- Если честно, - продолжала Касси, - мне ничего не известно об индейцах. Не знаю, что вам там рассказывал Уилл, но я специализируюсь на более раннем периоде. - Она сполоснула тряпку в раковине. - За исключением оружия. Я очень хорошо разбираюсь в оружии. Я защитила диссертацию на тему насилия: является ли эта черта характера наследственной или благоприобретенной… - Касси запнулась, задумавшись об иронии судьбы, учитывая то, чем обернулся ее брак. Не дождавшись ответа, она продолжила: - Давайте вспомним… штат Нью-Мексико, культура Кловис - индейская культура, во время которой были изобретены каменные наконечники копий, их можно было привязать к стреле, и таким образом убить мамонта становилось гораздо легче…
Голос Касси замер. Она подумала об этой группе кочевников, сорок тысяч лет назад забивающих огромного зверя, потом о дедушке Сайреса, который наверняка подобным образом охотился на буйвола всего каких-то сто пятьдесят лет назад, и прервала свой монолог, почувствовав, что он начинает напоминать лекцию. Поверх ее головы Сайрес и Доротея обменялись взглядами, похоже, обозначающими: "Она всегда такая?".
- Что ж, - негромко сказала Касси, - наверное, вы это знаете и без меня.
Она покачала головой, обозвав себя дурой за то, что начала действовать напролом, вместо того чтобы потихоньку завоевывать их расположение.
Доротея подошла, взяла из ее рук мокрую тряпку, выкрутила ее и повесила над раковиной, жестом дав понять, что предпочитает, чтобы мокрые тряпки висели вот так. Потом обвела взглядом сверкающую кухню, кивнула и надела куртку. Остановилась перед Касси и взяла ее сильными пальцами за подбородок. Что-то произнесла на лакота - странный набор щелкающих звуков и слогов, которые звучали нежнее колыбельной.
Когда Доротея вышла, Сайрес встал у окна, глядя вслед жене, которая отправилась на работу в дневную смену. Он знал, что хочет спросить Касси.
- Она говорит, что пока ты с Народом, - перевел он, - то, что ты считаешь историей, - это наши прапрапрадеды.
Не отрывая взгляд от окна, он поднял руку, подзывая Касси. Она встала и подошла к Сайресу. Он положил руку ей на плечо, но это было не объятие, а скорее толчок. Касси смотрела на раскинувшийся перед ними пейзаж, понимая, что Сайрес видит не море снега, не остовы брошенных автомобилей и не обрывки брезента, который срывает с соседней хижины ветер. Он видит землю, по которой ступали еще его предки. Землю, которую - именно по этой причине! - он называет своим домом.
Уилл сидел на куче одеял, которые служили ему постелью, пристально глядя на спящую на раскладном диване Касси. Когда он жил с бабушкой и дедом, это была его кровать, и он видел, как ее тело утопает в тех местах, где он продавил его своим телом.
Проснулся он весь в поту. Ему снилась Касси. Как бы дико это ни звучало, она была из племени древних воинов - Лисиц. Каждый мальчик сиу с детства слышал о Лисицах и Отважных Сердцах, жалея, что Народ больше не воюет с племенем чиппевеев и нельзя совершить подвиг и доказать свою храбрость. Лисицы были самыми искусными воинами. Они носили красные кушаки, которые привязывали к колышкам, вбитым в землю, и это означало, что они будут сражаться на этом месте до победы. Или пока их не убьют или не освободят друзья. Уилл вспомнил, как играл в Лисиц во время школьной перемены; как однажды стащил мамину шаль, чтобы использовать ее в качестве кушака, - за это его наказали на целый месяц.
В его сне у Касси был огромный живот, и свой кушак она повязала прямо под грудью. Уилл видел, как она привязала себя к колышку и начала петь:
Я лисица.
Я должна умереть.
Если будет трудно,
Если будет опасно,
Так тому и быть.
