-- Не представляю, как ты собираешься это сделать. -- Жена недоверчиво смотрела на пакет. -- Ты хочешь жить на вашей даче?
-- Да. -- Фирсов развернул бумагу и стал раскладывать на столе пачки семян. -- Буду строить теплицу. Вот, пожалуйста, пять пачек белокочанной капусты -- двенадцать тысяч семян. Десять копеек за корешок. С учетом всхожести -- тысяча рублей выручки. Вот капуста цветная. Семь пачек -- пятьсот рублей выручки... Помидоры Алпатьевские -- пятьсот рублей! Чувствуешь?.. И всего истрачено пять рублей двадцать копеек.
-- А кто будет продавать? И где? -- поинтересовалась Настя.
-- Посмотрим. Скорее всего, найду какую-нибудь бабку...
-- Лет двадцати?..
-- Ста двадцати. -- Игорь притушил сигарету и обнял жену. -- Теперь ты будешь только получать.
-- Что интересно?
-- Деньги!
-- Авантюрист, -- сказала Настя. -- Настоящий авантюрист... Он освободится, уедет на дачу и будет строить свою теплицу. А мы?..
-- Потерпи немного, -- поцеловал ее Фирсов. -- Буду приезжать. И вы на выходные приедете...
-- Нормально... Ждешь его целый год, а он -- потерпи.
Тесть с тещей отнеслись к затее зятя скептически. Через Настю было передано мнение тещи: лучше бы Игорь продолжил карьеру. Тесть молчал, советов не давал, но по всему было видно, что настроен он недоверчиво. "А кто будет продавать?" -- только и спросил он, заехав повидаться с внуком. И услышав в ответ, что можно нанять старушку, хмыкнул: "Ну-ну".
Фирсов между тем добывал необходимые для своей затеи предметы. На свалке за гаражом он наискал кучу поржавелых арматурных прутков и в одно из дежурств распрямил их, простучав кувалдочкой на куске рельса, и нарезал трехметровыми кусками на гильотине. Прутки он занес в вагончик, где обитали механики, сложил за топчаном и в несколько раз перевез домой, засовывая их в чехол из-под лыж и доматывая снизу куском брезента. Там же, в гараже, он сторговал у электрика две старые трамвайные печки, по киловатту каждая, что пылились с незапамятных времен в каморке на стеллаже. Электрик был несказанно рад свалившейся с неба бутылке и удивлен предложением Фирсова -- десятки печек висели по стенам ремонтного бокса и увести парочку в ночное дежурство не составило бы особого труда. Расчувствовавшись, электрик добавил к печкам бухточку двужильного кабеля в резиновой оплетке и два автомата по десять ампер -- дефицит страшный. "Не, ты заходи, если чего надо, -- тряс он Фирсову руку. -- Я тебя еще научу, как счетчик останавливать. Не, в натуре. Там элементарно..."
Рейки Фирсов подстерег на заднем дворе мебельного магазина, выходя из автобуса на одну остановку раньше и еще издали угадывая по пухлости толпы завоз импортных гарнитуров. Восемь связок реек, таких, что и не просто занести в дом, Фирсов уложил на заснеженном балконе.
Оставались ящики. Их требовалось штук сто. Обыкновенные помидорные ящики с колышками по углам, которые летом стоят неряшливыми стопками возле каждой овощной палатки и мокнут во дворах магазинов. Но то летом... Фирсов походил по магазинам, заглянул еще раз на рынки -- чисто, словно выметено. Из разговора с грузчиками Фирсов понял, что нужная ему тара появится только вместе с продуктом -- летом. Есть, правда, один адресок. Тарный склад за огородом. Там вроде и помидорный ящик обитает... Фирсов повел знатока к пивному ларьку и получил клочок бумаги с обстоятельным планом дислокации тарного склада.
-- Там спросишь Генку Федорова. -- Прихлебывал пиво знаток. -- Скажешь: от Юрки из шестнадцатого. Он тебе за бутылку целую машину накидает... Давай еще по кружечке -- колосники горят, сил нет.
С ящиками оказалось не так все просто. В один из дней, сразу после дежурства, Фирсов съездил на склад и убедился, что искомые помидорные ящики стоят там в штабелях под самую крышу. И Генка Федоров сыскался и обещался помочь: "Подгоняй вечером машину и хоть все забирай. Пару фуфырей выставишь, и порядок". И подсказывал, где машину взять -- гараж за забором. Но Фирсов опечаленно помотал головой.
