32
1985 год. У Ксении появились новые знакомые, новые интересы, а у мужа все оставалось по-прежнему, одно и то же изо дня в день, из месяца в месяц. Из совминовцев Ксения продолжала отношения лишь с Салтой, которая почему-то сделала из нее душеприказчицу и поверяла свои любовные страсти, причем, ее пыл мог обрушиваться одновременно на двоих представителей мужского пола, а то и на троих. Будучи официально замужем и проживая с мужем и дочерьми в одной квартире, она не делила с ним постель, а жила как незамужняя женщина.
Ее похотливость самки у Ксении вызывала брезгливость и неприятие, зато мужчины реагировали на нее, будто кобели на сучку, так и фланировали вокруг. Один водил ее на случку к себе, другого – приглашала она, пользуясь чьей-нибудь квартирой, иногда даже близкой родственницы.
Постепенно Ксения стала относиться к Салте лояльнее. Размышляя, что и таким особям есть место в природе и в жизни. Тем более, что Салта по праздникам ненавязчиво снабжала ее дефицитами из Совмина; кроме того, она казалась искренней почитательницей ее стихов, что было самым приятным в их непонятных отношениях, Ксения не чувствовала к ней искренней привязанности. Но никто больше в ее окружении не проявлял интереса к ее творчеству. Ксения давала Салте стихи десятками, и та, не делая критических замечаний, читала и возвращала со словами: – Мне понравились твои стихи стали лучше и профессиональнее. Этого оказывалось достаточно, чтобы Ксения выслушивала в в течение некоторого времени ее сексуальные откровения и не испытывала отвращения.
Какие только люди ни появлялись в приемной "Простора". Немало среди пищущих было психически больных. Самые безобидные считались графоманами. Они тащили целые фолианты, заполненные страницами, написанными от руки, и грозно или просительно настаивали на прочтении. Редакторы ловко отфутболивали их, мотивируя тем, что только машинописный текст принимается к рассмотрению. Находились однако машинистки, которые печатали эти рукописи, им все равно было, что печатать, лишь бы платили. Ксения тоже попалась на удочку одного графомана с уклоном в сторону афериста.
Он всучил ей огромную рукопись страниц на четыреста с обещанием оплаты за каждые пятьдесят страниц. Для нее это были деньги. Она долбила эти проклятые страницы неграмотной галиматьи, чисто автоматически расставляя знаки препинания и исправляя ошибки. Автор появлялся ежедневно, подгоняя и поторопливая. Наконец она вручила ему пятьдесят страниц, он радостно засуетился и, обронив:
– Сейчас, сейчас, я занесу деньги, – мгновенно испарился из приемной. Прошло две недели, и он позвонил по телефону:
– Как дела продвигаются, дорогая Ксения Анатольевна?
– Что вы имеете ввиду? – спросила она ошарашенно. – Ну, как же! Я жду остальной материал, вы так замечательно напечатали, я так доволен… – лился в трубку его слащавый голос.
– А я жду деньги, к вашему сведению, – резко оборвала его Ксения.
– Я вам сразу же отдам, рассчитаюсь за те пятьдесят и следующие…
Ксения бросила трубку. Он явился через несколько дней и, пряча глаза, забрал рукопись. Работала она, разумеется, даже не за спасибо. Это был один лишь из десятков случаев жульничества со стороны так называемых авторов. А сколько пакостей и недобросовестности она нахлебалась, работая впоследствии в издательстве в качестве редактора. Это вам не Совмин, где все-таки соблюдались рамки приличий и боязнь оказаться пойманным в каком-либо неблаговидном поступке. Наглость и бесцеремонность авторов были из ряда вон.
Приехала младшая сестра Рената Аниса с мужем Виктором из Ташкента, где она работала официанткой и даже иногда обслуживала самого Рашидова, второго СТАЛИНА, правда, не в СССР, а в Узбекистане. Самое страшное, он еще мнил себя поэтом, издавал сборники. Поэт – убийца. Выслуживаясь перед Москвой, как Кунаев с дутыми миллиардами пудов хлеба, он делал дутые м… пудов хлопка, выгоняя на поля все население от мала до стара, снимая с рабочих мест. После его смерти, многие люди его искренне оплакивали, многие проклинали, когда обнаружилось, что он был узурпатором и неугодных закатывал в асфальт. После него пошла эта мода у крутых русских.
В ТАШКЕНТЕ, вставка из Басни
Траур был в Узбекистане:
Умер князь в расцвете лет.
Он Москве недодал дани,
Результат: погиб поэт.
До сих пор его добром
Поминают там узбеки.
Он кормил народ пером –
сытым дух был в человеке.
