Памяти Ермолаева А.А
Дорога, дорога –
Летят столбы навстречу.
И ветер мальчишкой
Цепляется за борт.
Дорога, дорога,
шоферская дорога,
разлуки и встречи,
и ночи за рулем.
На этой дороге
находят люди счастье,
поэтому дорога
нам очень дорога.
На похороны прилетел из Красноярска, где он жил с семьей после Норильска, сродный брат Олег. Буквально на следующий день после похорон он поспешил в гараж, где все обшарил, в том числе "Волгу", в поисках золота и денег. Золотой лом привозила в Алма-Ату тетя Нина из Минусинска несколько лет назад. Они с мужем когда-то работали в Китае и запаслись на черный день.Отец потихоньку продавал знакомому дантисту на коронки. Ксении тоже как-то презентовал сломанный браслет и колечко без камня. Она сдала их в ломбард.
Вроде "сыщик" ничего не нашел. От злости и разочарования забрал еще вполне добротную летную кожаную куртку отца и новые роскошные бурки из белого фетра, окантованные натуральной коричневого цвета кожей. Отец хранил их как память о Норильске. Олег забрал их на память об отце. Он попытался купить по дешевке и "Волгу", но мать отказалась. Тогда детишки подали в суд на раздел имущества. Ксения отказалась в пользу матери. А ИХ ДОЛИ ПРИШЛОСЬ ВЫПЛАТИТЬ. Сволочи, а не родня.
Вскоре случился конфликт с Ивсталем. Наступило лето, и бездельников начали гонять в рабочее время в подшефный совхоз на сбор клубники. Ей предложено было сопровождать группу в качестве надзирателя, докладывая о посещаемости, о трудовом подъеме. Она постаралась мягко отказаться, мотивируя свой отказ тем, что она ездит на обеденный перерыв домой, чтобы отправить сына в школу. Ивсталю ее отказ не понравился. Он назначил другого человека в сопровождающего группы.
26
Вскоре как наименее ценного сотрудника он отправил ее на месяц в военкомат выписывать повестки: был очередной призыв в Афганистан. Военкомат был недалеко от дома, и она с удовольствием ходила туда пешком. Ей быстро надоело сидеть целый день, и она пошла к военкому, подарила ему журнал со своими стихами и попросила разрешения работать до обеда и уходить, у нее якобы готовится книжка и есть дела в издательстве. Военком Владимир Иванович оказался понимающим человеком и разрешил. Потом она посвятила ему стихотворение и опубликовала в "Ленсмене".
Военкому Мальцеву В.И
"Серенькие" будни военкома.
Ну, и слава Богу, нет войны.
Нам не надо уходить из дома,
Оборвав дни мирные, как сны.
Принесла ему газету и попросилась в Афганистан медсестрой. В институте они заканчивали курсы медсестер ГО и у нее было удостоверение, а также военный билет. Военком очень удивился и спросил:
– У вас нет семьи?
– Есть, муж и сын.
– Но мы замужних женщин не берем, только одиноких да и постарше возрастом, чем вы, и с опытом работы. Так что, извините, ничем помочь не могу.
Она простилась и ушла. "Эх, уехать бы в какую-нибудь экспедицию на край света от этой бл… жизни", – безрадостно подумала она. Через три года сорок, а все глупости в голове.
Скучная работа в институте продолжалась. Разговорившись как-то с одной сотрудницей цеха по множительной технике, она вскоре подружилась с ней на почве почитания Высоцкого. Дала ей почитать стихи, посвященные его памяти. Ирина Мандель прониклась к ней доверием и принесла в свою очередь 2-томник почти всех стихов и песен В.В., отпечатанный самиздатом на ротапринте. После прочтения Ксения была потрясена, она знала лишь горсточку его стихов. В ее глазах он вообще стал героем, который в одиночку боролся против власти. Она готова была идти вслед за ним в своих стихах.
