнул на переднее сиденье.
– Давай за той "ауди"! – скомандовал я.
Водитель лениво оглянулся. Неспешно включил счетчик. Завел движок.
– Не нервничай, дальше светофора он без нас не уедет! – сказал он.
И действительно, перед улицей Горького мы чуть не уткнулись ему в багажник.
Машина довезла актрису до театра. Часы показывали без четверти двенадцать.
Посмотрев театральные афиши и фотографии, я сразу отметил, в каких двух спектаклях играла эта актриса. Если верить афишам, то и сегодня вечером я бы мог оценить ее игру в спектакле "Мелкий бес" в постановке Юрия Одинокого. Ну что ж, подумал я, никогда не поздно приобщиться к театральной жизни. Тем более, что об этом спектакле я уже читал много хорошего в газетах.
За стоянку моего "москвича" парень-парковщик потребовал тройную оплату. "За моральный ущерб, – пояснил он и показал на застекленную террасу кафе. – Представляешь, клиенты пьют кофе за пять долларов и при этом вынуждены смотреть на твою развалюху!"
Я молча расплатился и, стараясь не поцарапать соседние иномарки, выпятился задним ходом с места стоянки.
3
Перед поворотом на мою улицу вдруг появился гаишник и строго показал своей палкой на обочину. Я послушно остановился.
Изучив мои права и документы на машину, младший лейтенант задумался, потом пристально осмотрел передние колеса. Было видно, что он борется с собой, с одной стороны понимая, что с меня много не возьмешь, с другой стороны, видимо, думая о том, что и сам мало зарабатывает.
– Тормоза работают? – строго спросил он.
– Да.
– А если я проверю?
– Проверяйте! – я пожал плечами с искренним равнодушием. – Вы бы лучше иномарки чаще проверяли.
– Зачем? – удивился гаишник.
– Да вот меня десять минут назад одна так подрезала, что я чуть на встречную не вылетел. Я даже номер ее записал.
Услышав про номер, младший лейтенант навострил уши, но как только я показал ему записанный номер, он приуныл.
– Этим все можно, – сказал он.
– Кому этим?
– Сам подумай! Если не дурак, то догадаешься!
Не желая показаться в глазах гаишника дураком, я больше вопросов не задавал.
Младший лейтенант вдруг увидел черную "девятку", и его полосатая палка взметнулась вверх.
– А мне что делать? – спросил я.
– Ай! Езжай куда хочешь, – не оглядываясь, бросил гаишник.
И я приехал домой пообедать. Растворил в чашке кипятка три бульонных кубика "галины-бланки", накрошил туда несвежего бородинского хлеба и принялся уплетать свой обед с такой скоростью, будто вот-вот должен был бежать куда-то дальше. Правда, уже через несколько минут меня отпустило. И я замедлил движение ложки от бульонной чашки ко рту. Включил радио. Тут же в кухне зазвучала свежевеселая песенка "ай-яй-яй-яй-яй-яй убили негра". В ритме этой песенки я и доел свой бульон.
Посмотрел телевизор – в эти дни все новости были хорошие: приближались президентские выборы, и к ним приурочивались открытия новых сельских школ, газифицирование отдаленных районов страны тоже близилось к завершению, и одна шахта в Донбассе добилась невиданных со времен Стаханова результатов добычи угля. В общем, все было хорошо и собиралось быть еще лучше. Но тут зазвонил телефон.
– Ну что там? – спросил меня Серега.
– Очень интересно, – сказал ему я и тут же засомневался: а стоит ли ему обо всем рассказывать?
– Что интересно?
– Давай завтра увидимся, тогда я тебе и расскажу.
– Но ты что-нибудь узнал?
– Да, конечно. Больше, чем ты думаешь!
4
Вечером с букетом цветов я уже сидел во втором ряду партера и не без удовольствия смотрел спектакль. Армянка оказалась неплохой актрисой.
Особого плана действия у меня не было, но большие надежды я возлагал на интуицию и Провидение, а точнее – на случай. И после спектакля, заплатив старушке на служебном входе две гривни, я узнал, в какой костюмерной я могу найти актрису. Постучал, открыл дверь, и, не услышав ничего в ответ, зашел внутрь с букетом цветов в вытянутой вперед руке.
– Вы к кому? – обернулась она ко мне из-за туалетного столика. – Ко мне?
Я, что называется, раскланялся, рассыпался в комплиментах. Было видно, что цветы и внимание ей понравились.
– А вы кто? – спросила она нежным голосом.
