Конец света - Виктор Казаков 5 стр.


2.

В ресторане за столом, где только что было принято важное для Обода решение (мы в этом скоро убедимся), не присутствовал только один сотрудник городской газеты – "ответственный по объявлениям" (так в редакции все называли должность) Иван Никитич Шпынь, у которого, кроме газеты, было еще одно место работы и, кроме редактора Григория Минутко, был еще один начальник – старший лейтенант госбезопасности Михов.

Обычно Шпынь телевизионные новости смотрел и слушал внимательно, при этом даже кое-что записывал в блокнот. Но информация о неполадке в космосе, породившая в Ободе столько естественных волнений, проскользнула мимо его ушей и сознания незамеченной, как шум за окном, потому что в тот вечер во время передачи голова "ответственного по объявлениям" была занята другим, более важным делом – он складывал в уме очередное секретное донесение.

Когда в редакции состоялся разговор о конце Света и в результате разговора был предпринят поход в ресторан "Шумел камыш", Шпынь с разрешения редактора в этот день на работе отсутствовал – дома в маленькой однокомнатной квартире на улице Космонавтов сочиненное накануне в голове он старательно перекладывал на бумагу.

Вот что у него получилось:

"20 апреля 2006 года. Источник сообщает:

В городе Обод на улице Консервной в доме номер 36 в настоящее время проживает Павел Петрович Грушин, давно известный "органам" своими подозрительными взглядами на жизнь (по рекомендации "органов" он в начале восьмидесятых годов проходил курс лечения в психиатрической больнице). В последнее время Грушин днем стал редко выходить из дома, а вчера в обеденное время, встретившись со мной в продовольственном магазине "Гастроном", на мой безобидный и даже, как мне казалось, дружеский вопрос "почему вас, Павел Петрович, давно не видно на свежем воздухе?" ответил дерзко: "Стараюсь не выходить на улицу, во-первых, потому, что не хочу встречаться с вами и такими, как вы, Иван Никитич, во-вторых, много часов провожу сейчас за письменным столом – воссоздаю на бумаге историю нашего города и облик его, с позволения сказать, современных граждан". Вот это "с позволения сказать" меня и насторожило: подозреваю, что вышеотмеченным занятием Грушин увлекся неспроста, а, учитывая его прошлые взгляды на жизнь вообще и на жизнь в нашем государстве в частности, думаю, задуманное сочинительство (подчеркнуто мною – К.) таит немалую опасность, в первую очередь, – в идеологическом плане. Нахожу нужным сообщить об этом, чтобы вовремя пресечь возможные опасные последствия сегодняшних, на мой взгляд, противоправных действий т. Грушина. "Куница". г. Обод".

(Признаться, сначала нам вовсе не хотелось рассказывать об этом человеке, даже так, как рассказали, – коротко, не утомляя читателя подробностями, – не такая уж интересная фигура Шпынь. Но этот ободовец, зарегистрированный у старшего лейтенанта Михова под секретной кличкой "Куница", как маленький, но важный винтик в ином моторе, неожиданно оказался незаменимым в сюжете нашей повести, в чем читатель и убедится на следующих страницах).

3.

Начальник городской милиции майор Яловой на тринадцать часов объявил внеочередное построение личного состава – как всегда, на плацу, в милицейском дворе, со всех сторон огороженном служебными постройками и высоким забором. Майор планировал, во-первых, объявить перед строем выговор только что принятому в милицию и уже успевшему нарушить Внутренний Устав молодому рядовому Дмитрию Мешкову, во-вторых ("во-вторых" было главным) у начальника, накануне слушавшего телевизионную передачу о чрезвычайном событии в Космосе, созрели профессиональные мысли в связи с возможными в Ободе неприятностями, и он счел нужным поделиться этими мыслями с вверенным ему коллективом.

С Мешковым разговор был недолгим.

Два дня назад по главной улице города мимо дежурившего на этой улице молодого милиционера, "шатаясь в пьяном виде", шел к центральной площади Толя Мурсин, известный в городе бездельник и алкоголик. И орал при этом так громко, что мешал в рабочем кабинете сосредоточиться на очередной мысли руководителю администрации Петру Ивановичу Мыслюкову:

– Даешь народу достойную зарплату! Евреев-демократов – на нары! Работа не х… и год простоит!

Рядовой Мешков, вместо того, чтобы с помощью "словесных мер", а также штатной резиновой дубинки заставить хулигана замолчать, услышав последний лозунг, не сдержав строгости на лице, расхохотался, попросил Толю трижды громко на всю улицу повторить лозунг, после чего взял бузотера под ручку и безнаказанным увел подальше от центра города.

Митя честно раскаялся в проступке, объяснив свое поведение повышенной чувствительностью к юмору.

