-- Откуда у тебя такие способности? -- ревниво поинтересовался Игорь. -- Наверное, я был у тебя все-таки не вторым? Теперь можешь признаться...
-- Нет, -- Ирина посмотрела ему в глаза. -- Я тебя не обманула. Просто мой первый мужчина был медиком... Ну, и теоретическая подготовка в институте, -- улыбнулась она. -- Мы же с девчонками не о футболе говорим...
Игра в любовников, которую они придумали, заражала Игоря агрессивным бесстыдством, которого он с каждым "уроком" жаждал все больше и больше. Вместо притупившейся и почти забытой нежности взвинчивалось и росло чувство злое -- чувство сильного, торжествующего победителя, опрокинувшего и покорившего слабого -- женщину, которую он украл, соблазнил и теперь делает с ней, что хочет; и не раз ему чудилось, что с ним не Ирина, а кто-то другая, которую он безжалостно мучит и заставляет вскрикивать, корчиться, извиваться, наслаждаясь своей властью над ней. И неостывшее чувство мести -- тому, в синем костюме, который названивает теперь Ирининым подругам и ищет ее.
-- Скажи, а ты мог меня простить? -- спросила однажды Ирина в темноте. -- Забыть все. Начать с начала...
Фирсов закурил, положил себе на живот пепельницу и выдохнул дым.
-- Тебя не устраивает нынешнее положение?
Ирина зажгла на тумбочке у дивана свечу и стала задумчиво водить над ней ладонью.
-- Устраивает... -- Ирина задержала ладонь над вытянувшимся пламенем. -- Меня все... -- Она поморщилась от боли.
Игорь отдернул ее руку. "Приложи". -- Он вскочил и принес носовой платок, смоченный водой из чайника.
-- Спасибо... -- Ирина отвернулась к стенке и стала лизать ладошку.
В другой раз с ней случилась маленькая истерика. Внезапно прервав поцелуй и все сопутствующее ему, она заговорила неистово: "Ну избей меня! Избей! Я тебя умоляю -- избей, мне будет легче... -- Она стала трясти Игоря за плечо. -- Я этого заслужила, я дрянь... Избей. Я не могу так больше. -- Она уткнулась несом в подушку и заревела. -- Я же люблю тебя..."
Игорь лег на спину и заложил руки за голову.
-- Не могу, -- сказал он серьезно. -- Прошло...
Он хотел погладить Ирину по волосам, успокоить, но совсем некстати вспомнилось, как в эту же подушку она тыкалась лицом тогда, а вторая, примятая, лежала рядом. Желание пропало. Он поднялся с дивана и стал одеваться. Декорации те же, только пьеса другая...
С некоторых пор Игорю стали являться мысли тяжелые и навязчивые: а вдруг игра в любовников затеяна неспроста, вдруг Ирина беременна и на что-то надеется? Да, он хотел ребенка, но то было раньше. А как катать в коляске укутанного в одеяло детеныша, как улыбаться ему и купать в ванночке, не зная, чья в нем пульсирует кровь -- твоя или того дяди, что позабавился когда-то с твоей женой, а потом еще месяц делил с ней ночное ложе? Игорь ходил но комнате, курил, останавливался у распахнутого настежь окна, смотрел на подсвеченный прожекторами желтый шпиль Петропавловки с темным силуэтом ангела, обхватывающего крест, и от всех этих мыслей ему делалось тошно. Незаконнорожденные дети, алименты... Тьфу, гадость какая.
"А почему ты не предохраняешься? -- спросил однажды Игорь весело и беззаботно. Он сидел в кресле и листал книгу "Психофизиологические аспекты брака", принесенную Ириной. -- Ты не боишься залететь? Или..." -- "Пусть тебя это не волнует, -- сухо ответила Ирина и стала причесываться перед зеркалом. -- Это мои проблемы, -- Она сняла со щетки волосы, смотала их в клубок и бросила в корзину для мусора. -- Ты можешь быть абсолютно спокоен. Я хожу сюда только затем, зачем хожу". Вскоре она ушла, попросив Игоря не провожать ее и пожелав ему крепкого, безмятежного сна.
