Кеглев осторожно отвернул простынь, обнажив лицо девушки. Большой мягкий нос и синеватый подбородок резко выделялись на мертвенно-бледном лице.
– Да, не красавица. Даже смерть ее не украсила, Бедный ребенок…
На простыне не было никаких штампов.
– Значит, не больничная,
Екатерина прикрыла дверь за Ефимычем и подошла к Кеглеву, который пытался получше рассмотреть простыни покойной.
– Может, перенесем ее на стол, под лампу, так удобнее будет.
– Давайте попробуем.
Не успели они взять закостеневшее замороженное тело, как дверь со скрипом распахнулась.
На пороге застыли два кругленьких черных мундира, в изумлении таращась на происходящее. Кеглев улыбнулся.
– Вот и помощники.
Он подмигнул Екатерине, чтобы та отпустила тело.
– Давайте, ребятки, кладите на стол, будем осматривать.
Двое в форме нутром почувствовали, что приказания строгого дяденьки нужно исполнять, хоть он и не является их непосредственным начальством. Они аккуратно сложили на подоконник свои фуражки и привычными движениями подхватили тело.
– Куда нести?
Екатерина оживилась:
– На стол. Кладите осторожно.
Тот, что помоложе, усмехнулся, глядя на Екатерину.
– Да ей теперь все равно.
Тот, что постарше, подождал, пока Кеглев с Екатериной выйдут обратно к холодильникам, прикрикнул на своего веселого коллегу.
– Ты сильно-то не веселись. Дело нешуточное, если сам Кеглев здесь.
– А кто это, Кеглев?
– Как бы тебе лучше объяснить? Это такой человек, который если захочет, так ни ты, ни твоя семья в этом городе жить не будут. Понял?
Младший немного притих.
– Сразу бы сказал, а то я как обезьяна с гранатой.
– Я тебе сразу и сказал. Так что веди себя при нем тише и приказы его слушай, как будто наш полковник отдает. Они там наверху всегда договорятся.
Кеглев вернулся в операционную с выражением крайнего неудовлетворения на лице.
– Никаких зацепок. Откуда привезли? Кто привез?
Он серьезно посмотрел на своих помощников:
– У меня двое суток, чтобы доложить обо всех обстоятельствах. Значит, у вас только сутки.
Полицейские переминались с ноги на ногу.
– Так, Константин Петрович, у нас ресурсов маловато. Куда бежать?
– Ресурсы я вам обеспечу. А куда бежать – это ваше дело.
Старший вздохнул. Не вовремя оказались они на дежурстве. Вот теперь попали. К удивлению мужчин, стоявших в нерешительности, Екатерина подошла к телу и сняла одну из простыней. Она внимательно посмотрела на ткань и улыбнулась.
– Это не больничная.
Кеглев вздохнул.
– Это для меня не новость, милая барышня. Штампов нет.
– Даже если бы на ней были десять штампов, эта простынь не могла быть больничной.
Кеглев внимательно смотрел на нее, ожидая, что дальше.
– Это очень дорогая простынь. Хлопок с шелком, вот, видите, метка производителя вышита, а на дешевых она просто пришита. Даже на самых больших распродажах они стоят кучу денег, Значит, это из частной клиники, причем небедной.
– Это нам мало чем поможет. Богатых клиник в нашем государстве немало. И простыней таких тоже может оказаться огромное количество.
– В том-то и дело, что не может. Это как дорогие часы. Их не так много, и тех, кто их покупает, продавцы хорошо знают. Но дело даже не в этом. На самом трупе…
Кеглев знаком приказал полицейским подойти и внимательно слушать Екатерину. Те стояли, стараясь не пропустить ни слова.
– Посмотрите на надрезы.
Она подошла к телу и щипцами отвернула кожу на надрезе.
– Это сделал профи. Причем высокого уровня.
– Продолжайте.
