Где-то в глубине души вспыхнуло ликующее: "Не так все плохо, раз с собой зовет!"
А Эрни нетерпеливо тянул ее за руку:
"Скорей, иди одевайся, а не то опоздаем!"
Уже сдаваясь, но упираясь для виду,
Габи все же спросила на бегу:
"Куда опоздаем?"
"По дороге расскажу. Торопись!" - Эрни почти втолкнул ее в комнату, но сам за ней не вошел, а скромно остался в коридоре.
Даже сквозь дверь чувствуя его нетерпение, Габи поспешно натянула белое кружевное платье на атласной подкладке, которое надевала только в исключительных случаях. Но сегодня ведь случай был исключительный, не так ли? К тому же платье, хоть и кружевное, сшито было так ловко, что можно было обойтись без нательной арматуры, без которой она и обошлась.
Уже за воротами, пристегиваясь ремнем к пассажирскому сиденью, она повторила свой вопрос: "Куда же мы опаздываем?"
Эрни ответил вопросом на вопрос:
"Надеюсь, ты знаешь, как выбраться из этого чертова лабиринта?"
"Не то, чтобы я часто выезжала отсюда на машине, я все больше на автобусе. Сейчас сверни направо, и скажи, наконец, куда мы едем".
"Мы едем на концерт Зары. Ты когда-нибудь слышала, как Зара поет?"
"А кто это?"
"Как, ты ничего не знаешь о Заре? Чем вы там занимаетесь, в своей киношколе?"
Габи пожала плечами - знакомство со звездами яффских ночных клубов в программу киношколы не входило. Она лично посвящала там в тайны постановки голоса заносчивых молодых режиссеров, каждый из которых считал себя гением и в гробу видел искусство постановки голоса вообще и изучение этого искусства в частности.
"Но Зара не просто яффская звезда, слава Зары докатилась даже до Нью-Йорка, - воскликнул Эрни, ловко выбираясь из головокружительного лабиринта Рамат-Ганских улиц. - Можно сказать, что я на этот раз приехал в Израиль специально, чтобы послушать пение Зары!".
"Жаль, что не я ставила ей голос", - вздохнула Габи.
"Не ей, а ему", - поправил ее Эрни.
"Как, ваша Зара - мужчина? Почему же у нее, то есть у него, такое женское имя?".
"Приедем - увидишь", - пообещал Эрни.
По сути они уже почти приехали - машина катила по приморскому проспекту, открывавшему вид на бесконечный песчаный пляж, окаймленный бесноватым прибоем Средиземного моря.
"Остановись тут на минутку, - попросила Габи, заметив свободную стоянку у тротуара. - Полюбуйся нашим морем! Оно всегда готово превратить любое мелкое волнение в ревущую пенистую бурю. За ним нужен глаз да глаз, как за всем Ближним Востоком".
"Скажи мне лучше, госпожа философка, ты была когда-нибудь в ночном клубе?" - засмеялся Эрни, заталкивая Габи обратно в машину.
"Почему ты спрашиваешь?" - насторожилась она.
"Моя любимая учительница Татьяна утверждала, что в России ни о каких ночных клубах не могло быть и речи",
"В ее времена, конечно, так и было, но теперь там ночных клубов больше, чем дневных", - храбро отпарировала Габи, таким хитрым способом уклоняясь от ответа на вопрос. Потому что, по правде сказать, она никогда в жизни не была в ночном клубе, но сознаваться в этом не хотела. Ей почему-то вдруг показалось, что такое признание спустит ее вниз по социальной лестнице, на которой она до сих пор довольно ловко балансировала на одной ступеньке с Эрни.
Поэтому она постаралась придать своему лицу выражение полного безразличия, когда они, пройдя под стрельчатой каменной аркой, спустились по коленчатой гранитной лестнице и оказались в низком зале, напоминающем обшитую малиновым бархатом коробку для хранения драгоценностей. Все здесь было нарочитым и слишком шикарным - крохотные мраморные столики на витых золоченых ножках, окружающие их такие же витые золоченые стульчики и подобострастно извивающиеся официанты в малиновых фраках с золотыми пуговицами. Несмотря на шумные вздохи кондиционера, воздух в зале казался спертым и слишком душистым - Габи не сразу поняла, что кондиционер выдыхает не только холод, но и плотную струю приторного цветочного одеколона.