Из ниоткуда появился Алекс Риверс и начал кружить вокруг нее, все приближаясь. Уилл кричал, пытаясь ее предупредить, но Касси даже не шевельнулась. Алекс ударил ее в висок, но она продолжала стоять на месте, хотя от ударов у нее на глазах выступили слезы.
Уиллу снилось, как он кричал изо всех сил, как бежал к тому месту, где стояла Касси. Не останавливаясь, он протянул руку, выдернул колышек, к которому она была привязана, и приобнял ее, заставляя бежать так же быстро, как бежал сам.
Проснулся он злой, задыхаясь, несколько удивленный тем, что Касси лежит рядом, всего в метре от него, и ее пальцы подрагивают во сне.
Двигался он неслышно, в такт дыханию деда, доносящемуся из-за занавески, отделяющей спальню от гостиной. Не успел он присесть на диван, как Касси проснулась. Уилл приложил палец к ее губам.
- Завтра я уезжаю, - прошептал он.
Касси попыталась привстать, но Уилл положил руку ей на плечо, приказывая не шевелиться.
- Почему?
- Потому что в Лос-Анджелесе меня ждет работа. Потому что я ненавижу это место. - Уилл усмехнулся. - Выбирай, что тебе больше нравится.
Она должна была понимать, что этим все и закончится; он ей прямо об этом сказал. К его ужасу, Касси едва сдерживала рыдания.
- Ты не можешь оставить меня здесь одну, - прошептала она, отлично зная, что может и оставит.
Когда она отвернулась, он виновато погладил ее по голове. Касси была такой маленькой и простой - соседская девчонка; он встречал сотни женщин красивее, чем она.
Уилл уставился на затылок Касси, заставляя себя вспомнить, как прятал школьный табель, когда нес его домой, потому что ученики шли по списку не только по фамилии, но и по проценту индейской крови, текущей в их венах. Он заставил себя вспомнить зиму, которую ему с бабушкой и дедом пришлось провести на вяленом мясе и консервах, потому что государственная программа отпуска продуктов по карточкам провалилась. "Да, - думал он, - мне нужно держаться отсюда подальше".
Несмотря на эти мысли, Уилл лег рядом с Касси, и ее подрагивающая спина крепко прижалась к его груди. Он боялся пошевелиться, не желая превратить эту близость во что-то большее. Он прислушивался к биению ее сердца, к негромкому похрапыванию деда и бабушки.
Потом осторожно накрыл живот Касси рукой.
- Ты не одна, - сказал он.
Глава 21
Весь март, пока в Пайн-Ридж таял снег, превращаясь в маленькие островки и стекая между тополями, Касси привыкала к резервации. Поскольку для нее это были небеса обетованные, она не замечала истинной картины: здесь убийств на душу населения происходило больше, чем где бы то ни было в Соединенных Штатах, а народ вымирал в нищете и от равнодушия. Вместо этого она видела, как красивы краснокожие дети сиу, как в грязных лужах отражается ее округляющийся живот, как солнце запутывается в ветвях деревьев и у тишины появляется свой звук.
- Ты идешь или нет, wasicuή wínyan?
Стоящая у окна Касси вздрогнула. Она до сих пор чувствовала себя неловко в присутствии Доротеи, но ей хотелось выйти на улицу.
- С удовольствием, - ответила она, натягивая куртку и пытаясь застегнуть пуговицу на едва сходящемся животе. Сегодня у Доротеи был выходной, и, поскольку земля уже почти оттаяла, она собиралась пополнить запасы трав и кореньев.
За те недели, что Касси провела у Быстрых Коней, она стала лучше их понимать. Сайрес и Доротея не проявляли особого дружелюбия, но и не игнорировали Касси, а местные жители с любопытством глазели на нее. Здесь были совсем другие правила жизни: мужчина может по нескольку дней кряду носить одну и ту же рубашку, потому что она у него единственная; мать чаще кормит детей рулетиками с кремом "Хo-Хo" и газированными напитками, чем свежим хлебом и молоком. А еще здесь было свое понятие времени: не существовало заранее установленных часов для завтрака, обеда, сна - индейцы ели, когда были голодны, и спали, когда чувствовали потребность в отдыхе. Касси уже начала привыкать к скудному языку лакота и поняла, что, в отличие от белых, которые говорят без умолку, чтобы заполнить паузы в разговорах, лакота искренне считают, что молчать совершенно естественно.
