Пирсон отрезал небольшой кусочек ткани и положил его в помеченный этикеткой небольшой флакон. Этот образец он позже изучит под микроскопом. Заученным стереотипным движением патологоанатом бросил сердце в отверстие в полу под столом. Под отверстием находится металлический чан. Позже служитель очистит и вымоет его, а остатки органов будут сожжены в специальной печи.
Пирсон взял из лотка легкие. Первое легкое он раскрыл, как книгу, потом продиктовал Макнилу:
- В легких имеют место многочисленные метастатические узелки. - Он снова показал орган резиденту.
Когда Пирсон занялся вторым легким, за его спиной открылась дверь.
- Вы заняты, доктор Пирсон?
Патологоанатом, узнав по голосу Карла Баннистера, старшего лаборанта отделения патологической анатомии, раздраженно обернулся. Баннистер повернул голову. За спиной Баннистера угадывалась чья-то фигура.
- Конечно, я занят. Что тебе нужно? - В тоне было нечто среднее между зверским рыком и добродушным подшучиванием. Пирсон почти всегда разговаривал с Баннистером именно так. Обратись он к лаборанту более приветливо, тот, пожалуй, сильно бы смутился.
Баннистер был непробиваем. Он поманил к себе стоявшего за его спиной человека:
- Входите. - Потом снова обратился к Пирсону: - Это Джон Александер. Помните? Это наш новый техник-лаборант. Вы приняли его неделю назад, и сегодня он приступает к работе.
- Ах да. Я совсем забыл. Входите. - На этот раз голос стал более сердечным.
Макнил подумал, что старик не хочет в первый же день до смерти напугать нового сотрудника, и с любопытством поглядел на новичка. Не больше двадцати двух лет. Потом он узнал, что не ошибся. Он уже слышал, что Александер закончил колледж и получил степень по медицинским технологиям. Что ж, это очень неплохо, потому что Баннистер отнюдь не Луи Пастер.
Макнил перевел взгляд на старшего техника-лаборанта. Внешне Баннистер представлял собой уменьшенную копию Пирсона. Короткое плотноватое тело было частично прикрыто замызганным лабораторным халатом, а видневшаяся из-под него одежда была поношенной и давно не глаженной. Голову Баннистера венчала изрядная плешь, а оставшиеся волосы находились в полном небрежении.
Макнил знал историю карьеры Баннистера. Он пришел в клинику Трех Графств через два или три года после Пирсона. За плечами у парня была только средняя школа, и Пирсон взял его для подсобных работ - заполнения бланков, выполнения мелких поручений и мытья лабораторной посуды. Постепенно Баннистер обучился множеству практических вещей и стал, по сути, правой рукой Пирсона.
Официально Баннистер занимался серологией и биохимией. Но он так долго работал в отделении, что при необходимости мог выполнять, и на самом деле выполнял, множество других лабораторных методик. Пирсон возложил на Баннистера практически всю административную работу в лаборатории, и тот, по существу, являлся теперь руководителем всех остальных техников-лаборантов в отделении патологической анатомии.
Макнил подумал, что в молодости Баннистер, наверное, был хорошим лаборантом и, имей он образование, мог бы достичь в профессии гораздо большего. Но все сложилось как сложилось. Баннистер был силен в практике, но на обе ноги хромал в теории. Наблюдая за старшим лаборантом, Макнил понимал, что вся работа Баннистера основана на механической памяти, а не на рассуждениях. Да, он хорошо делал серологические и биохимические тесты, но не понимал научной сути происходивших при этом реакций. Макнил считал, что в один прекрасный день такое непонимание может обернуться катастрофой.
Макнил знал, что новый сотрудник в этом отношении был полной противоположностью Баннистеру. Он прошел обычный для современных технологов-лаборантов путь. За плечами у него годы обучения в колледже, а на последнем курсе - специализация в области медицинских технологий. Правда, словосочетание "технолог-лаборант" резало слух таким людям, как Баннистер, которые предпочитали другое - "техник-лаборант".