Они и впрямь примчались к самому началу - едва они вошли, распорядитель запер за ними дверь и плотно задернул поверх нее тяжелый плюшевый занавес. Зал был набит до отказа, свободных мест вокруг столиков не было, все стульчики были заняты. Краем глаза Габи заметила, как пара зеленых кредиток перекочевала из ладони Эрни в ладонь официанта, который через минуту принес крохотный столик с парой стульчиков и стал втискивать его в узкое пространство перед самой сценой. Сцена была на удивление большой для такого тесного зала, она простиралась от стены до стены напротив входной двери. Над нею опытный взгляд Габи приметил натянутую высоко под потолком цепочку разноцветных фонарей. Фонари не горели, и сцена была погружена в зыбкую полутьму, в глубине которой скрывался маленький оркестрик, притаившийся в дальнем углу. Публика состояла в основном из сидящих парами красиво одетых молодых людей, причем очень немногие из них были с девушками.
Не успели Габи с Эрни усесться, как оркестрик заиграл что-то томное и старомодное, похожее на танго двадцатых годов. После нескольких тактов по залу пробежал невнятный коллективный вздох, а по спине Габи пробежал легкий сквозняк. Она обернулась и увидела, как в малиновой стене распахнулась скрытая обоями дверь и из нее в зал впорхнула высокая женская фигура в сверкающем длинном платье и широкополой шляпе, почти скрывающей лицо. Зал грохнул аплодисментами, на миг заглушившими музыку.
Дверь закрылась, женщина в шляпе приветственно помахала рукой, и аплодисменты разом смолкли, музыка тоже. Стало очень тихо. В наступившей тишине женщина выдохнула в пространство дивной красоты аккорд, напоминающий скорее не человеческий голос, а отрывок из концерта скрипки с оркестром. Маленький оркестрик подхватил этот аккорд, разогнал его на вариации, и женщина запела чарующим контральто.
Она исполняла подлинное старое танго, хоть и незнакомое Габи, но как две капли воды похожее на любимые мелодии ее детства, хоть и не "Брызги шампанского", но какой-то французский их вариант, полный полночной истомы и брызг шампанского. Плавно покачивая бедрами в такт музыке, певица медленно скользила между столиками, направляясь к сцене, к которой вела крытая малиновым ковром короткая лесенка.
Взойдя на сцену, Зара поплыла по ней в ритме танго, но уже в роли мужчины, ведущего в объятиях даму. Контральто ее совершенно естественно сменилось мелодичным баритоном, столь же мужественным, сколь женственным было контральто, хотя длинные ноги в остроносых лодочках на шпильках по-прежнему оставались вызывающе женскими. Габи вдруг охватило странное чувство, будто она уже видела это шоу в другой жизни. Она закрыла глаза - сейчас, сию минуту она вспомнит, что это было! Но тут ладонь Эрни накрыла ее пальцы:
"Что ты будешь пить?"
Глаза пришлось открыть - над ее плечом вежливо порхал малиновый официант с блокнотом в руке. Габи отмахнулась - ничего она не хочет, она уже достаточно выпила сегодня.
"Придется себя заставить, - шепнул Эрни. - В ночном клубе каждый гость обязан заказать какой-нибудь напиток".
Ладно, гулять - так гулять, решила Габи и попросила официанта принести ей стопку финской водки. Тогда Эрни тоже заказал водку: "Почему бы и мне не попробовать?"
А Зара уже плыла по сцене, закинув назад голову и широко раскинув руки. Из горла ее опять вылетел чистейший звук скрипки и, вибрируя, повис в воздухе. Поднимаясь все выше и выше, он длился так долго, что у Габи заложило уши. Когда звук скрипки оборвался, в зале на миг стало мучительно тихо. Габи вздохнула с облегчением и залпом проглотила всю водку, не закусывая - недаром она прожгла свои лучшие годы за кулисами московских театров!
