Единственным существом, с которым я теперь могла быть предельно откровенной, был Тролль. Ирония судьбы. Именно он втянул меня во все эти дурацкие приключения, и я надеялась, что если последовать лешиному совету и затаиться, то все утихнет само собой. Я подумывала о том, чтобы удалить Закидонского со своего аккаунта, но как только я об этом заикнулась, Тролль развопился и разобиделся, как трудный подросток в самый разгар пубертата. Я взяла с него обещание, что, пока все окончательно не устаканится, он и пальцем не прикоснется к клавиатуре. Он нехотя дал мне такое обещание, но, помня о его коварстве и о том, что вообще-то у него нет пальцев, я не была уверена, что ему можно доверять, и каждые два-три дня потихоньку меняла пароль на обоих компах и на входе в игру.
Бегала я теперь по утрам укороченным маршрутом. Утро у меня начиналось довольно поздно, когда большинство нормального народу уже расползалось по своим офисам и начинало там распивать свои традиционные офисные чаи. Я выползала из своей квартиры, пробегала по легкому морозцу примерно половину своего прежнего маршрута, затем с удовольствием врывалась обратно в свое уютное теплое гнездышко, ныряла в душ и, чувствуя себя проснувшейся, свежей и юной, варила себе свой утренний кофе и даже иногда, когда не ленилась, жарила омлет.
Сменить замок я так и не удосужилась. Тролль обещал бдить и, если пожалуют снова нежданные гости, приготовить мне целый штабель спящих красавчиков. Он не шутил, и я была уверена, что к обороне нашего с ним жилища он относится даже с преувеличенной ответственностью. А с его-то возможностями я даже представить боялась, во что это может вылиться.
Сосед с сайта знакомств больше не делал попыток сблизиться, чему я, если честно, была только рада.
Алексей тоже не объявлялся. В игру я выходить боялась, а другого способа связи с ним у меня не было. Я не была уверена, что эта связь вообще мне нужна, я надеялась, что со временем у меня сотрутся воспоминания о том, как я провела рукой по его груди во время нашего танца и как я касалась его щеки, когда мы шептались про этого дурацкого Закидонского.
Но какая-то упрямая часть меня заботливо хранила эти воспоминания, иногда доставала их из глубин памяти и бережно рассматривала, как старые, медленно выцветающие фотоснимки.
9
Новый год я встречала в гордом одиночестве, если не считать Тролля. Маринка звала меня к себе, но я отказалась. Я так привыкла. Она тоже привыкла к моим вежливым отмазкам. Звала так, чисто из вежливости и по традиции.
Я купила себе бутылку темного рома и сделала один-единственный любимый салатик. За пять минут до полуночи сработал будильник на сотовом, я таки не утерпела и вышла в игру. Мне было любопытно, кто из наших встречает Новый год так же, как я – у компа с любимой онлайн-игрой. Оказалось, что чуть ли не полгильдии. Я присоединилась к игровому чату как раз в тот момент, когда Миша говорил тост:
– … и уверен, что следующий год мы проведем так же весело и насыщенно, как и этот: не отрывая задниц от компа, в любимой игрушке, в нашей тесной и теплой компании. "Стая", бдзынннь!
Нестройный хор голосов с нездоровым энтузиазмом изобразил звук чокающихся бокалов, у кого-то на фоне стал слышен бой курантов, я похихикала, выпила свою рюмочку рома, поздравила всех с Новым годом и отправилась немного побродить по новогоднему игровому миру. Специально к празднику во всех локациях игры нарисовали сугробы (в воздухе даже кружились красивые, объемные снежинки), на всех улицах игровых городов торчали снеговики и украшенные елки, народ щеголял игровыми новогодними костюмами, пускал фейерверки и швырялся безобидными снежками. Да, здесь действительно царила атмосфера праздника. Домовой сидел перед монитором и с тоской смотрел, как игроки хвастаются своими новогодними прибамбасами, которые приобретаются только на специальном новогоднем фестивале за выполнение забавных праздничных квестов: например, нарядить определенное количество елок, слепить сколько-то снеговиков, швыряться снежками, помочь накрыть праздничные столы прямо на улицах и так далее. Наградами были не только миленькие костюмы и карнавальные маски, но и фейерверки, плащи, сказочные зверюшки, бегающие по пятам за героями. Прямо перед нами долго крутился какой-то выпендрежник верхом на новогоднем олене с украшенными гирляндой огоньков рогами.