У нее в институте появилась отдушина – Ирина, с которой они могли обо всем безбоязненно говорить, в том числе, критиковать директора за его хитрожопость татарина, лизоблюдство перед вышестоящими. Но Ксении не привыкать было лицемерить, и она послушно выполняла даже самые несправедливые, на ее взгляд, приказы директора о выговорах. Ей нужно доработать год, и нечего лезть на рожон. Шли потихоньку однообразные скучные месяцы безрадостного труда. "Миллионы людей работают так без радости, без души, для прокорма себя и семьи. Рабы не мы, а мы рабы", – думала она.
* * *
Это рабское существованье,
Где нет голоса даже во сне,
Где при жизни звучит отпеванье,
Будто щелкает бич по спине.
Декабристов не видно и близко,
Если были, то сгнили давно.
В наше времечко быть декабристом
Не опасно, скорее смешно.
Ведь у нас ни царя, ни народа,
Только братство и равенство есть,
Только культам проклятым в угоду
Пораспроданы совесть и честь.
Нет у нас идеалов и веры,
Нет стремления в лучших умах
Из удушья гнилой атмосферы
К свету двигать живущих впотьмах.
27
1984 год. В январе начальнице экономического отдела нужно было лететь в Москву с годовым отчетом о проделанной филиалом работы. Она попала в больницу на операцию по удалению желчного пузыря. Поскольку все остальные сотрудники были ценные, кроме строптивой Кабировой, Ивсталь предложил командировку в Москву на неделю Ксении. Она с радостью согласилась, не думая ни о муже, ни о сыне.
– А дома вас отпустят? У вас же сын, – все-то он помнил.
– Я все улажу. Сын побудет у бабушки.
Естественно, Ренат возмутился:
– Не имеют права. У тебя ребенок.
– Я уже договорилась с матерью, она будетотвозить Руслана в школу и забирать. Всего-то неделя!
Ради того, чтобы полететь в Москву, она готова была на все. Она мечтала попасть в музей Высоцкого, который уже существовал в театре на Таганке, на его могилу в день рожденья 25 января, как раз она будет там. Пришлось ради этого использовать женские ухищрения, ублажить мужа в постели. Несмотря на душевную отчужденность, они изредка исполняли супружеские обязанности, в основном, в подпитии. Ренат пристрастился к выпивке по пятницам в конце рабочей недели для расслабления. Почти все советскиесемьи да и одинокие люди, уставая строить коммунизм, хотя Главного строителя Хрущева уже давно отправили принудительно на пенсию, и никто о коммунизме не вспоминал, практиковали такое расслабление по выходным. Ксения не возражала, и сама выпивала пару стопок водки. В конце концов, все устроилось, и она стала готовиться к отъезду в Москву.
Собрала все свои стихи памяти В.В., а их уже набралось около двух десятков, отпечатала, а Ирина помогла ей сделать небольшую книжечку карманного формата с черной обложкой из ледерина. Она взяла денег в долг в кассе взаимопомощи на покупку подарков, купила два килограмма самых лучших яблок апорт, тогда еще можно было их найти, для презентов москвичам: в ведомственную гостиницу, где она будет жить, в экономический отдел головного института, куда она отправлялась отвезти отчет и получить какие-то документы от них. В воскресенье муж изрядно поддатый проводил ее в авиаагенство, откуда уезжали автобусы в аэропорт. "В Москву! В Москву!" – пела душа.
В понедельник она уже отдала отчет в институт. Ей велели прийти за документами через три дня. Впервые за долгие годы неволи в браке и на службе она чувствовала себя свободной, как птица. В 12 лет она впервые была в Москве и больше не была. Столица поражала воображение. Ксения ходила по ней, как зачарованная. В институте ей дали проездной на бесплатный проезд в метро, и она ездила во все концы, куда душа пожелает. Первым делом она решила посетить театр на Таганке. Вошла со служебного входа, куда сотни раз входил и выходил Высоцкий. Сразу увидела актрису Аллу ДЕМИДОВУ живьем. Она стояла возле раздевалки и сдавала дубленку. Господи-Боже мой, появилось ощущение, что и Владимира она может встретить. Подошла к вахтеру, попросила пригласить человека, который руководит музеем В.В. Вахтер позвонил по внутреннему телефону.
