Наступала, тыкая банкой в загорелый живот, такой старый, что кожа на нем напоминала пергамент, смятый и снова разглаженный, весь в тончайшей паутине морщинок. Длинная рука отняла банку, Гордей ушел под навес. Хлопнула дверца такого же, как в сарайке Лизы старого холодильника. И так же послушно тот заурчал, соглашаясь хранить сметану в свежести.
Возвращаясь, Гордей сел на лавку, кинул руки на стол, большие и худые, лежащие полураскрыто, чтоб отдыхали.
- А я что про тебя знаю? Что Олежкина мать. Так. Что красава хоть куда, вон сосед аж забор проломил, все на тебя глядеть приходит. А еще, что терновку пили, когда ты мне на своего кавалера жалилась.
- Да не мой он! Я же сказала!
- Да? А об чем с сыном сегодня болтали?
- Сам, значит, знаешь, о чем, - устало ответила Инга, прислоняясь к столбу.
- Ну… слышал, да, краем-то. Из-за ваших секретов мне что, в байде теперь жить? Царь блох ему значит, отец. Откуда я знаю, надо тебе что другое или не надо?
- Схочу или не схочу…
- Чего?
Она махнула рукой.
- Так. Вспомнила, одноклассник говорил, если ты, Михайлова, схочешь. А я ему - схочу, Миша, конечно, схочу. Гордей…
Села напротив, так же кинула полураскрытые руки на стол.
- Я не могу тебе все рассказывать сейчас. Все утро говорили, с Олегой. Сил нет. В один день, ну в два, столько всего свалилось. Я завтра ехать хотела. Домой. Теперь вот…
- Что теперь? - заинтересовался старик.
Инга выдвинула вперед подбородок, свела брови упрямо.
- Теперь, пока не узнаю все, не поеду! Про Сережу. Буду тут вот. Сидеть.
Сжала кулаки и уселась крепче. Гордей хмыкнул, рассматривая свои ладони. Ковырнул ссадину на пальце.
- Сиделица. Ладно…
Из комнаты тихо и настойчиво запиликал телефон.
- Твоя машинка?
- Потом.
- То Олежка, наверное. Ты иди, не бросай его сегодня-то.
Инга встала.
- У него свои дела, Гордей, ты мне скажи…
И вдруг темная рука сжалась в кулак, грохнула о столешницу.
- Свои? Пацан без отца рос, нынче узнал чего-то. А ты юбками тут машешь, о своем страдаешь. Кому сказал, мотай к сыну!
Инга дернулась, быстро ушла в дом, схватила лежащий на столе телефон и дрожащей рукой нажала кнопку вызова.
- Олега. Прости, я во дворе. Не успела. Ты там как?
- Мам? Слушай… мы встали тут. Ну, в общем, надо, чтоб пришла. Помочь.
- Я? А что я? Приду, конечно, через час, если надо, буду.
- Я бы приехал, но мы уже поставили ж машины, экран, колонки. Ну, я как придешь, скажу, хорошо? А обратно Димыч тебя привезет.
- Что случилось-то?
Олега усмехнулся. Ответил:
- Та не по телефону, ладно?
Инга положила мобильник в карман. Быстро вышла в раскаленный двор, навстречу вопросительному лицу Гордея. Хватая сумку, сказала отрывисто:
- Ты прости. Правда. Кажется, у них там что-то. Случилось. Не знаю я что. Пешком туда километра четыре. Пойду. Извини, Гордей, видишь, ты прав. А я как всегда.
- Скажите, какая, - отозвался старик, поднимаясь и поддергивая трусы, - ладно, не скачи. На байде пойдем, за полчаса доберемся. Не закачивает тебя, на воде-то? Не? Бери тогда вон, черпак, да полотенце.
Запирая дом, добавил, суя Инге тяжелые ключи.
- Завтра. Я тебе завтра все расскажу, идет? А ты мне сперва свое расскажешь. Баш на баш, Инга. Как тебя, по батюшке? Инга Михайловна, значит.
