Я ожидаю смерть - Юрий Иванов


Эта повесть о последних днях жизни (34 дня с момента ареста до расстрела) репрессированного в 1937 году гражданина России Иванова Алексея Ивановича. На одном примере показаны те несчастья, которые обрушились на нашу страну в этот год массовых репрессий. Бессмысленное (а, возможно, смысл надо бы найти? И понять, люди какой нации, какой веры были заинтересованы в этом?) уничтожение сотен тысяч репрессированных в дальнейшем привело к гибели десятков миллионов наших граждан.

На примере одного несчастного смертника (отца автора) показаны методы "работы" репрессивного аппарата того времени. Кто столь умело направлял этот аппарат? Зачем это делалось, кто и какую выгоду из этого извлекал? До сих пор ОТВЕТ никем в России НЕ УСТАНОВЛЕН. По крайней мере, НИ ОДИН ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ОРГАН НЕ ОСУДИЛ войну государства со своим собственным народом, которая продолжалась с 1917 по 1953 год. ПРОКУРАТУРА и ВЕРХОВНЫЙ СУД государства хранят гордое молчание.

Содержание:

  • От автора 1

  • Глава первая - Мой арест 2

  • Глава вторая - Первые день и ночь 2

  • Глава третья - Карцер 3

  • Глава четвертая - Историк рассказывает об инквизиции и не только 3

  • Глава пятая - Вопросы следователя 5

  • Глава шестая - Поединок 6

  • Глава седьмая - Радостный сон 6

  • Глава восьмая - Уголовники и "враги народа" 6

  • Глава девятая - Немецкий плен 7

  • Глава десятая - Ленинградец, кто такой? 7

  • Глава одиннадцатая - Следователь Петерсон 7

  • Глава двенадцатая - Возвращение одежды и обуви от уголовников 8

  • Глава тринадцатая - Моя жена 8

  • Глава четырнадцатая - Провокаторы средневековья и теперешние 9

  • Глава пятнадцатая - Советы друзей 10

  • Глава шестнадцатая - "Научный" метод издевательств 10

  • Глава семнадцатая - Николай Иванович учит 10

  • Глава восемнадцатая - Великий полководец Тухачевский 10

  • Глава девятнадцатая - Татаро-монгольский хан 11

  • Глава двадцатая - Очередной допрос. "Христовая" комната 11

  • Глава двадцать первая - Кто же на самом деле правит государством? 11

  • Глава двадцать вторая - Допросы в большом доме на Литейном 12

  • Глава двадцать третья - Дневник для моей жены 12

  • Глава двадцать четвёртая - Карцер – полая статуя 13

  • Глава двадцать пятая - Фальшивый расстрел 13

  • Глава двадцать шестая - Рабы России 15

  • Глава двадцать седьмая - Неужели такое было? 15

  • Послесловие 17

  • Приложение первое - О моём отце 17

  • Приложение второе - Дневник. Истлевшие тетради из тайника 17

  • Приложение № 3 - Плохие парни 17

  • Приложение четвертое - О латышах 18

Юрий Иванов
Я ожидаю смерть

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© Иванов Ю., 2017

© ООО "ЛИТЕО", 2017

От автора

Весь период с 1917 по 1937 гг. на территории Российского государства действовали "непонятные" силы, направленные на уничтожение наиболее сильных, ловких, умных русских людей. Здоровых от рождения граждан государства в лучшем случае превращали в инвалидов с больной психикой, в худшем – просто уничтожали: или расстрел, или смерть под гнётом тяжёлых физических работ (лесоповал, шахты, строительство ненужных дорог…) или же смерть от голода.

Причём, всё велось к тому, что дети этих людей уже с детства облекались на нищенское голодное существование. Из-за разрушенных семей, взрослея, дети уже не получали не только в достаточном виде еду, одежду, жильё, но у них отсутствовала связь поколений. У этих детей не было ни отцов, ни матерей, а если матери были, то они работали на тяжелейших продолжительных работах, в поисках куска хлеба для своих вечно голодных детей. Дети не получали не только отцовскую и материнскую ласку, но и заботу более старых своих родных: дедушек и бабушек.

Вообще-то это продолжается и сейчас: очень многие даже не многодетные семьи воспитывают своих детей не только плохо, а очень плохо. Почему? А только потому, что отцы и матери вынуждены работать на двух-трех работах, более 14 часов в сутки! Где уж таким родителям найти время, необходимое для того, чтобы грамотно и полноценно воспитывать своих детей, готовить их к жизни.