– У нас в больнице так не режут. Инструменты допотопные. Даже если и обновляют, то все равно работаем самыми дешевыми. Простыми так не вырезать. Здесь нужны особой закалки, и вот, смотрите, прижигали сосуд. Работал хороший кардиохирург, на отличном оборудовании, хотя и не самом новом. Такое только в больших кардиоцентрах. Или у частников.
– Вы хотите сказать, что в частных клиниках есть такие игрушки? Это оборудование стоит миллионы…
Екатерина позволила себе замечание:
– Миллионы? И что? Частникам это не под силу?
Кеглев задумался. Да, пожалуй, частников стоит проверить. Это вполне решаемые деньги для хороших бизнесменов. Есть несколько частных клиник, но все московские, до периферии это еще не дошло…
25
Саматов Николай Васильевич, врач, хирург высшей категории, вынужден был сидеть в аэропорту Лондона вовсе не по причине плохой погоды. Его срочно вызвали из Америки, где у него были каскадные операции. Голова кружилась, но есть он не хотел. Его помощница заботливо посмотрела на Саматова:
– Может, выпьете чаю?
– Нет уж, увольте. Этот их английский чай я бы с удовольствием заменил стаканом хорошей русской водки с красной икрой.
– Зачем с красной? Вам по статусу уже черная положена.
– Черная мне не нравится.
– Как хотите. Принесу красной.
Саматов капризничал.
– Ирина Александровна, где вы в аэропорту найдете хорошую красную икру?
– Как будто мало летаете! В Duty Free вам и красная, и любая найдется. Так мне сделать вам бутерброд?
Ирина Александровна была не просто помощницей Саматова, в ее обязанности входило следить за полным обеспечением этого хирурга – чтобы все было вовремя, расписание выполнялось, все помощники и пациенты были в нужном месте в нужное время; билеты, самолеты и гостиницы были вовремя, чтобы он не ел ничего вредного и вообще ел. Еще в начале своей карьеры, только поступив на службу к Федорову, молодой доктор Саматов как-то упал в голодный обморок, хорошо еще после операции. После проведенного особыми службами расследования выяснили, что, увлекшись, он просто забывает есть. Думает об операции, инструментах, особенностях пациентов, приборах, их исправности и сбоях, но не о еде. И поскольку хирург подавал большие надежды, Федоров приставил к нему опытную медсестру, которую жаль было отправлять на пенсию, но и держать на работе было невозможно из-за все растущих мировых требований к квалификации и возрасту персонала. Дамочка была расторопная, и вскоре доктор начал выдавать весьма неплохие показатели. Главной задачей Ирины Александровны было ликвидировать простои в работе хирурга. Теперь уже Саматов мог проводить не одну-две, а четыре-шесть операций в день. Федоров был доволен. Небольшая зарплата Ирины в две с половиной тысячи окупалась сполна.
Ирина Александровна была особой уравновешенной. Она не впадала в истерику и не испытывала угрызений совести. Она просто делала свою работу.
26
Маргарита Тимофеевна не спеша ставила тяжелые бокалы на стол, чтобы они оказались строго симметричны огромным ослепительно-белым салфеткам. Она чуть нагнула голову, проверяя, как отражается свет в глубокой резке на чистом кристалле. Довольно кивнув, она повернулась к Залесному:
– Только два прибора? Гостей не будет?
– Три. Себе тоже поставьте.
Маргарита недовольно скривила губы.
– С господами не приучена. На кухне выпью.
– Тогда и нам накрывайте на кухне, если вам здесь не комфортно.
Маргарита сдвинула брови и назидательно произнесла:
– Не годится вам занимать место животных в доме. Будете ужинать здесь, в столовой.
Залесный с Федоровым переглянулись. Хозяин дома первым решился высказаться:
– Что вы имеете в виду?
– На кухне я кормлю Патрика и кота. Они знают свое место и приходят вовремя. Вот и вам не мешало бы знать свое место и приходить к ужину вовремя,
Федоров впервые столкнулся с ситуацией, когда в доме наводят беспощадные порядки и главный вовсе не он.