Черная от смолы байда густо ворчала мотором, но шла небыстро, тыкаясь в свежие волны и снова задирая нос. Инга опустила руку за борт, и пальцы то окунались в воду, то снова оказывались в воздухе, на ходу довольно прохладном. После разговора с Олегой собственные переживания вылетели из головы, и осталось тянущее беспокойство, такое, обычное для нее, что вынималось из сердца вязкой нитью и длилось к желанию поскорее все узнать, разрулить, помочь, оградить, пусть мальчик дальше живет, улыбаясь и болтая. Это материнское, понимала и ругала себя, зная, не сможет всю жизнь стоять между сыном и большим миром. Но пусть тогда оно все проходит, пусть голос его снова становится голосом Оума.
Я тут на отдыхе, и немного дела. Так, кажется, сказала она Петру.
Усмехнулась, стряхивая с пальцев воду. Наверное, последнее ее тихое времяпровождение - это поездка в большом автобусе, и степь за окном. А как вытащил ее Олега из салона, сразу началась беготня, переживания, походы в разные стороны, снова переживания. Свои и его. И сейчас едут, а там непонятно что, но раз сам попросил (тут у нее снова заныло сердце), то что-то неприятное, наверняка.
Пляжную дискотеку было хорошо видно с воды. Большой экран на еле видных растяжках белел ослепительным прямоугольником, торчали по сторонам четыре высокие черные колонки, и от них падали уже предзакатные тени. У края дороги, что отделяла пески от полосы редких здесь деревьев, стояли оба жигуленка - красный и серый. И беспорядочно разбегались вокруг экрана белые легкие столики и пляжные табуретки.
По дороге, смеясь и размахивая руками, брели гости. В шортах, платьях, а то и просто в плавках и купальниках. Тащили в руках бутылки с пивом и лимонадом. Кто-то уже забегал в воду, плескаясь и маша руками Инге и Гордею. И время от времени на укрепленной в песке высокой панели наливались неярким светом цветные лампы, гасли снова, готовясь к будущей темноте.
- Сиди, - сказал Гордей, заглушив мотор и берясь за весла. На длинных руках вздулись коричневые желваки.
- Сиди, спрыгнешь, где мелко. А я обратно.
- Спасибо, - кивнула Инга, держась за шершавый борт и высматривая Олегу.
Шлепая по воде босыми ногами и держа в руках многострадальные кроссовки, которые Олега прихватил утром забытые под шиповником, она сначала увидела Нюху. Та бродила по песку светлым призраком, держа пальцами подол прозрачного платья.
- Я ее боюсь, - заявила Инге, зябко передергивая плечиками и оглядываясь на группу людей около машин, - у нее нет костей, одни титановые палки. Ой, ну стержни, знаете, как ставят в переломы.
За спиной Нюхи кто-то одобрительно засвистел, салютуя пивной бутылкой. Инга взяла теплые пальцы, таща девочку за собой.
- Со мной будешь. Пока. У кого палки? Какие такие титановые?
- Когда после аварии я лежала, у меня была, в руке, - рассказала Нюха, послушно тащась за Ингой, - вот тут, у локтя.
И правда, показала длинный светлый шрам до самого плеча.
- Господи. Так сильно ломала руку, да? Давно?
Та кивнула и пошла медленнее, упираясь.
- В десять лет. Врачи говорили, может быть, буду лежать. Всю жизнь. А я вот танцую. Правда, чудесно? Только не надо туда идти. Мне там будет плохо.
У машин толкался народ, о чем-то споря. Слышался тягучий голос Димки, изрядно расстроенный. И над головами мелькнула полицейская фуражка.
- Не положено, - прервал Димкины слова казенный голос, - сказано вам - не положено! Хулиганство тут разводить. С водкой. И наркота, небось.
- Какая наркота! - вклинился раздраженный голос Олеги, - у нас даже торговли никакой, просто музыка, и кино будет. Хотите, сами гляньте, черт, да мы видео взяли с собой с официальных концертов. У нас фишка именно в этом, чтоб нормальное, и без бухла.
- Территория… - баял свое голос под фуражкой, - и сигнал. До выяснения сворачивайте свой шалман.
Инга дернула Нюху, но та встала камнем, глядя из-под свешенных на скулы кудрявых волос.
- Ладно, - она подвела девочку к одинокому столику и усадила, - и чтоб никуда, поняла?
- Не надо к ней, - попросила Нюха, - не ходите.