"Настоящая русская женщина!", - восхитился Эрни, пригубил свою стопку и поморщился: "Ну и мерзость!". Он отставил свою стопку и, кивком подозвав официанта, заказал порцию виски с содой. Не успел он ее выпить, как под потолком вспыхнули цветные фонари и оркестранты грянули фокстрот. Певица закружилась по сцене, мелко перебирая ногами, ажурная юбка ее взметнулась колоколом, открывая узкие щиколотки и сильные голенастые икры.
Не прекращая кружения, она сорвала с себя шляпу и бросила в зал, и хоть темные локоны закрыли ей лицо, Габи внезапно узнала ее по этому движению. Сомнений не оставалось - это была невеста из свадьбы в башне!
Габи ахнула так громко, что Эрни вздрогнул и положил руку ей на плечо:
"Что случилось? Тебе дурно?"
"Я ее знаю! Я с ней... Я пела на ее свадьбе!" - горячо зашептала Габи, пытаясь облегчить словами нарастающее в груди напряжение. Эрни ошарашено уставился на нее так, словно она секунду назад спустилась в этот зал на машине времени:
"О чем ты? На какой свадьбе?"
Габи начала было рассказывать ему про арфу, башню и дамский дуэт, но на них зашикали со всех сторон и ей пришлось замолчать. Вечер для нее был безнадежно испорчен. Чтоб хоть немного снять напряжение, она на одном дыхании глотнула всю недопитую водку Эрни. В голове у нее поплыло, уши заложило, и она отключилась. Ее не восхищали больше невероятные переходы голоса Зары от баритона до колоратурного сопрано, не завораживали мелькания ее длинных ног, уже не прикрытых платьем. Габи не заметила, куда девалось платье, и не слышала восторженного рева публики, хватающей налету разбрасываемые певицей сорванные с себя пелеринки, подвязки, трусики и чулки.
Иные картины лихорадочно мелькали у нее перед глазами, картины, которые она насильно затолкала тогда в дальние подвалы памяти. Она снова стояла рядом с Инной, прижимаясь спиной к холодному камню древней стены и, не веря собственным глазам, следила, как под экзотические звуки тройки с бубенцами невеста, томно извиваясь, заводит руки за спину и сбрасывает на пол бюстгальтер. Никаких грудей под ним нет - там, где должны были быть груди, темнеют плоские коричневые соски, окруженные завитками волос.
А невеста уже расстегивает крючки на юбке, которая белой пеной падает к ее ногам, открывая прозрачные кружевные трусики на стройных - не слишком ли стройных для девушки? - бедрах и тоненький золотой пояс с пристегнутыми чуть повыше колен ажурными чулками. Гибкими вращательными движениями бедер невеста начинает медленно-медленно спускать трусики вниз ...
На сцене полуобнаженная Зара делала то же самое - гибкими вращательными движениями бедер она медленно-медленно спускала вниз трусики. Взгляд ее скользнул по лицу Габи и застыл на миг, словно магнетически притянутый нахлынувшими на ту воспоминаниями. Длинные темные глаза в неправдоподобно мохнатых, скорей всего, наклеенных ресницах, сузились в напряжении, как будто искали в закромах памяти что-то забытое. И тут же расширились и закрылись - она вспомнила, конечно, вспомнила!
Внезапно Габи охватил леденящий ужас - сейчас случится что-то непоправимое! Голос разума прошептал невнятно - "ну что может случиться!". Взгляд Зары пронзал Габи смертоносным лучом, и другой голос, подсознательный, уже не шептал, а вопил: "Когда случится, будет поздно! Беги отсюда поскорей!".
Габи вскочила и, бросив на ходу краткое: "Я ухожу!" стремительно помчалась к двери, ловко огибая тесно составленные столики. Эрни молча побежал за ней, не решаясь вопросами вызвать шквал неприязненных выпадов и угроз со стороны других гостей клуба. Толпе в зале была слишком накалена представлением, и не стоило ее раздражать.
