Руководитель штаба узнал его.
– Ну как? Нашли Анатолия Николаевича?
– Нашел. Всё в порядке. Большое спасибо. Мне кое-какие детали надо уточнить. – Он уже углядел Валентину. Приблизился к ней. – Нам надо поговорить. Но здесь чересчур много народу. Идемте на улицу.
Она подхватила пальто, пошла за ним. Едва это стало возможно, Григорий выпалил:
– Я уговорил его. Он написал заявление о снятии кандидатуры. Но он был так взволнован, что я не стал настаивать на том, чтобы он ехал в избирательную комиссию. Теперь проблема – как передать туда заявление. Дело в том, что я – посторонний человек. Юридически.
– Давайте я передам. Я – доверенное лицо Кузьмина. Удостоверение имею.
– Это надо сделать немедленно. Удостоверение с вами? Поехали.
Машина удивила ее. Глаза изучали весьма недешевую отделку салона.
– Надо же. Я на такой никогда не ездила.
Григорий пропустил ее слова мимо ушей.
– Если спросят, почему не сам Кузьмин принес заявление, скажите, что он плохо себя чувствует.
– Хорошо. Это японская машина?
– Немецкая. И вот еще. Надо, чтобы в оставшиеся до выборов дни ваш штаб распространял информацию, что Кузьмин снял свою кандидатуру в знак протеста против использования административного ресурса и что он призывает своих сторонников не участвовать в голосовании. Запомнили? Мы срочно сделаем листовки и завтра привезем к вам в штаб.
Здание администрации было достигнуто. Валентина скрылась за дверью. В нетерпении Григорий ожидал ее возвращения. Получится? Или нет? И что делать, если не получится?
Она появилась минут через двадцать. Принесла беззаботное выражение на лице.
– Всё. Передала. Официально приняли. Сказали, что завтра будет заседание комиссии, там рассмотрят… Скажите, а пятьдесят тысяч, которые вы обещали дать, вы ему дали?
– Нет. Побоялся. Он был настолько неадекватен, что я побоялся.
– Вы можете дать их мне. Я его невеста. – Подумав, добавила с игривым смущением. – Точнее, гражданская жена… Скоро три года.
– Что, три года?
– Гражданская жена.
Деньги лежали в портфеле. На тот случай, если Кузьмин попросит. Не попросил. Да и Григорий забыл. Не до того было.
"Как поступить? – лихорадочно размышлял он. – Отдать ей? Это надежнее, чем ему. Еще выкинет какой-нибудь фортель. Не давать совсем опасно. Шум поднимет".
– Пишите расписку. Давайте сядем в машину, там напишите.
Устроившись на заднем сиденье, она принялась выводить под диктовку: я, такая-то, получила за Кузьмина Анатолия Николаевича пятьдесят тысяч американских долларов, причитающихся Кузьмину за выполнение условий договора. Расписка юркнула в портфель, который взамен отдал пять пачек зеленых купюр. Валентина не знала, куда их деть. Шальными, пугаными глазами она смотрела на деньги. Хорошо, что у Григория был пластиковый пакет.
– Я рассчитываю, что Кузьмин узнает об этом незамедлительно.
– Да, конечно… – рассеянно отвечала она.
Теперь Григорий стал опасаться за нее.
– Куда вас отвезти? – спросил он.
– Домой. – Валентина принялась объяснять, куда ей надо. Всю дорогу она крепко прижимала пакет к животу.
55
Что происходит, когда умирает душа? Это пострашнее, чем смерть тела. Это – конец всего. Космоса, Вселенной. Это истинная смерть.
Бесполезный город окружал Анатолия Николаевича. Ненужные дома, сооружения. Непонятные люди с непонятными желаниями. Бесполезные, раздражающие своей суетливостью автомобили… Он не помнил, как оказался здесь, в этом кусочке Вселенной. Да это было не важно. Как и всё остальное. После разговора с Юрием Ивановичем всё потеряло смысл. Распалась целесообразность и стройность мироздания. Невидимые прежде шестеренки, приводившие в движение галактики, рассыпались. Любое действие не давало результата. Любой результат не требовал действия.
И вдруг он узрел того, кто был так важен ему, кто виделся в невероятном величие. Он не понял, дух перед ним или человек, обладающий бренным телом? Но это не имело теперь значения.
Ленин смотрел на него с укоризной. Ему всё было известно.
– Вы оплошали, батенька. Оплошали.
– Владимир Ильич, – бросился объяснять Кузьмин, – я не знал, откуда деньги. Я не мог знать.
– Вам не хватило прозорливости.
