– Gracias! – поблагодарила Настя любезного Санчо, однако с некоторой прохладцей, не оставив ему пространства для маневра.
– To your services! – бросил разочарованный официант, удаляясь.
(К вашим услугам! – искаж. англ.)
– ...Не стоял бы – не выпендривался бы тут перед нами, – наконец ответила Катюша товарке, отпивая вина. – Николас... он... в нем что-то такое есть. Он такой романти?к! Если честно, я бы с ним зажгла не по-детски. Так хочется поэзии!
– А Серёжку не боишься? Катя:
– Да пошел он лесом-лесом, полем-полем! Ты же знаешь, мы опять с ним разбежались. Так что я пока девушка свободная! А сколько у него баб было уже при мне, а? Ты же в курсе! Лариса, Нина – его бывшая, Людмила из Череповца... Да и как он узнает?
– А я бы замутила с Александром, – призналась Настя, уныло ковыряя вилкой в недоеденном крабовом паштете.
– А сама, значит, не боишься?
Настя:
– Кого, Рафа? Не смеши меня! Он помешался на своих телемагазинах, на остальное ему наплевать. Видишь, даже не звонит, козел. А потом, он сам мне изменяет направо и налево! Я его телефон регулярно проверяю. Сейчас у него блондинка какая-то, вроде бы Вики! Сначала я хотела ей позвонить, сказать все, что о ней думаю, а потом решила: вернусь с Канар, выслежу дрянь – и кислотой ей в рожу! Чтобы на чужое счастье рот не разевала!.. Ладно, допиваем и валим, хрен ли здесь высиживать? Скоро карнавал начнется!..
Девушки – старые школьные подруги – приехали в эту идиллию на целые три недели. Настю Белозёрову профинансировал ее муж – Рафаэль, а Катю Агнец – вспыльчивый, как порох, и скорый на расправу, как святая инквизиция, бойфренд Серёжа – владелец пары "народных" супермаркетов.
Вначале казалось, что времени вагон, хватит на все приключения, которые только пожелаешь, но вот минула неделя, вторая, а приключениями пока и не пахло. Пляжные мачо в их сторону даже не смотрели, русские мужики почти все приперлись на Тенерифе со своими "самоварами" или были "чучелами", а аниматор-красавчик Валерик из Сочи оказался профессиональным жиголо и посему увивался исключительно за богатыми тетками. Диджей местной дискотечки – голубой, менеджера отеля подцепила "шлюшка" из Самары – он уже свозил ее на своем Infiniti QX56 к вулкану Тейде и в ресторан, – а обслуга отеля не в счет – западло гламурным москвичкам, с настоящими чемоданами "Louis Vuitton" (Некоторые путешествия открывают новую эпоху в истории человечества), флиртовать с пролетариями. Пора было предпринимать самые решительные меры...
Увыхода из ресторана пританцовывали аниматоры в пышных карнавальных костюмах, приглашали всех на костюмированное шоу под броским лозунгом: "Viva la carnaval!" Здесь-то девушек и нагнал отпевший положенное "Николаша", по пути извлекая из штанов крошечную записную книжку.
– Катиа, ты – настаящая русская красавица! Я приглашать тибя променад в горад! – прочитал кабальеро заготовку в своей книжице.
Катюша испугалась, беспомощно оглянулась на подругу.
– Чего ты тормозишь?! – покрутила у виска Настя.
– Соглашайся, пока не передумал! Вчера видела, как заезжали девочки из Питера? Целый институт благородных девиц! Я тебе говорю, они тут скоро такой бордель закатят – ни одного свободного мужика в отеле не останется!
– А карнавал?
– Сдался он тебе! Ты же хотела поэзии?
Николас галантно обнял Катюшу за талию, что-то затараторил на беглом английском, ослепляя воображение дамочек своей обаятельнейшей улыбкой.
– О’кей! Я согласная! – решилась девушка.
– Very-very good! – обрадовался Николас и потянул ее за кончики пальцев к лифту.
Настя посмотрела подруге вслед и в отчаянии прикусила губу. У НЕЕ ПОЛУЧИЛОСЬ!
