Все обитатели дома пришли в ужас. Неужели этот великолепный кот станет трехлапым? Несомненно, он не перенесет такого позора. Но день операции был назначен, и Вельможа, жалуясь во все горло, потому что страдать молча - не в его характере, был отвезен к знаменитому кошачьему хирургу и оставлен там на попечение ветеринара. Нас заверили, что постепенно кот адаптируется и прекрасно устроится с тремя лапами. Но ему придется остаться в клинике на несколько дней, чтобы хорошенько подлечиться. Вот это Вельможе будет трудно перенести, потому что он всю свою жизнь прожил в том доме, где родился. Оказавшись вне дома, бедняга очень тосковал. Надо признать, что нашему коту присущ некоторый инфантилизм. Сравните Вельможу с его мамашей Сьюзи, которую полная лишений жизнь сделала храброй и терпеливой. Или с котом, которого мы выхаживали года два, Руфусом; тот ради того, чтобы выжить, вынужден был стать хитрым и умным. Как и многие люди, коты тоже полны противоречий: наш Силач всегда был и сейчас остается гордым, умным, самым толковым и способным котом из всех, каких я знала, но, как и людям, которым никогда не приходилось отвоевывать себе место под солнцем, ему присущи слабости. И в этом огромном красивом зверьке скрывается другая удивительная личность: иногда он лицемерит, как актер старомодной школы, теряет чувство меры, закатывает скандальные эмоциональные сцены. Когда кот чувствует, что им пренебрегают, не отдают ему должного, он мигом дает нам понять это, и иногда хозяева, не в состоянии сдержать смех, вынуждены поспешно удаляться в другую комнату, потому что он невероятно забавен, но, разумеется, смеяться над ним ни в коем случае нельзя. Он нам такого оскорбления никогда не простит.
Когда мы оставили Вельможу у кошачьего хирурга, его мяуканье, безусловно, было не показным. Ему пришлось поголодать, а потом перенести уколы. Да еще вдобавок бедняге выбрили большой участок на теле. Нам сказали, что операция прошла успешно и теперь Вельможа стал трехлапым. Утром накануне операции он лежал, растянувшись, на моей кровати, на солнышке, небрежно закинув одну длинную элегантную лапу на другую, и я поглаживала ту, которой скоро не будет, и ласкала лапку, которой кот обхватил протянутый ему палец; я всегда так делала, еще когда он был котенком, и крошечная лапка тогда обхватывала кончик моего мизинца. Немыслимо было представить, что эта лохматая конечность будет выброшена в мусоросжигатель.
Мы все время звонили в клинику, и врачи нас успокаивали: да, он ест. Да, кот хорошо себя чувствует, но должен остаться у них еще на несколько дней. А потом позвонили и сказали, что, по их мнению, нам лучше забрать Вельможу домой, потому что ему плохо в заточении, бедняга старается вскарабкаться на стены клетки и - да, мы можем себе представить, как его душераздирающие вопли действуют на нервы персоналу клиники.