– Лучше бы я их не брал… Но без денег я бы не смог. Владимир Ильич, я бы ничего не сделал. А я столько хорошего сделал, столько пользы принес… Или теперь всё это не нужно? – Он смотрел на Ленина полными сомнения глазами. – Жизнь это фикция? Видимость? Владимир Ильич, стоит ли жить дальше?
– Батенька, жить стоит лишь для того, чтобы продолжать борьбу. Жизнь – борьба. Если вы можете бороться, вы должны жить.
– А зачем? Коммунизм в этой жизни невозможен. Я это понял. – Он перешел на шепот. – Я теперь знаю – эта жизнь совсем для другого. Она – фикция. Ее нет на самом деле. Поэтому нельзя умереть.
Ленин предостерегающе поднял палец:
– Но они этого не знают.
– Кто?
– Все остальные. Они думают, что всё по-серьезному.
Анатолий Николаевич пребывал в растерянности – он тут при чем? Ленин понял его сомнения.
– Они не должны знать правду. Вот почему вам непременно надо победить, товарищ Кузьмин.
Если так, он продолжит играть в эту игру. В конце концов, его просит Ленин. Тот, который был раньше. Но что значит теперь "был"? Он есть. Он такая же реальность, как всё остальное.
– Владимир Ильич, может быть вам самому пойти на выборы? Вы победите. Вы – гений. Вы любого победите.
Ленин уверенно качнул головой из стороны в сторону.
– В этом нет необходимости. Вы такой же Ленин, как и я. Победа будет за вами. Только не скрывайте, что вы – Ленин. Возьмите фамилию "Ленин". Вы должны стать Анатолием Николаевичем Лениным. Завтра же потребуйте от избирательной комиссии.
– Они откажут.
– Не посмеют. Скажите, что я дал такое распоряжение. Председатель комиссии – старый коммунист. Он в КПСС состоял. В райкоме партии работал. Он не посмеет не выполнить мое распоряжение. Не посмеет ослушаться Ленина.
– Хорошо, я ему передам, – воодушевился Кузьмин. – Я потребую.
– Вот и правильно, батенька…
56
Приехав в штаб, Григорий вызвал Максима и Андрея.
– Срочно подготовьте листовки с обращением Кузьмина, что он снимает свою кандидатуру с выборов в знак протеста против использования административного ресурса и призывает своих сторонников не голосовать на этих выборах. И надо обеспечить распространение этих листовок. Действуйте… Да, часть тиража завезите в штаб Кузьмина. Но не говорите, от кого. Оставьте, и никаких объяснений.
После этого посредством телефона был разыскан юрист, получивший указание побывать на заседании избирательной комиссии.
Можно было расслабиться. Григорию захотелось устроить пиршество. Итогом стал визит в большой магазин. Направляясь к выходу с тяжелыми пакетами, он обратил внимание на парфюмерный киоск. Появилось некое соображение. Оставив пакеты в машине, он вернулся, потребовал французские духи. Долго исследовал аромат, втиснутый в разные пузырьки, наконец ткнул пальцем: эти. А еще купил букет роз в соседнем киоске. С этими розами он появился в галерее. Наталья Михайловна была удивлена.
– Что случилось?
– Разве я не могу подарить тебе цветы без всякого повода?
– Ты прямо-таки сияешь.
– Я решил одну очень трудную задачу. И заслужил небольшой праздник. Поехали. Всё, что нужно, в машине.
Она стала одеваться. Потом происходило перемещение в сторону ее дома. Едва появились в квартире, он вручил ей духи.
– У кого праздник? У тебя или у меня?
– У нас. – Он поцеловал ее.
Стол накрывали сообща. Выпили за успешное решение проблемы – какой именно, Григорий не стал объяснять. Потом – за выборы.
– Чтоб их было побольше, – провозгласил Григорий.
– А я – за обратное, – сказала она.
Потом – за город, в котором она жила. После этого она спросила:
– На будущей неделе ты уедешь?
– Нет. Не так быстро. Надо собрать все протоколы, дождаться результатов и может быть оспорить их. Потом надо подвести итоги, за всё отчитаться. Людям отдать деньги. – Григорий посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом. – Выходи за меня замуж.
Некоторое время она размышляла над его предложением, вслед за тем поинтересовалась будничным голосом:
– Как ты себе представляешь нашу совместную жизнь?
– Ты переедешь в Москву, откроешь там галерею. Будешь заниматься тем же делом. А можешь послать всё к черту и тратить время на свои картины. Я куплю другую квартиру, чтобы в одной из комнат устроить твою мастерскую.
– А ты будешь ездить на выборы?
– Буду. Разве это плохо? Мужчина должен зарабатывать деньги. И потом, так я тебе позже надоем.
Она задумалась. Какие мысли крутились в ее голове?
– Я не пойду за тебя замуж, – прозвучало наконец.
Слова ударили, придавили.