Покинув главное здание отеля, Настя свернула к центральному бассейну, который обступала "древнеримская" архитектурная группа из пышных арок, монументальных статуй и величественных колонн. Обогнув бассейн, она углубилась в сад, где окунулась в липкую одурь навязчивых кисло-сладких ароматов. Навстречу попадались престарелые снобы со свежезагорелыми лицами, "стоматологическими" улыбками и тонкими свитерами на плечах.
В "амфитеатре" почти все места по центру оказались заняты: наверное, сюда переместилось все население отеля. Шоу вот-вот должно было начаться. Настя приметила Александра, присевшего на верхотуре и, вроде не замечая его, устроилась двумя рядами ниже.
– Добрый вечер! Могу я здесь присесть? – спросил Александр, опускаясь рядом на скамью. – Где подруга?
У него на плечах был изумительный кашемировый свитер бордового цвета. В Москве, в Третьяковском проезде, такой стоит тысяч тридцать, не меньше.
Настя:
– Ой, привет! Она в городе...
В общении с ним она всегда изображала инженю – амплуа актрисы, исполняющей роль наивной, простодушной девушки.
– В городе? Без тебя? Звучит интригующе!..
Они познакомились четыре дня назад, на пляже, когда сомлевшие на солнце подруги неожиданно запеленговали в poolbar скучающего "новичка" – симпатичного мужчину лет тридцати трех, к тому же русского и – главное! – ничейного. Адреналин ударил в голову, они поспешили без промедления взять его в оборот – попросили сфотографировать их вместе у воды. Александр наделал "девочкам" кучу прелестных снимков и, мало того, увлекся постановочным фото, заставив новоиспеченных моделей принимать "художественные" позы, обнажать грудь, ползать по песку в пене прибоя и даже пикантно обниматься и целоваться друг с дружкой. Пляжный фотограф Айрам в тот день потерял свои пятьдесят евро, поскольку предварительная договоренность с ним о фотосессии автоматически утратила силу.
Было упоительно! Общаясь с Александром, принимая от него изощренные и весьма чувствительные комплименты, выслушивая его шаловливые анекдоты, играя с ним в мяч в "древнеримском" бассейне, они виляли хвостиками, громко смеялись, дурачились, чувствовали себя не отрешенными матронами, как прежде, а эффектными, озорными sexy muchachas. Да-да-да, посмотрите, как она двигает бедрами! У Насти от него до одури кружило голову и настойчиво щекотало внизу живота. Если б он возжелал, она не раздумывая подалась бы в его наложницы, даже не вспомнив об обязательствах перед своим "козлом", оставшимся в мерзкой, агонизирующей из-за глобальных пробок Москве...
Два часа спустя в "Irish Bar", что в главном корпусе "Клеопатры", неподалеку от рецепции, Александр угощал Настю коньяком "Richard Hennessy". Погружаясь в ощущения, обретаешь вкус. Вернее, она сама предложила ему выпить, привела сюда – здесь они с Катей провели несколько бестолковых вечеров – и по привычке, которую выработала благодаря расточительному Рафаэлю, заказала самое дорогое, что в этой лавочке имелось. В крайнем случае она заплатит за себя сама.
Разговор был вялым, Александр почему-то томился, часто поглядывая на плазменную панель над головой бармена, где футбольный клуб "Барселона" танцевал фламенко на руинах обороны "Манчестер Юнайтед". Настя рассерженно вдыхала густой выразительный аромат коньяка и думала о том, что аляповатая "пипка" ее носика ему явно не нравится, что ее "луивитоны", "долчегабаны" и бриллианты в белом золоте "не работают", что "жахнуть" ее он явно не собирается и даже увиливает от беспредметного ухаживания, а общается с ней – так, промежду прочим, от нечего делать. Что четыре дня, потраченные на его преследование и соблазнение, спущены в унитаз – он слишком хорош, чтобы снизойти до обладания первой попавшейся похотливой сучкой, сбежавшей на о. Тенерифе от мужа. О, если б знал этот красавчик с густой прядью светлых волос на лбу, как остро изнывают ее прелести при мысли об измене с ним, какой адский жар пожирает ее внутренности, какой блестящий урок готова она преподать ему в постели в благодарность за его выбор! И, потерявшая всякую надежду, но еще старающаяся из последних сил понравиться, молодая женщина натянуто улыбалась сквозь щемящую горечь, что-то говорила вымученно и заумно, уже пьяная, готовая тотчас расплакаться от бессилия.