В государстве отсутствуют не только законы, охраняющие семьи, но и всеми способами (кинофильмы, книги, радио, телевидение, газеты…) населению внушается, что семья – это плохо, а мать-одиночка – это хорошо… В результате – сотни тысяч детей в детских домах.

Женщины, родившие ребёнка, и оставившие его в родильном доме, обществом, государством, а также их матерями и отцами не осуждаются. Средства массовой информации не публикуют имена и фамилии, места жительства женщин, бросивших в родильных домах новорождённых. Однако эти же средства (массовых информаций) с умным видом обсуждают: сколько и каких детей и по какой цене продано за границу. А суды России с "умным" видом осуждают главных врачей родильных домов за незаконную продажу новорождённых. То же относится и к руководителям приютских организаций.

Необходимо отметить, что государство тратит огромные средства на поддержку детей, которые находятся в детских домах, и при этом эти дети на 90 % имеют родителей. Например, на одного ребёнка ежемесячно тратится: в Москве – 40 000 рублей, в Санкт-Петербурге – 16 000 рублей, а в среднем по России – 10 000 рублей. Однако если папа и мама кормят, одевают и обувают своего ребёнка дома, то государство таких детей забывает! И средства массовой информации такие сведения не распространяют.

Казалось бы, денежные и материальные средства государства надо направлять, прежде всего, на таких детей, которые в дальнейшем станут оплотом, становым хребтом сильного здорового государства, способного постоять за себя во время войны с захватчиками.

Мать-одиночка не окружена позором, не окутана презрением общества. Кого она может воспитать без отцовской мужской поддержки? И вырастает не мужчина, и кормит и опекает такого "ребёнка" до его шестидесятилетия уже восьмидесятилетняя пенсионерка-мать.

От населения до сих пор скрыты факты бессмысленного (или смысл можно обнаружить?) уничтожения наиболее сильных, мужественных людей, которые могли бы эффективно создавать богатство нации…

Большая смертность населения во время так называемой гражданской войны (брат шёл на брата, сын на отца…), расстрел сдавшихся белых офицеров в Крыму, расстрел моряков Кронштадта, жесточайшее уничтожение крестьян тамбовщины, создание искусственного голода на Волге с миллионными смертями, когда в массовом количестве процветало людоедство (а Россия в это время вывозила зерно на продажу за границу) – всё это уменьшало численность русских людей.

В деревнях сознательно дали власть лодырям и бездельникам, и те с маньячным упорством стали уничтожать, ссылать в степи, в тайгу, в безлюдные места наиболее работящих крестьян. Всё это привело к массовой гибели детей, женщин и стариков.

Подобное выселение сопровождалось элементарнейшим средневековым грабежом имущества ссыльных.

Правители государства особенно мудро постарались избавиться от служивого на государство особого сословия – казаков.

На территории России руководители государства всё сделали так же, как это было сделано более двухсот лет назад в США: местное население (индейцев) в лучшем случае захватчики территории, пришельцы с разных континентов земли, сгоняли в резервации (у нас – ГУЛАГ), в худшем – уничтожали (у нас – расстрел без суда и следствия). Получается, что в России освобождали землю от коренного населения. Для кого? Было организовано так, чтобы люди не работали на земле, не выращивали продукты земледелия. Хотя земли пахотной в России ой как много, только организуй эффективную работу свободных людей.

Потом один из руководителей государства (Кто?) придумал так называемые "шесть соток". И не мытьём, так катаньем заставили людей работать и на заводе 8 часов и много времени тратить на "шести сотках". Возникли на пустом месте и транспортные проблемы! Вот мудрецы современные!

Еще раз обращаю внимание – искусственно созданы проблемы жилищные и транспортные.

А "шесть соток" в действительности стали кормильцами семей, так как заработной платы явно не хватало на то, чтобы семья могла кормиться.

Я нигде не читал о том, что звери уничтожают (съедают) своих сородичей или своих детёнышей. Коровы, лошади, овцы, олени, лоси, собаки, кошки заботятся о своём потомстве. А как курица выводит, кормит, оберегает своих цыплят!.. Это надо видеть. Или аисты…

Только у людей всё не так…Причём, только у граждан России. Соседние с Россией западные страны с каждым годом становятся всё богаче и богаче.

Даже около Руси, на границах с ней, малые республики усиленно обустраивались: и жилье, и производства, и школы и больницы и особенно дороги. А Русь – оказалась заброшенной!

Мне хотелось показать связь методов "работы" дознавателей, следователей, прокуроров, судей…, которыми они пользовались в 1917–1937 гг. и позднее, с теми методами, которыми пользовались инквизиторы в далёкие времена с разрешения церковников (и даже по их приказам).

