Часть народа собралась у одинокого чахлого деревца, обвязали его голые колючие ветки нашедшимися у каждого цветными ремешками, лентами и, провозгласив деревце Богом любви, взявшись за руки, принялись водить вокруг него хоровод.
Жило-было себе дерево, почему-то подумалось Саше, никого рядом с ним не выросло – остальные оказались умнее, проворнее и поселились в более благоприятных местах. Все ветра, все засухи – всё ему одному доставалось. А главное – ни для чего это дерево оказалось непригодным. И непонятно, зачем мучалось. Ни друзей, ни радостей, ни благодарности за урожай не виделодерево. Так и засохло в грусти и безнадеге. И, если бы не запели сегодня эти смешные лохматые пареньки-музыканты вопреки правиламна английском языке, так бы и осталось дерево бесполезной корягой. А теперь стало оно не кем-нибудь, а настоящим Богом любви. Ни одному его собрату из сада или заповедника такое и не снилось. Странно как в жизни бывает...
– Счастье спряталось на кончике несчастья, – вдруг сказал Хуан.
Герда снисходительно улыбнулась, забрала у него трубку, затянулась.
Саша прилегла на траве рядом с Гердой и Хуаном. Она с любопытством разглядывала мальчиков и девочек в ярких одеждах. Правда, было ощущение, что эта веселая команда ограбила костюмерный склад провинциального театра: вещи казались ненастоящими, надетыми для спектакля под названием "Несуществующий праздник несуществующей жизни". Зато некоторые вещи, наоборот, сбивали с толку своей смутной узнаваемостью – были состряпаны из привычных глазу вещей: индийских синюшных брюк – симуляторов джинсов, из купленных в "Детском мире" цветастых сорочек. Какая-то девочка смастерила платье из фланелевых пеленок и оттого казалась беззащитной и нежной.
Саша никого не знала здесь, кроме Герды и Хуана, если, конечно, считать, что она знала Герду и Хуана... И Саше почему-то стало грустно.
– А где же Солнце? – тоскливо спросила она Герду.
Герда хитро улыбнулась и ткнула пальцем в раскаленный шар на небосводе:
– Да вон оно, солнце!
Саша насупилась.
– Не обижайся. – Герда передала трубку Хуану, блаженно прищурилась. – Солнце – он такой. Никогда не знаешь, где его встретишь. Никогда не знаешь, когда он уйдет.
"Дети цветов" принялись украшать себя венками, гирляндами из полевых цветов.
Герда нарвала пучок ромашек, растущих на поляне, и тоже стала плести венок.
– Говорят, у Солнца где-то на море дом есть, – не глядя на Сашу, сказала она. – "Дом восходящего солнца", врубаешься? Только никто не знает где. – Герда помолчала, любуясь сплетенными ромашками. – Я думаю: Солнце – посланец с другой планеты, и у него там, в доме, межгалактическая станция.
Хуан, лежащий рядом и попыхивающий папироской, констатировал:
– Это, сестра, у тебя... как сказать... глюки, – и глаза его снова блаженно затуманились.
– Да ну тебя! – беззлобно махнула рукой Герда.
Она водрузила венок на голову Саши.
– А ты у нас тоже как солнышко. Правда, Хуан? – Герда потрепала Хуана по волосам, возвращая к действительности
– Нет, – изрек Хуан, пристально глядя на Сашу, так пристально, что она даже поежилась, и выдал вердикт: – Она как... как принцесса.
И в знак признания Хуан передал Саше трубку.
– Нет-нет, я не курю! – испугалась Саша.
– Зря, – улыбнулся Хуан.
Трубку взяла Герда, затянулась, легла рядом с Хуаном на траву.
Саша прислушалась к разговорам вокруг.
Длинноволосый хиппи в пончо читал стихи, которые, впрочем, никто не слушал, болтая каждый о чем-то своем:
Забросив скушные дела,
Срывая голос в пьяном хрипе,
О революции и хиппи
Мы говорили до утра.
Пусть топором дамоклов меч
Висел в дыму джинсово-синем,
Где потонула чья-то речь
В поддержку нового Мессии,
Приятно было сознавать,
Что ты силен в борьбе с собою,
На разрисованных обоях
Свободу слова утверждать.