– Позвольте, Маргарита Тимофеевна… Вы наверняка тоже знаете свое место…
Не успел он договорить, как Маргарита всей своей тяжелой артиллерией надвинулась на него:
– Я-то свое место знаю. В данный момент я приставлена нянькой к двум престарелым детям, которые не желают есть в столовой и собираются сесть за стол с прислугой. И, что еще хуже, пугают животных своими причудами.
Залесный сделал слабую попытку оправдаться.
– Так этой столовой почти никто не пользуется. Для двоих она слишком большая. Кухня как-то привычнее, уютнее.
Маргарита была неумолима.
– Туалетом вы пользуетесь, хоть он и превышает размеры малогабаритной квартиры, в которой я живу Почему-то не ищете по дому, где поуютней, чтобы присесть. Так и столовой надо научить себя пользоваться.
Она дала понять, что разговор окончен и что ужин начинается через семь минут. Мужчины переглянулись и бросились врассыпную по своим комнатам. Надо было успеть переодеться, чтобы в достойном виде предстать перед Маргаритой.
Чертыхаясь и на ходу застегивая штаны, Федоров первым ворвался в столовую. С видом победителя он занял себе место у окна и с удовольствием наблюдал, как Маргарита строгим взглядом встречает Залесного, как учительница встречает разгильдяя, который опоздал на урок. Проследив, чтобы оба мальчика аккуратно разложили салфетки на коленях, она торжественно внесла горячее и выплыла из комнаты. Как только стихли ее шаги, Федоров с видом заговорщика подмигнул Залесному:
– Откуда это сокровище?
– Одолжил у подруги жены.
– Я хочу ее перекупить. Мне такая Фрекен Бок позарез нужна.
– Ничего не получится. Она страшной клятвой связана с Алефтиной и ни на шаг от нее не отходит. Нам повезло только потому, что Алка сама ее попросила присмотреть за нами до возвращения жены. Кстати, а зачем тебе домоправительница?
– Я человек одинокий. Прихожу в пустой дом. Никто меня не гоняет переодеваться и не заставляет ужинать в столовой. Я уже совсем как дикое животное – ем где хочу, сплю где хочу.
Залесный пожал плечами:
– По-моему, это не плохо, делать, что хочешь,
– Это ты говоришь так потому, что женат. И жена решает, где ты будешь есть и спать. За меня давно никто ничего не решает.
– Так женись. И все у тебя будет по полной программе,
Федоров отложил вилку и долго вертел в руке тяжелый блестящий нож.
– Ничего не получится.
– Проблемы?
– Да, проблемы. За время, проведенное с третьей женой, я слишком хорошо познакомился с женщинами.
– А с первыми двумя своими женами ты знаком не был?
– Первые прошли без осадка, как вода сквозь пальцы. А вот третья оказалась редкой стервой,
– Зачем тогда жил с ней четырнадцать лет?
– Дочь.
Мужчины помолчали и выпили залпом без тостов.
27
Ночь выдалась непростой. Несмолкающие крики младенца, истерики жены, обвальное падение цен на нефть, резкие скачки доллара – все слилось в один тяжелый грязный ком. Федоров, который любил порядок до фанатизма, теперь не мог ответить на простой вопрос своего помощника:
– Во сколько вас ждать завтра утром?
Он усмехнулся и взял тайм-аут.
– Я тебе перезвоню. Но, скорее всего, раньше чем к полудню не ждите.
– Но, Сильвестр Петрович…
– Знаю, Григорий, но теперь у меня семейные обстоятельства.
– Это может быть на руку Золотухину, который только и ждет от вас каких-нибудь обстоятельств.
– И это знаю. Но раньше полудня не получится. Выкручивайся, как сможешь.
Трубка что-то прошипела и отбилась. Вот так. Теперь эти обстоятельства сильнее его. Этот ребенок, кисло пахнущий теплым молочком, цепко держал его в своих маленьких ручонках. Завтра с утра снова к врачам. Снова консилиумы и совещания медицинских светил.
