Фирсов, например, так и не смог понять, за что отдали под суд, продержав три месяца в "Крестах", пожилого столяра-плотника Мишу, его первого соседа по квартире, мастера золотке руки, усмотрев в нем тунеядца и устроив показательный суд в жилконторе.
Миша получил год "химии", и говорили, что ему повезло -- с его статьей обычно дают зону. Мишу арестовали как бомжа и тунеядца, хотя бомжом он был по чисто формальному признаку: год назад бывшая супруга лишила Мишу прописки как отсутствующего длительное время и, что самое печальное, не поставив его в известность о предпринятой акции, хотя и знала, где найти его -- он обитал у своей тетки на Васильевском. К тунеядцам же Миша был отнесен потому, что в его трудовой книжке за записью об увольнении около года не следовала запись "принят на работу". Сам Миша придерживался той точки зрения, что отработал уже свои сорок лет, а поскольку "все вокруг пропитано лжой" и дважды его надували с получением казенной квартиры, то нет смысла дальше слушать обещания начальников и горбатиться ради их плана -- надо на старости лет пожить свободно и достойно, как позволяет ему его высокая квалификация. Зимой Миша халтурил в магазинах -- отделывал прилавки, кабинеты, подсобки, ставил двери и загородки, искусно подрубал мясные колоды, убирая у них впадины и придавая верхней части некоторую выпуклость, отчего мясо рубилось и резалось легко, как натянутое, -- директора передавали старательного Мишу из рук в руки, на манер эстафетной палочки, а к лету Миша рядился к тем же директорам достраивать дачи, ладить крылечки, веранды, перестилать полы. Миша работал неторопливо и брал с заказчика двадцать пять рублей в день плюс горячее питание.
-- Да я жизнь прожил, -- горячился Миша и пытался зажечь спичку, чтобы поставить вариться картошку. -- да меня немец два раза к стенке ставил, да я пахал от зари до зари, а они -- тунеядец! На нарах, как последнюю суку, три месяца до суда держали. А, Игорь, представляешь?
-- Представляю...
-- Следователь за три дня все бумаги оформил, а потом очереди ждал в суд. А здесь? -- Миша кивал на окно, которое выходило во двор комендатуры: пустая спортплощадка, барак клуба, чахлые клумбы, обложенные кирпичом. -- Оформили плотником-бетонщиком третьего разряда, поставили на лопату раствор подавать. Я инспектору говорю: "Я столяр пятого разряда, направьте меня на жилой дом, я один всю столярку сделаю. Ведь требуются!" -- "Нет, -- говорит, -- ты "химик", работай, куда поставили. В тепло захотел?" А у меня ноги больные. -- Миша садился на стул и показывал распухшие колени. -- День по холоду в резиновых сапогах походил, и привет! А больничный только на пять дней дают, и то без оплаты. Если, говорят, не можете трудиться на стройках народного хозяйства, отправим вас в тюрьму конверты клеить. Ну скажи, это по уму делается?
-- А ты что, воевал? -- спрашивал Фирсов. -- Почему тебя немец к стенке ставил?
-- Да какое воевал! Мне двенадцать лет было, в Пушкинских Горах жили. В лес к партизанам бегали, еду да оружие носили. Поймали нас с братом и расстрелять хотели. Уже во двор вывели, мы стоим бледные, ноги не держат, а тут ихний офицер вышел. Посмотрел на нас и давай орать. Орал, орал, потом пинков надавал и на конюшню отправил -- пороть. Еле до дому потом добрели -- мать думала, нас уже расстреляли...
-- А второй раз?
-- Уздечку с медным набором украл... -- Миша курил и равнодушно смотрел на таракана, ползущего по газовой плите. -- Длительная история. Немцы тоже разные были. Не все такие, как их изображают...
Пропал потом Миша -- поехал на Новый год к тетке и как в воду канул. Приходил потный оперативник с красными похмельными глазами, расспрашивал Фирсова о бывшем соседе, но Фирсов сказал, что ничего не знает.
То, что в спецкомендатуре спокойней ничего не знать и ничего не видеть, Фирсов уловил быстро. С языком у него и раньше был полный порядок. "Язык до Вологды доводит, -- частенько сообщал Славка Гостомыслов, с которым Фирсов вскоре сблизился. -- А вологодский конвой шутить не любит".
