Джогханг всей своей обстановкой способствовал упадку нашего духа. Мы неторопливо перемещались от одной статуи к другой, читая надписи и осторожно обходя истинно верующих, склонившихся перед особо чтимыми святыми. Двигаясь все время по Солнцу, мы вышли к центральной статуе, облепленной служителями и теми, кто пришел ей поклониться. Люди с трепетом прикасались губами к железному занавесу, ртом ловя золотой свет, исходящий от довольно большой статуи. Десятки лампад, отражаясь от Золотого Будды, играли в их безумных глазах. И вдруг в этой религиозной толпе я встретила взгляд, резко диссонирующий с общим экстазом. Это был холодный, режущий взгляд, пронизывающий и отталкивающий. Я поспешно отошла от странного господина, одетого в старомодный костюм. Однако господин переместился в мою сторону, и, чтобы не терпеть его общество, я попыталась пробиться к своим. Алексий и Алка слились с толпой религиозных фанатиков и теперь мало чем от них отличались. Глаза их горели странным блеском, руки чуть дрожали от восторга, а губы что-то постоянно повторяли. Я укоряла себя за полное отсутствие трепета и даже терпения и с большим трудом вытащила обоих из толпы истинных богомольцев. Алка шла вдоль темного вечернего коридора Джогханга, отмахиваясь от своих мыслей, как от надоедавших летом мух.
– Что это было?
Алексий, который молча шел за нами, вдруг схватил меня за рукав:
– Вот он! Я много читал о нем, но видеть самому не приходилось!
Я посмотрела, куда он показывал, но ничего особенного не увидела. Там в углу стоял большой каменный стакан.
– И что?
– Это Колодец Душ.
– Каких душ?
– Человеческих. На месте этого храма раньше было озеро. Непальская принцесса приказала засыпать его зачем-то… Землю возили тысячи белых коз.
– Какое отношение коза имеет к Душе?
Алексий не унимался:
– Если приложить ухо к этому колодцу, то можно и сейчас услышать, как плещутся волны запретного озера, на дно которого она бросила что-то невероятно ценное.
Алка никогда не сдерживала свое любопытство:
– Что бросила?
– А я почем знаю? Многие пытались найти… Неожиданно для себя я сказала:
– Я знаю! Я знаю, что на дне этого озера.
10
Добравшись до гостиницы, мы с удовольствием растянулись на больших жестких кроватях в ожидании спасительного сна. Но вместо сна к нам снова пришел Алексий. Сняв свои зеленые туфли, он без приглашения растянулся на небольшой кушетке возле окна. Алка сделала дохлую попытку прогнать наглеца.
– Если сейчас не пойдешь к себе, сдадим твой номер, будешь спать здесь на коврике.
Я запротестовала:
– У него слишком много одежды. Нам места не останется. Пусть живет у себя. Да, кстати, а почему ты решил обосноваться у нас?
– Звонил шеф, сказал, чтобы я был где-нибудь рядом с вами, дамы. Наверное, хочет убедиться, что вы еще живы.
Алка приподнялась на кровати:
– А ты рассказываешь ему об этом как-то неубедительно?
– У него есть вопросы. Не ко мне.
Через пару минут телефон зазвонил. Мы позитивно приготовились к общению с домом, но странный голос в трубке на едва узнаваемом русском проговорил:
– Господин Хаддар велел передать, что следует поторопиться, вас ждут. И еще он сказал, что такие разговоры нужно завершать до захода солнца.
– Извините, мы не знаем такого господина. Вряд ли он именно нас хочет видеть до захода солнца.
Странный человек, с трудом читая наши фамилии, настаивал на аудиенции.
– Господин Хаддар не может уделить вам много времени.
– Мы и не настаиваем. Он может распоряжаться своим временем совершенно свободно.
В трубке неодобрительно засопели.
– Я не могу с вами это обсуждать. Я должен встретить вас в холле гостиницы без четверти четыре.