И, переполненный стакан
Плеснув в мещанскую лагуну,
Глядеть, как бродит таракан
По стенам, названным "коммуна".
Рядом рассуждали о смысле жизни Декабрист, длинные волосы которого были заплетены в множество косичек, и пухлогубый мальчик в очках.
– Если не нашел цель в жизни, сделай жизнь самоцелью, – провозгласил Декабрист.
– Ништяк! – только и смог вымолвить мальчик.
Чуть поодаль милые близняшки-хиппушки тараторили с подружкой в пеленочном платье о вещах более прозаических:
– А Кошку менты остановили, хотели ксивник отобрать – она сама его расписала, там мандала, то, сё. Жалко, ясное дело, так она им: вы чё, это – подарок угнетенных южно-африканских коммунистов!
– И чё – отпустили?
– Отпустили, куда делись!
– А я с одной герлой офигенный ченч сделала. Я ей – шузы, которые мне фазер презентовал. А она мне, прикиньте, свой галстук из джинсы. Риал Ю-Эс-Эй.
В разговор вмешивается Декабрист:
– Только джинсы и заплаты стать помогут демократом!
Девчонки захихикали, затянулись по очереди папироской.
Саша совсем заскучала, стала накручивать прядь волос на палец и соображать, будет ли вежливо уйти прямо сейчас от новых знакомых и как самой найти железнодорожную станцию.
И вдруг абсолютно ниоткуда (ну, если не иметь воображения, то из-за ближайшего пригорка) наполяне возникла фигура Солнца. Настоящее, закатное солнце оказалось прямо у него над головой, образуя багровый нимб.
– Вот это да!.. – пробормотала Саша.
Но, видимо, не только на Сашу произвело впечатление явление Солнца.
Хуан тряхнул головой и аккуратно загасил трубку.
– Действительно, – сказала Герда.
А другие хиппи отвлеклись от дерева в лентах и бросились к Солнцу, окружили его дурашливым хороводом.
Солнце улыбался, трепал по волосам одну барышню, другую. Вместе они подошли ко всей компании, расположившейся на траве. Хиппи вскочили, радостно приветствуя Солнце. Он заметил Сашу, которая постеснялась подойти ближе, и улыбнулся ей особо. И все поняли, что особо. Это Саша прочла в глазах Герды. Та фыркнула и отвернулась.
Солнце вынул из домотканой сумки, висящей через плечо, пачку рублей, помахал.
– Малой просил извиниться, – мягко улыбаясь, сообщил Солнце, – на самом деле барабанщику "Приобретения" менты руку сломали, поэтому он прислал этих ребят новых, архитекторов. Но раз концерт сорвали, то деньги он всем возвращает.
– Вот, а ты говоришь! – вдруг назидательно сказала Герда Хуану.
– Я?! Да никогда! – заверил Герду Хуан.
Солнце пустил пачку денег по кругу. Каждый забирал свой рубль и передавал дальше.
Декабрист протянул Солнцу папиросу:
– Посидишь с нами?
Солнце качнул головой, папиросу не взял:
– Не могу.
Декабрист пожал плечами, затянулся.
Солнце махнул системе на прощание и пошел по тропинке среди высокой полевой травы.
– Солнце зашло за тучи, – мрачно констатировала Герда.
Саше тоже вручили рубль. Она повертела его в руках, а потом спохватилась и, не говоря никому ни слова, прямо в венке, побежала за Солнцем.
Трава была выше пояса, Саша раздвигала ееруками – будто в море плыла и все не могла поспеть за широкими шагами Солнца, который шел по земле, как по воздуху. Он, конечно, слышал ее шаги, понимала Саша, но не останавливался, не ждал.
Наконец Саша догнала Солнце. Трава стала ниже, тропинка шире. Саша пристроилась рядом, приноравливаясь к шагам Солнца. Шли молча. Наверное, Саша должна была бы почувствовать неловкость, бояться, что кажется смешной, глупой и назойливой, но почему-то ей было просто хорошо. Вот так бы шла и шла...
– Ну и что ты здесь делаешь? – вдруг буднично спросил Солнце.
– Я?.. – растерялась Саша. – Хиппую...