Миша сгинул, и через пару недель к Фирсову поселили Максимова -- рыжего детину, который посредством веснушчатого кулака попытался отомстить сразу всем профурсеткам мира, чем и обеспечил себе три года строек народного хозяйства. Хулиган. Но это отдельная история.
Думая о деньгах, Фирсов сделал мысленную ревизию своим способностям и возможностям. Получилось не так уж плохо.
К неполным тридцати годам Фирсов умел ездить на мотоцикле, водить легковой и грузовой автомобили, управлять маломерным судном с мощностью двигателя до 150 лошадиных сил, мог работать электриком, плотником-бетонщиком, умел "самостоятельно ставить и решать крупные инженерные задачи" -- как было сказано в отзыве на его дипломный проект -- умел писать диссертации (свидетельством тому -- своя, не дошедшая до защиты по различным обстоятельствам, и чужая -- написанная за пятьсот рублей для соискателя из Абхазии и защищенная на ученом совете " на ура"); мог, теоретически, работать главным энергетиком предприятия, неплохо строил сараи, коровники и сортиры, сносно читал и изъяснялся по-английски, а также вполне справлялся с обязанностями диспетчера строительно-монтажного управления и формовщика на ДСК. Два последних таланта обнаружились у Фирсова в спецкомендатуре. Да! Еще он мог работать дежурным механиком гаража в режиме суточного дежурства с последующими тремя выходными. Именно в этой должности Фирсов и трудился финишные полгода своего пребывания на "химии". Должность, надо сказать, доставшаяся ему случайно и без всяких потуг с его стороны. Шальная должность; и не только в условиях ограниченной свободы.
Фирсов чувствовал, что идея на три тысячи найдется -- надо только искать. В конце концов, он потерял лишь свободу, а не уверенность в себе. Все остальное при нем: руки, ноги, голова, здравый смысл инженера, наконец. Неужели он не найдет себе занятия денежного, интересного и честного? Не коньяк в баре разливать и варить черный пережженный кофе, пропуская кипяток через одну порцию по нескольку раз, -- тут, как Фирсов слышал, можно и десять тысяч заработать, -- и не водкой с утра приторговывать в пункте приема посуды -- говорили, там пятьсот рублей в месяц образуются при известной сноровке элементарно, -- и даже не ремонтом квартир перебиваться, выискивая клиентов около магазинов "Строительные товары", -- деньги вроде бы и трудовые, но стоишь как безработный, и ждешь, когда тебя выберут, и косишься -- не идет ли милиционер, чтобы успеть сорвать кисточку с длинной палки и сунуть ее в карман: стою вот себе спокойно, держу палочку... Нет, все это не то и еще раз не то! Отпадали и северные шабашки -- дома, коровники, свинофермы. Общество сильно раздражали большие заработки вольных строителей, и фельетоны о них чередовались с заметками "Из зала суда" -- мухлеж, приписки, фиктивные ведомости. "Ах, вы ранее судимы? Прекрасно. С вас и начнем..." Увольте от таких заработков!
Фирсов заметил, что в активе любого самого никудышного "условника" числится несколько способов быстрого обогащения -- рецепты давались совершенно неожиданные, стоило лишь завести речь о деньгах. Но народ в массе своей был беден, и не верилось, что те, кто дает рецепты, когда-нибудь сами воспользуются ими.
-- Да можно по сотне за ночь иметь, -- опершись на лопату, уверенно говорил какой-нибудь парень в драном ватнике. -- Плевое дело. Ночью пассажиров в аэропорту заряжать. Подходишь: "Куда тебе?" -- "На Лиговку". -- "Десятку даешь? Садись в ту машину и жди". К следующему: "Куда тебе?" -- "До Исаакиевской". -- "Годится. Пятнаха. Иди к тому такси". Набрал четверых, сдал их таксисту, он тебе отстегивает чирик-двадцатку. Сами-то они боятся заряжать внаглую... Ночь не поспал -- стольник в кармане.
