Зашевелился класс‚ завозился. Отстегивают ремни – кто от сумки‚ кто от брюк‚ передают под партами‚ а Витька связывает‚ проверяет на прочность‚ и вид у него сердитый‚ и шепчет – брата ругает.
– Вить...– просит Костя. – Не надо. Не надо‚ Вить... Ремня не хватит.
– Хватит.
– Вить‚ не надо... Увидят.
– Не увидят.
И связку за окно.
Снизу‚ со двора‚ опять засвистели.
– Тяни! – командует Витька и тянет сам‚ а ремни ползут через подоконник‚ цепляясь узлами за оконную раму‚ и вслед за ремнями‚ к великой радости прохожих‚ торжественно ползет вверх по школьному фасаду драная Колькина сумка.
Операция закончена‚ весь класс боязливо млеет от восторга‚ один Иван Егорыч ничего не заметил: сам себе рассказывает географию. Вдруг открывается дверь‚ на пороге завуч – Елена Васильевна.
– Иван Егорыч‚ – говорит она своим металлическим голосом‚ от которого плачут первоклашки. – Веду я сейчас урок‚ и‚ представьте себе‚ мимо моего окна поднимают на ремнях сумку. Чтобы зря вас не беспокоить‚ я поднялась сначала на четвертый этаж‚ но там заперто. – Она делает эффектную паузу и громогласно объявляет: – Стало быть‚ это ваши!
Иван Егорыч краснеет‚ белеет‚ по-рыбьи разевает рот...
– Ну‚ погодите... – шепчет Иван Егорыч‚ и горло перехватывает бессильной спазмой. – Ну‚ после уроков...
И с хрустом ломает указку.
Тут и звонок. Большая перемена.
2
Большая перемена – буфет.
Срываются с места‚ несутся по лестницам‚ выстраиваются у запертой двери‚ толкаясь и отпихивая друг друга‚ и попадают в буфет‚ где на длинных столах уже стоят тарелки‚ и в каждой – бублик и карамелька. Суматоха в буфете‚ шум невообразимый‚ беготня и давка‚ как на вокзале при посадке в общий вагон. Наголодавшиеся за войну‚ еще не забывшие карточки‚ только начавшие отъедаться: всё для них притягательно. И бублик‚ и конфета‚ и винегрет из картошки со свеклой‚ который продается отдельно‚ и жареные в масле пирожки с повидлом: с одного бока куснешь – с другого повидло выскакивает. А после школы‚ если есть деньги‚ можно сгонять на Арбат‚ в магазин "Витамины"‚ купить стеклянный флакончик с кисленькими горошинами – "Прием в сутки одна-две штуки" – и вытряхнуть в рот все сразу. Жить стало лучше‚ жить стало веселее.
Вернулись ребята из буфета‚ жуют всухомятку‚ а Витька Борисенко продает свой бублик‚ Витька торгуется и деньги выручает‚ чтобы за кружок заплатить. Организовали в школе кружок‚ учат ребят бальным‚ аристократическим танцам‚ которые пишутся через две черточки. Витька – человек упорный. Решил научиться – и научится. Это имеет для него принципиальное значение‚ потому что всё‚ что он ни делает‚ имеет для него принципиальное значение. И не так уж ему хочется ногами дрыгать‚ но если танцуют другие‚ будет танцевать и он. Учительница танцев за голову хватается‚ когда он‚ упрямо одеревенелый‚ в па-де-катре проходит‚ учительница считает‚ что в строю ему маршировать‚ а не пируэты выделывать‚ что не научится он никогда и зря деньги переводит. Плохо она знает Витьку Борисенко.
Сидит Витька за партой: голодный‚ злой‚ на родного брата сердитый. Уже который год возится он с Колькой-переростком‚ из класса в класс за уши тянет‚ от дружков отваживает – мать жалеет. Соберутся дружки‚ такие же лбы-громилы‚ и кирпичами во дворе кидаются. Любимая игра – "На кого Бог пошлет": один подбросит – все разбегаются‚ и регочут–заливаются‚ старушек пугают. Или встанут кучкой в воротах‚ стоят – посвистывают в темноте‚ мимо пройти страшно. А недосмотришь – смотается Колька на сторону‚ дома не ночует‚ в школу черт-те когда приходит‚ а Витька должен врать-изворачиваться про какую-то тетку‚ которой у него сроду не было. Жил бы отец‚ он бы прибрал Кольку к рукам‚ да нет у них отца: убили на войне‚ где-то в Австрии‚ название и не выговоришь.