Пирсон махнул сигарой в сторону свободного стула, стоявшего у стола:
- Садитесь, Джон.
- Спасибо, доктор, - вежливо ответил Александер. В безупречно сидевшем лабораторном халате, отглаженных брюках и сияющих ботинках, он являл собой разительный контраст в сравнении с Пирсоном и Баннистером.
- Вы думаете, вам здесь понравится? - Спрашивая это, Пирсон внимательно рассматривал легкое.
- Уверен, что понравится, доктор.
Какой милый мальчик, отметил Макнил. Похоже, он говорит вполне искренне.
- Знаете, Джон, - снова заговорил Пирсон, - скоро вы поймете, что у нас есть свой, определенный стиль работы. Возможно, он покажется вам не совсем привычным, но нам он подходит.
- Я понимаю вас, доктор.
"Понимаешь ли? - подумал Макнил. - Понимаешь ли, что на самом деле говорит тебе старик? Он говорит, что не желает никаких перемен, что его не интересует научный бред, нахватанный тобой в колледже, и что ничто в отделении - даже мелочь - не может происходить без его благословения".
- Некоторые могут сказать, что мы старомодные консерваторы, ретрограды, - продолжал Пирсон необычайно дружелюбным для него тоном, - но мы предпочитаем старые, испытанные и проверенные временем методы. Правда, Карл?
Призванный на помощь Баннистер не стал медлить с ответом:
- Именно так, доктор.
Пирсон покончил с легкими, поковырялся в лотке, словно в ящике с лотерейными билетами, и извлек из него желудок. Старик хмыкнул и показал вскрытый желудок резиденту:
- Видите?
Макнил кивнул:
- Я уже видел, эта находка внесена в протокол.
- Отлично. - Пирсон кивнул в сторону планшета и начал диктовать: - Пептическая язва двенадцатиперстной кишки, расположенная непосредственно под пилорическим сфинктером желудка.
Александер приподнялся на стуле, чтобы лучше рассмотреть макропрепарат. Пирсон заметил это движение и пододвинул желудок ближе к лаборанту.
- Вы интересуетесь вскрытиями, Джон?
- Я всегда интересовался анатомией, доктор, - уважительно ответил Александер.
- Так же как и лабораторным делом, не так ли? - По тону Макнил понял, что Пирсон остался доволен. Патологическая анатомия была первой и единственной любовью старика.
- Да, сэр, - подтвердил новый лаборант.
- Это органы пятидесятипятилетней женщины. - Пирсон перевернул несколько страниц лежавшей перед ним истории болезни. Александер внимательно слушал. - Случай довольно интересный. Умершая была вдовой. Непосредственная причина смерти - рак молочной железы. За два года до смерти ее дети знали о заболевании, но не смогли убедить женщину обратиться к врачу. Кажется, у нее было предубежденное отношение к медицине.
- Для некоторых людей оно характерно, - вставил Баннистер. Он хихикнул, но смех его замер, когда он перехватил взгляд Пирсона.
- Оставь при себе свои глупые замечания, - оборвал его патологоанатом. - Я говорю Джону важные вещи. Тебе тоже не повредит их послушать.
Любого другого на месте Баннистера такой ответ просто шокировал бы, но старший техник-лаборант лишь широко улыбнулся.
- И что было дальше, доктор? - спросил Александер.
- Здесь написано: "Дочь утверждает, что последние два года родственники наблюдали выделения из соска левой молочной железы матери. За год и два месяца до поступления в клинику выделения стали кровянистыми. Каких-либо жалоб на другие расстройства здоровья больная не заявляла". - Пирсон перевернул страницу. - Кажется, эта женщина обращалась к целителю, который лечил ее молитвами. - Он мрачно усмехнулся: - Видно, вера ее оказалась слаба, потому что вскоре она слегла и попала в клинику.
- Думаю, что было уже поздно.
Это не простая вежливость, подумал Макнил. Этому парню действительно интересно.