Сейчас Касси шла по лесу в компании молчаливой Доротеи, прислушиваясь к завыванию ветра и шелесту травы под ногами.
- Waήlaka he? Видишь? - окликнула ее Доротея, указывая на дерево.
- Кедр? - предположила Касси, чувствуя, что ее экзаменуют.
Удивленная Доротея кивнула.
- Пока еще слишком рано, но позже мы сварим почки и листья и приготовим напиток от кашля.
Следующие полтора часа Касси слушала, как Доротея описывает древнее искусство врачевания. Некоторые целебные растения еще не проснулись после зимы: стебли рогоза, которые использовались в качестве марли; аир, снижающий температуру и успокаивающий зубную боль; вяз ржавый - отличное слабительное; дикая вербена, помогающая от боли в желудке…
Доротея очистила корешки красного мальваструма, которые станут мазью от солнечных ожогов и помогут залечить открытые раны. Сорвала снежноягодник, потому что он успокаивал уставшие глаза Сайреса.
Потом она, опираясь спиной на тополь, опустилась на влажную землю, и Касси, не обращая внимания на намокшие синтетические штаны, последовала ее примеру.
- Не знала, что вы знахарка, - сказала Касси.
Доротея покачала головой.
- Я не знахарка, просто кое в чем разбираюсь, - ответила она и пожала плечами. - Кроме того, я много чего не умею. Для этого и существуют шаманы. У нас есть Джозеф Стоящий на Солнце - Сайрес знакомил тебя с ним на прошлой неделе. У тебя здесь живет болезнь, - она ткнула ей в сердце, - а некоторые болезни человек не в силах излечить.
- Вы имеете в виду рак? - спросила Касси.
- Hiya, - нахмурилась Доротея. - Это всего лишь зло, поселившееся в теле. Марджори Два Кулака поехала в Рапид-Сити, у нее из груди вырезали рак, и она живет уже много лет. Я говорю о зле. В ton. В душе. - Она пристально смотрела на Касси. - Индейцы верят, что ребенок рождается либо хорошим, либо плохим. Такие вот дела. Можно что-то изменить, пока он не родился, но после ничего уже сделать невозможно. Плохой ребенок вырастет плохим человеком.
Касси отвернулась. Живя в обществе, где чужие дети считаются подарком судьбы, который может благословить и твой собственный дом, что бы подумала Доротея об отце, который унижал собственного сына? О матери, которая забыла о существовании собственного ребенка? Касси хотелось сказать, что ее муж не родился плохим; его просто так часто в этом убеждали, что он вжился в эту роль.
Над зарослями прошелестел холодный ветер, отгоняя эти безрадостные мысли. Касси взглянула на оттопырившийся фартук Доротеи.
- Вы с Джозефом Стоящим на Солнце, должно быть, выполняете за городского врача львиную долю работы, - сказала она.
Доротея подняла веточку, отодрала кору и раскрыла крошечную зеленую почку.
- Иногда людям проще прийти ко мне, чем ехать в город. А некоторые вообще не доверяют докторам.
- Почему?
Доротея фыркнула.
- Потому что у нас всегда были шаманы, а wasicuή доктора появились совсем недавно.
- Wasicuή? Что это значит? - спросила Касси, узнав слово из языка лакота. - Мне кажется, вы и меня так называете. И все остальные.
Доротея выглядела удивленной, как будто об этом мог догадаться даже идиот.
- Это означает "бледнолицый", - ответила она.
Касси смаковала слово, пробуя на вкус его веселое звучание, похожее на щебет плачущей горлицы.
- Красиво.
Доротея встала, посмотрела на Касси и с присущей сиу прямолинейностью добавила:
- Оно образовано от трех слов на лакота, которые переводятся как "толстый, злой человек".