В середине ноября разыгралась отчаянная непогода -- летел мокрый снег, хлестал ветер с дождем, гремело железо, и Игорь, пропадая несколько ночей на холодильнике, простыл, стал надсадно кашлять, расчихался и тут же слег с температурой тридцать девять. Тетя Катя, осторожно постукивая в дверь, вносила в его комнату прикрытые бумажкой чашки с липовым или малиновым отваром и первым делом сообщала: "Никто не звонил. Я все время слушаю. Не беспокойтесь, не беспокойтесь. Позову..." -- "Да я не жду никого, -- вяло протестовал Игорь. -- Спасибо, тетя Катя..."
Ирина позвонила через неделю, когда Фирсов был уже на ногах и заклеивал в комнате окна. Она ровным голосом известила, что была в больнице, а теперь вернулась к родителям и намерена жить у них.
Игорь воздержался от расспросов о диагнозе -- он все понял.
-- Ну, что ты молчишь? -- спросила Ирина. -- Тебе неудобно разговаривать?
-- Да нет, удобно. Тебя слушаю...
-- Я хочу сказать, Игорек, чтобы ты меня больше не ждал. Ты теперь и без меня сообразишь, что к чему. Правда?.. Будем считать, что практика закончилась...
-- Как ты себя чувствуешь? -- спросил Игорь.
-- Нормально. Я думаю, тебе надо жениться, Игорек... Теперь у тебя все будет нормально...
-- Спасибо за совет.
-- Не за что. Большому кораблю -- большое плавание... В добрый путь, милый.
-- Твой халат здесь висит, -- вспомнил вдруг Игорь.
-- Халат? -- усмехнулась Ирина. -- Это очень важно. Очень. Просто не знаю, как я буду без халата...
-- И бусы, -- негромко сказал Игорь. -- Синие. Ну те... Они тебе, кстати, очень идут.
-- Бусы, -- повторила Ирина. -- Да, пожалуй, идут...
Эти бусы из густо-синих стеклянных горошин Ирина, раздеваясь, оставляла на шее, потом они находили им самое неожиданное и проказливое применение.
-- Выброси их, чтобы не попались кому-нибудь на глаза. И халат выброси, я разрешаю. -- Ирина помолчала. -- Даже прошу...
-- А ты не хочешь зайти?
-- За бусами?.. -- тихо спросила Ирина после паузы.
-- Не только...
-- Ты думаешь, стоит?.. -- растерянно проговорила Ирина.
-- Не знаю, товарищ учитель, вам виднее... Может, вы захотите принять у меня экзамены, выдать диплом. -- Фирсов не хотел этого говорить, но сказал. "Черт меня дернул", -- тут же подумал он.
-- Нет, -- печально сказала Ирина. -- Ты уже сдал все экзамены...
-- Ну, как знаешь...
Ирина долго молчала, и он обеспокоено подул в трубку: "Алло! Ирин!" И тотчас же раздалось звяканье положенной на аппарат трубки и коротко загудело.
Фирсов подумал -- не перезвонить ли, чтобы подбодрить ее после больницы, и уж если расстаться, то без недомолвок, но по тускло блестящему паркету коридора, прицеливаясь взглядом к телефону и поигрывая записной книжечкой, уже плыла Галя в полосатом махровом халате, и он направился к своей комнате.
-- Игорек, вы уже выздоровели? -- усаживаясь на сундучок, пропела ему вслед соседка. -- Рада за вас, рада...
-- Спасибо... -- бормотнул Игорь, открывая дверь.
Он подошел к окну, рассеяно оглядел полоски бумаги на подоконнике, тазик с клейстером, крупные клочья ваты и подумал, что звонить Ирине он, пожалуй, не будет.