Наши парни в чате болтали о том о сем: кто рассказывал про новогодний корпоратив, кто хвастался оригинальными подарками от друзей-приколистов. Травили анекдоты…
Я даже поверила, что встречаю этот Новый год не одна.
Вдруг с характерным звуковым сигналом на экране возникло личное сообщение. От Alatriste, конечно же.
"Привет, с Новым годом!"
"Привет. Взаимно".
Я почувствовала, что щеки горят. Буду считать, что от рома.
"Ты одна?"
"Одна" – Тролля я решила не принимать в расчет, а врать о ком-то несуществующем смысла не имело.
"Я забегу? Просто поздравить".
Я подумала. Мне ужасно хотелось его увидеть, но ой, мама дорогая! Я же не ждала гостей. Хоть голова помыта, и то ладно. Может, приодеться? Поразмыслив, я решила, что не стоит тратить силы, чтобы произвести впечатление на того, кому все равно.
"Забегай, только предупреждаю, что я гостей не ждала и слегка не при параде".
Он нарисовал смайлик и вышел из игры.
Я в панике металась по квартире и срочно наводила марафет: изобразила на голове что-то вроде изящной прически, скрутив "хвост" в причудливую загогульку и нацепив заколку. Вихрем пронеслась по квартире, собирая везде разбросанные вещи. Утащила от компьютера на кухню гору немытой посуды. Выложила салатик (почти нетронутый) в красивую вазочку, поставила бутылку рома на видное место…
Через двадцать минут в дверь позвонили.
– Надо же, – ехидно прокомментировала я, адресуясь к Троллю, – звонит теперь, как приличный, не ломится.
Тролль усмехнулся, подмигнул и исчез, наказав, если что, орать погромче.
Я метнулась к двери, остановилась, отдышалась, мимоходом глянула на себя в зеркало. Ну и позорище: вытянутый мешковатый домашний свитер, леггинсы и длинные, до колен, связанные еще мамой полосатые носки. Якобы изящная прическа на голове больше смахивала на жуткий колтун с заколкой, но зато глаза сверкали, щеки горели, и я решила, что сойдет для сельской местности.
Я распахнула дверь, и новогодние поздравления застряли у меня в глотке.
Алексей был на площадке не один. На этот раз он был, можно сказать, при параде: короткое черное полупальто нараспашку, небрежно намотанный на шею ультрамодный шарфик, встрепанные светлые вихры… И как-то не вязалось с праздничным видом встревоженное выражение его лица и потемневшие глаза. Да и два амбала, которые маячили у него за спиной, – во всем черном, в черных же шапочках по самые брови и почти одинаковых черных куртках – тоже как-то не создавали ощущение праздника…
Не дав опомниться ни мне, ни ему, они втолкнули его в прихожую, ввалились в квартиру и захлопнули дверь.
Один из них сразу очутился возле меня и прошипел прямо в лицо:
– Пискнешь – прибью!
У меня перехватило горло, не то что пискнуть, но и вдохнуть я смогла не сразу.
– Здравствуй, жопа, новый год! – осклабился второй, и я увидела, что одной рукой он почти нежно обнимает Алексея за плечи, а второй держит пистолет, приставленный к его шее.
– Поговорим?
Я молча кивнула, по-прежнему не в состоянии произнести ни слова.
Черт, где же Тролль, когда он больше всего нужен? Кто там собирался обороняться?
Стараясь не делать резких движений, я слегка повернула голову и скосила глаза. Домовой медленно двигался вдоль стены. Когда он увидел, что попал в поле моего зрения, он кивнул мне и тихонько сказал до ужаса серьезным голосом:
– Спокойно. Я тут. Поговори с ними.