- Да, - ответил Пирсон. - Если бы она вовремя обратилась к врачу, ей сделали бы радикальную мастэктомию, то есть полное удаление молочной железы.
- Да, сэр, я знаю.
- Если бы она это сделала, то была бы жива до сих пор. - С этими словами Пирсон аккуратно опустил желудок в отверстие в полу.
Но что-то продолжало волновать Александера.
- Но вы только что сказали, что у нее была пептическая язва, не так ли? - спросил он.
Отличный вопрос, оценил Макнил. Кажется, Пирсон был того же мнения, так как, повернувшись к Баннистеру, сказал:
- Послушай, Карл. Видишь этого парня? Учись у него держать уши открытыми. Берегись, он может занять твое место.
Баннистер привычно улыбнулся, но Макнил заметил, что улыбка получилась немного кислой. Слова Пирсона могли оказаться пророческими.
- Ну, Джон, - Пирсон, кажется, всерьез разговорился, - она могла, конечно, от нее страдать, но это совершенно не обязательно.
- То есть она не знала о своей язве?
Макнил решил, что пора и ему вступить в разговор.
- Удивительно, - сказал он Александеру, - сколько болезней бывает у людей помимо заболевания, от которого они умирают, болезней, о которых эти люди не имеют ни малейшего представления. Вы не раз с этим столкнетесь.
- Верно, - согласно кивнул Пирсон. - Знаете, Джон, человеческий организм удивляет не тем, что нас убивает, а тем, что в нем иногда гнездятся тяжелые болезни, но мы тем не менее продолжаем жить. - Он замолчал и круто поменял тему разговора: - Вы женаты?
- Да, сэр, женат.
- Жена приехала с вами?
- Пока нет. Она приедет на следующей неделе. Мне надо сначала подыскать подходящее жилье.
Макнил только теперь вспомнил, что Александер был иногородним специалистом, приехавшим работать в клинику Трех Графств. Кажется, он приехал из Чикаго.
Александер, поколебавшись, добавил:
- Есть одна вещь, о которой я хотел бы вас попросить, доктор Пирсон.
- Какая? - насторожился старик.
- Моя жена беременна, доктор, а в этом городе мы никого не знаем. - Александер сделал паузу. - Будущий ребенок для нас очень важен, потому что первого мы потеряли. Он умер через месяц после рождения.
- Я понял. - Пирсон отвлекся от работы и внимательно слушал.
- Доктор, может быть, вы порекомендуете гинеколога, к которому могла бы обратиться моя жена?
- Это легко, - с явным облегчением произнес Пирсон. Он явно ожидал чего-то худшего. - Доктор Дорнбергер - хороший человек и специалист. Он принимает здесь, в клинике. Хотите, я ему позвоню?
- Если это вас не сильно затруднит.
- Узнай, на месте ли он, - сказал Пирсон Баннистеру.
Баннистер снял телефонную трубку и назвал телефонистке номер.
- Он на месте, - сказал старший лаборант и протянул трубку шефу.
Старик раздраженно мотнул головой и показал Баннистеру свои затянутые в перчатки, испачканные руки.
- Держи трубку сам, держи!
Баннистер поднес трубку к уху Джо Пирсона.
- Это ты, Чарли? - загремел патологоанатом в микрофон. - У меня есть для тебя пациентка.
Чарльз Дорнбергер, сидевший в своем кабинете тремя этажами выше, улыбнулся и отодвинул трубку от уха.
- Что может сделать акушер для твоей пациентки, Джо? - И тут же подумал, что этот звонок может быть ему на руку. После вчерашнего совещания у О’Доннелла он ломал голову, как подступиться к Джо Пирсону. Теперь возможность представилась сама собой.
Пирсон перебросил сигару в угол рта. Общение с гинекологом всегда доставляло ему удовольствие.
- Это не покойник, старый дурак. Это живой человек. Жена одного из моих лаборантов - миссис Джон Александер. Они только что приехали в наш город и никого здесь не знают.