Нам сказали, что кота надо держать в комнате за плотно закрытыми дверьми, не выпускать целую неделю из-за стежков на этой ужасной ране и чтобы избежать инфекции. Мы принесли Вельможу домой, и он плакал всю дорогу. Кот перенес сильное потрясение. Его предали друзья, и сейчас самый близкий друг, на кровати которого он спал и который обожал его всю его жизнь, засунул беднягу в корзину (а кот ее просто ненавидел и всегда высказывал свое мнение о ней в самых крепких выражениях). А потом его отвезли невесть куда, и там, среди незнакомых голосов и запахов, спустили под землю, где сильно пахло недружелюбными котами, и там беднягу заперли, и никого из близких вдруг рядом не оказалось, а в него стали втыкать иголки - очень больно, он сильно ослаб, и вдобавок куда-то исчезла одна лапа, так что при попытках встать он падал. А теперь эти так называемые друзья несут его наверх, в его собственный дом, по лестнице, по которой он всю жизнь носился вверх и вниз, и, как ни в чем не бывало, будто они его и не предавали, ласкают его и гладят. В верхней комнате дома мы не успели закрыть дверь, и Вельможа вырвался из рук того, кто его нес, пролетел сам вниз по всем семи лестничным пролетам: катясь, переворачиваясь, прыгая, короче, любым доступным ему способом прорвался вниз. Мы настигли его только у кошачьей дверцы, вынесли в сад, положили под куст на одеяло. Бедняга боялся, что его опять запрут, заточат. И, несмотря на огромную рану двухдневной давности, Вельможа ползал по саду, даже пробрался через забор к соседской двери, а потом к забору в конце сада. Он, похоже, хотел убедиться, что, если придется, может убежать прочь от людей, которые подвергли его таким страшным унижениям и нанесли ему эту рану. Вечером мы внесли кота в дом, заперли в верхней комнате, накормили, дали ему лекарства, разговаривали с ним. Но он хотел на улицу. И следующие несколько дней я каждое утро выносила Вельможу под его куст, ставила миску с водой и сама садилась рядышком, сочувствовала, гладила его и успокаивала. Он вел себя вежливо. Однажды я услышала, что Вельможа воет так, как никогда. Я выглянула в окно: бедный кот балансировал на трех лапах и, подняв голову, выл. Это не было попыткой разыграть спектакль: это был плач от всего сердца, страдальческий плач, и, когда кот разрядил свое напряжение, боль, недоумение, позор от отсутствия одной лапы, он какое-то время полежал, но потом снова встал и заплакал. У меня кровь в жилах стыла, я была буквально на грани истерики: представила, в каком кошмаре бедняга живет и не понимает причины, а я не могла ему ничего объяснить.
"Кот, если бы тебе не сделали этой операции, ты бы умер через два месяца, - ты это понимаешь?" Нет, конечно нет. "Кот, благодаря поразительному уму людей ты жив, а не мертв, а мог бы умереть, будь ты диким, а не домашним".
Я внесла Вельможу в дом и положила спать на свою постель, и вскоре он научился сам вползать по лестнице наверх. Однажды ночью я не спала, читала, а кот спал и вдруг проснулся, как бывает и с людьми, проснулся и испуганно закричал, оглядываясь по сторонам, не понимая, где находится - может, опять в той клетке-тюрьме? - а потом кошмар рассеялся, Вельможа спокойно улегся и смотрел в большие окна, за которыми была ночь. Я его гладила, но он не мурлыкал, а я все гладила не переставая, и наконец он замурлыкал. Несколько раз кот внезапно просыпался посреди ночи из-за кошмаров, а потом - время прошло, и у него, как мне кажется, страшные сны прекратились. (Наука подтверждает, что коты видят сны.)
Но я помню то плохое, что было с ним раньше. Когда Силач и его брат достигли должного возраста - были молодыми, но еще не вполне взрослыми котами, их понесли кастрировать. Вернувшись домой, мы положили обоих на низкие мягкие подушки, где они раскинулись, свесив хвосты, и этот кот, мой Силач, мой Вельможа, поднял голову и поглядел на хозяйку. Никогда я не видела более выразительного взгляда, чем тот его глубокий, долгий взгляд, говоривший: "Ты мой друг, и все же ты меня подвергла такому". Потому что под его хвостом зияла кровавая рана, и его маленькие пушистые кошачьи яички исчезли, оставив пустой мешочек. Да, конечно, это было необходимо. Но бесполезно говорить себе, что кастрированный кот проживет дольше, чем кот полноценный, ибо кастрированный не будет бродить по соседям, вступать в драки, покрываясь шрамами от побоев, не превратится в драного кота; но все равно - в недобрую минуту вы решились полноценного кота подрезать, уменьшить, сделать так, чтобы он жил без яичек… сколько угодно уговаривайте себя, призывая на помощь здравый смысл, что процедура необходима, это не уменьшает вашей исходной вины: кот потерял свою кошачью суть, и в этом виновата я. Вспоминаю его долгий-долгий взгляд, упрекающий, вопрошающий: "Как ты могла, если ты мне друг?"