Солнце усмехнулся, замедлил шаг:
– И давно?
– Уже... почти целый день, – доложила Саша.
– А по-настоящему никто не умеет, – заявил Солнце.
– А ты? – помолчав, спросила Саша.
– Это моя работа, – заговорщицки понизил голос Солнце.
– Как это? – не поняла Саша
Солнце показал ей на высоковольтные провода:
– В детстве я думал, что это – линия для передачи мыслей на расстоянии. Мне казалось, что я слышу чьи-то голоса. Допустим, кто-то в Париже думает про кого-то, кто сейчас в Москве. И этот, в Москве, чувствует и думает про того, кто в Париже, а я слышу их здесь, в поле. Это было очень важно для меня... А потом я узнал, что это – просто электрические провода.
– И что? – снова не поняла Саша.
– И это перестало быть для меня важным.
– Почему?
– Все стало слишком предсказуемым. А жаль, – грустно улыбнулся Солнце.
Саше показалось, что она поняла, хотя объяснить не смогла бы, и просто снова попыталась приноровиться к шагам Солнца, придерживая съезжающий с макушки венок.
Было такое время суток, когда на небе мирно соседствовали солнце и луна.
А потом мчались в пустой электричке мимо мелькающих сизых лесов.
Саша робко поглядывала на Солнце, но, однажды встретив его взгляд, смутилась, опустилаглаза, сняла венок, повертела в руках и, не придумав, куда деть, повесила на угол спинки скамьи.
За окном показались первые городские дома, чуть позже – перрон вокзала. Уже зажгли желтые фонари.
На углу скамейки остался висеть Сашин венок.
Саша и Солнце дошли до перекрестка.
– Есть хочешь? – неожиданно спросил Солнце.
Саша кивнула.
В кафе "Арагви", в сопровождении вислозадого официанта неопределенного возраста, проследовали за столик, стоящий на импровизированном балкончике.
Основной зал внизу оккупировала для веселья многолюдная грузинская свадьба. Для них играл ансамбль лощеных ресторанных лабухов.
Не успели Саша и Солнце расположиться за столиком, как на лестнице, ведущей к балкончику, показались Малой и Скелет. Они озабоченно огляделись, а увидев Солнце, радостно направились к нему.
– Торжествуем? – азартно потер руки Малой.
Не дожидаясь ответа, он уселся за столик, широким жестом приглашая присесть и Скелета.
– Ну, Скелет, у тебя и нюх на жратву, – с плотоядной улыбкой заявил Малой и повернулся к Солнцу. – Прикинь, говорит: давай зайдем! Яему: у нас мани – йок! А он: так и чё – не жрать теперь! Может, добрых людей встретим!
– Чё ты гонишь – это ж ты сказал, – тихо возмутился Скелет.
– Вот какой ты педантичный! – укоризненно покачал головой Малой. – Как моя бабушка прямо! – И как ни в чем не бывало углубился в чтение меню.
Саша и Солнце переглянулись, улыбаясь.
Подошел официант, вопросительно глянул на компанию, нервно постучал карандашиком по блокноту:
– Ну, что, будем заказывать или читать? Здесь не библиотека, между прочим.
– Олл райт! – легко согласился Малой и принялся бодро заказывать: – Значит, так: четыре "по-киевски", четыре пива...
– Я не пью! – быстро сообщила Саша.
– Ну и не пей. Я выпью... Четыре пива, значит... – продолжил Малой.
– Мне "Боржоми", – добавил Солнце.
– Да. Четыре "Боржоми"... – по-хозяйски подтвердил Малой.
– А заплатите? – усомнился официант.
– Обижаешь, начальник! – вскинул оскорбленный взгляд Малой. – Мы стипуху обмываем!
Саша удивленно глянула на Малого, но промолчала.
И вот компания уже чревоугодничала. Солнце ел не спеша. Скелет пытался справиться с котлетой вилкой и ножом, потом, оставив тщетные усилия, взял ее за перевязанную салфеточной розочкой косточку и начал аккуратно обкусывать, не забыв при этом извиниться перед Сашей.