В комнату ворвалась жена, на ходу распахивая халат, обнажив красивую грудь. Она бросилась в кресло возле стола и простонала:
– Посмотри, что с грудью! Как хочешь, но я ее кормить больше не буду! Есть прекрасные заменители молока. Они даже полезнее, чем женское!
Федоров оторвал взгляд от бумаг на своем огромном столе и посмотрел на жену.
– Грудь мы тебе сделаем. Какую хочешь.
– Я хочу свою. Это молоко ее просто разрывает. Посмотри, какие растяжки!
– Это поправимо.
– Поправимо?! Конечно, это же не тебя будут резать и накачивать всякой дрянью! В общем, я решила.
– Что же ты решила?
– Кормить больше не буду. Говорят, что молоко уйдет через неделю и грудь восстановится.
– Кто это тебе говорит?
– Анжела. Она спасла свою грудь швейцарским детским питанием. Ну, ты знаешь, там коровы и все такое…
– Коровы? Я что, буренку выращиваю? Я тоже решил, моя дорогая. Если ты не будешь кормить ребенка, то я не буду кормить тебя,
– В каком смысле?
– В смысле дополнительных расходов. Если мне придется взять кормилицу, то ее содержание я буду вычитать из твоих повседневных расходов. А поскольку кормилицу мне придется взять из Швейцарии – там коровы и все такое, ну, ты понимаешь… Так что прикинь своими математическими мозгами, Катенька, сколько можно сэкономить, если самой кормить дочь своей грудью.
Екатерина фыркнула и грациозно выплыла из комнаты. Федоров мысленно улыбнулся,
– Прекрасно.
Утром его разбудило слабое хныканье ребенка, Бледная жена со сжатыми губами молча одевалась в своей комнате. Федоров попытался выяснить, что происходит:
– Почему Анна плачет?
Екатерина пожала плечами.
– Наверное, голодная.
– Ты что, не кормила ее сегодня?
– Ни сегодня, ни вчера. Ждем твою кормилицу из Швейцарии.
У Федорова помутнело в глазах.
– А ты точно ее мать?
Екатерина усмехнулась и процедила:
– Хочешь, чтобы я спросила, точно ли ты ее отец? Впрочем, малышка не слишком красива, так что ошибки быть не может.
Сильвестр вздохнул:
– Значит, и этот вопрос не удалось решить без войны. Оставайся дома. Ты мне сегодня не нужна. Малышку оденет Ольга Петровна.
– Это вряд ли.
Сильвестр посмотрел на улыбающееся прекрасное лицо жены.
– Что случилось с Ольгой Петровной?
– Я ее отпустила. Рассчиталась с ней за месяц вперед и объяснила, что она нам больше не понадобится, что у нас теперь кормилица из Швейцарии.
Федоров быстро вышел, чтобы не сказать жене что-нибудь лишнее. Он набрал номер помощника.
– Григорий, есть у нас толковая девушка в офисе?
– В офисе всегда найдется толковая девушка. А в чем ей надо быть профи?
– В семейном деле. Воспринимай это как бизнес. Надо, чтобы она оперативно могла решать любые семейные и хозяйственные вопросы. Полчаса я тебе даю, но не больше. Пусть сразу приезжает ко мне. Платить буду по двойной ставке. Работать ей придется в условиях, близких к военным действиям. Иу, ты знаешь.
Через двадцать шесть минут в дверь позвонила молодая девушка.
– Здравствуйте, меня зовут Олеся. Я из большой семьи, так что могу справляться с любыми проблемами.
– Здравствуйте, Олеся. Мойте руки и идите в детскую.
Олеся деловито вымыла руки и твердым шагом прошла в детскую. Маленькая живая кукла в модном детском комплекте едва ворочалась под тяжелым стеганым одеялом. Окинув ребенка знающим взглядом, она спросила:
– Голодная?
Сильвестр кивнул.
– Ребенок не ел со вчерашнего дня.
– Как зовут?
– Сильвестр Петрович.
– Извините, но ваше имя я знаю.
– Анна.