Вскоре, как хирург и обещал, наш кот уже бегал вверх-вниз по лестнице, легко спрыгивал на одну лапу, залезал на кровати и диваны и слезал обратно. У него все с легкостью получалось, но сам он стал другим. Его унизили, его гордость, самое уязвимое место у котов, была задета. Еще бы, ведь теперь бедняга стал прихрамывать, и, конечно, он, как и мы, не мог забыть свою прежнюю небрежную, барственную походку: вспоминал о ней каждый раз, когда ошибался в расчете и падал носом вниз. То, что было раньше достоинством Вельможи - его размеры, - теперь превратилось в недостаток, потому что оставшаяся передняя лапа, эта хрупкая конечность, принимала на себя вес всего тела, и плечевой сустав распух и стал бугристым. Врач сказал, что в нем образовалась вода, под мышцами, и, если глубоко в суставе осталось что-то от болезни, она тогда со временем вновь разовьется. Риск возвращения рака составлял десять процентов.
Прошло почти три года. Кот получил вторую жизнь. Он был вполне здоров. Шерстка его блестела, это был красивый старый кот, одно его ухо было как будто обрызгано сединой. У него были ясные глаза. Любопытно, что Вельможа ухитрился жить при своих ограниченных возможностях, отдавая себе в них полный отчет и осознавая возможные риски; подобное мы наблюдаем у людей, лишенных одной конечности и превратившихся в инвалидов: впервые я заметила это у своего отца, потерявшего ногу на войне.
Но Вельможа одинок. Он привык жить в доме, полном котов. Шестеро его братьев и сестер заполняли наш дом своими играми, пока их не пристроили новым хозяевам. Только Чарли остался на некоторое время - красивый лихой кот тигровой расцветки, типичный младший брат, и, наблюдая, как он ведет себя рядом с большим, спокойным, лидером Силачом, можно было узнать о взаимоотношениях братьев больше, чем из учебника психологии. Потом появился Руфус, весь такой больной, требовавший уйму внимания, он попытался занять место главного кота в доме, а когда Силач не допустил этого, оба кота стали существовать параллельно и игнорировать друг друга. И все же, когда Руфус в конце концов умер, Силач скучал по нему, звал его, искал по всему дому и саду. К нам имели обыкновение забегать разные коты. Одного мы подкармливали около года, потому что он жил явно у нерадивых хозяев и предпочитал наш дом. И вот бедняга попал под машину, ему потребовалась серьезная операция, после которой кота пришлось долго выхаживать, потому что колесо выдавило его брюшные органы в полость грудной клетки. Когда кот поправился, мы пристроили его в хорошие руки, и он прожил еще пять лет. Был еще один кот, которого мы называли Пират, потому что он всегда приходил в наш дом как налетчик, его, судя по всему, плохо кормили: он никогда не мог пройти мимо миски с едой, не съев все до дна, бедняга вечно был голодным. У Вельможи появилась привычка сидеть и смотреть, как он ест и ест. Сам Вельможа никогда не был голодным, он не знает, что это такое - бояться, что эта еда может оказаться последней, так что он ест умеренно, а иной раз может вообще оставить тарелку нетронутой. Этот огромный кот, большой и тяжелый, никогда не отличался хорошим аппетитом. Размеры Вельможи определила генетика: его мать Сьюзи была большой, громоздкой кошкой.
Но сейчас у нас в доме не было никаких котов, никто не карабкался вверх по стволу растущей позади дома сирени, чтобы посетить нас или отыскать кусочек еды, миску с водой. Погода в те дни стояла довольно жаркая, сухая, котов часто томит жажда; я всегда выставляю на крыльцо миску с водой, и к ней наведываются чужие коты. Сейчас в окрестностях нет таких котов, которые считают наш дом своим, ну не странно ли это? Почему теперь, когда у нас в доме появился кот-инвалид, они не забредают к нам, как бывало всегда? Ветеринар предупредил, что для Вельможи главной проблемой будут именно чужие коты, ведь с тремя лапами он не сможет защитить себя. Но Вельможа скучает по обществу других котов.