Телефон смолк, а в нашей комнате поднялась суматоха. Алка вскочила в своем неглиже с кровати и бросилась к шкафу. Я с сомнением смотрела на подругу, как она старательно натягивала темный костюмчик и туфли на неизменно высоком каблуке.
– Не слишком изысканно для монахов?
– Я вообще-то религиозную тематику в виду не имела, когда собиралась сюда к молодому любовнику Этот хотя бы не так пачкается. А ты в чем поедешь на свидание к таинственному господину Хаддару?
Неожиданно для себя я проговорила:
– Какая тут тайна? Хаддар – неофициальный глава секты Ньигма. А так вообще-то он из Бон.
Алка соображала быстро.
– Это его мы видели в аэропорту?
Я кивнула.
– Я к нему не поеду. У меня дела в Дрепунге.
Алексий посмотрел на меня так, словно видел впервые.
– Теперь я понимаю, почему ваш муж отправил меня с вами.
Алка усмехнулась:
– Значит, к господину Хаддару я еду одна?
Я кивнула на Алексия.
– Без переводчика, он мне самой нужен. Там, у Хаддара, говорят по-русски.
До встречи оставалось полчаса, так что, одевшись потеплее, мы решили выйти на променад. Во французской булочной на углу с удовольствием скупили все, что показалось нам привлекательным, и теперь брели обратно к гостинице, поглощая сладкие булки. Даже Алексий, далекий от простых радостей жизни, на этот раз не отставал. Облизав с пальцев крем, я сказала:
– Хаддар сделает тебе невыгодное предложение.
Алка с Алексием переглянулись.
– Откуда знаешь?
– Зачем тогда забирать нас из гостиницы? Только с целью предложить что-нибудь неприличное.
Алексий призадумался.
– Может и так.
Я как ни в чем не бывало продолжала расправляться с бисквитом,
– Он предложит похоронить твоего приятеля в обмен на Зеркало.
Алка остановилась как вкопанная.
– Почему ты считаешь, что обмен не выгодный? И откуда ты все знаешь?
Я пожала плечами.
– Не все я знаю. Но я бы не стала менять Настоящее Зеркало на ненастоящего мужика.
Подруга вздохнула и пробормотала.
– Сдается мне, что моя косметичка здесь ни при чем.
Я остановилась и взяла Алку за руку.
– Так ты хочешь найти его или нет?
Она кивнула.
– Да, я хочу найти этого мерзавца. Только не понимаю, при чем тут Зеркало.
– Это просто. Господин Хаддар хочет, чтобы я достала ему Зеркало Черного Колдуна…
Сквозь завывающий за окном ветер было слышно, как Алексий поперхнулся своим пирожным.
Мы решили проводить подругу из любопытства и из практических соображений – запомнить номер машины, на которой ее увезут. Пока я делала вид, что интересуюсь сувенирами, к Алке подошла странная девочка…
11
Все пропиталось тысячелетним запахом топленого коровьего масла. Не было ни одной вещи, которая бы сохранила свой характер. Все растворилось в этой серовато-прогорклой сыворотке времени. Хаддар любил этот кабинет. Он не изменился нисколько за последние полторы тысячи лет. Только силы уже не те, сколько ему еще продержаться – сотню-другую, а потом? Гниение заживо и тлен? Сколько он ждал ту, которая могла бы открыть Колодец? С тех пор как эта гадина Тхицун так обошлась с ним, он искал по всему миру ее душу. Теперь, когда он увидел ее, главное – не напугать, вовлечь в свою игру и заставить сделать то, что нужно. Хаддар подошел к окну, занавешенному тяжелой холщовой материей с вышитыми на ней защитными знаками. Только тем, кто умеет читать эти знаки, было понятно, чей это кабинет. Остальные видели в них только причудливые узоры причудливой страны и называли это "тибетский узел". За окном царило обычное оживление – тысячи туристов и паломников со всей страны медленно поднимались по каменным лестницам священной горы в сердце Поталы. Их поведут