Я еще раз кивнула, на этот раз ему.
– Что вам надо от меня? – срывающимся голосом выдавила я, хотя догадаться о причине их появления теперь было нетрудно.
– Закидонский. Это он? – Тот, что был возле меня, кивнул в сторону Алексея.
– Нет, – сказала я, – это не Закидонский.
– Кто же он такой? – зловеще улыбаясь, спросил второй и ткнул его пистолетом в шею так, что у Алексея дернулась голова. Он сильнее сжал зубы, но по-прежнему молчал.
– Он… мой знакомый… по игре. Но это не Закидонский. Это Alatriste. Он из нашей гильдии.
– Алатристе? – Первый оглянулся на того, который держал Алексея, и тот кивнул: видимо, имя игрока было ему знакомо. Но пистолета он не опустил. – А где же Закидонский? – почти ласково спросил у меня первый амбал, приблизившись так, что мне захотелось попятиться, и я вжалась в стену.
– Он давно сюда не приходит. Мы поссорились.
– Как его найти?
– Я не знаю.
– Врать нехорошо. Мы сейчас сделаем "бобо" этому красивому мальчику, если ты не скажешь нам, как найти нашего друга.
Вот самое время вмешаться Троллю и сделать "бобо" этим двум нехорошим дядям, подумала я. Домовой, видимо, тоже так решил, и я увидела, как пистолет медленно сместился с шеи Алексея к лицу своего хозяина. У того округлились глаза, он зарычал. Алексей, почувствовав, что хватка ослабла, изо всех сил ударил державшего его амбала локтем под дых и добавил головой прямо в лицо. Он рванул ко второму, который стоял возле меня, но тот, обернувшись, молниеносным движением выхватил пистолет из кармана куртки. Грохнул выстрел, и я завизжала, увидев, как Алексея отбросило в сторону и он врезался в мое зеркало. Тот, что стрелял, вдруг схватился руками за голову и согнулся пополам. Пистолет выпал из его руки. А тот, кому Алексей расквасил головой морду, сползал по моей двери, оставляя на ней кровавый след.
Я в ужасе смотрела, как теперь в моей прихожей в крови и осколках зеркала валяются трое мужчин. Тот, что стрелял, прекратил корчиться и затих. Пистолет словно сам собой отлетел от него подальше. У того, что сполз по двери, на куртке появилась дыра, и было видно, как вокруг нее черная ткань стала мокрой.
Я бросилась к Алексею. Он зашевелился, стряхивая с себя осколки зеркала, поднял голову и впервые подал голос:
– Ты цела?
– Да. А ты?
Он поднял руку, залитую кровью. По виску тоже заструилась кровь. Но он довольно резво вскочил на ноги и оглядел тех двоих. Того, что стрелял в него, но попал в своего, он пнул ногой.
– Оба живы, – сообщил мне домовой, заглянув в лицо раненому.
– Поговорили! – со злостью бросила я ему. Алексей с удивлением глянул на меня, а домовой пожал плечами:
– Я тебе обещал, что уложу их тут штабелями? – Он развел руками, показывая, что сделал свое дело.
Алексей уже кому-то звонил и сообщал мой адрес.
Мы сидели в кухне. До приезда "скорой" и полиции я успела обработать Леше руку и порез на голове. Кровь остановилась, запекшись в волосах, и теперь я влажной салфеткой оттирала ее с его виска и щеки и выбирала из волос осколки зеркала. Руку я ему кое-как замотала бинтом.
Когда мы давали показания, я узнала, что фамилия его Чагин, а отчество – Евгеньевич. Мило. Вот и познакомились.
Подстреленного унесли на носилках в сопровождении полицейских; стрелявшего, на котором не обнаружилось видимых повреждений, увели в наручниках. В прихожей копошились эксперты, которые выковыряли пулю из моей двери, упаковали в пакетики все найденные пистолеты, взяли образцы крови, которой оказались перепачканы пол, стены, дверь…
Наши с Лешей показания в основном сошлись, кроме того момента, когда стрелявший дяденька вдруг выронил пистолет.