– Я? – ее вопрос застал меня чуть-чуть врасплох, но первая пришедшая после вопроса в голову мысль не оказалась безнадежной. – Я в горсовете работаю, занимаюсь городской недвижимостью.
Актриса улыбнулась.
– Отвернитесь, пожалуйста, я быстренько переоденусь, – попросила она.
– Может, мне лучше выйти?
– Не надо, оставайтесь, только отвернитесь.
Я думал, мне предстоит стоять так лицом к двери минут пять, но прошло не больше минуты, как актриса снова окликнула меня.
"Действительно, быстро переодевается", – подумал я, вспомнив слова Сереги.
– Может, вы хотите меня на кофе пригласить? – спросила актриса, нежно улыбаясь.
– Да, конечно, – закивал я. – Я только боялся, что вы откажетесь.
– Почему же, с таким симпатичным мужчиной, к тому же театралом… Я с удовольствием. Хотите, подскажу хорошее кафе?
Короче, армянка сразу взяла бразды правления в свои руки, и тут уж никакой надежды не оставалось на случай или Провидение. Но мне это, тем не менее, нравилось. Раз она вела в этом "танце", значит, я мог спокойно изучать все ее возможные "па".
Привела она меня в приятный подвальчик на улице Заньковецкой.
Я взял по чашечке кофе с коньяком. Разговор шел ни о чем, но паузы при этом она делала длинные, вынуждая меня самого говорить больше и выбирать темы для продолжения беседы.
В какой-то момент в ее сумочке запищал пейджер. Она достала его, прогнала через экранчик сообщение. Ее лицо на мгновение стало удивительно сосредоточенным, как у генерала перед битвой. Тут же она легко и очень женственно вздохнула, спрятала пейджер обратно в сумочку и почти смущенно улыбнулась.
– Что-то случилось? – спросил я.
– Нет, ничего страшного. Я собиралась к маме заехать, но она простудилась и боится меня заразить. Так что я сегодня целый вечер свободна.
Разговор опять пошел о всякой ерунде, но несколько раз она поворачивала его в сторону городской недвижимости. Общих фраз и информации из городских газет мне хватило, чтобы предстать перед нею чиновником средней руки, который, вероятно, живет на такие же средние взятки, получаемые за право аренды исторических зданий.
– У меня дома есть бутылочка отличного шампанского, – сказала вдруг она. – Вы, конечно, можете отказаться, вам ведь на работу завтра. А мне сегодня как-то особенно одиноко.
– Ну почему же, я не против.
Мы взяли такси и приехали к ней. Внизу в парадном за столиком сидел охранник в военном комбинезоне. Он проводил нас пристальным взглядом до лифта.
– Раздевайтесь, – легко сказала актриса, как только я зашел в холл ее квартиры.
Я разулся и снял куртку. Тут же перед моими ногами появились замшевые шлепанцы. Сама она тоже быстро сняла плащ, прошла вперед и, пока я неуверенно переминался с ноги на ногу, она вернулась уже в черных джинсах и в легкой шелковой балахонистой блузке, подчеркивавшей ее выдающуюся немного агрессивно вперед грудь.
– Проходи, – с улыбкой бросила она и тут же немного наигранно смутилась. – Ой, извините, я случайно на "ты" перешла! Или, может.
– Да-да, конечно, – закивал я.
– Тогда проходи и чувствуй себя свободно! – сказала она и распахнула двойные двери в гостиную.
Я уселся в глубокое кресло изумрудного цвета и осмотрелся по сторонам. На стене висело несколько фотопортретов актрисы, старинные часы с гирьками и ее же карандашный портрет, сделанный в стиле Андреевского спуска.
– Мне один дипломат французское шампанское подарил, – певуче произнесла она, стоя перед открытым баром ко мне спиной. – Вот оно.
Звякнули бутылки, и она повернулась ко мне лицом.
– Расскажи мне еще про себя, – попросила актриса. – Хочется тебя узнать получше.
Мы пили потихоньку шампанское, и я рассказывал что-то о своем детстве. Она сидела в кресле напротив и пытливо смотрела мне в глаза. Словно просила о чем-то. От вопросов о недвижимости мне удавалось уходить довольно легко – я притворился до тоски уставшим от этой темы, да и сама актриса в конце концов согласилась, что нет ничего глупее, чем говорить с красивой женщиной о городском хозяйстве.