Когда Пирсон назвал фамилию, Дорнбергер открыл ящик стола и достал оттуда чистый бланк карточки.
- Минутку. - Он прижал трубку плечом, чтобы придержать карточку освободившейся левой рукой, а правой записал четким мелким почерком: "Александер, миссис Джон". Дорнбергер всегда отличался организованным подходом к делу.
- Буду рад оказать такую услугу, Джо. Пусть она позвонит, и мы договоримся о времени.
- Отлично. Это будет не сегодня, миссис Александер приедет только на следующей неделе. - Он улыбнулся Александеру, потом добавил, как обычно, очень громко: - Если они захотят двойню, то проследи, Чарли, чтобы они ее получили. - Пирсон выслушал ответ Дорнбергера и рассмеялся. - Да, и еще одно! Не вздумай требовать за работу свой фантастический гонорар. Я не хочу, чтобы парень сразу начал просить прибавки для оплаты твоих счетов.
Дорнбергер улыбнулся:
- Не переживай. - С этими словами он пометил в карточке: "Сотрудник клиники". Это означало, что пациент будет бесплатным. Потом он сказал в трубку: - Джо, мне надо поговорить с тобой об одном деле. Когда тебе будет удобно меня принять?
- Не сегодня, Чарли, - ответил Пирсон. - У меня полно работы. Может быть, завтра?
Дорнбергер заглянул в свой ежедневник:
- Завтра я сильно занят. Давай послезавтра. Я приду к тебе в кабинет.
- Договорились. Но почему бы тебе не сказать об этом деле сейчас, по телефону? - В голосе Пирсона проскользнуло любопытство.
- Нет, Джо, лучше я приду и мы поговорим лично, а не по телефону.
- Хорошо, Чарли. Увидимся послезавтра. Пока, - ответил Пирсон и сделал знак Баннистеру положить трубку на рычаг. Затем повернулся к Александеру: - Все устроилось. Ваша жена, когда придет срок, будет рожать в клинике. Как сотрудник вы получите двадцатипроцентную скидку.
"Как он просиял, - подумал Макнил. - Радуйся, радуйся, дружок. Старик сегодня в хорошем расположении духа. Но будь начеку, такие моменты случаются не часто, бывают и другие, и они едва ли придутся тебе по вкусу".
- Одну секунду. - Доктор Дорнбергер улыбнулся молоденькой практикантке, вошедшей в его кабинет, когда он разговаривал с Пирсоном, и кивком указал на стоявший сбоку от стола стул.
- Спасибо, доктор. - Вивьен Лоубартон принесла историю болезни, которую Дорнбергер хотел просмотреть. Обычно врачи не пользовались услугами медсестер и сами ходили в отделения за историями. Но сестры любили Дорнбергера и часто оказывали ему разные мелкие услуги, и когда гинеколог несколько минут назад позвонил в отделение и попросил принести историю болезни, дежурная сестра тут же отправила Вивьен в его кабинет.
- Я не люблю делать несколько дел сразу. - Дорнбергер карандашом записывал в карточке сведения, сообщенные ему Пирсоном. Потом, подробно расспросив и осмотрев пациентку, он сотрет карандашные записи и заполнит карточку чернилами. Не переставая писать, он спросил: - Вы новенькая?
- Совершенно верно, доктор. Я четвертый месяц учусь в школе медсестер.
У девушки был нежный мелодичный голос, к тому же она была очень хорошенькой. Интересно, не переспала ли она уже с каким-нибудь интерном или резидентом? Или все изменилось с тех пор, как сам Дорнбергер был студентом? Иногда гинекологу казалось, что нынешние интерны и резиденты стали более консервативными. Жаль. Если это так, то они лишают себя больших удовольствий. Вслух он, однако, сказал иное:
- Я говорил с доктором Пирсоном, нашим патологоанатомом. Вы с ним знакомы?
- Да, - ответила Вивьен. - Наша группа уже побывала на вскрытии.