-- А у меня корешок академиков дурил в Комарове. Круто! Он там кочегарил зимой, ага, а они по субботам приезжают. Домики такие двухэтажные -- дачи. Вот он по подвалам пройдет, кляпы в трубы сунет -- штук десять, и к себе, в кочегарку. Через полчаса идут: "Иван Иванович, что-то у нас вода в раковине не проходит. Посмотрите, мы вас отблагодарим..." А ему чего? Он все равно на дежурстве. Ага, поломается для порядку и идет. Покурит в подвале, по трубе постучит, поматерится, рукавицей грязной по морде мазнет, кляп вытащит -- вода жур-жур-жур в коллектор. Чирик в кармане. Идет к кочегарке, а там уже в пенсне и шляпах стоят -- очередь. "Иван Иванович, выручите!" За выходные стольник, не меньше, набегает. Или они выйдут из машины в ботиночках, а до дачи не дойти -- снегу по колено. Ага, а тут Ваня с лопатой мимо идет. Дорожку расчистил -- чирик. Летом дуб посадить, сарай подправить, ступеньку, песок под плиты подсыпать, забор починить. Дурил их, как хотел...
""Дурить", "бомбить", "заряжать"... Какое убожество, -- думал Фирсов, слушая эти нескончаемые разговоры. -- Где оно, наше знаменитое "Каждому по труду!"? И кто эти здоровые ребята -- сволочи, хапуги? Или жертвы?.. Это, похоже, новая философия какая-то: тащи, хватай, дури -- будешь молодцом... Да только вот их сколько, молодцов, поднабралось -- тысяча с лишним человек, полная комендатура".
Фирсов думал о земле. О тех шести сотках дачного участка, что зарастали травой и осокой в сорока минутах езды от Ленинграда. Мальчишкой Фирсов повкалывал на этом огороде: с утра наносить в бочки воды из колодца, прорыхлить грядки с морковкой и редиской, полить огурцы и лук, окучить картошку, привезти вместе с отцом торфу из леса... Игорь мечтал о пионерском лагере, но родители и слышать об этом не хотели: "Своя дача, лес, речка, грибы, ягоды. Зачем тебе еще лагерь?.." Отец, вечно хмурый и недовольный, купил Игорю велосипед только в седьмом классе -- под давлением матери -- и отпускал сына кататься лишь к вечеру, когда сам уставал от хлопот с огородом.
Шесть соток. Фирсов прикинул: если заняться сельским хозяйством, то с каждой сотки надо получить пятьсот рублей прибыли. Тогда три тысячи он отдаст в первый же год. Но что такое сотка? Сто квадратных метров -- десять на десять. Выкинуть из этих шести соток площади, занятые домом, сараем, сортиром, дорожками, площадкой, где выставляются в солнечный день шезлонги и где возится в песочнице Марат, -- и останется четыреста квадратных метров запущенной земли. А с учетом владений сестры -- пара клубничных грядок, пара грядок с зеленью и небольшое поле гороха, вокруг которого в июле топчутся акселераты-племянники, с треском вырывающие длинные стебли и чавкающие плоскими бледно-зелеными стручками, -- с учетом владений сестры остается и того меньше: пара соток заросшей сорняками земли. И что надо посадить на этой паре соток, чтобы выручить с каждой полторы тысячи? Если только опиумный мак посадить, не иначе. Статья 225 УК РСФСР, лишение свободы на срок до пяти лет.
Фирсов набрал в библиотеке книг по огородничеству и цветоводству и принялся за их изучение. Сначала он составил таблицу по цветам: условия произрастания, выход с одного квадратного метра грунта в штуках и ориентировочная цена одного цветка в зависимости от сезона. Тут лидерство принадлежало тюльпанам и гладиолусам -- и одной сотки земли хватило бы, чтобы разместить, допустим, три тысячи луковиц тюльпанов, вырастить к майским праздникам три тысячи цветков и продать их через каких-нибудь старушек по рублю за штуку. Столь ранний урожай достигался с помощью обыкновенной пленки, которой укрывались еще заснеженные грядки в последних числах марта. Такая процедура выращивания ранних цветов называлась выгонкой. Но тюльпаны, к сожалению, отпадали. Их следовало сажать еще с осени, и покупка луковиц влетела бы в копеечку. Точнее, в полторы тысячи. Луковицы гладиолусов стоили еще дороже.