Открыть входную дверь оказалось не просто - зачарованный зрелищем охранник никак не мог понять, почему Габи, откинув занавес, тянет на себя неподатливую дверную ручку. Этого не мог понять и Эрни. Яффской крепости.
"Куда ты? - попытался он остановить Габи, рвущуюся бежать невесть куда, только бы подальше отсюда. Но куда можно было бежать? Перед ними высилась глухая крепостная стена с кусочком звездного неба над ней, позади - здание клуба без единой светящейся точки, вправо и влево уходили невидимые во тьме переходы и лестницы. - Чего ты так испугалась?"
"Она меня узнала!" - пробормотала Габи, прижимаясь мокрой щекой к плечу Эрни.
"Зара узнала тебя? Ведь ты раньше о ней даже не слышала!" - не поверил Эрни.
"Но она меня слышала! Я три часа подряд пела ей русские романсы!".
"Ты пела - ЕЙ? Ну, ты даешь!"
"Именно - я ей, а не она мне. Причем я стояла так близко, что ее дыхание шевелило мне волосы. Вот только она - совсем не она!"
"Я вижу, у тебя совсем крыша поехала. Ни к чему тебе было пить столько водки! Пошли!".
Осторожно нащупывая путь, они двинулись сперва влево, потом вверх по каким-то бесконечным ступенькам, пока не пришли в тупик. Тогда они повернули обратно, спустились вниз по тем же ступенькам и направились вправо. Там тоже оказались ступеньки, которые вели вниз. Все это время, пока они, оступаясь, брели в полной тьме по щербатым древним ступенькам, на внутренней стороне век Габи то и дело возникала непостижимая картина, не имеющая никаких корней в виденной только что реальности. На картине было изображено мертвое лицо Зары с широко открытыми длинными глазами в неправдоподобно мохнатых, скорей всего, наклеенных, ресницах. Глаза были каменно неподвижны, как никогда не бывают глаза у живых.
Видение исчезло только когда они вышли, наконец, на слабо озаренную площадку, напоминавшую дно колодца. В одном из верхних окон за розовой шторой горел свет, освещая каменные плиты и подвешенные вдоль стены горшки с цветущими кактусами. В дальнем углу площадки притаились новые ступеньки, на этот раз ведущие вверх. Эти ступеньки вывели их прямо к каменному бассейну с археологическими раскопками, откуда путь к машине был ясен и прост. Эрни взял Габи под руку:
"Ты вся дрожишь! Ты и вправду так испугалась?".
"Если б ты знал! Если б ты знал, что я видела! Я никогда никому не рассказывала, - хочешь, я расскажу тебе?".
"Валяй, рассказывай, - согласился Эрни с усмешкой, усаживая ее на пассажирское сиденье. - Только истинную правду, ладно?".
"Да у меня бы фантазии не хватило такое выдумать!"
И она начала с самого начала - про Инну, про арфу, про старинную турецкую башню без электричества.
"Я думаю, во всем этом была какая-то тайна. Зачем надо было устраивать свадьбу в таком странном месте и без единого гостя?".
"Но я еще не знаю, что на этой свадьбе произошло", - трезво отозвался Эрни, петляя и кружа в хитросплетении яффских улочек.
И Габи, очертя голову, бросилась в омут своих запретных воспоминаний. Оказалось, она видела почти все и помнит такие подробности, о которых даже не подозревала. Чем больше она рассказывала, тем больше увлекала своим рассказом Эрни, в результате чего он окончательно заблудился и остановил машину на какой-то темной площади, окруженной тенями неосвещенных домов, по виду не жилых.
"Мне тоже нужно слегка проветрить голову, - сообщил он, сбрасывая пиджак, - да и ноги затекли. Давай сядем на заднее сиденье, распрямимся и расслабимся".
Габи почему-то не сразу разгадала его замысел, а может быть, разгадала, но подсознательно скрыла это от себя самой. Она охотно пересела на заднее сиденье и, откинувшись на спинку, наткнулась на протянутую руку Эрни, который немедленно охватил ее плечи и погрузил кудрявую голову в ямочку у основания ее горла.