- О Господи! И как вам… - он хотел сказать "понравилось", но передумал, - показалось это действо?
Вивьен на мгновение задумалась.
- Сначала оно меня потрясло. Но потом стало даже интересно.
Он сочувственно кивнул и отложил заполненную карточку. Сегодня был спокойный день. Можно было закончить одну работу, а потом не спеша приняться за другую. Он протянул руку за историей болезни.
- Спасибо. Это займет всего минуту. Вы сможете подождать?
- Конечно, доктор. - Вивьен даже обрадовалась возможности несколько минут отдохнуть от суеты отделения и поудобнее устроилась на стуле. В кабинете работал кондиционер и было прохладно. В сестринском общежитии такой роскоши не было.
Вивьен рассматривала доктора Дорнбергера, пока он изучал историю болезни. Наверное, он ровесник доктора Пирсона, но выглядит совершенно по-другому. Пирсон круглолиц, с выступающей нижней челюстью, тяжеловесен. Доктор Дорнбергер худ и угловат. В отличие от Пирсона густые седые волосы Дорнбергера тщательно расчесаны на пробор, а больничная форма безупречно чиста и отутюжена.
Дорнбергер отдал Вивьен историю болезни.
- Спасибо, - поблагодарил он. - Было большой любезностью с вашей стороны принести мне историю болезни.
Он очень живой, подумала Вивьен, в нем есть изюминка. Она слышала, что Дорнбергера очень любят его пациентки, и теперь поняла, что в этом нет ничего удивительного.
- Надеюсь, мы еще увидимся. - Дорнбергер встал, проводил Вивьен до выхода и открыл перед ней дверь. - Удачи в учении.
- До свидания, доктор. - Она вышла, оставив за собой едва уловимый аромат духов.
Каждый раз, подумал Дорнбергер, встреча с юностью заставляет его удивляться себе. Он вернулся к столу, сел на крутящийся стул и задумчиво откинулся на его спинку. Потом машинально достал трубку и принялся ее набивать.
Он проработал в медицине полных тридцать два года. Через неделю будет тридцать три. Это были насыщенные годы, сторицей вознаградившие его усилия. Финансовых проблем доктор Дорнбергер давно не испытывал. Четверо детей давно выросли. Теперь у них были свои семьи, и они с женой могли спокойно жить на собранный за годы совместной жизни капитал. Но будет ли он доволен, уйдя на пенсию и живя за городом простой деревенской жизнью? Не станет ли ему скучно?
Дорнбергер неизменно гордился тем, что как врач всегда был в курсе последних научных достижений. Уже давно он поставил себе цель, чтобы ни один более молодой коллега не мог превзойти его ни в оперативной технике, ни в знаниях. В результате Дорнбергер продолжал до сих пор жадно читать медицинскую литературу, выписывал множество медицинских журналов, которые прочитывал от корки до корки, а иногда и сам писал в них статьи, не пропускал заседаний медицинских обществ и был их активным членом. В самом начале своей карьеры, задолго до того, как это стало модным веянием, он понял целесообразность узкой специализации и выбрал акушерство и гинекологию. Он никогда не жалел о своем выборе и часто думал, что именно его специальность позволяет ему душой оставаться молодым.
Уже в середине тридцатых, когда в США только начали создаваться специализированные медицинские советы, Дорнбергер был уже состоявшимся специалистом в своей области. Он тогда, с учетом своих достижений, получил сертификат без экзамена и до сих пор этим гордился. Приятное воспоминание подхлестывает его и заставляет держаться на уровне.
Тем не менее он никогда не завидовал младшим коллегам. Почувствовав, что они грамотны и добросовестны, он уступал им дорогу и помогал словом и делом. Он, например, восхищался О’Доннеллом, глубоко его уважал и считал приход молодого врача на пост главного хирурга клиники Трех Графств самой большой удачей этого лечебного учреждения. Сам Дорнбергер буквально воспрянул духом после того, как О’Доннелл начал свои преобразования.