Через пять минут появился молодой человек по имени Всеволод, как он представился. Она протянула ему яблоко и сказала, что прилетела из Алма-Аты. Потом достала из сумки свою самиздатскую книжку и тоже протянула Всеволоду со словами: Это моя дань памяти Владимиру Семеновичу. Была бы счастлива, если бы эта скромная книжечка стала экспонатом музея. Он поблагодарил и пригласил ее следовать за ним.
Всеволод провел ее к застекленному стеллажу, где были расставлены личные вещи В.В., лежали наброски его стихов, опубликованные статьи о нем. Вот и весь музей.
– Для вашей книжечки здесь найдется место. Это пока не музей, а уголок Высоцкого. Музей будет, многие люди хлопочут о здании для музея, есть такое рядом с театром.
Потом он провел небольшую экскурсию по театру. Показал две сцены, на которых выступал В.В. На малой сцене ей повезло увидеть, как репетировал Леонид ФИЛАТОВ, живьем. Побывали они и в гримерке Высоцкого. Ксения с трепетом взирала на небольшой столик с трельяжем и маленькой лампочкой сбоку. Рядом стоял стул, на котором сидел Володя.
– Можно присесть? – робко спросила Ксения. Всеволод разрешил, и она присела. Ей показалось, что от сиденья пошло тепло.
Его столик находился прямо возле окна. Она посмотрела за окно: совсем близко в зимнем ясном небе сияли позолоченные купола какого-то храма. В ней зазвучал голос Высоцкого: "Купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще Гос-подь замечал…". У нее на глазах выступили слезы. На этом экскурсия закончилась. Всеволод проводил ее до служебного входа и на прощанье вручил ей контрамарку на спектакль "Добрый человек из Сезуана". Она горячо поблагодарила его и пожелала успеха в благородном деле создания достойного музея Владимира Высоцкого.
На следующий день она поехала на метро на станцию улица 1905 года, недалеко от которой находилось Ваганьково, где был похоронен Высоцкий. В тот 1983 год на могиле стоял просто постамент из белого мрамора, но зато само захоронение находилось недалеко от входа с правой стороны. Было пустое пространство перед оградой, как бы площадь, специально задуманная для почитателей ПОЭТА, ПЕВЦА, ГРАЖДАНИНА. Именно на этой площади дважды в году они и собирались: на день рожденья 25 января и на день кончины 25 июля. За могилой в нескольких метрах стоял храм Воскресения Словущего. Странное соседство, мельком подумала она, еще не зная, что будет принимать крещение в этом храме через три года. Близился день рожденья В.В. и уже на могиле лежали живые цветы, в основном, гвоздики. Она купила веночек из хвои и положила на могилу, рядом большое яблоко и стихи. До 25 оставалось два дня. Стихи она написала в декабре 1982 г., как будто знала, что окажется в Москве, и положит их на могилу.
Ваганьково, 13 декабря 1982 года
1
На Ваганьково метели метут,
А к Высоцкому толпы идут
И кладут живые цветы
У его последней черты.
Кто-то спросит: – А памятник где?
Всенародной утрате-беде?
Есть такие громады окрест!
Здесь хотя бы поставили крест.
О, как больно ему на кресте!
Как горька у народа утрата!
А гвоздики – как кровь на Христе,
Будто вновь на Голгофе распятом.
2
Холодных рук твоих мне не согреть,
Сомкнутых век не разомкнуть слезой.
Мне суждено в горниле мук гореть
И за тобой – опасною стезей.
Никто, никто на целом белом свете
С тобой, живым, не встанет наравне.
Мне наяву тебя уже не встретить,
Но, к счастью, ты являешься во сне.