Тролль велел сказать, что это я его шарахнула в висок, и на меня недоверчиво посмотрели все, включая Алексея. Но в итоге вроде бы поверили.
У меня наступила реакция – стучали зубы и дрожали руки. Я боялась разреветься на глазах у всех и то и дело кусала губу. Когда я подписывала собственные показания, автограф мой вышел корявым и, наверное, не совпадал с оригиналом в паспорте. Алексей заметил это и, не стесняясь присутствующих полицейских, подошел ко мне и крепко обнял.
Тролль молча наслаждался.
Я боялась пошевелиться, уткнувшись лицом в грудь мужчины, которого я вот уже месяц безуспешно пыталась забыть. Он прижимал меня к себе забинтованной рукой, а здоровой гладил по голове. Я услышала, как полицейский, который нас допрашивал, зашелестел своими бумажками, собирая их со стола, и, уходя, похлопал Лешу по плечу. Тот молча ему кивнул. В моей квартире наконец стало тихо.
– Все ушли, – тихонько сообщил мне домовой.
Я представила, что было бы, если бы этот ублюдок попал в Алексея, стреляя практически в упор, и беззвучно разрыдалась ему в рубашку. Он шептал мне в волосы утешительные слова, и от этого еще больше хотелось разреветься в голос.
Я почувствовала, что домовой тоже куда-то испарился, и попыталась взять себя в руки.
Я отстранилась от Алексея и увидела, что на рубашке осталось изрядное мокрое пятно. Бедная рубашка. Пока я умывалась в ванной и смывала с рук Лешину кровь, я снова тихонько всплакнула. Однако холодная вода помогла прийти в себя, и даже лицо, когда я вышла из ванной, стараясь не смотреть на бардак в прихожей, было уже не таким опухшим.
Алексей стоял посреди кухни, держа в одной руке мою початую бутылку рома, а в другой – невесть откуда взявшуюся бутылку шампанского.
Когда я вошла, он показал их мне и спросил:
– Тебе чего налить?
– Откуда шампанское? – удивленно спросила я.
– Я принес, – сказал он, улыбаясь, – чудом не разбилась. Будешь?
– Нет, я лучше ром.
– Ром так ром. – Он налил две полных рюмки, одну протянул мне, другую осторожно взял пальцами забинтованной руки. – С Новым годом!
Я выдавила из себя улыбку, мы чокнулись. Он выпил свою залпом, выдохнул, помотал головой, зажмурившись. Я пила свою медленно, маленькими глоточками, слегка стуча зубами по краю рюмки и наслаждаясь тем, как ром согревает горло. Леша молча наблюдал за мной и, когда я поставила свою рюмку на стол, сразу же налил нам по второй. Я взяла свою, он – свою. Мы снова чокнулись. Я вопросительно посмотрела на него, и он выдал второй тост:
– За то, что все живы.
Я снова содрогнулась, представив Лешин труп в моей прихожей, на этот раз настоящий, и опрокинула в себя вторую рюмку рома.
Меня начало отпускать. По телу разлилось тепло, щеки снова стали гореть.
Мы сели за стол и накинулись на салат.
– Чагин, – сказала я с набитым ртом, – расскажи мне все. Где ты их взял?
Он не торопился отвечать, хотя состроил скептическую мину и недовольно поднял бровь.
Он не спеша дожевал, налил нам по очередной рюмке и спокойно, как будто речь шла о чем-то обычном, сказал:
– За тобой следят. За мной тоже. За игрой следят. Практически за всей нашей гильдией следят. Я не думал, что они попрутся за мной к тебе, иначе бы, клянусь, я бы к тебе не пошел. Я и слежку-то не заметил, пока в дверь к тебе не позвонил. Поверь мне, я очень удивился. А теперь ты мне скажи. Как тебе удалось его вырубить?
Я молча зажала свою рюмку в ладонях, согревая ром, как коньяк, и старалась не смотреть ему в глаза.
– Ты спасла мне жизнь, – все так же спокойно произнес он.
Я закусила губу и кивнула. Ненавижу врать!