Диалог коснулся Настиного мужа. Настя, вся в расстроенных чувствах, рассказала Александру с враждебной язвительностью о рекламном бизнесе Рафаэля, о телемагазинах и даже о его любовнице, а также распространилась о его "пагубных" привычках: пьянстве, транжирстве, частых посещениях казино...
– Случайно не твой муж придумал рекламный сериал про "Петровича"? – зашевелился собеседник, закинув ногу на ногу.
– Половина этих роликов снималась у нас на даче, – подтвердила Настя, радуясь, что смогла хоть чем-то заинтересовать нерадивого "ухажера". – Он сам находит товар и сам сочиняет сценарии...
Александр:
– Здорово! При всех его недостатках, думаю, он талантливый человек! Должно быть, вы весьма богаты!
– Богат он, а не "мы"! – огрызнулась Настя, поглядывая на обувь спутника (оранжевые мокасины "Lacoste"). – Каждую копейку у него на коленях вымаливаю!
– Не может быть! – воскликнул ошеломленный Александр. – Я бы к ногам такой красавицы бросил всю вселенную!..
Они заговорили о Москве, о бизнесе. Александр даже пожертвовал Насте визитку из своего портмоне:
Торговый дом "Энергия-Волга"
Закрытое акционерное общество
Лебедь Александр Юрьевич
Президент
Он уточнил, что занимается в основном финансовыми операциями, а затем увлекся тонкостями, но для нее все это лишь ассоциировалось с привычной присказкой Рафаэля: "Темный лес и много дров".
Счет оплатил Александр. Они еще долго слонялись по ночному пляжу – нетрезвые, развеселившиеся, распаленные, – вспугивая целующиеся парочки, а затем сами бурно целовались на мягких ложах у океана. Кругом расстилались сумасшедшие пейзажи, струились йодированные ароматы, шумно накатывал одичавший к ночи прибой. Настя, объевшаяся за ужином макарон и крабового паштета, вдруг почувствовала в животе чудовищный хаос, но не посмела взять "тайм-аут". Мы – это то, что мы едим! Инстинкт подсказывал ей, что если сегодня она Александра не "дожмет", завтра он стряхнет с себя чародейство этого хмельного вечера и скажет ей со своей приветливой хитринкой в глазах: "Адьёс, детка!"
На следующее утро в SPA-центре отеля Настя и Катюша досыпа?ли на стоящих рядом массажных столах, запеленутые в обертывание из водорослей и вулканической грязи. Обе подруги вернулись в свои номера только под утро, обе притащились сюда ни свет ни заря, поскольку заранее оплатили весь курс процедур и подчинялись строгому расписанию. Обе жестоко не выспались и обе были бесконечно счастливы. Верится с трудом?
– Ему пятьдесят девять... – вдруг призналась Катюша, имея в виду кабальеро Николаса.
– Не может быть!
– Я сама офигела! А потом присмотрелась к его рукам...
Дряблые руки выдают Ваш возраст?
Девушки вновь чуть-чуть вздремнули. Им принесли бесплатный "фреш".
– Александр пригласил меня сегодня вечером на "оупен-эйр" в клуб "Фаро Чилл Арт", – высокомерно сообщила Настя, потянув из трубочки тягучий апельсиновый сок. – Он там уже был, говорит, что танцпол устроен прямо на открытой площадке с видом на океан. Чумовая музыка, виповская тусовка, безопасно... Я знаешь чего подумала? А пойдемте вчетвером! Бери Николашу, и оторвемся по полной!
– Классно! – согласилась Катюша. – Кстати, твой Лебедь вроде хорошо знает инглиш. Попроси его, плиз, чтобы позвонил Николасу от моего имени. А то я замучилась с ним объясняться на пальцах...
Не сомневаюсь, что это было примерно как-то так.