Аниса привезла любимому брату в подарок кримпленовый костюм кремового цвета, а старшая сестра передала любимому брату сорочку изумрудного цвета в тон глазам Рената. Ксения пригласила их в кафе "Пегас" в обед. Ренат, как "денди лондонский одет", произвел переполох среди женского пола. Он с небрежностью подошел к буфету, купил бутылку коньяка "Белый аист", коробку дорогих конфет, нарезанный лимон и кофе. Вот тебе и шофер!
Ксения пригласила к ним за столик Валерова, познакомила их. Вскоре возле столика закрутилась Чернавина, что-то защебетала Антону. Ренат пригласил ее: – Присаживайтесь, барышня! От такого обращения она засияла, как начищенный самовар. С ходу начала охмурять красивого мужичка, не интересуясь, кто он, с кем он. Ренат шутил и улыбался, довольный. Ксеня шепнула ему на ухо: – Это известная поэтесса. Тут он вообще загордился. "С чего это я решила, что он верен мне, что нет у него никого, кроме меня. Лильку же попользовал, сам признался. Это потом спохватился, пошутил, говорил. Ишь, как у него глаза засверкали на чужую бабу, и сестру не смущается", – изумлялась она на мужа.
А дальше спиртное полилось рекой. Ксения смутно помнила, что даже танцы затеялись, и Надька пригласила Рената и прижималась к нему, прямо из джинсов выпрыгивала. Вот так и Салта липла к мужикам.
Как-то в редакции появилась поэтесса и журналистка Каролина Пташкина. Видно, Ксения ей чем-то приглянулась, и она взяла над ней шефство, может, в пику Чернавиной, к которой она явно не питала симпатию. Лина была в хороших отношениях со всеми, ее знали все, и она знала всех. Она тут же предложила Валерову, своему давнему приятелю и собутыльнику использовать Ксению в качестве переводчика. И она стала небесталанно переводить стихи казахских поэтов с подстрочника, это был неплохой приработок, платили также, как за свои, по рублю за строчку.
Скоро кончался срок ее временной работы в редакции. К ней в приемную изредка заходил Аким, иногда просто так, иногда с мелкой просьбой. Перевод уже вышел в двух номерах, гонорар получен, Аким был непьющий, и они не обмывали публикацию. Редактором был прозаик Мирнов, и он намекал, что надо обмыть, но с ним она меньше всего желала бы выпить. Он был одним из тех пошляков, рассказывающих о своих связях, которых Ксения презирала. Ей удалось избежать пьянки.
32
Как-то в приемную зашел Аким, и она почему-то поделилась с ним своей неприятностью, что ей надо искать работу.
– Я тебе помогу, ты замечательный редактор, а у меня друг директором в издательстве "Жазушы", я тебя порекомендую. Сегодня же переговорю с ним, мы гуляем по вечерам по аллейке рядом с домом. Я тебе позвоню.
– Ой, спасибо. Век буду благодарна.
На следующий день он позвонил и сказал, что все устроилось, пусть она ждет звонка. Ей позвонила лично заведующая переводной редакцией Фарида Тулегеновна Жанузакова и пригласила зайти с документами по поводу работы. Ксения, не теряя времени, отправилась в самое крупное издательство в Казахстане.
Сначала Ксения зашла к директору, представилась. Он поднялся ей навстречу: – Так вот вы какая, Ксения Кабирова. Вы не похожи на казашку.
На что Ксения ответила: – У меня фамилия мужа, а он татарин.
Мусаев: – Ясно. Аким так вас нахваливал, оказывается, вы давно знакомы, что я решил взять вас на работу без испытательного срока. Не сомневаюсь, что вы справитесь. Фарида Тулегеновна вас ждет.
Ксения вежливо поблагодарила: – Спасибо, я не подведу Акима и вас.
Мусаев ей понравился. Приятный мужчина, в зрелом возрасте за сорок пять, вполне человечный.
От директора она направилась в переводную редакцию. Вошла в большую комнату. Из-за стола поднялась невысокая женщина, дорого, но безвкусно одетая, с не очень приятным лицом.
Фарида представила вошедшую: – А вот и наша будущая новая сотрудница, прошу любить и жаловать: Ксения Анатольевна Кабирова. Она, правда, не филолог, но, наверное, грамотная, раз директор ее взял на работу, – это была первая колкость в адрес неизвестно откуда появившейся Кабировой.
Впоследствии Ксения узнала, что Жанузакова была первейшей интриганкой в издательстве, она питалась слухами и сплетнями, как воздухом, привыкла быть в курсе всех событий. Неведение в отношении Кабировой доводило ее до белого каления, но она привыкла держать лицо. Далее Фарида представила ей троих женщин по именам: Карлыгаш, Раиса и Галина.