-- Не пойдет, брат. Это криминал...
-- Да брось ты! Какой криминал? -- Генка Федоров почесывал под ватником грудь и смотрел недоуменно. -- Пустые ящики... Они у нас без цены идут. Для ремонта припасаем. У нас даже охраны нет, только пожарная сигнализация.
-- А ГАИ остановит?
-- Ну и что, ГАИ? Водитель отбрешется. Скажет, на дрова везу. Или на свалку. А тебе куда надо-то?
Фирсов назвал свой поселок.
-- Да, это через Парголово, там КП... -- Генка стал терять интерес к разговору. -- Ну смотри, хозяин -- барин... Надумаешь -- приходи. Я всегда тут.
-- А если по частям?
-- Можно и по частям, но магарыч вперед...
-- Я привожу тебе рулон бумаги, ты пакуешь ящики стопками, штук по десять, и я увожу. Веревка найдется?
-- Найдется.
-- Приеду на следующей неделе. Идет?
-- Идет... Только возни прибавляется -- пакуй, завязывай. Накинуть бы надо...
-- Обойдешься. Литр за сотню дрянных ящиков -- нормальная цена. Не свои, чай...
-- Ладно, -- сплюнул Генка. -- Приезжай. -- И ушел развалистой походкой в свои тарные закрома.
Фирсов постоял, прислушиваясь к перестуку молотков на складе, оглядел двор с тропинками, разбежавшимися к дыркам в заборе, и неспешно двинулся к распахнутым воротам. "Все равно криминал, -- думал он, прикидывая, как понесет в электричке увязанную стопку ящиков. -- Захотят, так достанут". В последнее время, как генсеком стал Андропов, милиция взялась за свои обязанности рьяно, словно пытаясь доказать, что не даром ест хлеб налогоплательщиков. Говорили, что случались проверки документов в ресторанах и кинотеатрах, в универмагах отлавливают приезжих командированных и сообщают начальству, чем занимаются их подчиненные в рабочее время. Словом, время настало тревожное, и такой, казалось бы, пустяк, как доставка стопки старых ящиков со склада на дачу, мог иметь для Фирсова последствия самые печальные. "Ваши документики, пожалуйста. А это что вы везете?" Имелась у Фирсова справка, которую он взял в своем гараже: "Дана настоящая в том, что Фирсов Игорь Дмитриевич работает дежурным механиком в Объединенном Транспортном Хозяйстве, и режим его работы -- сутки через трое. Начальник ОТХ, подпись. Инспектор по кадрам, подпись. Круглая печать", но он понимал, что такая бумага поможет разойтись с постовым милиционером, если случится мелкая заминка, но не спасет, коль приведут тебя в отделение. Там запрашивают ЦАБ, и через пять минут вся твоя подноготная как на ладони: где родился, где крестился, где отец с матерью похоронены и чем они занимались до семнадцатого года. А перво-наперво: судим ты или нет. И если ты "химик", то барышня, что дает справку по ЦАБу, произнесет условный код, соответствующий твоему печальному положению: "Сторожевой". И сразу тебе вопросик: "Ах, вы условно осужденный? Разрешение на выезд имеете?" И если нет у тебя желтоватой бумажки с отметкой и печатью спецкомендатуры, то дела твои плохи. Нет, не повезут тебя обратно в спецкомендатуру, а доставят прямехонько в спецприемник на улицу Каляева, где просидишь в общей камере с бомжами дней сорок, пока выяснят, что ты за гусь и что с тобой делать дальше. -- "С какой целью выехали без разрешения из административного района?" -- "Да было время свободное, рванул в самоволку семью проведать". -- "Самоволка -- это в армии, а у вас побег со строек народного хозяйства. По какому адресу направлялись?.."
И будешь сидеть под замком, есть "хряпу" и "могилу", пока не придет за тобой "уазик" из спецкомендатуры. А там новые неприятности на твою постриженную голову. Строгий выговор. Прогулы на работе. Месяцев шесть дополнительных ограничений режима -- это значит никаких выездов домой и три раза в день надо отметиться в дежурной части: вот он я, никуда не сбежал, поставьте мне плюсик. А в выходные дни придется четырежды представать пред оком начальства, и так время отметок установлено, что в окна между ними успеешь только доехать до Ленинграда, перебежать на другую платформу и вернуться обратно. Ребята пробовали. А нарушил дополнительные ограничения -- "доп", считай, ты одной ногой в зоне... Редко кто выдерживал короткий поводок шестимесячного "допа".