Работал отец дворником до войны‚ у управдома товарища Красикова‚ жил со своей семьей во дворе‚ в деревянной пристройке: трое сыновей наводили ужас на окрестное население. Они и теперь там живут: дом раскоряченный‚ бревнами снаружи подпертый‚ чтобы стены не выпучило‚ комната длинная‚ узкая – пеналом. Вместо отца мать в дворниках ходит. А зарплата у дворника – не разживешься. Вот она и бегает по дому: кому постирать‚ кому полы помыть‚ квартиру убрать‚ ведро помойное с верхнего этажа вынести. Да еще свое хозяйство‚ свои обалдуи ухода требуют. За день натопчется‚ набегается‚ намахается метлой-лопатой: к вечеру ноги колоколами гудят. Попарит горячей водой‚ покряхтит и спать заваливается. А самой сорока еще нет‚ еще могла бы жизнь свою устроить‚ а она вместо того разрешила Кольке до десятого класса учиться‚ груз на себя приняла‚ только бы за старшим‚ за Вовкой‚ в тюрьму не пошел. А Колька – парень хитрый‚ его голыми руками не возьмешь. Он давно уже смекнул‚ что учиться лучше‚ чем работать‚ и потому учится нормально‚ на первой парте для маскировки сидит‚ рядом с отличником. А от отличника и ему кое-что перепадает. Раньше его за уши тащили на первую парту‚ громилу‚ переростка‚ наглую рожу‚ чтобы на виду был‚ чтобы глаз с него не спускать‚ а теперь от стола не отгонишь: поумнел Колька и понял свою выгоду. Если ему понадобится‚ он и отсюда пакость сотворит‚ а заподозрить трудно‚ заподозрить невозможно‚ когда торчит он перед самым носом‚ втиснул себя в детскую парту‚ ноги под столом почти до доски вытянул – учителя спотыкаются‚ и наглая рожа уже не наглая‚ а такая она у него от рождения‚ и не переросток он‚ а больной эпилепсией мальчик‚ и не громила вовсе‚ потому что все громилы во все времена‚ – каждому известно‚ – сидели на последних партах: не человек красит место‚ а место человека. Может‚ потому и уцелел Колька‚ и до восьмого класса дошел‚ что вовремя сообразил и вовремя пересел вперед.
Рядом с голодным Витькой застенчиво притулился Костя Хоботков: бублик в рот не лезет. Разломать бы надвое и слопать за компанию‚ но он даже не предлагает: Витька только обидится. У Кости есть деньги и на винегрет‚ и на пирожок с повидлом‚ но он не покупает – стесняется друга. Он даже домой к Витьке не заходит‚ кажется ему‚ что Витькина мать‚ дворник‚ смотрит на него как-то особенно‚ не по-хорошему: и отец у него не убит‚ и живут они не в развалюхе‚ бревнами подпертой‚ и няня есть‚ и питаются лучше. У Витьки основная еда – картошка‚ из жиров – маргарин‚ а у Кости – и колбаса бывает‚ и яички‚ и сливочное масло. У Кости кровать – Витька спит на полу. У Кости окно на бульвар – у Витьки на помойку. У Кости обновки – у Витьки братановы обноски. У Кости велосипед – у Витьки шиш с маслом. Куда ни ткни: у Кости хорошо‚ у Витьки плохо. Но Витька не завидует. Витька никому не завидует‚ потому что на свете существует слишком много людей‚ кому бы он мог позавидовать. Когда он снег с тротуара сгребает или метлой машет вслед за матерью‚ Костя его стороной обходит. Стоять рядом – глупо‚ а взять метлу в руки – стыдно.