ГЛАВА 12
Но вернемся в кабинет партайгеноссе Миронова. Владелец глянцевого портрета Президента и пистолета спецназа "Носорог" поведал мне совершенно невообразимую историю о том, что сегодня поутру Расторгуев без приглашения заявился домой к Лайме Гаудиньш и едва ее не изнасиловал. Он объяснялся ей в любви, плакал, обещал бросить семью, приставал и склонял к "грязным интимным отношениям"... "Бедняжку" выручил один из водителей медиа-холдинга, некий Васнецов, который был послан к ней на квартиру для срочного подписания "горящих" документов.
– Я уже позвонил генералу Круглякову на Петровку. Он обещал, что в течение суток Расторгуева арестуют. А Васнецов пойдет свидетелем! – закончил свой зловещий триллер Сергей Львович.
– Минуточку! – подпрыгнул я. – Вы это о Расторгуеве? О Грише Расторгуеве? Не смешите меня! Расторгуев мухи не изнасилует! Вы ничего не перепутали?!
Я обливался липким потом ужаса, в груди бешено колотилось недавно подрихтованное сердце.
Миронов, с перекошенным лицом, приподнялся в кресле:
– БЕЛАЗЁРАВ!!! Я похож на человека, который может что-то путать?!
Его рука вновь потянулась к ящику с пистолетом.
– Никак нет! – поспешил ответить я кротко и слюняво. – Но что-то здесь не так... Сергей Львович, поверьте, я знаю Гришу пять лет, я уверен в нем, как в себе самом!
Миронов:
– Я тоже был уверен в своем двоюродном брате, когда открыл на Кайманах счет на его имя и перевел туда поллимона. С тех пор я не видел ни брата, ни своих денег... Ты забыл, как я тебя уже однажды предупреждал по поводу Расторгуева? Когда "пробил" его по "конторе". Помнишь, я рекомендовал тебе избавиться от него? Ты меня не послушал! А я о тебе был лучшего мнения! Еще Макиавелли (1469–1527) сказал, что об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает!..
Этим нравоучением за время нашего знакомства Сергей Львович уже аргументировал раз двадцать; это от него я заразился нездоровой привычкой цитировать надгробные мысли всяких давно почивших зануд. Впрочем, когда я бросил ругаться матом, мне эта мутотень весьма помогла: слово мое, потерявшее без сквернословия свой яд и свою чудодейственную власть над паствой, вдруг, вооруженное афоризмами, расцвело новыми вопиющими красками. И дел-то: я заучил два десятка высказываний великих, которые стал ловко вставлять в любую свою речь сообразно с ситуацией. С тех пор меня – человека, который до двадцати лет, кроме букваря, не открывал ни одной маломальской книжки, – считали образованным, начитанным интеллектуалом, да еще и превосходным оратором...
Ну, так вот... Что мне было делать? Признаться Миронову, что на месте насильника Расторгуева должен был оказаться я? Что это я, опасаясь общаться с Лаймой на ее территории, предусмотрительно подослал вместо себя своего заместителя, который вообще не при делах? Что вчера ночью Лайма позвонила мне, когда я нежился с Вики в джакузи, поливая ее чудную головку шампанским "Cristal", и сообщила, что серьезно заболела, что у нее температура под сорок, еле ходит, кровь из носа, ей тоскливо, бесконечно одиноко и ей срочно нужны витамины, а позаботиться о ней некому? Что она ныла в трубку, растирая сопли по щекам, до тех пор, пока не вытащила из меня обещание, что я завтра же ее навещу? Или рассказать ему, как его дражайшая любовница преследовала меня все это время, лапала в своем кабинете, как последнюю шлюху, склоняла к сожительству, шантажировала тем, что выкинет из телебизнеса, если я такой "дистрофик бессердечный"? Перечислить ему все эпитеты, которыми однажды она наградила его (Миронова)?..
Примерно месяц назад, еще до больницы, я заехал после работы пожрать в "Монкафе" на Тверской-Ямской. Почему именно в "Мон-кафе", а не в любой другой из тысячи ресторанов вдоль той же упирающейся в Кремль улицы? Просто я ухитрился возле него припарковаться – если, конечно, можно назвать "парковкой" заезд на узкий пешеходный тротуар, да еще и при наличии целой когорты запрещающих знаков. Ведь у нас в Moscow-city как: останавливаешься не там, где тебе надо, а где умудришься остановиться.