Глава первая
Мой арест

Родился я почти в самом конце девятнадцатого столетия в большой крестьянской семье. У меня было пять братьев и, к сожалению, ни одной сестры. У всех братьев, также как и у меня, жизнь закончилась довольно быстро, не естественным путём, не в глубокой старости, а ранее, чем мы достигли 40 лет. Хотя, к тому времени мы все успели жениться и обзавелись потомством.

Я тоже женился рано, и к 1937 году (к моменту ареста) в моей семье было уже пять дочерей и два сына. Когда меня арестовали, мои дети сразу же стали детьми "врага народа", в том числе полугодовалая дочь и трёхлетний сын…

Жизнь меня не баловала. Единственно, моё детство и юношество – перед первой мировой войной – прошли ровно. Жил со своими родителями в достатке. Был одет, накормлен. Однако в школу ходил мало, так как помогал отцу и матери по хозяйству (родители держали очень много разного домашнего скота).

В числе первых попал на фронт в первую мировую войну. Кем эта война была организована, до настоящего времени не знаю. Но руководителями многих государств всё было сделано так, что они (руководители) лично не воевали, а убивали друг друга простые люди. Почему я должен убивать немца, почему немец должен убивать меня? Я так и не понял! Конечно, подобные мысли возникли у меня не тогда, когда я воевал с немцами, а значительно позднее.

В войне с немцами несколько раз был ранен, даже попробовал на "вкус" великое немецкое изобретение – газы. Какой великий немецкий ученый! Какой заботливый человек! Надо же, с помощью газа человек убивается более гуманно, без ран и крови.

После госпиталя вновь был направлен на фронт, в действующую воинскую часть. При очередной нашей атаке был ранен и в бессознательном состоянии оказался в немецком плену. Потом воевал в гражданскую. Был красным командиром – однако впоследствии это не спасло от пули, выпущенной в меня решением красной советской "тройки".

До 1937 года строил социализм, по заданию руководителей района, в своей деревне. Свёл со своего двора скотинку, коровёнку и лошадку, в колхозное стадо. Хотя детей в семье было много, и каждому ой как необходимо было молоко: изобилия продуктов питания не наблюдалось. Скотинку пришлось отвести под плач жены и детей. Жена моя была из дворянской обедневшей семьи. Из-за неё на меня в деревне смотрели косо, даже злобно: ведь я был председателем колхоза, его создателем. А как люди вступали в колхоз, с какой "радостью"…, надо было бы жить в то время!

Когда за мной приехал "чёрный ворон" – специальная автомашина, и меня привезли в места лишения свободы – эта было начало конца моей жизни. Этот "черный ворон" разделил мою жизнь на две неравные части: одна часть – 37 лет, другая – 34 дня и ночи. Одна часть – 37 лет свободы, другая – 34 дня неволи…

Я постараюсь поведать Вам, дорогой мой читатель, о времени, проведённом в застенках красной советской инквизиции. Один месяц им, следователям, был отпущен на проведение допросов, а после – конвейерный пятиминутный неправедный суд.

В течение месяца меня обрабатывали, выбивая какие-то признания. А какие признания нужны были следователям, по-моему, они и сами не знали. Эти тридцать кошмарных ночей и дней были наполнены не только физической болью, но и моральными муками: переживаниями за свою семью – жену и маленьких детей; надеждами, что всё, что со мной произошло – эта страшная ошибка. Я всё время ждал, что надзиратель утром откроет дверь камеры и скажет:

– Алексей Иванович, произошла ошибка, вы свободны, с вещами на выход. Вас ждёт семья…

И каждый день, каждое утро я жил в ожидании этих слов. Как я потом понял, все аресты в стране были организованы так, чтобы арестованные воспринимали их, как ошибки органов репрессивного аппарата. Молва так и передавалась: ошибки.

Каждый день я мучительно вспоминал: когда и какую ошибку в своей жизни я допустил. Неужели я был виноват в том, что был в немецком плену, а позднее, в застенках восставших бело-чехословаков. Ведь это не помешало мне в гражданскую войну воевать на стороне красных. Не помешало быть красным командиром, водить в атаку не одну сотню кавалеристов-красноармейцев. В дальнейшем мне доверили создавать колхоз, а это не только для меня было непонятным занятием, это было как в известной сказке: "…иди туда, неизвестно куда, принеси то, неизвестно что…".

Следователей, которые меня допрашивали в течение месяца, было несколько. Они "работали" конвейерным методом: уставали, давали друг другу отдых. Только репрессированные, измождённые, избитые, полуголодные люди не отдыхали от издевательств.