Наискосок от Кости жует свой бублик Саша Антошкин‚ меланхолично жует‚ без особой радости. Папа у Саши – врач-гинеколог с вывеской‚ мама у Саши – сверкает драгоценными брильянтами. А на столе у них плетеная сухарница с печеньем‚ а скатерть у них камчатная‚ люстра хрустальная‚ мебель красного дерева‚ а в спальне – "птичий глаз". Сидит Антошкин на второй парте за могучей спиной Кольки Борисенко‚ всякую минуту ожидает от него пакости‚ и оттого невнимателен на уроках и низкая у него успеваемость. Задергали Антошкина еще в те времена‚ когда училась в классе знаменитая троица – Долин‚ Ложкин и Богоявленский‚ потому что поддался он им сразу‚ с первого наскока‚ и с тех пор поддавался непрерывно. "Полай!" – требовали они‚ и он лаял. "Поквакай!" – и он квакал и прыгал по–лягушачьи. И только дома он чувствовал себя в безопасности‚ дома он отдыхал‚ набирался уважения к самому себе. Но однажды они пришли к нему домой. Они шли по квартире‚ из комнаты в комнату‚ руки в карманах‚ голова втянута в плечи‚ шпана шпаной‚ озираясь по сторонам и равнодушно‚ из-под челочек‚ оглядывая книги‚ хрусталь и картины‚ а бедный Антошкин шел следом‚ искательно улыбался и горько плакал в душе‚ потому что теперь ему уже некуда было от них спрятаться. С тех пор они приходили часто‚ всегда втроем. Антошкина-мама поила их чаем с ванильными сухариками‚ вела культурные разговоры и очень удивлялась‚ почему ее сын дружит с этими вульгарными переростками‚ которых она наверняка бы испугалась‚ встретив на улице поздно вечером‚ испугалась бы за свое пальто и за свою честь. Напившись чаю‚ все трое – Долин‚ Ложкин и Богоявленский – вежливо благодарили маму‚ мило улыбались‚ – золотые коронки из консервных банок хищно вспыхивали в свете хрустальной люстры‚ – а потом шли в комнату сына‚ запирались на ключ‚ закуривали чинарики и по очереди подглядывали в дырочку‚ специально просверленную в стене‚ как раздеваются женщины на приеме у гинеколога. Давно уже нет Долина и Ложкина‚ и Богоявленский этим летом ушел в техникум‚ но остался Колька Борисенко‚ и нет-нет‚ а повернется он‚ когда зазевается учитель‚ больно щелкнет Антошкина по носу. Нет сейчас Кольки‚ бродит где-то по коридорам‚ и расслабился Антошкин от постоянной напряженности‚ и отдыхает‚ жует безрадостно свой бублик. Придет Колька – отберет половину.
Кусает бублик староста класса‚ рыжий Вячик: задумался – никого не видит. Солнце на улице‚ последние осенние денечки‚ и камера уже заклеена‚ и надо доиграть вчерашнюю игру‚ когда от мощного удара рыжего Вячика мяч попал в забор за воротами и повис‚ наткнувшись на гвоздь. Полкласса болеет футболом‚ а рыжий Вячик пуще всех. Неуклюжий‚ косолапый‚ бегает вперевалку‚ но в игре злой‚ резкий и вспыльчивый: и отпихнет‚ и по ногам заедет‚ и драться полезет‚ если отсуживают забитые голы или присуживают пропущенные. Играют во дворах‚ в тупиках‚ в закоулках вокруг школы‚ по много часов подряд‚ в двое ворот и в одни ворота‚ голодные‚ с невыученными уроками: три корнера – пенальти‚ прокатилось по штанге – гола нет‚ общий счет двадцать три – восемнадцать‚ а наигравшись‚ бегут домой и гонят по булыжнику Большой Молчановки консервную банку‚ с криком и грохотом.