Как-то незаметно прошло два часа. Ее пейджер пищал еще несколько раз, передавая ей какие-то новости. Она то и дело потягивалась, отчего ее грудь приподнималась под блузкой и казалась еще острее и агрессивнее. Я непривычно расслабился и уж совсем не удивился, когда на кофейном столике рядом с двумя фужерами и уже пустой бутылкой действительно французского шампанского появилась малахитовая шкатулка. В какой-то момент ее рука легким движением сняла со шкатулки крышку, и внутри я увидел разноцветные презервативы, лежавшие вперемешку, словно конфеты. Она обронила быстрый, словно случайный взгляд внутрь шкатулки, потом подняла свои глаза на меня и как ни в чем не бывало спросила:
– А какой твой любимый цвет?
– Черный, – ответил я совершенно серьезно.
Тонкими пальцами она выудила из шкатулки черный презерватив и протянула мне.
– Я сейчас вернусь, – сказала она сладко, словно сквозь леденец.
Я остался в гостиной один. Было слышно, как в ванной зажурчала вода. Потом люстра над моей головой потеряла яркость, свет "затих", словно его, как звук в магнитофоне, прикрутили до минимума. В гостиную вернулась она, завернутая в большое темно-зеленое полотенце.
– Мне сегодня как-то особенно одиноко, – сказала она, приближаясь.
И я не устоял. Мы сцепились в объятиях, но ее руки показались мне сильнее моих. Потом мы грохнулись на диван, и то, что происходило потом на протяжении почти двух часов, можно было назвать чистым сексом. До исступления мы вжимались, вбивались друг в друга. Что-то было в этом от тяжелого шахтерского труда, и я мимолетно вспомнил сегодняшний выпуск УТН. Потом вдруг в очередной раз запищал пейджер, и актриса легко, по-спортивному бодро поднялась с дивана и заглянула в сумочку. Прочитала сообщение и снова прилегла рядом. Но, как оказалось, только на минутку.
– Сними "плащик", – попросила она, указывая взглядом на моего вынужденного "негритенка".
Я снял, поднялся с дивана и собирался пойти в ванную, но она приподнялась на локте.
– Положи на пол, я потом выброшу. Полежи пока еще чуть-чуть.
Это "пока" длилось ровно две минуты. Потом она резко встала, так же резко оделась и вопросительно глянула на меня. Я тоже оделся и собирался-таки поднять "плащик" с пола и выбросить его в унитаз, но актриса взяла меня нежно за руку и повела на кухню. Мы еще сидели там минут пятнадцать и пили чай. Потом она посмотрела на часы и сказала, что устала.
Только на улице до меня окончательно дошло, что и у меня украли сперму. Ощущение было совершенно идиотское, словно это был дурацкий розыгрыш.
Я приехал домой и позвонил Сереге, но его дома не было.
От шампанского в моей голове не осталось и следа. Мысли сами заработали логично, и я открыл деловой телефонный справочник Киева. Просмотрел списки медицинских учреждений, но ни одного "Банка спермы" там не было. Зато были две приватные клиники, где лечили от бесплодия. По теме это было уже близко, и я позвонил по первому же телефонному номеру.
– Мне нужна срочная консультация, – сказал я поднявшей трубку женщине.
– Именно вам? – спросила она.
– Да, да, именно мне.
– Хорошо, давайте я вас запишу на завтра, на девять тридцать утра.
Я записался на прием и лег спать, но выспаться мне в ту ночь так и не удалось. Я то вставал и ходил по темной квартире, то присаживался за кухонный столик и сидел там, окунув лицо в ладони.
Когда я появился в этой клинике, можно было подумать, что я серьезно болен. Глаза у меня были красные, под глазами мешки, как у человека с больными почками. И лицо к тому же отличалось удивительной бледностью.
Женщина-врач тут же, как только я вошел в кабинет, выразила мне взглядом сочувствие.
– Ну, рассказывайте, как давно у вас эта проблема, – обратилась она, приняв позу внимательного слушателя.
Медленно и сбивчиво я объяснил ей, что привело меня в клинику, и, к моему удивлению, она совершенно не удивилась.
– Нет, официального банка спермы у нас нет, – сказала она со знанием дела. – Пара лабораторий проводит, конечно, эксперименты с живой спермой, но доноры ее сдают на месте, то есть прямо там, в присутствии врачей. И сначала, конечно, делают анализ спермы, чтобы она была полностью здоровой. А вы знаете, это очень редко бывает.
– Что редко бывает? – я недопонял.
– Редко можно встретить здоровую сперму. Мужчины ведь ведут обычно очень нездоровый образ жизни.
С этим утверждением я легко согласился.
За полчаса нашего с ней разговора я узнал действительно много интересного и полезного, но самое интересное рассказала врач в самом конце беседы.