Вельможа выходит в сад и сидит, зовет, зовет… и тон у него другой, не тот, каким он разговаривает с нами. Здесь он упрашивает, ласково, сердечно. У соседей есть молодая кошка, которая, к великому огорчению хозяев, любит охотиться за черными дроздами и воробьями. Она вовсе не красавица, она даже не хорошенькая. У нее жесткая шерсть коричневатого оттенка, она мускулистая и плотная. В этой кошке нет ни грации, ни очарования, но она беспощадная охотница, бросающаяся на добычу как змея, плавно и быстро. Конечно, мы считаем, что соседская киска недостаточно хороша для нашего красавца, но Вельможа хочет с ней подружиться и сидит, обратившись мордой к ее дому, зовет ее, зовет, но она не приходит, так что в конце концов бедняга неуклюже пролезает в кошачью дверцу и тяжело бредет вверх по лестнице. А кошечка, наверное, думает: "Чего это я буду утруждать себя ради этого старого инвалида?"
Однажды днем я стояла на балконе и наблюдала такую сцену. Наш кот сидел в саду, и кошка из соседского дома перелезла в наш сад через забор, но на него не смотрела, равнодушно прошла мимо. Вельможа издавал негромкие дружелюбные звуки, какими обычно приветствует нас. Кошка все ходила по саду. Потом через дыру в заборе вернулась к себе. Вельможа отправился за ней, с трудом пролез через это небольшое отверстие. Кошка расположилась под березой по другую сторону сада, мордой к нему, но смотрела мимо. Вельможа осторожно присел в нескольких шагах от нее. Так они посидели некоторое время - тоже общение своего рода. Потом наш кот попытал счастья, придвинулся осторожно на несколько кошачьих шагов. Соседская кошка поспешно отодвинулась в сторону, правда недалеко. Кот сел, опираясь для равновесия передней лапой. Она некоторое время облизывалась, но отнюдь не из кокетства - это честная молодая кошка, презирающая женские уловки, совсем не такая, какой была в далеком прошлом наша серая кошка: та флиртовала и соблазняла и людей, и котов. Вельможа внимательно следит за соседкой. Потом немножко перемещается, но не по прямой в ее сторону, а под некоторым углом, и снова садится, в результате оказываясь ближе к кошечке. Она не реагирует. Так они и сидят: она вылизывает себя, озирается, слегка протягивает вперед лапу и дотрагивается на земле до жука. Вельможа тихо мяукает: один раз, второй. С ее стороны - ноль внимания. Потом, приблизительно минут через пятнадцать, кошка проходит мимо Вельможи, совсем близко, и садится рядом, но спиной к нему, глядя на заросшую часть сада. Кот пересаживается так, чтобы можно было следить за ней взглядом. Опять мяукает приглашающе, соблазняя. Но кошечка намеренно уходит в заросшую часть зада, где ее уже не видно, лишь трава колышется там, где она проходит. Кошка вспрыгивает на забор, где раньше так любил сидеть Вельможа, наблюдая за белками и птицами, но теперь он уже не может туда забраться. Потом соседская кошка оказывается за пределами участка, на большой зеленой поляне - заросшем травой водоеме. Вельможа зовет ее, потом возвращается домой, медленно поднимается вверх по лестнице… ему все труднее преодолевать лестничные пролеты.
Вельможе приходилось подниматься и спускаться по лестнице, чтобы выйти в сад - для испражнений, и я все думала, не пора ли поставить для него коробку, но чувствовала, что этому независимому коту подобное может показаться оскорблением. Потом стало ясно, что Вельможе совсем трудно двигаться, так что теперь у нас появилась коробка для нечистот. Иногда он пытается выйти, но у него болит плечо: оно вздулось и все в узлах.