Сначала я хотел позвонить Вики, чтобы она – "ноги в руки" и подгребала сюда; но, поднявшись на "антресоль", заметил на низком кожаном диване хохочущую Лайму Гаудиньш в окружении подвыпивших телепузиков из "Дорожного патруля". Год назад прозорливый Миронов купил эту загибающуюся телепередачку в интересах 16-го канала и поручил своей помощнице приглядеть за "мальчиками". Я было развернулся на 180°, чтобы дематериализоваться, но эта симпатишная дрянь уже заметила меня и навострила улыбу и приподнятые тугим лифом буфера в мою сторону. Я вынужден был испепелить ее ответной восторженностью. Боже мой, я просто в восторге!
Вскоре мы сидели вдвоем, друг против друга: Лайма в полулежачей позиции лишь помешивала трубочкой пойло в коктейльном бокале, а я с внезапно пропавшим аппетитом лопал жирные устрицы "Черный жемчуг" по 280 р. за шт., используя при этом лимон, уксусно-чесночный соус и ломтики обжаренного черного хлеба.
– Что с тобой, Рафаэль Михайлович? – спросила Лайма. – Выглядишь замудоханным.
Я шумно всосал очередную устрицу, запил ее сытным пивом и вытер салфеткой мокрые пальцы:
– Устал, как загнанная лошадь! Пристрели меня, амиго!
– Хочешь, снимем номер в "Мариотте", оттянемся? У меня, правда, прессуха через два часа, но я ее передвину на попозже.
Лайма по случаю охрененного августовского дня была обтянута в нечто радостное, просвечивающее, оголенное. Ее вышколенное диетами и тренингом сухое, подтянутое тело невольно притягивало глаз; каждый ингредиент этого тела, если рассматривать его в отдельности, был хорош сам по себе, волновал всеми своими линиями и качеством плоти. Правда, мне все это было до лампады: тысячи московских куколок выглядят ничем не хуже, а многие из них наделены такой природной красотой, что тридцатипятилетней Лайме ни за что за ними не угнаться, и при этом обладание ими не стоит миллионного бизнеса и дырки от пули над переносицей.
Рафаэль:
– Прессуха?
– Пресс-конференция. Давай соглашайся, Белозёров! Хватит на моих нервах играть! Закажем тебе устриц, лобстеров, пива, коньяка, что пожелаешь. Поставим свежий фильм, в кроватке поваляемся... Пупсен, слышишь? Ты сможешь сделать со мной все, что захочешь!
Ее худое, нервическое лицо и ушлые глазки мне нравились, но это был не повод становиться врагом г. Миронова (а следовательно, и всего человечества). И не повод – хотя, конечно, это мелочь по сравнению с пунктом 1.1 – изменять Вики... то есть Насте... то есть...
– А как же Сергей Львович? – спросил я вертлявую сучку, прикидываясь наивным придурком.
Лайма:
– А что Сергей Львович? Да ты совсем его не знаешь! Он мне весь мозг высосал! Он такая сволочь – один на миллион!
– Странно, – наморщил я лоб, старательно выказывая мыслительные потуги, – я полагал, что Сергей Львович такой весь праведный, великодушный, храбрый, справедливый, заботливый...
– Ты с ума сошел! С чего ты взял?! Он ВОР, ШИЗОИД, ОТМОРОЗОК, ИЗВРАЩЕНЕЦ! Если б я тебе рассказала, что он со мной в постели вытворяет, ты бы его проклял!..
Лайма Гаудиньш в тот день потерпела в завоевании моего сердца очередное фиаско и в дальнейшем, оставаясь внешне приветливой обаяшкой, полюбас затаила на меня непреходящую обиду...
Ничего этого я, конечно, не решился донести Миронову, поскольку такая паранормальная информация могла привести к непредсказуемым последствиям. Хрупкий баланс интересов и противоречий, который мне пока удавалось поддерживать и который позволял мне под шумок набивать карманы звонкой рентабельностью, можно было нарушить всего одним неловким чихом.