Фирсов еще раз прошелся до склада и обратно, походил по неказистому вокзалу, постоял у доски расписания, заглянул в пустой буфет, вышел на платформу... Он не пытался размышлять, везти ему ящики с этого загородного склада или нет, он лишь прислушивался к тому, что зовется интуицией, шепнет ли она: "Проедешь, Игорь" -- или подскажет: "Опасно. Могут прицепиться..." Он подкармливал эту самую интуицию, что служила ему последнее время надежно, информацией разрозненной, но калорийной: тропинка от склада узкая, и вязанку с ящиками придется нести за спиной; железнодорожные пути в тупичке разметены от снега, значит, здесь может стоять состав и его придется обходить; вот и обходная тропка вьется по полю -- случаются здесь составы; милиционер прогуливается по перрону -- милиционер железнодорожный, он выходил из своей комнаты в левом крыле вокзала, тропка ему видна, но если электричка будет на подходе...
"Проскочу, -- решил Игорь. -- Надо только садиться в последний вагон, а на Финляндском перейти по тоннелю на свою платформу и -- на дачу. И билет заранее взять, чтобы не болтаться с ящиками по вокзалу, и багаж оплатить. Очки надеть, куртку финскую. "Да вот бабушка попросила ящики для рассады привезти. Знакомые дали. Пожилой человек, выращивает цветочки..." И газету спокойно читать. Не должны прицепиться..."
3.
Требовался оборотный капитал, рублей пятьдесят, и в тот же день Фирсов позвонил на кафедру Маринке и спросил, нет ли у нее на примете дипломников-заочников. Он знал, что должны быть дипломники -- самое время.
-- Игорек, миленький, -- обрадовалась его звонку Маринка, -- косяком идут, задолбали меня совсем. В этом году экономисты с механиками в одно время защищаются -- ужас! Ты сколько взять сможешь?
-- Расценки те же?
-- Ну да, по десятке за плакат. А если сложные -- двенадцать -- пятнадцать.
-- Давай одного, -- сказал Фирсов. -- Для начала. Как дела, Мариша?..
-- Ой, не спрашивай. Как у тебя-то? Домой часто отпускают?
Через несколько дней, в субботу, в точно оговоренное время к Фирсову домой приехал немолодой уже мужчина в пыжиковой шапке и новеньком черном тулупе. В руке он держал пухлый портфель, из-под мышки торчал тубус с чистыми листами ватмана.
-- Когда защита? -- спросил Фирсов. Он провел гостя на кухню и, сев за стол, стал рассматривать листы с макетами плакатов.
-- Через неделю, -- робко ответил мужчина.
-- А кто руководитель? Бутман? Его вроде почерк...
-- Да, Борис Самуилович...
-- Ясно, -- кивнул Игорь. -- Вы из Архангельска?
-- Да, -- заулыбался мужчина. -- По своему заводу защищаюсь. Я вас помню, вы у нас были -- лекцию по качеству читали. Года два назад? Или три?
-- Да, -- сказал Фирсов. -- Бывал...
-- Я тогда мастером работал, нас еще всех собирали, -- продолжал улыбаться мужчина. -- Вы с товарищем приезжали -- такой с бородкой. А сейчас на кафедре уже не работаете?
-- Нет, -- сказал Фирсов. -- В другом месте работаю.
-- Ясно... А я вот уже второй год начальником механического цеха...
-- Поздравляю. -- Фирсов сложил листки и взял со стола скрепку. -- Завтра вечером вас устроит?
-- Конечно...