Касси молча тащилась по грязи. Никто ее сюда не звал, никто ей не был рад. Всю жизнь она играла роли, которыми хотела порадовать, но которые неизменно заканчивались провалом только потому, что она была тем, кем была: беспомощным ребенком, женой Алекса, белой женщиной. Она задавалась вопросом: неужели и правда она такой родилась, с каким-то изъяном в душе?
Она едва не наскочила на Доротею, потому что не сразу заметила, что старуха остановилась.
- Знаешь, - внезапно сказала та, - в детстве у меня было семь сестер. Мы жили неподалеку от Пайн-Ридж. У моих родителей не хватало денег на еду и одежду, что уж там говорить об игрушках, поэтому нам приходилось играть со старыми пуговицами и плюшевыми медведями, которые на Рождество дарила Армия Спасения. А еще с самодельными игрушками. Старшая сестра научила нас делать кукол из дикорастущих кабачков и тряпок, которые мы находили в мусорных контейнерах. Мы обматывали кабачки лоскутками, как платком, а из узелков делали им ручки и ножки. Эти куклы было нечто! Я помню, что каждый год, пока мои сестры пытались найти гладкий зеленый кабачок без пупырышков, я искала разноцветный - зеленый с желтыми прожилками. - Неожиданно Доротея схватила ее за руку, и Касси поразилась силе ее тонких пальцев. - Знаешь, гибриды - они крепче. Хранятся дольше. И в своем роде они даже красивы, Касси, haή?
Обе женщины шагали осторожно, не желая разорвать тончайшую, как паутинка, нить, которую протянула Доротея, впервые назвав Касси по имени.
Алекс Риверс повязывал черный галстук-бабочку и думал о Макбете - образе, о котором он на целый месяц забыл, пока на прошлой неделе не возобновил съемки. Он начал понимать, что метания героя намного глубже, чем казалось, как только взялся за фильм. Брак Макбета превратился в кошмар: пришло осознание того, что он женился совсем на другой женщине, не на той, что стояла перед ним теперь, что об ее актерских способностях он даже не догадывался.
У него ситуация была совершенно другой, но, тем не менее, в чем-то схожей. Да, были ошибки, но он никогда и представить не мог, чем это все обернется. Когда он вернулся домой и обнаружил, что Касси нет, то дважды осмотрел все комнаты, туалеты и чердак. Тяжело было поверить, что она на самом деле ушла. Такое случается с другими парами, особенно в Голливуде, где свадьба скорее повод "засветиться", чем проявление любви. Но у них было совсем по-другому. Он поверить не мог, что Касси может так просто хлопнуть дверью, главным образом потому, что не мог признаться самому себе, что она нужна ему больше, чем он ей…
Алекс провел расческой по волосам, поправил воротник. Через пять минут он отправляется к Мелани Грейсон, которая играла леди Макбет, и они вместе поедут в павильон Дороти Чандлер, где проводилась церемония награждения.
Алекс смотрел в зеркало и не узнавал лицо, которое в нем видел. Но он знал, что главная роль в его жизни не та, за которую он, возможно, получит "Оскара", а та, которую будет играть сегодня вечером, когда перед тысячами глаз станет делать вид, что ему совершенно наплевать, получит он эту премию или нет.
Герб ждал внизу, у белого лимузина "мерседес".
- Я уже жаловался, что меня мучает изжога? - улыбнулся он. - Ты с Касси говорил?
- Только что повесил трубку, - солгал Алекс. - Она пожелала мне удачи.
- Да уж, удачи, - протянул Герб. - Ты бесспорный лидер. Печально, что она не смогла вырваться сегодня, хотя бы в такой день. Но я знаю, каково оказаться в рискованной ситуации, когда нельзя отвлечься ни на минуту.
Алекс кивнул.
- Она говорит, что, если я получу "Оскара", ее отец резко пойдет на поправку.
- Твои слова да Богу в уши, - пробормотал Герб и подтолкнул Алекса к машине. - Поехали, сплетничать будем потом.