Живет рыжий Вячик неподалеку от школы‚ комнатенка крохотная‚ окно смотрит во двор‚ на фабрику по разливу вина‚ и потому неумолчно рычат машины‚ гикают хмельные грузчики‚ и даже вахтер в воротах всегда навеселе. Посидишь у окна‚ насмотришься на нескончаемые грузовики с ящиками – такое ощущение‚ будто вся округа спивается. Прибежит Вячик домой‚ поест‚ отдышится и выучит наизусть все эти истории с геометриями‚ а когда вызовут его отвечать‚ весь класс будет следить по книге и подсказывать пропущенные слова. Отличник рыжий Вячик и зубрила: всё понимает‚ всё может объяснить‚ а зубрит обдуманно – метод у него такой. Вызубришь – не пропустишь. Не пропустишь – не придерутся. Живет он вдвоем с матерью‚ а отца нет‚ и неизвестно‚ где он. Был когда-то отец‚ и была у него черная машина с шофером – ЗИС-101‚ и катал он Вячика по московским улицам‚ а до этого катал по берлинским улицам и по парижским. Но подробностей Вячик уже не помнит‚ и не помнит он бессонных ночей тридцать восьмого года‚ в наркоминделовской гостинице‚ когда родители всю ночь сидели одетыми и прислушивались к шуму на улице. За полночь‚ как обычно‚ подъезжала к дому машина‚ топали сапоги по длинному‚ бесконечному от страха коридору: вся гостиница не спала‚ обреченно прислушивалась к уверенно-наглому топоту‚ – и они вместе со всеми ждали‚ что на этот раз сапоги остановятся у их двери: они обязаны были остановиться‚ чтобы во всем этом ужасе проявилась хоть какая-то логика. Но сапоги так и не остановились ни разу‚ предпочитая другие двери‚ и взяли отца тоже не по правилам: однажды он вышел из дома‚ но на работу не пришел и обратно не вернулся.
Живет теперь Вячик без отца‚ зимой ходит в школу‚ летом ездит в лагерь‚ поет песни у пионерского костра‚ а папин портрет‚ – такой же рыжий‚ как сын‚ – висит над кроватью‚ под портретом подушечка с орденом Красного Знамени‚ и все вокруг извещены о том‚ что отец у Вячика геройски погиб на фронте. Тем летом рассказала мама всю правду и попросила только‚ чтобы хорошо учился‚ был отличником‚ потому что боится мама‚ как бы чего не вышло при поступлении в институт. Сын не обязан отвечать за отца‚ но институт не обязан отвечать за сына. Вот и зубрит рыжий Вячик от корки до корки: наизусть выучишь – трудно придраться‚ – и когда вызывают его к доске‚ скороговоркой демонстрирует свою память‚ а весь класс следит по книге и подсказывает пропущенные слова. Но если случайно получит четверку‚ ребята злорадно вопят от восторга‚ а он‚ затравленно озираясь‚ краснеет под цвет волос‚ и даже уши оттопыренные краснеют. Рыжий Вячик – зубрила несчастный.
Будто на иголках‚ неуемно вертится за партой Толик Степанов. Общественник‚ член комитета: весь в делах. Скоро будет вечер‚ посвященный тридцать первой годовщине Великой Октябрьской социалистической революции‚ и Толик его готовит‚ Толик ответственный за связь с женской школой‚ за игры и аттракционы‚ за концерт и за танцы. Маленький‚ шустрый кубик с короткими ручками‚ шея шире головы‚ глазки мелкие‚ точечками – белков не видно‚ как у плюшевого медведя: все перемены вверх-вниз по лестницам скачет‚ общественные дела утрясает. Уже давно некогда ему уроки делать‚ с двойки на тройку перебивается: вся школа на нем. Вот и теперь проглотил бублик – и бегом‚ через две ступеньки. Некогда Толику пережевывать‚ дел у Толика по горло. Надо согласовать перечень мероприятий‚ утвердить ответственных за вечер‚ проверить репертуар праздничного концерта‚ а после уроков сбегать в женскую школу‚ увязать‚ утрясти‚ урегулировать: уже не ребенок Толик Степанов‚ а крупный общественный деятель.