И происходит то, что быть могло.
Мы говорим и взглядом, и словами,
Когда б тебя в могилу ни свело
Твоей души неистовое пламя.
3
Пусть на твою могилу упадут
Мои стихи, пронизанные болью.
Последний твой неласковый приют,
Последний миг прощания с любовью.
Колени преклоню
И лбом холодным
Коснусь цветов, лежащих на снегу.
И здесь, в земле,
Ты будешь несвободным
От чувств моих.
Клянусь, я не солгу.
ХХІ век: Накаркала, блин, своими стихами. Она стала несвободна от умершего Высоцкого. Как прилепился после этого стиха, оставленного на его могиле, так и стал преследовать во снах, уже 35 лет прошло после его смерти. Любила, как живого, и живым он являлся ей во снах. Ну, не смех ли: – Смешно, не правда ли, смешно? Ну, вот: конь на скаку, а птица влет…
28
Еще в Алма-Ате после публикации стихов в газетах, когда их набралось уже около сотни, Салта посоветовала отправлять по 5-6 стихотворений по редакциям московских журналов. Ксения так и сделала. Из всех редакций поступали вежливые отказы, короче, отписки. Из журнала "Юность" тоже пришел отказ, но теплое доброжелательное письмо написал сам гл.редактор журнала Андрей Дементьев. Будучи в Москве, она решила сходить в редакцию лично. Позвонила и получила приглашение.
Она выбрала самое большое красное яблоко, отобрала несколько стихов и поехала на метро в редакцию "Юности". Дементьев оказался очень милым и обаятельным мужчиной, встретил ее тепло и дружелюбно, хотя к тому времени он уже был очень известным поэтом, на его стихи писались песни. Врученное яблоко он передал почему-то секретарше. Они почти дружески побеседовали, Андрей Дмитриевич как старший собрат по поэзии давал ей советы, ласково поглядывал на нее, провожая, подал ей шубу и даже помог надеть. Она оставила стихи и была очарована им. Стихи не были напечатаны в журнале, осталась печаль и стих, посвященный Дементьеву.
ВСТРЕЧА
Посвящаю А. Дементьеву
Вы давали добрые советы,
Ласково глядели, то да се.
– Искренность у вас,
Как лучик света.
Но ведь это же в поэзии не все!
Мне хотелось в чем-то возразить,
В чем-то и поспорить, может, с вами,
Но молилась: – Боже, упаси,
Как мечом, размахивать стихами.
Вот щитом – за ним от равнодушья
Даже милых в общем-то людей.
Ну, еще один, не самый худший,
На пути из тысячи путей.
Я ушла, уверена в душе,
Несмотря на горечь от беседы,
Что стою на новом рубеже,
Где пора одерживать победы.
Вскоре у нее вышел в Алма-Ате первый сборничек, и она выслала его Андрею Дементьеву. Он прислал ей небольшое письмо, в котором отметил понравившиеся ему стихи. В конце написал: От души желаю вам труда вдохновенного и радостного, радостей и удач. Хороший он человек и поэт душевный.
Наступило 25 января. Она вышла из метро и пошла в сторону Ваганьково, туда же шли потоком люди. Напротив кладбища был сквер. Он был весь заполнен людьми, там обменивались раритетами, связанными с Высоцким: статьями, книгами, кассетами, фотографиями. Продавались также его портреты, написанные художниками. Много продавалось сборников "Нерв", уже вышедших вторым или третьим изданием. Первое, вышедшее в 1981 году, невозможно было достать. Со всех сторон звучали песни нашего великого современника. Она купила два сборника "Нерв", один решила подарить Ирине Мандель.
Потом стала пробираться к могиле. Толпа была плотная, тут и там играли на гитарах и пели песни Высоцкого, читали его и свои стихи, посвященные Володе. Наконец удалось подойти к чугунной ограде. Вся могила была усыпана цветами, несмотря на мороз и ветер, как она провидчески написала в декабре. Горело множество свечей. Внутри ограды стояла Людмила Абрамова, мать сыновей Высоцкого, и поправляла букеты. Была она сильно похудевшая, поблекшая, совсем непохожая на красавицу, на которой женился Высоцкий.