Игорь знал -- появись Ирина в его комнате и... Он подойдет к ней, обнимет за талию, чмокнет в ухо, она вздрогнет: "Что ты со мной делаешь. Выучила на свою го...", он залепит ей рот поцелуем, они провалятся в душную пропасть дивана, пальцы забудут стыд, и он шепнет ей слова прощения, от которых потом, когда все пройдет и останется лишь ощущение расслабленной пустоты, не сможет отказаться. Нет. Не звонить. Не давать надежды ни ей, ни себе... Расстались, и баста. Она сама сказала, что больше не придет. Сама... Она сделала аборт и теперь выжидает, что он предложит начать с нуля... Нет. То августовское утро всегда будет стоять между ними. Игорь намазал полоску бумаги клейстером и приложил к оконной щели. Пригладил тряпочкой. Как там написано в книге? "Повышенная сексапильность молодых людей часто ставит их в зависимое положение от своих партнерш, что последние зачастую используют для достижения своих личных интересов". К черту повышенную сексапильность! Он молод и найдет себе девушку... Игорь замер с тряпкой в руке. Или позвонить?..
Вечером, расстилая на диване гремящую крахмалом простыню, Игорь вспомнил о бусах и достал их. Ультрамариновые стекляшки вспыхнули желтыми отраженными огоньками люстры, заскрипели в ладони и с тихим щелканьем скользнули по нитке, когда Игорь ухватил их за расцепленный замочек и дал качнуться на манер маятника. Игорь прижмурился на мгновение, не давая нахлынуть воспоминаниям, быстро открыл шкаф и ссыпал в карман Ирининого халатика, висевшего на гвоздике.
На следующий день с утра он отправил Ирине бандероль: халат, завернутый в плотную упаковочную бумагу. И долго бродил вдоль Карповки, трогая влажные холодные ограждения набережной и пытаясь разобраться в горьком чувстве: его предали? или он предал? или просто поиграли и разошлись?..
7.
О той жизни, что началась у Игоря Фирсова с отсылкой бывшей жене ее любовных аксессуаров, читатель узнает чуть позднее, -- имей он к этому охоту, мы же теперь просто обязаны перенестись в дачную местность неподалеку от Ленинграда, где наш герой, завербованный неотвязчивой мыслью вернуть в ближайшее время три тысячи долгу, пустился в досконально продуманное состязание с природой и в естественной усталости взял маленький тайм-аут для подкрепления себя небезызвестным бомжовским супом, тарелкой макарон и стаканом крепкого чая.
Но что это?.. Я вижу, он уже смывает под рукомойником посуду, ставит ее в проволочную сушилку и ложится с газетой на диван.
Но лег. Полистал газету. Зевнул. Взял будильник со стола, закрутил пружину боя и заминировал время в двадцатиминутной засаде от цифры "6". Прикрыл глаза. Задышал ровно...
Пусть подремлет -- через установленный срок, даю слово, он поднимется и вновь впряжется в дела, коим конца и края еще не видится, разве что на сетевом графике, где паутина линий строга, логична и как бы даже неотвратима в своем беге к кружку заключительного события. Но то на графике...
Теплица, громоздящаяся теперь возле забора большим белым кораблем, безубыточно выдержала апрельское снегопадение, и Фирсов с тайной гордостью отметил, что все сделано умело и прочно. Он лишь поднатянул в одном месте млечную пленку крыши и переколотил несколько планок.
В сумеречном предвечерье явился Вешкин, рдея огоньком сигареты возле губ и, оглядев изнутри постройку, отозвался о ней одобрительно. "Не, ничего, -- сказал он. -- Пойдет. Нормально. -- И осведомился тихо: -- Сколько получилось метров?" -- "Семь в длину, четыре в ширину. Двадцать восемь, значит..." -- "Многовато, -- медленно проговорил Вешкин. И, озабоченно повертев головой по запотевшим стенам, загадочно пообещал: -- Ладно. Я с Иваном поговорю, чтоб не цеплялся..." -- "А что такое?" -- удивился Фирсов.