Мужчина ушел, почтительно раскланявшись, и Фирсов еще долго сидел на кухне, покуривая, щурясь на пустынную вечернюю улицу за окном и делая вид, что разбирается с бумагами. И та поездка в Архангельск вспомнилась, и Валера, как живой, встал перед глазами, и суд, и следствие, и тот нелепый вечер, с которого все началось, и непроницаемое лицо Славика Мохова на суде вспомнилось. Ах, Славик, Славик, продал ты свою душу и двадцать лет дружбы вместе с ней. Как тебе работается, Славик, и как живется? Вспоминаешь ли тот вечер и друга своего бывшего, Игоря Фирсова? Или стараешься не вспоминать? Н-да, брат, тяжело тебе, должно быть, -- мы-то выкарабкаемся, а вот ты мне в глаза взглянуть уже не посмеешь. Оттого и не звонишь, и не заходишь, как будто нет больше Игоря Фирсова. И сегодня, когда я разговаривал с Маринкой, я слышал в трубке твой веселый голос -- ты болтал с кем-то, и когда она назвала мое имя, голос твой пропал, и хлопнула дверь. Студентов учишь? Ну учи, брат... А я вот думаю теперь, как три тысячи отдать. Отдать-то я их отдам, но вот друга у меня больше не будет. Жаль. Лучше бы не было того вечера...
Мохов приехал поздно -- уже заканчивалась программа "Время", привез какого-то усатого приятеля, похожего на артиста Боярского, две бутылки коньяка и тут же принялся отдавать веселые команды.
-- Все встаем на уши. Настюша, крепись, сейчас будет маленький цунами. Фирсов, жарь мясо и доставай грибочки. Я знаю, у тебя есть. Не жмись. Убирай со стола бумаги я тащи стопки. Сегодня у меня маленький праздник...
-- Ты на машине? -- выглянул в окно Фирсов.
-- Да, но это не имеет значения. Брошу тачку у тебя и поеду на такси. Шевелись, шевелись... -- Славик ходил по квартире, потирая руки. -- А Маратка спит? Жаль... Так, надо жене отзвонить. -- Он набрал номер и принялся объяснять Фаине, что все удалось, все о'кей, и когда приедет, то расскажет подробности. -- Да, я у Игорька. Мы по чуть-чуть. Такси вызову. Не волнуйся!
Целую!..
-- А что за праздник? -- спросил Фирсов, помогая жене накрывать стол. -- Ты учти, я пить не буду -- мне доклад еще писать, завтра конференция. Так, посижу только...
-- Да хрен с тобой, -- махнул рукой Славик, -- нам больше достанется. Правда, Настюша? Мы его сейчас вообще отправим на кухню -- пусть свой дурацкий доклад пишет...
-- Но-но! -- сказал Фирсов. -- Лишу грибочков. Так что за праздник? Достал коленвал или какие-нибудь японские щетки?
-- Круче! -- Славик подмигнул двойнику Боярского, и тот ухмыльнулся с дивана. Похоже, он был уже подшофе. -- Гораздо круче! Но пока я не вставлю ключ и не поеду... -- Славик щелкнул над головой пальцами. -- Короче говоря, садимся и пьем! Алик, к столу! Первые сто грамм за твои способности!
Алик быстро окосел, вызвал по телефону такси и уехал.
Зашла за капроновыми нитками соседка по площадке -- Алиса, и Славик тут же усадил ее рядом с собой, стал говорить комплименты, наливал коньяк, обещал починить швейную машину, Алиса улыбалась, потом хохотала, и вскоре они отправились посмотреть, что же приключилось с этой швейной машиной. Их не было минут сорок.
-- Это просто безобразие! -- вознегодовала Настя. -- В какое они меня ставят положение! Я же с Фаиной в хороших отношениях. Скажи ему, чтобы немедленно ехал домой, или я сама позвоню Фаине...
Славик вернулся один и шепнул Фирсову, что остается ночевать у соседки.
-- Все в порядке, -- покачнулся он. -- Если позвонит Файка, скажи, что сплю мерцвец... мертцве... мертвецким сном. Машина под окнами. Договорились? -- Он обнял Фирсова и чмокнул в ухо. -- Люблю гада!..
-- Старик, это твое дело, с кем спать, но ты ставишь Настю в скотское положение -- они с Файкой подруги.
-- Ну и что? Насте скажем, что я уезжаю домой...
-- Они же созвонятся. Настя скажет -- выехал, а дома тебя не будет. Файка там на уши встанет...
Щелкнула входная дверь, и на кухню пришла Настя с непреклонным лицом.
-- Славик, кончай дурить! Либо оставайся у нас, либо Игорь отвезет тебя домой. Все! Я сейчас звоню Фаине!
-- Подожи, подожи, подожи, -- Славик погрозил пальцем и пошел к телефону. -- Я со своей супружницей сам привык разговаривать. Без посредников... -- Он сел на пуфик и принялся крутить диск.