Хороши были для выращивания астры: семена дешевы, уход требовали незначительный -- рыхли междурядья, поливай да подкармливай минеральными удобрениями, но они требовали ранней высадки в грунт и желательно рассадой. Рассада астры, как выяснил Фирсов, стоила на рынке десять копеек за корешок. Две сотки земли, засаженные астрой, могли дать к первому сентября три тысячи чистой прибыли, но требовали опять-таки полторы тысячи капвложений. Но если вырастить рассаду самому, то астра годилась для намеченной цели. Фирсов взял астру на заметку и принялся за литературу по овощам.
Ранние салаты, щавель, петрушка, огурцы, кабачки и томаты привлекали своей конкретностью и осязаемостью -- зелень, овощи, их можно съесть, они всегда пользуются спросом, но кто их будет реализовывать? Настя? Исключено. Сам Фирсов? Тоже. Не нанимать же на все лето старушку, которая стояла бы на рынке с пучками зелени, редиски и кучками огурцов. Такая старушка должна ежедневно наторговать рублей на пятьдесят, чтобы образовать три тысячи для Фирсова и себя не обидеть.
-- А почем в июне салат на рынке? -- интересовался Фирсов у жены.
-- Не знаю. Рублей пять, наверное, за килограмм.
-- А редиска?
-- Копеек пятьдесят пучок...
-- А сколько штук в пучке? Примерно?
-- Понятия не имею.
-- Позвони матери, узнай.
-- Да ну еще... Как я ей объясню зачем? Смешно даже говорить...
Жена смотрела на расчеты Фирсова скептически. "Лучше бы ты подумал, как продолжить карьеру, -- говорила она. -- Зря, что ли, в аспирантуре учился?" -- "Не зря, -- отвечал Фирсов, листая "Справочник огородника". -- Теперь вижу, что не зря..."
Несложные подсчеты показывали, что с имеющейся земли овощами три тысячи не взять, даже если очень постараться и настроить пленочных парников.
-- Папа же сказал, что ему деньги не к спеху, -- напоминала жена. -- Отдадим когда-нибудь...
-- Это тебе он папа, а мне -- тесть. Я брал, я и отдам. "Отдадим"... Конечно отдадим, но весь вопрос -- когда? Я обещал через год-два после освобождения.
-- Он же понимает...
-- Ладно, разберусь, -- замыкался в себе Фирсов.
"Нарастить бы той же самой редиски целое поле, да сдать оптом, -- размышлял он, покуривая вечером над своими таблицами и планами. -- Но кому сдашь? Где тот добрый дядя, что придет, возьмет и заплатит деньги?
Нет в нашем бескрайнем государстве такого доброго дяди. Не предусмотрена такая должность, как и редиска на частном огороде не предусмотрена -- оттого ее и нет. Бывает, конечно, в июне жухлая уже, с огромной ботвой редиска, и укроп пожелтелый и дряблый бывает, но не редиска это и не укроп, а "тонны свежих овощей к столу горожан, доставленных по зеленому конвейеру". Мать его ети, этот конвейер... Руки оторвать и выбросить тому, кто его придумал. В райпотребсоюз сдать? Да где эту организацию сыщешь... Да и не сельский житель я, а дачник, огородник-любитель..."
Картошка? Сажал отец картошку -- два ведра посадит, десять соберет. Не та земля, влаги много, вымокает картошка.
В одной из книг Фирсов наткнулся на раздел "Выращивание рассады" и с интересом прочел его. Дело было зимой, Фирсов только что вернулся с суточного дежурства в спецкомендатуру, но спать не лег, намереваясь тихо смотаться до вечерней проверки домой, -- Настя просила посидеть с Маратом, пока она отвезет на работу какие-то бумаги, и он, обжигаясь крепким чаем, торопливо читал строчки: "Огуречную рассаду выращивают в парниках, в весенних пленочных теплицах или под пленочными укрытиями. Семена высевают в конце апреля -- начале мая, используя при ограниченных площадях теплицы ящики из-под болгарских помидоров, в которые насыпают торфоперегнойную землю. Ящики устанавливают на временные стеллажи. Выход сеянцев с одного ящика размером 60x40 см -- до 100 шт."
"Так-так-так," -- сказал сам себе Фирсов и в тот же день составил новую таблицу. А еще через день, приехав на законные выходные домой, позвонил теще, которая не раз прикупала на рынке рассаду для своего дачного мини-огорода, и поинтересовался ценами.