Фарида подвела ее к столу: – Вот ваше рабочее место, – она указала на стол с картотекой возле двери слева. – Садитесь ко мне. Я вас введу в курс дела. Работа, к сожалению, техническая, не знаю, на что вы рассчитывали с высшим образованием, хотя и не по нашему профилю. До вас работала девица вообще со средним образованием, и ничего, справлялась.
Колкости из нее так и сыпались.
Ксения смиренно ответила: – Я тоже надеюсь справиться.
Фарида:
– Вы когда выходите на работу?
Ксения: – Пока сдам дела на прежней работе, пока оформлюсь к вам, думаю, за три дня управлюсь. Вы позволите? – она спросила с дружеским лицемерием.
Фарида: – Конечно, конечно! А сейчас пойдемте ненадолго, я хочу кое-что спросить у вас по секрету.
Они вышли в коридор, и Фарида стала допытываться, кто за нее просил директора. Выяснилось, что желающих в переводную было несколько, две из них с филфаком. Ксения решила нагнать таинственности:
– Фарида Тулегеновна, я, к сожалению, не могу назвать имя этого человека, слишком высокую должность он занимает в ЦК, мы с ним работали в одном здании, немного общались. Случайно выяснилось, что он хорошо знает вашего директора.
Жанузакову она явно разочаровала, но и дала понять, что она не простая птица, а со связями. На том они и расстались, Фарида вернулась в свою комнату не солоно хлебавши, а Ксения отправилась в редакцию "Простора" освобождать рабочее место.
Сотрудники, зная о ее уходе, появлялись в приемной один за другим, и каждый норовил что-то сказать на прощанье, иногда не совсем дружелюбное. Она всетаки не влилась в их коллектив.
Мирнов с легкой ехидцей: – Ну, ты высоко взлетела! Упасть не боишься?
Ксения ответила с усмешкой: – Ненамного выше секретарши.
Мирнов: – Смотри в оба! Жанузакова – та еще стервоза, мягко стелет, да жестко спать. Хобби у нее: в душу залезть, выпытать, чем человек дышит, а потом наплевать в эту самую душу.
Ксения ответила дружески: – Спасибо, Виктор!
Мирнов: – Может, переводик когда подкинешь по старой дружбе?
Ксения: – Может.
Мирнов вышел, вслед за ним явился Бердников.
Бердников с наигранной радостью: – Ну, девицакрасавица, мои поздравления! Все издательства – серпентарии. Держи ухо востро! Там рукопись моя у Ленки Шкловской, пусть не затягивает.
Ксения: – Владлен! Ты меня с кем-то путаешь. Я ведь не главным редактором, а младшим, и не в русскую редакцию, а в переводную.
Владлен: – Так я желаю тебе побыстрее в русскую перебраться!
Ксения: – Ну, не знаю, там, поди, все с филфаком…
Владлен: – Ага, с фигой с маком. Там у них татарка одна с толстой ж… вообще непонятно, как затесалась. На расклейке сидит да чаи гоняет. Сама увидишь.
Ростов вызвал ее к себе.
Ростов: – Ксения Анатольевна, от души рад за вас! Это ступенька вверх. Вы – очень способный человек, и поэт талантливый, и редактор вдумчивый, я читал вашу правку. Главное, с Фаридой подружиться, и она будет вам переводы давать, а это заработок. Она, конечно, любит посплетничать, но не злобно. Рая там очень хорошая женщины и редактор компетентный, вы подружитесь. Не теряйтесь, звоните, заходите! Всегда буду рад. Удачи вам!
Ксения: – Большое спасибо, Петр Аркадьевич! До свиданья.
Ростов: – Новые стихи ко мне прямо заносите, я посмотрю и Антону передам.
Зашла Надежда, завиляла хвостом.
Чернавина: – Слышала, слышала, с повышением! Конечно, переводная – это не русская редакция. Но зато там можно гонорары срубать на переводах, особенно, когда срочно. А ты неплохо переводишь. Жаль, что не в русскую. Олег рукопись готовит новую, там у него социальные стихи, довольно крамольные. Наверняка эти перестраховщики будут мурыжить и выдергивать. Хорошо бы своего редактора иметь. Тебе ведь нравятся его стихи?
Ксения искренне: – Очень! Особенно социальные. Чернавина: – Там сейчас на поэзии Галошина сидит. Не столько работает, сколько провинцев в постель затаскивает, потаскушка! Не хочу, чтобы книга Постникова к ней попала. А другие – вообще не редакторы. Так что желаю тебе повышения до редактора русской поэзии.
Ксения с сомнением:
– Галошина разве уйдет с такого завидного места? Надежда: – Можно посодействовать. Многие на нее обижаются. Надо с Томской переговорить, она ее не долюбливает, был какой-то конфликт по прошлогодней книжке. Так что, дерзай, сударыня Кабирова!