Первое время при испражнении, в том месте, где была раньше передняя лапа, мышцы Вельможи напрягались и при попытке наскрести землю на нечистоты ходуном ходили под гладким черным обводом бока. Он все старался, потом смотрел, что получилось, снова принимался за дело, и его мышцы, которые когда-то двигали лапой, напрягались от усилий. И вид у бедняги тогда становился нелепым и смущенным. Он смотрел на меня, как бы желая сказать, что надеется, я не заметила его дурацких усилий. Постепенно кот перестал пытаться замаскировать свои нечистоты. Теперь он тратит много времени, чтобы устроиться на трех лапах и убедиться, что достиг равновесия.
Теперь его любимое место - низкий диван в гостиной. Туда ему легко залезать и слезать. Еще есть низкая подставка возле батареи, и Вельможа располагается на ней так, чтобы согреть свое больное плечо. Раньше он всегда спал на моей постели, но туда надо подняться по двум пролетам узкой и крутой лестницы, а такое ему теперь не под силу. Я скучаю по Вельможе. Бывало, я просыпалась, а рядом, на моей постели, лежал он, растянувшись, глазея на ночь за окном своими светящимися желтыми глазами. Как жаль, что я больше не слышу его тихих дружелюбных звуков, в сопровождении которых я всегда входила и выходила из комнаты. У него такой репертуар! Мурлыканье и полумурлыканье в знак приветствия, вопль радости при приходе хозяйки, тихое ворчание, означающее принятие неизбежности, или благодарность, или предупреждение - мол, я тут, будь осторожна, не забудь о моем плече. Иногда то, что Вельможа говорит, не слишком приятно слышать: сидит передо мной, смотрит жестким взглядом, а потом испускает серию сердитых мяуканий, на одной ноте. Что это? Обвинение? Не знаю.
Когда Вельможа был молодым котом, я, бывало, просыпалась посреди ночи, и он, видя, что я не сплю, шел по кровати к изголовью, ложился мне на плечо, обнимал лапами за шею, прижимался мохнатой щекой к моей щеке и издавал глубокий вздох удовлетворения: как маленький ребенок, которого наконец подняли ласковые руки.
И я слышала свой ответный вздох. А потом Вельможа мурлыкал и мурлыкал, пока не засыпал на моих руках.
Кот - предмет роскоши, он доставляет вам в течение дня минуты потрясающего, просто невероятного удовольствия, дает ощутить ладонью свою мягкую гладкую шерстку, греет, когда проснешься холодной ночью. Мы любуемся грацией и наслаждаемся обаянием даже самой заурядной домашней кошки. Когда кот крадущейся походкой перемещается по твоей комнате, ты невольно видишь перед собой миниатюрного леопарда или даже пантеру, а когда он поворачивает голову, чтобы признать хозяина, и его желтые глаза сияют, думаешь: "Какой у меня экзотический любимец, друг дома". А как кот мурлычет, когда его гладишь или чешешь за ушками!
Этажом ниже, в комнате, находящейся под моей спальней, есть кровать. Она достаточно высокая, но рядом, как пандус, разложены горы подушек и одеял, и Вельможа может с легкостью забираться по ним наверх и слезать. Его мир теперь ограничен - гостиная, с заходами в кухню и на маленькую плоскую крышу вне ее, и площадка этажом выше, где кота ждет коробка для нечистот.
Вельможа любит, чтобы его медленно и тщательно вычесывали, проводя гребнем по всему телу, потому что с той стороны, где ему отняли переднюю лапу, шерстка стала жесткой и спутанной. Он любит, чтобы его мяли и массировали и чтобы поглаживали вдоль позвоночника, от шеи до хвоста, причем твердой рукой. Я мою за кота ушки и глазки, потому что одной лапкой не очень-то вымоешься. А Вельможа лижет мне руку, она на пару секунд превращается в лапу, и я могу снова и снова тереть ему глаз этой облизанной рукой с той стороны, которую ему не достать, потому что его слюна, как наша, лечит и сохраняет глаз здоровым.