А Саша во все глаза смотрела, как Малой, несмотря на хлипкое телосложение, с ужасающей быстротой поглощал свою котлету, выпивал вторую бутылку пива и поглядывал на третью, нетронутую, бутылку – Солнца.
Переведя дух, Малой выпалил:
– Короче, я понял: рок-группы – это тема!
– В каком смысле? – озадачилась Саша неожиданным заявлением.
– В смысле хлеба с маслом! – пояснил Малой.
– Бутерброд обычно падает маслом вниз, – заметил Солнце.
– Так вовремя ловить надо! – уверенно заявил Малой, повернулся к Скелету. – Ты же в музыкалке учился?
– Три года на скрипке, – проглотив последний кусочек котлеты, кивнул Скелет.
– А на гитаре? – испытующе прищурился Малой.
– Да фиг знает. Надо попробовать. – Скелет разомлел от еды и был согласен на все.
– Попробовать!.. – проворчал Малой. – ...Микроскопом гвозди забивать! Как это я сразу не сообразил?.. – Малой изучающе смотрел на Скелета, как портной смотрит на отрез ткани. – Я тебя в ансамбль устрою, будешь лабать!
– Чего буду? Лабать? – поперхнулся "Боржоми" Скелет.
Но Малой уже воодушевился, и его мозговые извилины снова принялись плясать акробатический рок-н-ролл:
– А что?! Знаешь, сколько музыканты маней рубят? Нехило, скажу я тебе! Тебе кайф, системе польза!
Заметив, что Саша не ест, а, раскрыв рот, слушает его, Малой вопросительно скосил глаза в ее тарелку и деловито осведомился:
– Ты чего? Больше не будешь, что ли?
И не успела Саша ответить, как Малой проворно придвинул ее тарелку к себе. Солнце засмеялся, а Скелет толкнул Малого локтем:
– Ты это... Совесть имей.
– А чё? Она сытая, – отрубил Малой.
Скелет вздохнул и тихо попросил:
– Ну, тогда делись...
И, пока Малой еще не возразил, Скелет отгреб себе половину Сашиной порции.
– И куда в тебя столько лезет! – сокрушенно покачал головой Малой.
Две Сашины половинки котлеты с гарниром исчезли в мгновение ока.
– Ну, благодарствуйте, оченно было сытно! – стал суетливо раскланиваться Малой. – Мы пойдем. У нас еще дел невпроворот. – Малой тараторил на ходу, как Вини-Пух у Пятачка, выдергивая салфетку из-за ворота аккуратного Скелета и таща его к выходу.
Саша даже не успела "до свидания" сказать, а деловая парочка уже исчезла.
Сбежав по лестнице в основной зал, Малой и Скелет прошли мимо лабухов. Те наслаждались заслуженным отдыхом – у свадьбы был перерыв на тосты. Пока гости говорили, музыканты выпивали и закусывали прямо на рабочем месте.
Малой остановился возле них, оценивающе пригляделся к электрогитаре.
– Реальный "Стратокастер"? – строго спросил Малой.
– А тебе чего? – неприязненно покосился на него гитарист, тщательно прожевывая шашлык.
– Слушай, ты же только вечером работаешь? – Малой провел пальцем по блестящей деке.
– Да что ты привязался?! – Гитарист промокнул губы салфеткой, подтянул рукава "рабочего" пиджака из сверкучей, колом стоящей ткани. Его коллеги – клавишник и ударник вопросительно покосились: "Помощь не нужна?"
А Малой официально протянул руку для пожатия:
– Павел Кочетков. Будем знакомы. А днем, значит, он тебе не нужен?
Скелет недоуменно смотрел на товарища, даже подергал того за рукав, но Малой не сводил преданного взгляда с гитариста.
Солнце ласково рассматривал Сашу, пытающуюся с балкончика увидеть, куда направились Малой со Скелетом.
– Ну, что, наелась? – усмехнувшись, поинтересовался Солнце.
Саша расплылась в счастливой улыбке:
– Какие у тебя приятные друзья!
Солнце насмешливо склонил голову:
– А я?
Саша смутилась, выдавила как бы через силу:
– И ты...
– То есть, ты вот так сразу можешь определить, кто приятный, а кто – нет? – иронично спросил Солнце.
– Ну... а что же в этом сложного? – растерялась Саша.