Объяснение, конечно, только рассмешило всех стоявших в строю, а майору Яловому дало повод строго напомнить коллективу:

– Дело наше – государственное, а если брать шире, даже политическое; улыбки и шутки "при исполнении" непозволительны, ибо они подрывают авторитет правоохранительного органа и провоцируют неповиновение граждан!

Высказав сентенцию, майор строго оглядел строй; при этом, заметив, что после предыдущего построения каждый милиционер заметно прибавил в весе, принял решение: "В ближайшее воскресенье всему личному составу устрою День физкультурника". И, чтобы не забыть о решении, из бокового кармана кителя достал толстый блокнот, в котором сделал соответствующую запись.

Из заготовок Грушина: "Нестандартные вес и объем талии местных милиционеров ободовцы объясняют так, как объяснил бы это любой нормальный человек: "блюстители" берут взятки, стало быть они и питаются лучше всех в городе. Однажды небольшая компания стала вслух размышлять на эту тему, и местный аптекарь Гурсинкель рассказал старый анекдот: спрашивает мальчик у милиционера: "Дяденька-дяденька, сколько будет дважды два?" Милиционер, взяв под козырек, отвечает: "Нас – этому – не учат; нас – учат – отнимать и делить". Анекдот, конечно, старый, Гурсинкель узнал его, когда еще был пионером и отдыхал в лесном лагере; с тех пор, может, байка частично и потеряла актуальность, но милиционеры Обода и в самом деле почему-то все очень толстые – даже тот, кто поступает на службу стройным юношей, сразу же начинает пухнуть, как теплое тесто на свежих дрожжах. Будучи убежденными реалистами, ободовцы считают, что явление это в условиях современной жизни неизбежно и в ближайшие годы неистребимо.

Однажды для майора Ялового феномен обернулся таким конфузом. Руководитель заботливый и не лишенный эстетических запросов, он хотел видеть свои кадры обмундированными элегантно. И три года назад, когда пришло время переодевать эти кадры в новое (старое отслужило срок), он пригласил в отделение лучшего местного портного Ивана Ивановича Западинского и попросил: "Сними, Иван Иванович, мерки со всего личного состава и подсчитай, сколько материи для пошива формы мне нужно заказать в областном материально-хозяйственном управлении". Западинский обмерил милиционеров, подсчитал; заявка ушла в область, а оттуда ответ: вы, майор Яловой, просите материи в полтора раза больше, чем положено; выделяем, как всем, – по научно обоснованной норме.

Получив "по норме", майор снова обратился за помощью к портному, который, подумав, так решил проблему: все милицейские рубашки, сказал, в том числе и зимние, будем шить только с короткими рукавами, штанины у брюк будем заканчивать чуть ниже колен, там, где на штанину уже натягивается голенище сапога. "При этом, – уточнил Иван Иванович Западинский, – придется в два раза увеличить длину портянок, но, думаю, управление на портянки не поскупится".

Управление, действительно, заявку майора Ялового на портянки удовлетворило полностью".

Записав в блокнот "День физкультурника", майор возвратил блокнот в боковой карман кителя, медленно прошелся с правого фланга на левый, после чего, прокашлявшись, приступил к решению второго, главного, пункта.

– Конечно, – сказал он, – все вы слышали по телевизору об оторвавшейся части планеты, которая, по некоторым данным, направляется прямо на контролируемую нами территорию. – Майор еще раз прошелся вдоль строя, после чего, остановившись, продолжил: – Когда прибудет "кусок" и какой он будет величины, пока не известно, но это не значит, что мы должны сидеть сложа руки и ждать… Что мы должны сейчас сделать, рядовой Хренов? – указательный палец майора, как ствол пистолета, вдруг уперся в грудь стоявшего в строю старослужащего милиционера, отличавшегося редким, можно даже сказать, уникальным талантом – он всегда безошибочно угадывал самые хитрые мысли начальства (и, заметим вскользь, часто злоупотреблял этим полезным талантом).

– Надо подготовить встречный план! – сделав шаг вперед, не задумываясь, отрапортовал милиционер.

Майор вслух похвалил Хренова, при этом в очередной раз (уже про себя) подивился его с годами не увядающей редкой способности.

В течение прошедшей ночи начальник милиции – чтобы не заснуть, подбадривая себя французским коньяком, – обдумывал именно встречный план – надеясь, что проявленная им перед лицом грядущей из космоса опасности инициатива по достоинству будет отмечена не только мэром города Петром Ивановичем Мыслюковым, а и (даже!) областным милицейским руководством.

Опять достав из бокового кармана кителя блокнот, майор быстро нашел в нем страницу, на которой мелким неровным почерком были изложены параграфы сочиненного им за ночь встречного плана. И…

В это мгновение некая охранительная сила вдруг промелькнула между строем и Яловым, промчалась незаметно и мгновенно, будто молния, но успела подсказать начальнику горотдела очень своевременную мысль: не надо, товарищ майор, знакомить личный состав с планом сейчас, надо показать план сначала Петру Ивановичу; не узнав план первым, Петр Иванович может обидеться и не утвердить его.