Инга пожала плечами и пошла, увязая в песке босыми пятками. Расталкивая парней и девчонок, просунулась ближе к спорящим. И недоуменно глядя на ловко затянутую в белый костюмчик молодую даму, испытала мгновенный приступ головокружения, будто бы мир вокруг качнулся, теряя себя и перемешивая прошлое с настоящим. Женщина держала в руке красивый портфельчик, и насмешливо разглядывала взволнованных ребят. Красиво стриженая светлая голова надменно откинута, большие очки подняты над подкрашенными глазами.
- Права будете качать, когда предъявите официальное разрешение, - сказала хорошо поставленным командным голосом, - а пока это территория летних семинаров эзотерической школы города Москвы.
- Вы, наверное, Лиля? - Инга встала напротив, сунув руки в карманы шортов и подавив желание плюнуть под ноги лощеной спортивной даме, - у вас у самих есть какие-то бумаги? Можете нам их показать?
- Вам? - саркастически уточнила Лиля, и, расширив глаза, понимающе кивнула, - ах, это вы. По-родственному, значит, прибежали детишек защищать. Да что ж вы никак не оставите в покое человека! Натравили на него своего… своего…
- Моего, да, - согласилась Инга, раздувая ноздри. Ребята вокруг примолкли, слушая.
- Именно, - ответно согласилась Лиля, прижимая к боку портфельчик, - именно вашего. А вам бы хотелось, чтоб…
- Вы не ответили. Если вам нужны наши бумаги, покажите свои. На чем основаны ваши претензии, если лагерем стоите, - она оглянулась на полосу пляжа, - в двух километрах отсюда, не меньше.
Но Лиля не торопилась лезть в портфель и Инга еле заметно перевела дыхание. Дочка-администратор блефует. Олега рассказывал, что они уже заняли домики недостроенного пансионата. И еще смеялся, совсем по другому казалось поводу, о том, что на Казане периодически ссорятся из-за свободных бухточек, то йоги с кришнаитами, то шаманы с нудистами.
Лиля выставила ногу в ладной туфельке. Повела в желтеющем воздухе рукой с золотой цепочкой на запястье.
- Милые. Сравнили. Мы солидная группа, нас знают в Москве, и наши филиалы открываются в крупнейших городах. Наши семинары собирают цвет российской интеллигенции, журналисты, культрегеры, художники, э-э-э… спортсмены и тренеры, лучшие люди нации! А вы? Шайка дурно воспитанных малолеток? И во главе - провинциальная безработная дамочка? На вашем месте я бы постыдилась хоть слово тут сказать.
- Слушай, ты… - удивленно встрял Олега, - да я…
- Оум, помолчи, - распорядилась Инга. Оглядела внимательные и любопытные лица слушателей, а поодаль кто-то кричал и смеялся, забегая в воду вслед за визжащими девчонками. И быстро успела удивиться - и правда, ведь не бухие, и не гопники, обычные такие ребятки, что издалека может и кажутся непонятно-страшной толпой, а вблизи - сплошные Оумы, Нюхи, да Димки с Васечками.
Потому она улыбнулась и рассказала, по-прежнему держа руки в карманах и не повышая голоса.
- Перед вами инициативная молодежная группа, что собралась для пропаганды трезвого образа жизни, и их дискотеки - в первую очередь средство привлечь внимание к паршивому состоянию местных пляжей. Да-да, товарищ участковый или кто вы там, с завтрашнего дня эти мальчики и девочки бесплатно и в свое личное время будут двигаться вдоль берега, убирая мусор, оставленный вашими интеллигентными эзотериками, как оставляете вы его из года в год. Нынче это называется флешмоб, а если вам понятнее, раньше называлось просто - субботник. Что же касается моих полномочий, то я, как представитель Европейского союза фармакогнозии, имеющий грант на сбор научной информации о состоянии флоры и экологии Азовского побережья, и как педагог-профессионал по работе с трудными подростками, могу через пару дней предъявить вам полный пакет документов, которые дают мне право заниматься этой деятельностью с привлечением самых широких масс общественности. Особенно если эта общественность - молодежь.
Замолчав, Инга мысленно поздравила себя с тем, что не заблудилась в пафосной речи, и сумела таки закруглиться.
- Ого, - сказал кто-то за ее спиной.