– Тогда ты можешь оказать мне одну услугу? – попросил Солнце.
– Конечно, – с готовностью кивнула Саша.
– Выйди сейчас на улицу, и жди меня в арке у газетного киоска через дорогу.
– А зачем? – удивилась Саша.
– Затем, что я попросил, – отрезал Солнце.
– Ну... ну ладно. – Саша пожала плечами и послушно направилась к выходу.
Она вышла на улицу. Уже совсем стемнело, стало прохладно. Саша поежилась. Все-таки это очень странно... Но интересно. Саша тихонько засмеялась, вспомнив Малого и Скелета, и направилась было, как и сказал Солнце, через дорогу, к киоску. Но, глянув в ресторанное окно, передумала, осталась смотреть на Солнце.
Как только Саша ушла, у столика Солнца возник официант.
– Расплачиваться сейчас будем? – с деланной невозмутимостью спросил он.
– Попозже, – с ленцой пообещал Солнце.
Молодая парочка – девушка в рискованном мини, с залакированным начесом и вихрастый паренек, изо всех сил пытающийся выглядеть бывалым гулякой, озадаченно оглядываются, не видя свободных столиков.
– ...Я еще друзей жду, – поясняет Солнце беспокойному официанту и машет парочке рукой. – А вот и они! Принеси еще бутылочку "Крымского".
– А та девушка? – все еще сомневается официант.
– Я ее больше не люблю, – легко "признался" Солнце.
– Понятно, – вздохнул официант, собирая грязные тарелки.
Парочка нерешительно переглянулась, но, коротко посовещавшись, все же направилась к Солнцу.
Официант с грязной посудой удалился, а парочка с благодарной улыбкой подошла к столику.
– У вас свободно? – жеманно спросила девушка в мини.
Солнце приласкал девушку взглядом, кивнул.
Молодые люди несмело присели.
– Вэлкам, – изобразил широкий жест Солнце.
Солнце изучающе глядел на парня и девушку. Те натянуто улыбались.
– Ар ю стьюдентс? – спросил Солнце.
Парочка недоуменно переглянулась.
– Иностранец! – шепнул парень своей спутнице.
Он сделал попытку вскочить, но подруга, заглядевшись на Солнце, удержала. Сильно артикулируя, она громко спросила:
– А вы и-но-стра-нец?
Солнце ласково улыбался ей. Парень нервно прошептал барышне:
– Не понимает. Может, он вообще хиппи какой-нибудь? – И на всякий случай громко спросил Солнце: – Вы хиппи?
Солнце усмехнулся:
– Но. Ай эм нат хиппи. Ай эм э вэри фэймоус поэт. Поэт, андэстэнд?
Солнце придвинул ребятам оставшиеся бутылки пива и воды:
– Плиз, май фрэндс стьюдентс!
"Студент" расслабился, налил пиво в стакан.
– А! Так он поэт! Это хорошо, – значительно сказал спутнице "студент".
Тогда Солнце уточнил:
– Ай эм э рок поэт. Рок мьюзик, ю ноу?
Глаза "студентки" загорелись. Она нежно застонала:
– Рок поэт! Рок музыка! Ты слышал? Это круто!
– А как вас зовут? Это... Как это будет... Вот из ёр нэйм? – изобразил радушие и "дружбу между народами" "студент".
Солнце сообщил небрежным тоном:
– Май нэйм из Боб. Боб Дилан.
– Боб Дилан! – простонала "студентка" спутнику. – Слыхал?
– Нет, – тихо признался тот.
– Я тоже, – кивнула "студентка", но продолжила поедать Солнце глазами. – Ни-че-го себе!
"Студент" с воодушевлением поднял стакан:
– Ну, за мир во всем мире!
Солнце старательно, как бы с трудом выговорил:
– На здо-ро-вья!
Девушка истекла влюбленным взглядом:
– Какое неожиданно приятное знакомство!
Солнце, улыбаясь девушке, поднялся:
– Ван момент! Сюрпрайз фор ю. Окей?
– Окей! Окей! – закивала "студентка".
Когда Солнце отошел, "студентка" принялась суетливо прихорашиваться, а "студент" заинтригованно смотрел вслед Солнцу.