Иван -- он же Иван Федорович Мочило, бывший начальник местного отделения милиции, в последние годы был приставлен к надзиранию за архитектурным и ландшафтным порядком в поселке, числясь в должности инженера по благоустройству. Падающие заборы, развалюхи-сараи, стихийные свалки мусора, самостийные постройки в виде сарайчиков, гаражей и кладовок были предметом его неусыпного бдения.
Высокий, с нездоровым пепельным лицом, Иван Федорович обходил поселок, по-свойски заглядывал в дома и на огороды, интересовался у хозяев житьем-бытьем, пил, если предлагали, чай, придирчиво осматривал какое-нибудь новое строение, вроде собачьей будки или угольного ларя, воздвигнутого возле калитки, кивал: "Ничего, ничего, только покрасить бы надо" и отправлялся далее, чтобы остановиться у следующего дома и выговорить хозяину за сваленные во дворе бревна: "Петрович, тебя пора на сто первый километр отправлять. Дрова привез, а работать с ними не хочешь. Неделю лежат, мокнут..." -- "Уберу, Иван Федорович, уберу. К праздникам чисто будет". -- "Надо, чтобы каждый день чисто было!" -- замечал Мочило и размашисто шагал по разбитой дороге дальше. "Здорово, Сергей! Что там у тебя за материал под навесом прячется? -- тонко улыбался он. -- Да нет, не нужен, просто так, интересуюсь". И Сергей, служивший в послевоенные годы под началом Ивана Федоровича участковым, зазывал бывшего начальника на перекур и, пугливо моргая глазами ("Вот черт, все углядит"), намекал на времяночку, которую нехудо бы построить за домом, ближе к реке, маленькую такую времяночку, вот здесь, в кустах сирени, на одну комнатку с кухонькой, ее и не видно будет ниоткуда, а сын с невесткой приедут летом -- им жилье... "Ты руками-то не маши, -- тихо говорил Мочило и отворачивался от места возможной постройки. -- Кругом же глаза и уши. А здесь у тебя что, поросята? Пора раскулачивать. Шучу, шучу... Держи, дело хорошее". И на прощание обещал подумать насчет незаметной времянки.
К двум часам дня, где бы ни бродил Иван Федорович, ноги сами выносили его к угловому дому Вешкиных, и Нюра, которая уже ждала гостя, приветливо выходила на крыльцо: "Иван Федорович, заходите, заходите. Я Джека заперла..."
Мочило выпивал стопку водки, обедал и, поговорив о поселковых и сельсоветовских новостях, шел к своему пятиэтажному дому у станции -- вздремнуть часок-другой. Регулярность визитов к хлебосольным Вешкиным нарушалась лишь летом, с приездом дачников, но и в эти суматошные месяцы благодарные хозяева теплицы не забывали отметить особое уважение к своему ангелу-хранителю -- с пустыми руками он от них не улетал.
Нюансы тепличных уложений, о которых Игорь узнал от соседа, -- пятнадцать квадратных метров на семью и не больше, озадачили его. А если на участке живет две семьи -- его семья и семья сестры? Тогда как?
-- Да ты не бойся, -- снисходительно улыбнулся Вешкин. -- Иван сейчас в больнице -- язву вырезает, а выйдет, я с ним поговорю. Сочтетесь потом как-нибудь. -- И, как бригадир, проверяющий работу, уверенно направился к дому Фирсовых. -- Давай рассаду посмотрим...
Игорь включил на веранде свет, провел гостя вдоль зеленеющих стеллажей, давая короткие пояснения, и завел осторожный разговор о сбыте будущей продукции. Вот, дескать, неплохо бы подыскать расторопную бабку, чтоб постояла на рынке с его рассадой, он бы ей, естественно, платил. Нет ли на примете?..
-- Да зачем тебе какая-то бабка? -- поморщился Вешкин, глядя на Игоря. -- Ты что, миллионер? Зачем тебе кому-то деньги отдавать? А жена, что, не может?..
-- Жена отпадает, -- убежденно сказал Фирсов. -- Не тот случай. Бабка нужна...
-- Да ты знаешь, сколько с тебя эта бабка сдерет? -- Вешкин, беспрестанно попыхивающий сигаретой, вытянул шею из слоистого облака дыма и с прищуром уставился на Игоря. -- Знаешь?..