мимо ступ со священными останками – надо же чем-то кормить души заточенных в них лам. Ламы не умерли, они спят и в своем голодном сне понемногу питаются теми, кто пришел поглазеть на их великолепные саркофаги. Хаддар редко ходил к ним, ему не нравилось их надоедливое ворчание. В его силах было дать им возродиться, но он удерживал их в этих золоченных ступах и пользовался ими. Они могли проникать куда угодно – все врата всех миров были перед ними открыты, и он безжалостно отправлял их усталые души по своим поручениям. Это они нашли для него странную душу Тхицун, которая не рождалась вместе с младенцем, а существовала в среднем мире людей, порхая как бабочка, которая перелетает с цветка на цветок, надолго не задерживалась ни в одном человеческом теле. Как только он подбирался к ней, она улетала, и ему приходилось снова и снова тратить огромные силы на то, чтобы увидеть ее. И тут такая удача – эта непослушная душа сама поселилась в ту, которая ехала в Тибет, к самому Хаддару. Нужно только успеть до того, как она покинет это тело, открыть Колодец и достать Зеркало. Это Зеркало, которое невозможно ни разбить ни потерять, предназначалось ему и ждет его уже полторы тысячи лет. Теперь-то он не даст ей уехать из Тибета, она навечно останется здесь, в Колодце человеческих душ.
С высоты своего окна Хаддар увидел, как из машины выходит рыжеволосая, но почему она одна? Где та, которую он ждет с таким терпением? Значит, время еще не пришло. День-два ничего не изменят, а разговор с ее окружением тоже полезен. Люди могут влиять друг на друга, а он может влиять на любого из них. Хаддар бросил щепоть пряностей в огонь, и комната ненадолго сменила свою сущность – вместо затхлости и небытия теперь всюду царил пряный аромат сандала.
– Она откроет Колодец и отдаст ему свою душу, ото неизбежно.
Пока рыжеволосая поднималась по деревянным ступеням внутреннего двора, Хаддар размышлял. Важные люди заинтересованы в том, чтобы ее временный муж не вернулся отсюда живым. Придется монахам поработать, к тому же Гелугпе заплатят большие деньги, чтобы этот иностранец исчез без следов.
– Небесные похороны. Слишком много чести, конечно, но… монастырь всегда нуждается в хорошем подношении.
12
Маленькая темнокожая старушка с хитрыми живыми глазами только что поставила чайник над отражателем, который в солнечные дни служил ей вместо печи, и пока вода закипала, тупым длинным ножом старательно резала корень имбиря на маленькие кусочки. Сидевший неподалеку мальчик лет десяти молча наблюдал за нею. Старуха вытерла нож о передник и хрипло проговорила:
– Принеси траву что в жестяной банке в шкафу.
Мальчик нехотя поднялся и пробормотал:
– Это ты называешь шкафом?
– Не умничай. Да, я не богата, но даже зажиточные крестьяне, вроде твоих родителей, присылают мне своих детей.
На глазах у мальчишки навернулись слезы. И зачем только Кайчи уехал в город? Теперь вот он за него у этой старухи, у которой куска хлеба-то порой не бывает. Почему ламы выбрали его?
Старуха мельком взглянула на мальчика и рассмеялась:
– Вечно с вами одно и то же! Все вы поначалу скулите как потерявшиеся щенки, а потом вырастаете и лаете на меня как большие злые собаки!
Мальчик огрызнулся:
– Даже псов иногда кормят. Псы чаем не питаются.
Глаза Старухи стали острыми как бритвы. Она поджала губы и процедила:
– Собаки питаются падалью. Нечего скулить, иди вон к воротам, проси милостыню!
– У кого просить-то? Туристов еще нет, рано. Местные сами перебиваются как могут.
– Тогда жди до завтра. В монастыре большой праздник, будут раздавать лепешки и чай паломникам.