- Ну, так… - задумался человек при исполнении, переминаясь пыльными сапогами. И вдруг, оглянувшись, цыкнул, свирепо хмуря брови:
- Ксюха? Я говорил домой?
- Пап, ты же слышал, - торжествующе отпарировала непослушная Ксюха, - флешмоб, субботник. Дискотека.
- Грант? - переспросила Лиля, выдерживая все тот же высокомерный тон.
- Европейский, - кивнула Инга, - и понимаете, Лиля, сидя в Москве, мне было бы затруднительно потратить его по целевому назначению. Кое-что, вы удивитесь, приходится делать и за пределами столицы. Так что насчет ваших бумаг?
Лиля вытащила из-под локтя портфельчик, подумала и прижала его к другому боку. Поворачиваясь, гневно пообещала:
- Мы еще… в общем, поглядим, и у нас есть кому, чтоб вас…
И пошла по дороге к глянцевому автомобилю, что маячил рекламной шапочкой такси на крыше. Хлопнула дверца, заревел мотор.
- Дела, - раздумчиво сказал фуражка, - вы это, к Василь Никитовичу завтра что ли, сходите, он вам оформит, чтоб уж по-настоящему. Ксюха, а ну домой!
- Па-ап, - закричала Ксюха, - я вечером! Меня Димочка отвезет, да Димочка?
Папа печально вздохнул, разводя руками. И побрел по дороге в сторону города.
Олега встал рядом, толкая Ингу плечом и смеясь.
- Ахренеть! Мам, ну ты даешь, а? Насчет трудных я понял, у тебя же корочки есть, ты в клубе школьников два года пахала. А про грант, ну ты…
- Оум, отзынь, - интеллигентно прервал его Димка, аккуратно беря Ингу под локоток, - Инга Михална, насчет завтра, и вообще, я вот что подумал…
- Подожди, - не сдался Олега, - мам? Так насчет гранта… так это же правда?
- Олега, - она, наконец, засмеялась, и оглянулась, беспокоясь за Нюху, - я когда врала-то? Есть он, пришли документы в июне, да разве ж успеешь тебе рассказать новости.
Слушая Димку, пошла к столику, где рядом с Нюхой уже заседали три поклонника, рассказывая ей всякое. Олега шел позади, хлопая себя руками по бокам. Оглядывал слушателей. Задирал подбородок. Гордился.
- Инга Михална, - не унимался Димка, прыгая рядом и топыря локти, чтоб не мешали идущие, - я вот что придумал, надо слайд-шоу, с фотками, ну наше, чтоб все - пески, море там. С вашего ж сайта, с прогулками. А текстовки и музычку я наложу. Будет, значит, сперва музон, танцульки, потом хоба - слайды, рассказ. И опять. Ну, реально ж будет круто!
- Будет, - согласилась Инга, сгоняя поклонника Нюхи и падая на легкий стульчик, - а поесть у вас найдется? Я, между прочим, от Гордеева борща убежала к вашим проблемам.
- Теперь нашим, - важно ответил Димка, - общим вот.
- Спасители мира, - умилилась Инга, - я вас всех люблю. Главное, не набухайтесь на радостях, а то будет мне стыдно. Перед титановой Лилей и каменным ее папой.
- О-о-о, - сказала Нюха, вертясь на коленках Олеги, - о-о-о, вы были дракон! Вы победили эту, со стержнями. А я бы никогда. Вы такая чудесная. Почти как Олежка.
Перед Ингой возникла пластиковая тарелка с сосисками и нарезанным хлебом. Кусая, она вздохнула. Вот тебе Михайлова еще одна жизнь, не думала, не гадала, возись теперь с ними. Молодыми и классными. И как же славно, что случились в твоей жизни те два года в окраинном клубе, где собирались дурака валять уличные подростки. И плакала, и злилась и отчаивалась. Но по сравнению с теми, эти - просто нежные скрипачи, и это хорошо и успокаивает.
Сумерки густели, зажигалась цветная панель, раскидывая по песку круги - зеленые, красные, слепящее-желтые. Пробегали по ним лазерные острые веера лучей, прыгали на черную воду, зажигая ее мерцающими бликами. Колонки тряслись, тумкая и пульсируя неожиданно старой, из ее молодости музыкой, что ожидаемо стала модной, выждав свои двадцать лет. И смеющиеся дети, изгибаясь и взмахивая руками, танцевали, крутились, прыгали и, хохоча, падали на песок.