Быстро закрыв блокнот, майор объявил личному составу отбой, после чего из кармана брюк достал мобильный телефон, нажал нужную кнопку и уже через секунду учтиво спросил трубку:

– Когда, Петр Иванович, к вам удобно зайти?

Хотя мэр еще полгода назад – в перерыве совещания – продиктовал майору номер своего мобильного телефона и при этом почти по-дружески предупредил: "Звони, Леня, когда посчитаешь нужным", Яловой по своей инициативе звонил Мыслюкову только в чрезвычайных ситуациях.

Из заготовок Грушина: "…Петр Иванович Мыслюков любит, когда его называют не главой администрации, а мэром Обода. Такого названия должности в нашей стране вообще-то нет, но оно и не оспаривается. Не смущает название и горожан: мэр так мэр, лишь бы бумаги вовремя подписывал и внимательно следил за тем, чтобы подчиненные ему чиновники, имеющие право подписывать бумаги менее значительные, чем те, что подписывает сам Мыслюков, не вытягивали при этом последнее из карманов и душ.

Мыслюков – высокого роста, но, к сожалению, невысокого полета. Он, видимо, и сам осознает незначительную высоту планки, выше которой прыгнуть уже не способен, поэтому Петр Иванович тихо не любит людей, которые умнее и интереснее его, часто в разговорах надувает щеки, а когда выступает на официальных городских мероприятиях, надувает еще и нижнюю губу.

До перестройки Мыслюков был директором местного завода железобетонных изделий; в горкоме партии его всегда хвалили, потому что завод выполнял план не только по основному ассортименту – отливал панели для строительства в области двух– и трехэтажек, но и по приписанному ему набору товаров для народа – из отходов производства делал большие гвозди и крепкие маленькие столбики, на которых возводившие дачи ободовцы устанавливали легкие загородные домики. Горком также систематически отмечал завод переходящими красными знаменами, а его директора – денежными премиями и почетными грамотами.

Мыслюков не лишен свойства, которое в народе называют иногда пройдошливостью. Однажды (еще до перестройки) город с удивлением увидел: у директора завода железобетонных изделий на голове появилась не известно каким путем приобретенная пыжиковая шапка. Даже у первого секретаря горкома партии товарища Шепелявого такой шапки к тому времени еще не было, а у Мыслюкова появилась. Вскоре шапка сыграла роковую роль в эпизоде, главным героем которого был, к своему несчастью, Петр Иванович. В одной квартире на улице Аэронавтов сложилась ситуация, много раз рассказанная в старых анекдотах: муж одной местной легкомысленной особы уехал в командировку, вернулся домой раньше обговоренного с женой срока, открыл дверь в прихожую, а тут… Вот тут-то все дело и испортила пыжиковая шапка, потому что именно она – единственная в городе! – аккуратно прикрытая шарфиком, лежала в прихожей на полочке под зеркалом. Досрочно вернувшийся домой муж, не теряя времени на уточнение ситуации, не стал открывать двери в комнаты, схватил шапку под мышку и бегом пустился в горком партии. Под тяжестью неопровержимой улики Петру Ивановичу дали тогда строгача, хотя и без занесения – наступало время, когда партия начинала уставать от своих строгостей.

Конечно, на выборах в местные органы власти чашу весов в пользу Петра Ивановича прошедшей осенью потянули не почетные грамоты и уж, конечно, не этот, навсегда запомнившийся ободовцам, эпизод с шапкой. Что же "потянуло"? Жители города на вопрос: "Почему на последних, альтернативных, выборах вы отдали голоса за господина Мыслюкова?", почесав затылки, часто отвечают: "Почему, почему… А х… знает почему".

Узнав в трубке голос начальника милиции, Мыслюков еще раз напомнил майору, что тот может не только звонить, но и без звонка приходить к нему "в любой нужный момент".

– Буду через полчаса, Петр Иванович, – обрадованный словами мэра, пообещал майор.

И ровно через полчаса Яловой уже излагал свой план на случай встречи Обода с космическим пришельцем ("пока проект, только проект, Петр Иванович, хочу услышать ваше мнение и, конечно, ваши дополнения и поправки").

– "…Возможны, – читал майор странички своего блокнота, – нештатные ситуации: разрушение общественных и торговых помещений, грабежи, паника, а также несанкционированные высказывания граждан… С завтрашнего дня для всего личного состава отменяются выходные дни и отпуска. Для жителей города силами наших инспекторов организуются собрания, во время которых даются указания, как надо вести себя во время пожаров, сильного ветра, землетрясений…".