Вышел и Ларичкин из кабинета.
Ларичкин: – Спасибо, Ксения Анатольевна, вы нас выручили. Желаю вам благополучия на новом месте и не останавливаться на достигнутом. Не забывайте нас! – он первый раз протянул ей руку.
Ксения: – Берегите себя, Вадим Иванович! Всего вам доброго!
В приемную пожаловал мэтр Валеров.
Валеров: – Ну, Ксения Анатольевна! (обратился официально) Поздравляю! Большому кораблю – большое плавание. Я думаю, что переводная редакция – это этап на твоем пути. Твои способности достойны места редактора в русской редакции. Запомни: я тебе друг. Напоминай почаще о последней подборке, я обязательно посмотрю и сдам в номер Ростову.
Ксения: – Спасибо, Антон! Особенно за высокую оценку моих скромных способностей.
Подборка лежала у Валерова уже месяца три. Это притом, что она работала в редакции и часто смотрела на него с укором во взгляде. А теперь?
Из кабинета появился Косенко, он уже уходил домой. Антон ретировался.
Косенко: – Жаль, жаль, что вы уходите. Мы неплохо сработались. Хочу предостеречь вас, Ксения Анатольевна! Наш коллектив – все-таки порядочные люди, никто вас не оскорбил, не обидел. Но в издательстве совсем другие люди, не творческие, в основном, не понимают ранимой души поэта. Я к чему? Не будьте там откровенной, особенно в переводной редакции. Жанузакова – коварная женщина, типично восточная черта. Опасайтесь ее. И еще: пишите прозу. У вас талант. Стихоплетов много, а стоящих прозаиков единицы, не считая литературных генералов. Рассказ ваш меня поразил, честно говоря. Такое знание деревенской жизни не каждому дано.
Ксения: – У меня родители деревенские и все предки тоже, сибирские корни. Павел Петрович, а я восхищаюсь вашим талантом, и человек вы замечательный. Будьте здоровы! Новых книг вам! Спасибо за предупреждение, есть у меня такой недостаток, никак не избавлюсь. Верю людям, хотя много подлостей от них вынесла.
Косенко ушел. Ксения тоже закруглялась со сборами. Последним в приемную зашел Гердов.
Ксения заговорила первая: – Юрий Михайлович, прощаюсь с вами. Сегодня последний день отработала. Завтра уже на новое место. Вы – чудесный человек, и пишете замечательно, очень правдиво и честно. Я вам желаю стойкости. Люди, к сожалению, не всегда понимают, что наносят человеку обиду, как в вашем случае. Язык мелет, а сердце молчит. Мне будет не хватать вас, вашей доброты.
Ксения догадывалась, что Гердов был немножко в нее влюблен, особенно после того случая, но никак не проявлял свою симпатию. Ростов тоже был к ней неравнодушен, но он хотя бы комплименты говорил. А Гердов только смотрел на нее ласково.
Гердов: – Дорогая Ксения Анатольевна, я очень, очень рад за вас, что кто-то оценил ваши способности и предложил место в издательстве. Догадываюсь, что кто-то рекомендовал вас. Ну, это не мое дело. Будь у меня возможности, я бы назначил вас завредакцией, не сомневаясь, что вы справитесь.
Ксения: – Ой, Юрий Михайлович, вы меня смущаете! Только вам проболтаюсь. Вы же знаете Акима Тарази? (Гердов кивнул) Вот он попросил за меня своего друга Мусаева. Никакой тайны мадридского двора.
Гердов: – И правильно сделал, не пожалеет. Как бы я хотел, чтобы вы работали в русской редакции! Там нет знающих редакторов. А вам бы я с радостью доверил свою новую книгу, рукопись уже ходит по рецензентам, надеюсь, поставят в план.
Ксения: – Я бы тоже не отказалась работать в русской редакции. Поживем-увидим. Не Боги горшки обжигают, будет место, попрошусь. Берегите свои нервы, Юрий Михайлович! До свиданья!
Гердов пожал ей руку, прощаясь, и ушел. "Ну, вроде, со всеми распрощалась. Жаль даже расставаться, столько хорошего о себе услышала. Жаль, Федина сегодня нет, сказал бы что-нибудь ехидное на прощание", – подумала Ксения, осмотрелась в последний раз, взяла пакеты с вещами и покинула приемную "Простора". Дела Елизавете она сдала еще вчера. Дома она позвонила Акиму, от души поблагодарила. Еще один этап ее жизни закончился. Пришла чужой и ушла чужой. Ну, почему она считает себя выше других? Почему ей не усредниться? И все были бы довольны.