– Мне нужен телефон. Нужно позвонить в роддом и отправить вашего водителя за молоком. Я напишу записку, чтобы дали с запасом. И покажите, где у ребенка одежда. Нужно ее переодеть.
Сильвестр вздохнул с облегчением. Потом посмотрел на часы.
– Я уеду на пару часов. Вернусь к половине одиннадцатого. К этому времени подготовьте ребенка к визиту в больницу.
– Что-то не в порядке?
– Сердце.
Олеся в ужасе уставилась на Сильвестра.
– Сердце? У такой крохи?
Чтобы не вдаваться в тяжелые объяснения с чужим человеком, Сильвестр сухо попрощался и вышел из комнаты.
28
Олеся решила, что правильно будет заблаговременно приготовить ребенку все необходимое к перелету Огромная кухня Федоровых несколько смущала ее, но она была полна решимости. Методично, одну за другой она открывала тяжелые дубовые дверцы испанских шкафов, пока не почувствовала, что за ней кто-то пристально наблюдает. Она подняла голову и встретилась глазами с ослепительно красивой женщиной. Богиня стояла в дверях, играя носком туфли, бесцеремонно разглядывала Олесю.
– Что ищем?
– Бутылочки для воды. Запасные. Сильвестр Петрович сказал, что они где-то в шкафах на кухне.
– Так вам нужна детская кухня. Вы же не думаете, что ребенку будут готовить его детское месиво на кухне, которая готовит для меня?
Олеся покраснела.
– Простите, я не знала, что в доме две кухни.
– Вообще-то три. Прислуга тоже люди, и им тоже нужно как-то питаться. У них, то есть у вас отдельная кухня. Идемте, я покажу.
Олеся как в тумане шла за небожительницей. Она и представить не могла, что в доме можно иметь три кухни. Екатерина остановилась возле небольшой синей двери и слегка толкнула ее.
– Вот детская. Посуда, плиты, специальные миксеры, блендеры, соковыжималки, подогреватели еды, поддерживатели температуры и прочая ерунда перед вами.
Глаза Олеси разбежались от такого детского великолепия. Она и половины этих приборов не знала.
Екатерина наслаждалась произведенным эффектом.
– Это Сильвестр Петрович. Он считает, что это все поможет ему вырастить дочь как следует. Идемте, я покажу вам вашу кухню.
Олеся молча двинулась за хозяйкой дома. Екатерина открыла перед ней белую дверь, пропуская Олесю вперед. Та оказалась среди знакомых ей плит, холодильников и посуды, не отличающейся особой изысканностью. Хозяева строго держали грань между собой и прислугой.
– Вот здесь вы можете готовить себе еду. С собой приносить нельзя. В холодильнике все необходимое для здорового питания. Но, как вы понимаете, готовить вам придется только когда девочка спит. Или гуляет.
– А разве мне не нужно будет с ней гулять?
– Нет, этим занимаются специально обученные люди.
– Специально обученные?
– Охрана. Или вам нравится таскаться по этажам с тяжелой коляской?
– Да нет… Значит, я только для дома?
Екатерина окинула высокомерным взглядом
девушку:
– А вы мечтаете о чем-то большем?
Олеся окончательно смутилась.
– Я мечтаю только сохранить обещанную мне прибавку к зарплате. Мне нужны деньги и ничего больше.
Екатерина кивнула.
– Вот и славно.
Олеся вернулась в детскую кухню и деловито занялась приготовлениями. Сумка вскоре была собрана, и она позвонила Сильвестру Петровичу.
– Я готова.
В трубке раздался недовольный мужской голос.
– Уважаемая Олеся Викторовна, мне не интересно, готовы ли вы. Меня интересует, готова ли моя дочь.
– Анечка еще спит.
После недолгой паузы трубка проговорила:
– Я бы попросил вас называть мою дочь полным именем. Уменьшительно-ласкательные оставьте для родителей и родственников.
Олеся покраснела и с трудом выдавила из себя:
– Анна еще спит. Но скоро проснется. Чтобы покормить и переодеть ее, потребуется минут сорок, так что к двенадцати часам она будет готова.