-- Значит, огуречная -- от десяти до двадцати копеек за корешок? -- записывал Игорь. -- Понятно. Кабачки -- двадцать-двадцать пять? Капуста -- десять-пятнадцать? Помидоры до полтинника? Ого!..
-- Только вы, Игорь, не гонитесь за размером, рассаду лучше покупать маленькую, она быстрее приживается. А вы что, решили огородом заняться?
-- В некотором роде, -- темнил Фирсов. -- А что там еще продают?
-- Цветочной много. Астра, ромашки, бархатцы -- это я не знаю, нужно ли вам?
-- И почем?
-- Пятнадцать-двадцать копеек. Свеклу еще продают, петрушку...
-- Спасибо, Екатерина Александровна. Спасибо. Вам дать Настю?
Повесив трубку, Игорь подмигнул жене и пошел с бумагами на кухню.
-- Ерунда какая-то, -- вздохнула Настя и попыталась посадить сына на колени. -- Правда, Маратка?.. Зачем нам эта рассада?
Марат упрямо выгнул спину, сполз с коленей матери и побежал за отцом.
"Досье" на рассаду Фирсов собрал недели за две. Выводы показались ему обнадеживающими: рассада выращивалась относительно просто, не требовала особых капитальных затрат и спрос на нее был устойчивый -- с начала мая по начало июня; месяц. Фирсов специально ездил на Некрасовский и Калининский рынки -- интересовался.
К концу января Фирсов определился с ассортиментом и стал покупать семена. Ему требовалось:
-- кабачков - 20 пачек,
-- огурцов - 20 пачек,
-- помидоров - 5 пачек,
-- капусты белокочанной - 5 пачек,
-- капусты цветной - 7 пачек,
-- астры игольчатой - 10 пачек.
Выстояв длинную очередь в подвальчике семенного магазина на Васильевском, Фирсов принес домой сверток с шуршащими пакетиками.
-- Вот здесь -- почти две тысячи. -- Он выложил на стол семена.
-- Чего "две тысячи"? -- не поняла жена.
-- Денег. Советских рублей.
-- Господи... -- стала разворачивать пакетики Настя. -- Я каждую копейку считаю, не могу Марату яблок купить, хорошо мама вчера принесла, а ты... Зачем ты это купил? Ведь я в этом месяце ничего не получу. Что мы есть будем?.. Ты об этом подумал?
-- Присядь на минутку. -- Игорь придвинул жене стул и взял ее за руку. -- Послушай меня внимательно. -- Он сел напротив. -- Я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Очень тяжело. Я на "химии", ты с Маратом одна, денег нет, настроение поганое... Понимаю. Но давай посмотрим в будущее. Допустим, -- Игорь постучал костяшками пальцев по деревяшке стула, -- я в феврале освобождаюсь. Допустим. В институт меня обратно не возьмут, даже если я попрошусь. Но я проситься не буду.
-- Но папа говорил, что может помочь...
-- Это исключено. -- Фирсов встал, прикрыл на кухне дверь и закурил. -- В институт я не вернусь и карьеру продолжать не буду.
-- А где же ты собираешься работать?
-- Не знаю. Пока, возможно, останусь в гараже. Тоже неплохо: сутки отработал -- трое свободных. Всего час на электричке.
-- Но ведь это сто пятьдесят рублей! Ты об этом подумал? Как мы будем жить?
-- Подумал, -- сказал Фирсов. -- Отлично будем жить.
-- Механик в гараже... -- покачала головой жена. -- Стоило учиться в аспирантуре.
-- Я не пойму. -- Он выдохнул дым в приоткрытую форточку. -- Ты выходила замуж за меня или за мою трудовую книжку? При чем здесь должность?..
-- Ну, говори дальше, я тебя слушаю...
-- Так вот. -- Игорь вновь взял жену за руку. -- Я понимаю, что тебе сейчас плохо. Но вот здесь, -- он постучал согнутым пальцем по пакету с семенами, -- действительно лежит две тысячи. И это пока только половина. Если ты не будешь паниковать и положишься на меня, то к июню я отдам отцу три тысячи и выдам тебе тысячу на карманные расходы. Тебя это устраивает?