Истязатели "работали" по часу, их было четверо, а я четыре часа был один, потом следователи снова по одному часу "работали", а я опять перед ними… Издевались с полным знанием "дела". И таким способом вели допрос они, следователи, не один день. А как я потом выяснил в камере тюрьмы у арестованных, так допрашивали не уголовников, а только подобных мне.

Если бы они обрабатывали камень, а не меня, то, вероятно, смогли бы, истратив столько энергии, изваять скульптуру – великое произведение искусства. А что могло получиться из измученного голодного мужика? Разве что, макет скелета для школы? Да и тот не подойдёт из-за сломанных рёбер.

В гражданскую войну каждый из так называемых следователей вряд ли прожил хотя бы один бой. Едва ли они были храбрыми и смелыми мужчинами, а что такое честность и справедливость – не думаю, что эти нелюди вообще знали об этих понятиях.

Но здесь, в этих страшных помещениях, они – мучители – были защищены целой системой беззакония. Истязатели как бы соревновались между собой: кто изощреннее проведет пытку! Наверняка они обменивались способами ведения допросов.

Хотя бы надо мной состоялся суд, где бы я мог как-то защитить себя.

Камеры были набиты, заполнены – совместно с уголовниками – несчастными, избитыми людьми. Камеры представляли некое подобие помещения, годного разве только для содержания скота, но не людей. Внутри стояла жуткая вонь… Туалет (параша) был тут же в камере. Люди уже ничего не стыдились, так как надзиратели не выводили их в туалеты для естественных надобностей.

К избиениям во время так называемых допросов добавлялись побои, издевательства, которые получали репрессированные ("враги народа") от воров, бандитов, грабителей и насильников. Надзиратели эти зверства не только не прекращали, а наоборот, поощряли. Как я понял в дальнейшем, репрессированных людей специально размещали в камеры, в которых находились "отбросы" общества.

Глава вторая
Первые день и ночь

Когда я оказался в "воронке"– автомобиле, куда меня затолкали люди из карательных органов, на меня напал шок. Слух о "чёрных воронах" раньше уже кружил в окрестностях. Я слухам не верил до этой ночи. И вот "слух" коснулся меня. Я тоже оказался "врагом народа"…Я был как в тумане, голова была словно набита ватой – хотя меня пока никто не тронул даже пальцем. Ранее, и 10 и 15 лет назад я много раз бывал в разных страшных переделках. Во время боя, когда рядом оказывались раненые, падали замертво те, кто минуту назад бежал вместе со мной в атаку, всё это я воспринимал как само собой разумеющееся, эти неестественные события я списывал на войну…

Куда меня привезли, я не знал. Адрес своего пребывания я выяснил позднее: эта была тюрьма предварительного содержания. Когда меня "сунули" в переполненную камеру, я почти сразу же обратился к человеку, который был рядом со мной:

– Где я? Кто вы?

Он мне ничего не ответил, только отодвинулся от меня, как от прокажённого. Некоторые обитатели камеры взглянули на меня с недоверием, большинство сокамерников вообще не обратило на меня внимания.

Моё тело стало окутываться спёртым воздухом камеры. Лёгкие заполнялись остатками кислорода, который ещё не был использован людьми. В камере находилось явно больше арестованных, чем она могла "обслужить".

Начало не предвещало для меня ничего хорошего. Трудные уроки жизни давали мне некоторую закалку. Но сейчас мой природный инстинкт подсказал: будет очень трудно, я подвергнусь мучительным испытаниям. Это в дальнейшем подтвердилось со страшной силой, такой, которую я даже предугадать не мог. Этой силе я ничего не мог ни противопоставить, ни увернуться, ни спрятаться. Я был ограничен в своих действиях. Только стиснув зубы, мобилизовав свою волю, я как-то продолжал своё жалкое бесправное существование…

Было раннее утро. Я всё ещё стоял около двери камеры. Вдруг один из обитателей камеры поднялся со своего тесного места, (его пристальный взгляд перед этим долго изучал меня), кивнул мне доброжелательно и рукой указал на место рядом с собой. Место это нельзя было назвать шикарным: рядом стояла параша с нечистотами. Как я потом заметил, хорошие места принадлежали бандитам и другим отбросам общества.

Когда я входил в камеру, невольно обратил внимание на то, как надзиратель что-то шепнул одному сокамернику, стоявшему около двери. Позже я понял: он сказал, что я – "враг народа". Так уголовники получили информацию обо мне. Надзиратели выполняли инструкцию в полном объёме.

Дальше