Читая, майор краем правого глаза замечал, что мэр его сочинение слушает без должного внимания, а некоторые места – вроде бы и вовсе без интереса.

Через пять минут Мыслюков вялым жестом остановил чтение, спросил:

– А что будет, товарищ майор, если ожидаемый нами осколок планеты, – Петр Иванович поднял глаза к висевшей на потолке люстре, – ударит по шлюзу на Канале?

Яловой открыл новую страницу блокнота, но зачитать изложенные на ней мероприятия не успел, потому что мэр вдруг встал из-за стола, попросил майора "прерваться", в течение нескольких минут молча ходил по кабинету, наконец, остановился у стола и, глубоко вздохнув, голосом строгим и официальным сказал:

– Вы, Яловой, абсолютно не понимаете ситуации!

И за несколько минут популярно разъяснил, что может произойти. Закончил грубо:

– Поэтому план свой, товарищ майор, засунь… знаешь куда?

Майор поспешил ответить "знаю" и дрожащим голосом ("разъяснения" Мыслюкова его не на шутку напугали) простодушно спросил:

– Что же теперь делать, Петр Иванович?

Мыслюков невесело улыбнулся. Кажется, пошутил:

– Молить Бога…

И добавил:

– Остальные советы, майор, по мере прояснения ситуации получите у моего заместителя по оргвопросам Николая Петровича. А я уезжаю в Москву – срочно вызывают.

За минуту до прихода Ялового мэру из Москвы звонила его секретарша Мария Федоровна Гапонова, которая ночью улетела в столицу, с утра успела посетить посольство дружественной развивающейся страны и оформила там мэру и всем членам его семьи визы на посещение одного из островов в теплом океане.

4.

"21 апреля 2006 года, г. Обод. Источник сообщает:

Вчера в редакции газеты "Ничего кроме правды" состоялось совещание творческих сотрудников, на котором обсуждался кадровый вопрос. Разговор возник в связи с тем, что руководство редакции (редактор Г. Минутко) решило в качестве реагирования на сообщение центрального телевидения о движении в сторону Земли оторвавшегося куска планеты завести в газете новую рубрику "Что я думаю о конце Света?". Прогнозируется значительное увеличение посетителей и писем в редакцию, поэтому потребовалось найти человека, который бы занимался этой рубрикой. Собственных сотрудников у нас мало, брать еще одного экономически невыгодно; поэтому решено было найти внештатного сотрудника – из пенсионеров, которым нечего делать. Обсуждалась кандидатура, предложенная самим редактором Г. Минутко, – Павла Петровича Грушина. Я своевременно указал на неправильный образ мыслей П.П. Грушина в прошлом и попытался было возражать по поводу выдвинутой кандидатуры, но товарищи со мной не согласились, а согласились с предложением Г. Минутко.

Считаю, что редакция, вовремя предупрежденная о политической ненадежности П.П. Грушина, сознательно (подчеркнуто мною – "К".) допустила крупный идеологический просчет. "Куница".

В доносе старшему лейтенанту осведомитель Шпынь не отметил некоторых деталей того мероприятия, во время которого, как он написал, "обсуждался кадровый вопрос". Поэтому мы вернемся к мероприятию, чтобы рассказать о нем подробнее и правдивее.

Собрав коллектив на внеочередное совещание, редактор надеялся поручить рубрику "Что я думаю о конце Света?" кому-нибудь из уже работающих сотрудников. Но, как выяснилось в первые же минуты разговора, поскольку дополнительная нагрузка не обещала ни копейки дополнительных денег, газетчики дружно стали сопротивляться, как выразился Петя Наточный, "эксплуататорским поползновениям начальства". Поняв, что коллективного отпора ему, к сожалению, не осилить, Григорий Минутко поднялся со своего стула и, обращаясь ко всем, сказал с нескрываемой обидой:

– "Ты меня хлебом не корми, а от работы избавь"; это про вас, коллеги… Не шумите, я, как говорят в Одессе, не упал с трамвая. Не тяни руку, Наточный, знаю, что хочешь сказать, послушай, что скажу я.

Минутко изложил свой новый кадровый план. Он согласен с выступавшими и никого не станет перегружать; он пригласит на работу внештатного корреспондента.

– Я хотел бы на этом месте видеть Грушина. Знаем Павла Петровича давно…

– Родился в простой семье, закончил Московский университет, в пьянстве замечен не был, но по утрам пьет воду, – подал реплику корреспондент Вася Субчик.

Редактор про себя одобрил шутку, но вслух счел нужным указать молодому коллеге:

– Не перебивай начальство, Вася, иначе ты никогда не станешь старшим корреспондентом.

– Учту.

Сделав выговор Субчику, Минутко опять обратился ко всему коллективу:

Назад Дальше