-- Сколько?
-- Червонец в день, не меньше. -- Вешкин втянул голову обратно и подпустил еще дыму; он с затаенным торжеством ожидал убийственной неотразимости сказанного. -- Только на нее работать и будешь!..
-- Червонец -- это нормально, -- не удивился Игорь. -- Я так и думал.
-- Нормально? -- язвительно усмехнулся Вешкин. -- Червонец в день -- это нормально? Хорошо! -- сказал он с азартом. -- А теперь прикинь, во что тебе обойдется...
-- Да ну, Володя...
-- Минуточку! Вот тебе простой пример...
Игорь, предвидевший, в общем-то, подобное начало разговора, терпеливо выслушал рассуждения соседа о курочке, которая по зернышку клюет и сыта бывает, о раздолбаях, что сорят деньгами налево и направо, а потом приходят к нему занимать трешку-пятерку, и многое другое, не имеющее прямого отношения к затронутой теме, но, как видно, наболевшее.
-- Все правильно, -- польстил соседу Игорь, когда тот выговорился и закурил новую сигарету. -- Денежка счет любит. Может, чайку попьем?
-- Не-не-не, -- засобирался Вешкин. -- Я какао недавно пил. Спасибо.
-- Но ты про бабку все-таки подумай. У тебя же весь поселок знакомый. Может, присоветуешь кого...
-- Не знаю, это надо с Нюрой поговорить.
-- Деньги деньгами, -- весомо сказал Игорь, открывая на улицу дверь, -- но бизнесмен не должен быть скрягой. Как говорится, скупой платит дважды...
-- А еще знаешь, как говорят? -- Вешкин обернулся на крыльце и наставительно поднял палец. -- От своего труда убытку не будет!..
Игорь помолчал, делая вид, что постигает глубину высказанной мысли, и кивнул.
-- Правильно. Хорошо сказано...
Вешкин ушел, храня на небритом лице следы гордой улыбки и думая о том, что Игорь, видно, парень цепкий, работящий и, конечно, следует обмолвиться с Иваном, чтоб его не трогали, потому что союзник в сельском хозяйстве нужен -- опыт там разный перенимать, советоваться, будет кому подсобить, когда приспичит... А конкуренции он не боится: рынок -- как корзина без дна, все проглотит.
За ужином, когда Нюра, прихлебывая теплое молоко, засомневалась в разумности покупки ста луковиц сортовых тюльпанов у знакомой тетки из Прибалтики: "Уж больно накладно по рублю-то за штуку", Володька закурил, небрежно бросил в пепельницу спичку и рек: "Дура! При чем здесь рубль? Коммерсант не должен быть скрягой. Предлагают, так бери. А то ведь, эта... скупой платит дважды".
Нюра посмотрела на мужа с изумлением.
-- Да я чего, Вова... Конечно... Я ведь думала, ты... Когда же я была скрягой...
Уже затемно Игорь ходил звонить Насте, Настя сразу взяла трубку -- ждала его звонка, он сказал с гордостью, что теплица готова, осталось лишь поставить ее на прогон и испытать на теплостойкость, чем...
-- Куда поставить? -- не поняла Настя.
-- Включить печки и проверить, как она держит тепло.
-- А-а, понятно, -- сказала Настя.
...чем он сегодня и займется, а завтра, если все будет хорошо, он сделает в теплице стеллажи и перенесет туда рассаду.
Настя сказала, что рада за него и за теплицу и с Маратиком все в порядке -- мама обещала взять Маратика на выходные к себе, и она, Настя, приедет тогда в субботу и поможет ему чем-нибудь. И останется ночевать.
-- Приезжай, -- сказал Фирсов. -- И привези градусник, круглый такой, которым мы воду в ванной меряем. А то мне двух мало.
-- Хорошо, -- сказала Настя. -- Целую тебя.
-- И я вас обоих целую, -- сказал Фирсов. -- Пока.
-- Пока...