Он поднял свою рюмку и торжественно провозгласил:
– Третий тост пусть будет за любовь! Левой рукой!
Я кивнула, переложила рюмку в левую руку и выпила. За любовь.
10
Я проснулась в ужасном состоянии, голова кружилась и болела, особенно затылок. Пощупав его, я обнаружила и без церемоний выдрала из волос заколку. Меня мутило, во рту было так гадко и сухо, что хотелось выплюнуть язык. Оказалось, что я дрыхла на неразобранной постели, в своем домашнем свитере, даже в гетрах. И, похоже, лежала без движения все время, потому что шея, вся спина и поясница затекли.
Я медленно села на кровати и взялась обеими руками за голову. Все вокруг меня, казалось, медленно вращается. То в одну сторону, то в другую. "Вертолет". Отвратительное состояние, которое я последний раз испытывала, кажется, в студенческой общаге.
Только потом я заметила, что не одна. Алексей спал рядом со мной, на моей кровати, тоже в брюках и в испачканной кровью рубашке. Он имел вид весьма помятый, и теперь был похож не на холеного красавчика с обложки модного глянцевого журнала, а на обычного живого человека. Я пыталась восстановить в памяти события вчерашнего новогоднего вечера.
Я встречала Новый год, он пришел, в него стреляли… полиция… Потом был ром, а потом, кажется, шампанское. Меня снова замутило, и зажав рукой рот, я спрыгнула с кровати и рванула в ванную.
Я приняла душ и привела себя в порядок. Потом решила приготовить завтрак, хотя время было уже далеко за полдень. Выглянув в окно на сонную улицу, где было непривычно тихо, я насчитала всего пару чуть шевелящихся человек и пару еле ползущих машин.
Я запустила кофеварку и отправилась в прихожую, где, как я помнила, должен был меня ждать разгром и пережитки вчерашнего ужаса.
Однако прихожая сияла чистотой: ни осколков зеркала, ни крови, только дырка от пули в двери.
Я стояла, привалившись к стене и грызла ноготь, когда рядом со мной возник домовой.
– Между прочим, могла бы и поблагодарить! – сварливо пробубнил он, – и за то, что я спас твоего красавчика – тоже!
– Спасибо! – искренне сказала я шепотом, чтобы не разбудить упомянутого красавчика. – А чего ты их сразу не того? Зачем надо было доводить до стрельбы?
– Я ж не знал, что они примутся палить!
– А пистолетами они, по-твоему, просто так размахивали, для понта?
– Все же хорошо закончилось! – хитро подмигнул он, намекая на спящего красавчика. Мне стало слегка не по себе, и я оглянулась на дверь спальни. – Да не нервничай ты. Ничего не было.
– Ты что, подглядывал?
– Да было бы за чем подглядывать! – фыркнул он. – Вы же оба были мертвецки пьяны! Я-то уж обрадовался, когда вы завалились на кровать, оставил вас наедине, чтобы не смущать, а вы как два бревна. Даже дверь не закрыли!
Я молча развернулась и прокралась на кухню, где кофе уже сварился. Я нарезала хлеб и ветчину, поставила чайник на случай, если этот привереда опять потребует чаю, и уже успела сделать и наполовину съесть один бутерброд, когда Алексей в своей изрядно мятой рубашке навыпуск появился в дверях кухни.
– С Новым годом! – буркнула я. – Утро уже давно кончилось.
Он улыбнулся, потер сонную физиономию, поскреб отросшую золотистую щетину.
– Ванная там, – я махнула надкушенным бутербродом.
Когда он снова появился на кухне, с мокрой головой, посвежевший и пахнущий моими гелями-шампунями, по его виску и щеке снова струилась кровь, и было видно, что он пытался отстирать воротник рубашки. Бинт на руке тоже промок и превратился в несвежую тряпку. Я вздохнула, запихала в рот остатки бутерброда, запила кофе, встала из-за стола и отправилась в спальню. На ходу придвинула к нему тарелку с хлебом и мясной нарезкой – мол, у нас самообслуживание.