12
Темнота упала внезапно, и уставшая Инга бродила среди танцующих, снова снимая, на этот раз по-другому, не выцеливая лиц и фигур. Белый экран, расписанный серыми и цветными кадрами, решетки и копья цветомузыки на песке, огромный костер сбоку, в полном уже мраке, что сыпал в ночном ветре искрами. У костра она застряла надолго, садясь на песок и снова вставая, с щекоткой внутри думая - новая камера умеет еще что-то и смотреть будет здорово, как открывать коробку с подарком. Работая, старалась не вспоминать о ярком дневном впечатлении, зеленом полумраке резных виноградных листьев и шершавой стеле теплого морского камня. Потому что следом сразу приходили слова, сказанные щекастой Лизой злорадно, о том, что уж семь лет назад. Это выкручивало сердце, наполняло его медленным отчаянием и сожалением, но тут же вспыхивала испуганная надежда. Из-за нее и медлила Инга, гнала мысли, чтоб не рвануться отсюда, с молодого шумного праздника на темную дорогу вдоль пляжа, мимо рощи, в которой бледно светили палатки каменевского семинара, к старому продутому ветрами и прожаренному солнцем дому Гордея. Старик грохнул кулаком. И сказал - завтра. Вряд ли он будет говорить с ней ночью. А требовать она боялась, вон как грохнул-то. И накричал.
Какое-то время получалось себя уговаривать, но в конце-концов спешка сердца сделалась невыносимой. И свинчивая треножку, Инга запихала все в сумку, обходя прыгающих танцоров, поискала Олегу, и не нашла. Решила не звонить пока. Быстро пошла к дороге, да пусть их, и Димка пусть веселится, успеют еще поговорить о наполеоновских планах.
Димкин жигуленок догнал ее через полкилометра, схватил цепким белым светом, рыча, тормознул.
- Инга Михална! Так подвезу ж.
Она сидела, подпрыгивая, свет так же прыгал впереди по мягким песчаным впадинам дороги. Тонкие руки Димки уверенно лежали на рулевом колесе.
- Хорошо, когда сам себе начальник. Я вот подумал чо. Мы с Оумом вертаться хотели, десятого. А если такие дела, я позвоню Ленке, она без меня там поруководит. И еще нам пара недель. Тут, в Крыму. Это вы прям здорово рассказали, сразу все со значением стало.
Кудрявая голова поворачивалась к ней, поблескивал темный глаз на небольшом тонком лице. Инга послушно кивала, и жигуленок обрадованно взрыкивал, выбираясь из очередной ямки. Скорее бы. Скорее бы довез, высадил, и вдруг Гордей там у стола, чинит свои снасти или пьет чай. Она сядет рядом, молча. И вдруг он ей, уже сегодня…
- Я не знаю только, - вел Димка дипломатически, - ну мы как это все, чтоб вместе ездить, да?
- Димочка, ты извини. Я с вами ездить не буду. Снимки, пожалуйста, ну и юридическую, так сказать, некоторую защиту. А руководить, это уж вы сами. У меня работа, во-первых, нужно, чтоб каждый день была сеть, ну и…
- Да? - радостно удивился Димка, - я вот примерно так и прикидывал, Инга Михална, мы отсюда начнем, как раз по берегу, двинемся к проливу, так? Получается, не торопясь, пройдем по всему до Керчи побережью. А вы…
- А я буду вашим заочным консультантом, по экологии. Идет? Как раз моя прямая специальность практически.
- Группу в контакте откроем, - мечтательно поделился Димка, - фейсбук опять же. Будете там админом.
- Нет, я уж лучше на вольных хлебах. Как договорились.
- Ну, модератором…
- Дима, отзынь.
- Понял, Инга Михална.
Он радостно улыбался, вглядываясь в свет фар. И Инга, чтоб уж полностью успокоить насчет того, что отбирать у детишек корону не станет, пообещала:
- А я про вас пару статей напишу, для хороших сайтов. И на английском тоже. С фотографиями.
- Во! Супер! Может с бибиси приедут и снимут про нас кино.