Когда они подъехали к дому Мелани Грейсон, Алекс не потрудился даже выйти из автомобиля; он для себя решил, что это не свидание, и не хотел внушать призрачных надежд. Герб проводил Мелани к задней дверце лимузина, сидящий там Алекс тут же налил ей бокал шампанского.
- Прекрасно выглядишь, - произнес он ожидаемый комплимент.
Мелани разгладила белую атласную юбку, которая облегала ее, словно змеиная кожа.
- В этом старом платье? - хмыкнула она.
Всем было прекрасно известно, что она потратила огромную сумму на этот шикарный туалет, который постаралась приурочить к выходу "Макбета" на экраны. Мелани особо подчеркивала, что никогда не стала бы заботиться так о собственной внешности, если бы не Алекс, на которого, по крайней мере трижды за вечер, будут направлены объективы камер.
Он неотрывно смотрел в окно - за несколько кварталов до здания образовалась "пробка". Касси никогда бы не надела такое платье. Она выбрала бы что-нибудь оригинальное, но простое и красивое. Как и она сама.
Он поймал себя на том, что, пока автомобиль медленно ползет вдоль улицы, все больше злится на Мелани. Она сидела слишком близко к нему, ее волосы были не того цвета, и духи ее были не те, что у Касси.
- Нервничаешь? - промурлыкала она, гладя его по руке.
Алекс промолчал. Он смотрел на ее руку на рукаве своего пиджака, как будто увидел тарантула.
- Дети, дети! - сказал со своего места Герб, поворачиваясь к ним. - Давайте поцелуемся и помиримся. Не забывайте, это хорошая реклама.
Алекс понимал, что Герб прав. После прекращения съемок "Макбета" поползли разные слухи, и их было так много, что Алексу невольно вспомнился ад, через который он прошел, снимаясь в "Антонии и Клеопатре". Вероятно, он просто обречен, когда дело касается Шекспира.
- Да, Алекс, - выдохнула Мелани всего в нескольких сантиметрах от его лица. - Давай поцелуемся и помиримся.
Алекс покрутил на пальце обручальное кольцо - недавно приобретенная привычка, - как будто оно являлось обязательным напоминанием. "Если получишь "Оскар", - предупредил он себя, - ни в коем случае не вскакивай и не начинай с ней обниматься".
Герб похлопал Мелани по колену.
- Оставь его в покое, - вздохнул он. - Алекс погружен в раздумья.
- Знаю, - с придыханием произнесла Мелани, - этим он нам всем и нравится.
Алекс не обращал на их болтовню никакого внимания. Наконец их лимузин оказался следующим в очереди.
- Готов к нападкам стервятников, дорогой? - спросила Мелани, защелкивая пудреницу.
Алекс первым вышел на послеполуденное солнце, зажмурился и поднял руку - то ли приветствуя присутствующих, то ли закрываясь от ярких лучей. Он наклонился, чтобы помочь Мелани выйти из лимузина, и увидел, как она расплывается в улыбке мощностью с ночной маяк в тюрьме особо строгого режима. Мелани беспечно положила ладонь ему на руку, но, услышав негромкое ворчание, тут же ее убрала.
Вокруг так громко кричали и свистели, что невозможно было разобрать вопросы журналистов и расслышать жужжание кинокамер. Алекс шел рядом с Мелани, кивал и улыбался, стараясь сохранять на лице выражение, которое бы говорило, что он не уверен в победе, но знает, что шансы его велики.
Перед ними шел продюсер из "Фокс". Алекс не помнил, как его зовут, но его сутулая фигура и залысины на лбу казались очень знакомыми. Продюсер и его жена выглядели крошечными и сгорбленными, и Алекс гадал, то ли это от бремени лет, то ли просто из-за долгого голливудского брака. Они так медленно шли по красной дорожке, что Алексу и Мелани приходилось несколько раз останавливаться и стоять, идиотски улыбаясь. Старик обернулся, увидел идущего за ними Алекса, остановился и протянул ему руку.
Алекс пожал протянутую ладонь.
- Мячики для гольфа, - сказал продюсер.
- Прошу прощения…