– Почему? – корявым голосом спросил он.
– Я тебя не люблю.
– И спишь со мной? – Он криво усмехнулся.
– Сплю. Я уступила твоему натиску. Честно говоря, мне нравится спать с тобой. Но этого мало для того, чтобы выйти за тебя замуж.
Он не мог, не хотел принять такое объяснение.
– Ты выйди за меня замуж, проживи какое-то время со мной. А потом полюбишь.
– Нет. Не полюблю, – выдохнула она. – Мы с тобой слишком разные люди.
Его расстроили эти слова. Очень расстроили. Нечто безрадостное забралось в душу. Но он постарался не подать виду.
Потом сформулировался итог переживаний: "Ну тебя к черту. Живи здесь одна. В этой дыре".
Данные мысли сохранились до утра. Но он понимал – это чтобы успокоить себя. Только он не успокоился. Оставалось одно – отвлечься делами.
Главные события следующего дня должны были произойти в избирательной комиссии. Григорий ждал вестей оттуда. Существовала вероятность неблагополучного исхода.
Лежащие на столе данные по наблюдателям вселяли оптимизм. Листовка с обращением Кузьмина пошла в тираж. Свежие номера газет не обрадовали, но и не огорчили. Сотрудники штаба четко исполняли свои функции. Всё шло как надо. Кроме одного: она сказала – нет. Единственный раз, когда он по-настоящему сделал предложение. "Так просто я от тебя не отстану, – думал Григорий. – Не надейся… Куда же юрист пропал?"
Раздавшийся звонок не оправдал ожиданий – с ним захотел поговорить приятель, также работавший за пределами столицы.
– Как у тебя дела?
– Нормально, – чересчур бодрым голосом отвечал Григорий. – Идем на первом месте.
– А у меня проблемы. Еще в сентябре заключили соглашение с народниками, что кандидатуру снимет тот кандидат, который на втором месте. По всем опросам наш кандидат опережает их кандидата. Теперь выясняется, что их кандидат не хочет снимать свою кандидатуру. Катастрофа. Они разделят голоса, и победит коммунист, который на третьем месте.
Григорию было всё равно, кто там победит, но он понимал – плохо демонстрировать невнимание к приятелям. Посему прозвучал совет:
– Звони на Старую.
– Звонил. Там не хотят ссориться с народниками.
– Тогда выход один. Пусть старшие товарищи твоего подопечного быстро найдут какую-нибудь должностишку, которая устроит конкурента.
– Это мысль, – пробормотал приятель. – Спасибо…
"Что там в комиссии? Есть решение?" – обращался неведомо к кому Григорий. Ответа не было.
Наконец юрист подал голос:
– Всё нормально, – звучало из мобильного. – Сняли. Тут такое произошло. Кузьмин такое устроил. Приеду, расскажу.
Он примчался в штаб через двадцать минут, сохранив невероятное возбуждение. Слова с легкостью вылетали из него.
– Начинается заседание избирательной комиссии. Председатель зачитывает заявление Кузьмина о том, что он снимает свою кандидатуру с выборов в знак протеста против использования административного ресурса руководством области. Видели бы вы его физиономию при этом. Будто лимонов обожрался. Идет обсуждение. Вдруг появляется Кузьмин собственной персоной и требует, чтобы его фамилию в бюллетенях сменили с Кузьмина на Ленина. Чтобы там было записано: Ленин Анатолий Николаевич. Потому что он и есть Ленин сегодня, и об этом ему сказал тот Ленин, который лежит в мавзолее. Председатель таращит на него глаза, спрашивает его: вы заявление о снятии с выборов писали? Он говорит: "Писал. Меня враги трудящихся заставили. Но теперь я Ленин. Это необходимо отразить в бюллетене, чтобы люди узнали. Это архиважно". И принимается агитировать комиссию, требует, чтобы они проголосовали за настоящего коммуниста Анатолия Николаевича Ленина, потому что пора дать бой капиталистам и коммунистам-перерожденцам. Председатель пытается остановить его. Бесполезно. Вызывают милиционера. Мент хочет вывести Кузьмина, тот устраивает потасовку, кричит менту: "Пособник капиталистов и коммунистов-перерожденцев". Осталось только скрутить его. Сопротивлялся неимоверно. Кое-как вывели из зала. Председатель тут же поставил вопрос о снятии. Комиссия проголосовала единогласно.
Свершилось. Можно было идти с докладом к Мельниченко. Сообщить, что всё в порядке. Проект "КОК" обеспечил нужный результат. Григорий добился своего. Но почему-то не ощущалось радости. Только нечто скверное, тягостное на душе. И чувство невероятной усталости.
"Всё суета, – равнодушно думал он. – Экклезиаст был прав. Суета сует".