-- Вот гадство. -- Настя прикрыла на кухню дверь и вынула изо рта мужа сигарету. -- Прямо как нарочно... -- Она глубоко затянулась. -- Принес ее черт... Пошла сейчас к ней, а она уже... Тьфу! И Славик твой хорош, кобель несчастный! Все вы, мужики, такие... Уй, прямо не могу! Убила бы вас всех!..
-- Да, -- притворно сказал Игорь, забирая сигарету обратно. -- Сволочи...
"Зайчик, все будет в порядке, -- ворковал в коридоре Славик. -- Сразу не обещаю, но скоро буду. Да, да. Как штык. Как гвардейский штык. Тык-штык... Готовься. Да. Она вышла. Не знаю. Кажется, ведро выносить. Все, пока..."
-- Проводи его, -- кивнула на дверь Настя.
-- Фирсов, я ухожу! -- объявил в коридоре Славик. -- Настя, спасибо за встречу! -- Он ронял с вешалки шапки и не мог отыскать свою куртку.
-- Подожди, Игорь тебя в такси посадит. Или сейчас по телефону закажем.
-- Никаких такси! Я поеду на своей тачке! Я на ней приехал, я на ней и уеду... Где моя куртка?.. -- Славик отворачивался от Насти и подмигивал Игорю. -- Где моя канадская куртка, подарок любимой жены?..
-- Ты что, сдурел? -- встала в дверях Настя. -- Игорь, ты слышишь, что он говорит?.. Он же разобьется.
-- Только на своей тачке, -- бубнил Мохов. -- Завтра утром ее придут смотреть, она должна быть дома.
-- Вот проспишься и приедешь за ней... -- Настя растерянно смотрела на мужа. Тот не спеша одевался, догадываясь, что Славик затеял какой-то обходной маневр, и перечить ему бессмысленно: ясно, что в пьяном виде он никуда не поедет.
-- Нет, только сегодня. Уговор дороже денег... Никогда! Если я обещал, то сделаю...
-- Игорь! -- Настя строгим взглядом призвала мужа к разумности. -- Может, ты его отвезешь? Раз ему машина завтра нужна... Ты же не пил?
-- Могу и я, -- зевнул Фирсов. -- Ни грамма не пил.
-- О-о-о!.. -- удовлетворенно кивнул Мохов. -- Это годидзе. Отвези...
-- Где у тебя права? -- побежала в комнату Настя. -- В шкатулке?
Потом они усаживались в моховские "жигули" -- Игорь за руль, Славик рядом, работал на прогреве двигатель, Игорь протирал тряпкой быстро запотевшие стекла и убеждал друга отказаться от авантюры.
-- Ни за что... -- мычал Славик. -- Я обещал Алисе вернуться. Пъехали... Гони за угол и я выйду. Нет, сначала в кабак за шампунем! Скажешь Насте, что отвез домой... Все, я сказал... Она ждет.
-- Старик, давай я отвезу тебя домой. Куда тебе, пьяному, бабы!
Шумела печка, Славик вяло подносил сигарету ко рту, клевал носом, и Фирсов не спешил трогаться с места, надеясь, что тепло и алкоголь сморят Мохова ко сну, и он забудет о своей бредовой идее.
-- Герой-любовник... -- ворчал Фирсов, прилаживаясь к чужой машине и поглядывая на окно своей кухни, где виднелся силуэт Насти; она стояла, приложившись к стеклу лицом и руками.
Фирсов нажал кнопку блокировки правой двери, перехлестнул Славика ремнем и осторожно вынул из его пальцев тлеющую сигарету.
"Пъехали..." -- бормотнул Славик, и Фирсов привалил его голову к стойке возле окна, отделанной винилом. "Поедем, поедем, -- пообещал он. -- Движок прогреется, и поедем..."
Мохов спал. Фирсов вывел машину со двора.
Они уже ехали по пустынной Будапештской, и Фирсов выглядывал, где лучше свернуть к моховскому дому, как Славик очнулся, поерзал на сиденье и сонно потер глаза.
-- Где это мы? -- Он отстегнул ремень и длинно выругался. -- Будапештская, что ли?..
-- Спокойно, Славик. -- Фирсов уже сбавлял ход, прицеливаясь к открывавшейся справа дорожке. -- Спокойно... -- Ои включил указатель поворота, но прижиматься к обочине не стал, держа на безопасном расстоянии фигурку девушки с поднятой рукой, высвеченную фарами.