– Так то паломникам! Там знают, что я живу у тебя, так что на лепешки рассчитывать нечего.
Старуха сплюнула в угол.
– Вечно одно и то же! Перестань ныть и сними чайник с линзы.
– Такие слова знаешь!
– Что-то ты дерзок сегодня.
– Так это от голода. Покормила бы – сразу добрым стал.
Старуха вздохнула:
– Нет в молодых никакого терпения. Выучишься – придут к тебе люди с деньгами и беды знать не будешь!
– Тогда почему ты, такая ученая, перебиваешься с хлеба на воду?
Старуха вздохнула.
– Не твое дело. Это моя жизнь, и я в ней какая хочу, голодная или сытая – мне решать. Ты тоже можешь сам решить. Хочешь быть сытым – возвращайся к родителям. Хочешь учиться – оставайся, но нытье твое я больше слушать не буду.
Мальчику на мгновение стало страшно от одной мысли, что он вернется домой, ничему не научившись у Старухи. Деревня ждет своего нового лекаря. Старый умер год назад, и теперь в их глухое место никто из молодых даже не заглядывает. Все хотят поближе к городу, потому и послала его мать к Старухе, на обучение. Отдать мальчика в монастырь было бы непозволительной роскошью – слишком много лет учиться и слишком много денег. Если бы он проявил способности, то остался бы при монастыре навсегда, стал бы его собственностью, а это не входило в планы его семьи.
– Нордан, почему ты живешь у монастырской стены, а не в доме, как все?
– Любопытно?
Мальчик кивнул. Старуха пожала плечами.
– Я тогда была молода, ни о чем не думала. Не думала, что придется жить, как крыса в норе. Для молодых стены монастыря слишком тесные. Я много знала, а это не нравилось моим хозяевам. Сама себя обрекла на такую жизнь. Вот и перебиваюсь теперь, как получится. Приходят люди, платят хорошие деньги, чтобы я учила их детей.
– Тогда почему ты такая?
Старуха засмеялась:
– Нищая?
Мальчик промолчал, боясь обидеть Старуху. Она ласково погладила его по темной головке.
– Если бы я хранила деньги здесь или где в другом месте – меня бы обокрали или убили. Я отдаю все деньги своим богам – и до сих пор жива. Вот и приходится перебиваться.
– А когда мы начнем учиться? Я здесь с зимы, а ты не рассказываешь мне ничего.
Старуха открыла грязный термос, сполоснула его кипятком и бросила туда щепоть имбиря. Потом травы, что принес мальчик, затем отломила от плитки немного темного чая и тоже бросила в термос. Не успела Старуха закончить с заваркой, как кто-то крикнул:
– Откройте, хозяйка.
У тощих, едва прикрывающих вход ворот стояла женщина в ярком платке и красивом переднике, Она помахала рукой хозяйке:
– Откройте, я вам сливок принесла. Свежих.
Старуха подмигнула мальчику:
– Сегодня не придется пить пустой чай. Я лечила ребенка этой женщины. Теперь вот она сливок нам принесла.
Старуха бережно взяла небольшую стеклянную банку и улыбнулась женщине:
– Здоров?
Женщина поцеловала зеленый камень, который висел на засаленной веревке из жилок яка у нее на шее.
– Благодарю вас.
Женщина поспешно ушла, а Старуха с мальчиком долго молча грелись на весеннем солнышке, потягивая ароматный имбирный чай с густыми сладкими сливками…
13
На этом подарки судьбы не закончились. Не успело солнце скрыться за вершиной горы, как в дверь снова постучали. Старуха разворчалась:
– Кого это несет к нам в такой час? Добрые люди уж спать ложатся.
Мужчина в поношенной одежде, видно, пришел из далека, улыбнулся, обнажив ряд белоснежных зубов:
– Открывай, хозяйка. Я тебе мясо принес.
Старуха не на шутку всполошилась:
– Какое еще мясо?