"Рассказывай, рассказывай, - прошептал он хрипло. - У тебя такой дивный голос и пахнешь ты одуряюще!".
Габи попыталась продолжить свое повествование, но едва она приступила к описанию немыслимых поз Зары и ее партнера на том красном диване, как почувствовала, что ее собственный партнер все равно ни слова не слышит, а только автоматически повторяет: "Рассказывай, рассказывай". А рука его при этом упорно пытается стянуть с нее белое кружевное платье на атласной подкладке, сшитое так ловко, что его можно носить без нательной арматуры, без которой Габи сегодня и обошлась.
Она не стала ему помогать, но и сопротивляться тоже не стала. Сердце ее закатилось куда-то вбок, от чего она вроде бы сомлела - так давно, так давно никто не срывал с нее одежды! Вообще в ее сбившейся набекрень жизни давным-давно не было ничего хорошего, ничего радующего душу, если не считать мелких побед над источенным смертельной болезнью Иоси.
Эрни тем временем отчаялся стянуть платье с ее плеч и начал куда более эффективно заголять ее снизу. Он очень быстро с восторгом обнаружил полное отсутствие нижнего белья под атласной подкладкой, складно скользящей вверх по ее бедрам. Пальцы у него оказались сильные и нежные, хорошо умеющие ласкать и гладить, и в конце концов Габи сама сорвала с себя надоевшее платье и позволила ему делать с нею все, что он хотел. Тем более, что она хотела того же - не меньше, а, пожалуй, даже больше.
Потом, обессиленная и легкая, почти невесомая, она сделала попытку натянуть на себя платье, но Эрни пресек эту попытку, выхватив у нее платье и закинув его на переднее сиденье.
"Куда ты спешишь? - прошептал он, притягивая Габи к себе. - Какой смысл надевать платье, чтобы тут же снять его снова?"
Она даже не взглянула, куда приземлилось платье, и они снова блаженно покатились в сладкое забытье, населенное искрами, мелкими всхлипами и внезапно вернувшейся к Габи радости жизни. Радость эта до краев наполняла ее, пока они искали дорогу домой в темном лабиринте улиц и переулков без единого прохожего. Ей было не жаль парадного кружевного платья, смятого и порванного в нескольких местах, ей было не жалко себя, бездомную и бесприютную, у нее все было хорошо, все было так, как надо!
Дома она открыла ворота и проследила, чтобы Эрни запер гараж, после чего они неслышно проскользнули внутрь спящей виллы и нежно поцеловались на прощанье.
"Ты прекрасная, прекрасная!" - выдохнул ей куда-то за ухо Эрни, прежде, чем бесшумно шагнуть на темную лестницу, ведущую на второй этаж.
Войдя к себе, Габи поспешно сдернула платье, швырнула его на пол, потом, как была, без ночной сорочки, рухнула на постель и погрузилась в счастливый сон. Давно она не спала так бездумно, так раскованно, без сновидений и ночных кошмаров. Спала так крепко, что чуть не проспала утреннюю трапезу Иоси. Она вскочила за пять минут до назначенного времени, кое-как оделась и пригладила волосы, не успевши даже умыться, не говоря уже о подкраске лица, чего она до сих пор ни разу себе не позволяла.
Ей показалось, что Иоси поглядывает на нее лукаво, словно догадывается о ее ночных приключениях. Но что ей сегодня был Иоси с его иронической всезнающей улыбкой? Она с нетерпением ждала встречи с Эрни - она хотела поймать его первый взгляд, чтобы сразу оценить его отношение к ней и ко вчерашнему безумству.
А Эрни все не шел и не шел. Конечно, он тут не на службе, он в гостях, и может позволить себе спать, сколько угодно, не то, что она. Уже спустилась к своему утреннему кофию Белла, любительница поспать попозже, а его все не было и не было. Кажется, и Белла поглядывала на нее с загадочной усмешкой - интересно, что они оба знают, старые хрычи?