Домой вернется поздно‚ еду заглотает – и к телефону. Обзванивает‚ предупреждает‚ напоминает‚ грозит‚ – он и грозить научился‚ – изо рта слова канцелярские сыпятся: оргсектор‚ культсектор‚ физсектор‚ – а папа с мамой‚ тоже маленькие‚ тоже толстенькие‚ глазки бусинками‚ за столом рядком сидят‚ на сына с уважением смотрят и‚ похоже‚ уже побаиваются. Папа с мамой – люди тихие‚ уравновешенные: врачи-рентгенологи. Привыкли в темноте находиться‚ внутренности человеческие не спеша разглядывать‚ и сын был у них тихий‚ задумчивый – прямая дорога в рентгенологи‚ но выбрали его в школьный комитет‚ и преобразился Толик‚ начал пугать своих родителей. Вот до чего доводит народное доверие неуравновешенные натуры! А придет вечер – будет бегать среди танцующих‚ викторины устраивать‚ пластинки менять‚ бдительно следить‚ чтобы фокстрот и танго не танцевали‚ а только вальс‚ па-де-катр и польку (а самые шустрые уже навострились и под вальс – танго‚ а под польку – фокстрот танцуют)‚ и вместе с ним будет бегать девочка-пигалица из соседней школы‚ тоже активистка‚ а вдоль стен встанут учителя‚ особо выделенные‚ дежурные на этом вечере. Но сначала‚ до танцев‚ доклад‚ потом самодеятельность: украинский гопак‚ "Стихи о советском паспорте"‚ хоровое исполнение песен "Сталин – наша слава боевая‚ Сталин – нашей юности полет" и "Споем мы‚ товарищи‚ песню о самом большом человеке"‚ – а уж потом танцы. Столько дел‚ столько вопросов: пыхтит Толик‚ глазки озабоченные; единственное спасение – незаменимая в этом деле книга "Игры и развлечения"‚ неиссякаемый источник групповых и индивидуальных игр на воздухе и в закрытом помещении‚ из которой можно черпать и черпать: "У какого русского классика три произведения начинаются с буквы О?"‚ "Какой известный американский писатель большую часть своей жизни был бродягой?"‚ "Какое произведение отражает воздействие статьи товарища Сталина "Головокружение от успехов" на строительство колхозов?"‚ "Какое произведение Н.Гоголя оканчивается словами: "Скучно жить на этом свете‚ господа"?"
Медленно и не спеша‚ уставившись грустными своими глазами в пятно на парте‚ жует бублик Карл Беркин‚ – "Карлоны бырл-бырл‚ а берлоны кырл-кырл"‚ – не переставая‚ сморкается в застиранный носовой платок. Всегда грустит и всегда сморкается‚ а глаза такие печальные‚ будто мамины доходы подсчитывает. Вечно один‚ вечно в сторонке: меланхолик от рождения‚ от недостатка витаминов. Иной раз вызовут его к доске‚ а он стоит и молчит‚ ждет заслуженной двойки и разрешения сесть на место. Все думают‚ он не выучил‚ а ему просто говорить неохота. Сядет на место‚ сморкнется в платок‚ загрустит еще сильнее. Папу у Карла убили на фронте‚ – "Майор Беркин пал смертью храбрых при выполнении боевого задания"‚ – мама у Карла работает приемщицей в обувной мастерской на улице Герцена‚ бабушка у Карла умерла в эвакуации в городе Бузулуке‚ дедушка у Карла безработный раввин. Сколько их нужно‚ раввинов‚ на одну синагогу? Максимум один. А дедушка Карла – второй. Их‚ вторых‚ человек восемь. Поэтому дедушка работает надомником в артели‚ клеит коробочки для аптекарских товаров‚ отвозит приемщику готовую продукцию. Платят за эти коробочки – врагам не пожелаешь‚ клеить их надо тысячами‚ а все ж деньги‚ какая-никакая помощь. Жить-то надо... Карл Беркин придет из школы‚ – он в футбол с ребятами не играет‚ по улицам не бегает‚ – чего-то там пожует безо всякого интереса‚ а потом уроки делает‚ или коробочки клеит‚ а то включит радио‚ возьмет в руки карандаш‚ грустно и серьезно дирижирует симфонией‚ шмыгая носом‚ кланяется на аплодисменты. Переделает все дела – садится к окну. Очень он любит в окно смотреть – ни на что‚ а о чем думает при этом – неизвестно. "Карл‚ – скажет дедушка и взглянет на внука красными‚ слезящимися глазами‚ а в глазах – коробочки‚ коробочки‚ коробочки... – Почему бы тебе‚ Карл‚ не пойти на улицу‚ подышать свежим воздухом?" "Зачем? – резонно отвечает Карл. – Что тут‚ что там – воздух один".