Многие почитатели тут же распивали водку за помин души Володи в день его рождения. Было около десятка милиционеров, они сновали в толпе на случай каких-либо беспорядков. Но все было вполне мирно и пристойно, никто не хулиганил, не выражался нецензурной бранью. Было огромное общечеловеческое уважение и почтение к памяти Владимира Высоцкого. Была скорбь по ушедшему в мир иной. Она, конечно, не отважилась читать свои стихи, не привычная к публичным выступлениям.
По дороге в гостиницу зашла в магазин, купила водки и закуски. Сначала почитала сборник "Нерв", поплакала. В одиночестве выпила за своего любимого Володю, потом написалось стихотворение:
На книгу "Нерв"
В каждой строке одиночество
И бесконечность тоски.
Мне вот самой стихотворчество
Муку печет из муки.
К Богу взываю: – Всевышний,
Дай мне бессмертные строки!
Я заплачу своей жизнью:
Сблизь мои крайние сроки.
На следующий день вечером пошла на спектакль "Добрый человек из Сезуана". В 1976 году она была на этом спектакле в Алма-Ате с Высоцким в роли летчика. Такое вот совпадение случилось. В этот раз в роли летчика был Золотухин. Она смотрела на сцену, в горле застрял ком, и она ничего не видела. Не досмотрев даже первое действие, она ушла. Пока добиралась до гостиницы, из глаз катились слезы. Допила водку и уснула тяжелым хмельным сном, и приснился ей Володя да так хорошо! Они объяснялись друг другу в любви, потом целовались.
Неделя закончилась, она забрала документы и улетела домой в Алма-Ату. Опять потянулись безрадостные однообразные дни: работа – дом.
Как-то зимой, как обычно, она поехала домой на обед. Сын был у бабушки, немного приболел. В почтовом ящике лежало письмо. Странно. Достала конверт. Знакомый почерк: корявые буквы тети Тани, матери Вовки Битникова. Почему-то задрожавшими пальцами открыла конверт. "Здравствуй, Ксюшенька. Володенька умер 11 января в больнице". Все, больше ничего. Ее будто обухом по голове ударило. Прошлое кануло в небытие. Она не пошла на работу, не позвонила. Слишком велика была утрата. В холодильнике было полбутылки водки. Она выпила все, нарыдалась. Бродила по квартире, ничего не соображая. Белый день превратился в ночь. Села писать стихи.
Памяти В.Б
Задыхаюсь – не дыша.
– Я люблю тебя, Владимир!
Дом в четыре этажа
В этот час как будто вымер.
Головою бьюсь, скорбя,
(бьют часы в пустой квартире),
Осознав, что без тебя
И меня нет в этом мире.
"Зачем так безжалостно, Господи? Я ведь неплохой в общем-то человек. Неужели талант Поэта, мое предназначение забрали у меня все личное, женское? Забрали великий дар небес – любовь?" – думалось в хмельном тумане. Она восставала против несправедливости, на этот раз не людской, а Божьей.
22 февраля 1983 года
Еще один удар преподнесла судьба.
Не ведает она ни устали, ни лени.
Нет сил поднять с одной могилы лба,
Как у другой встаю я на колени.
Какое табу Господь наложил
На эти имена, родные сердцу?
Один недожил, круг не завершил,
Другой оставил сиротливым детство.
А у меня со смертью одного
Отрезаны все в прошлое пути.
Другой ушел, и в будущем темно.
Как ни гляжу, не видно мне ни зги.
День скорби завершился скандалом. Ренат пришел с работы, а она спит пьяная. Он ее разбудил, и с ней приключилась истерика:
– Вовка умер! Вовка умер! Моя первая, единственная любовь! Жить не хочу…