– Хорошее. Его лама Дорджен передал, знаешь такого?
– Что-то раньше он не баловал меня своими подарками. С чего это он вдруг решил отдать мне то, что и сам мог съесть с большой охотой?
– Это ты его спроси. Мне велено передать.
Старуха помялась немного, не решаясь принять дар от незнакомого человека, но вид голодного мальчишки придал ей смелости, и она махнула рукой:
– Давай сюда твое мясо.
Старуха достала небольшой медный таз, которым уже давно никто не пользовался, и положила в него ценный дар. Она с наслаждением вдыхала аромат еще теплого, хорошо сваренного мягкого мяса. Наверное, ото был молодой як, такими нежными были куски, распадавшиеся под тупым ножом. Старуха достала пару чашек и разделила поровну содержимое таза. Мальчик набросился на еду, как голодный волчонок, сглатывая почти не жуя. Старуха напротив, медленно и с наслаждением отправляла в рот небольшие кусочки. Внезапно мальчик поперхнулся и схватился за живот.
– Больно!
Старуха перестала жевать и быстро сплюнула остатки обратно в миску. Теперь уже и она сама чувствовала неладное. Ее слегка мутило, и резь в животе усиливалась. Выругавшись, она трясущейся рукой пошарила на пыльной полке.
– Куда запропастилась эта чертова шкатулка!
Она всегда держала готовое снадобье на случай непредвиденного, но шкатулки почему-то не было.
Едва сдерживая рвоту, она спросила мальчишку:
– Ты трогал черную шкатулку здесь на полке?
Мальчишка в ответ только простонал. Старуха пришла в неистовство:
– Отвечай, негодяй, что ты сделал с моей черной шкатулкой?!
Едва двигая посиневшими губами, мальчик прошептал:
– Я продал ее туристам.
Старуха замерла.
– Ты продал ее туристам?! Мою траву, которую я собирала, ползая по этим горам весь год? Ты продал туристам?
Мальчишка покачал головой.
– Нет, я вытряхнул ее за домом, она бы все равно им не пригодилась, а шкатулка им понравилась. Они дали двадцатку.
По смятому кожистому лицу Старухи текли слезы бессилия. Она уже не могла двигаться. Оставалось совсем немного времени, чтобы подготовить себя к большому пути, в который все отправляются помимо своего желания.
За остекленевшими глазами еще теплилась жизнь, и мысли еще не покинули старую голову, растворившись в ночи. Теперь она вдруг ясно поняла, почему мясо принесли, когда стемнело. Так она не смогла увидеть синих червоточин трупного яда. И шкатулку мальчишка сам никогда бы не осмелился продать. Значит, кто-то его надоумил. И это могли быть только приспешники мерзавца Хаддара.
Краем угасающего сознания она чувствовала, что кто-то наклоняется над нею и куда-то пытается перетащить. Через какое-то время она почувствовала во рту что-то теплое и, едва не захлебнувшись, судорожно сглатывала живительную влагу…
14
Мы с Алексием в молчании доехали почти до самого Дрепунга.
– Попроси водителя остановить машину где-нибудь у гостиницы для паломников.
Машина сделала еще пару поворотов и притормозила у неказистого строения. Я сама не понимала, почему я проигнорировала встречу с Хаддаром и поспешила сюда. Мы шли по мощеному камнем пыльному двору, не имея ни малейшего понятия, что нам делать дальше. Двор этой древней гостиницы для приезжих был абсолютно пуст.
По ветхой лестнице мы поднялись на второй этаж, но и там никого не было. Всюду валялись старые тряпки, сломанные доски, грязная битая посуда. Казалось, что люди давно покинули эти места. Только по свежему пеплу костровища у одной из стен во внутреннем дворике можно было понять, что какая-то жизнь здесь все-таки была. Алексий брезгливо озирался вокруг, стараясь ступать как можно осторожнее.
– Мы уже все здесь осмотрели? Теперь можем ехать обратно в гостиницу?