Почти каждый день Виктор открывал в Саньке что-то новое. Тревожило только одно: малыш никак не хотел учиться говорить. Играя, машинально мог повторить любую фразу, услышанную по телевизору. Но как только включалось внимание, малыш упрямо закрывал рот, словно воды в рот набирал. Светлана выбивалась из сил, всякими уловками пытаясь заставить сынишку произносить хотя бы отдельные слова. Санька словно издевался над ними. И тогда было решено сделать ход конем: подключить к этому Марию. Мария - младшая сестра Виктора - была замужем за финном и жила на севере Финляндии. Приезжала редко. Чтобы не стеснять их в однокомнатной квартире, они с мужем обычно останавливались в гостинице. В общем-то, это было правильно. Жилищные условия у Виктора со Светланой были, мягко говоря, не ахти. Кухня - шесть квадратных метров да комната шестнадцать. Не разбежишься. Почти всю мебель Виктор сделал собственными руками. Чистенько, просто, только то, что в быту необходимо. К тому же и разговор с иностранцем у него как-то не клеился. Карри был далек от яхтенного дела, а Виктор ничего не понимал в его коммерции. Словом, приезды сестры и ее мужа их с женой несколько тяготили. Зато Санька ликовал. Год назад, когда он впервые увидел Марию в их доме, с ним стало твориться что-то невообразимое. Он принялся кружиться по комнате с поднятыми вверх ручонками, издавая какие-то гортанные звуки, подобно шаману при исполнении священного ритуала. Кружился долго, до тех пор, пока глаза совсем не сделались пьяными. Тогда Санька упал на палас вверх лицом, широко разбросав в стороны руки и ноги, и осоловело уставился на люстру. Ждал, когда Мария разденется, подойдет и возьмет его на руки. И надо было видеть его довольную мордашку, когда она, наконец, прижала его к себе! А вот на Карри выглядывал так, словно тот был его заклятым врагом, которому не место в их доме. А Виктору почему-то сразу вспоминалось собственное детство.
Терпеть не мог Федьку-гитариста, который жил на другом краю поселка. Многие девчата на селе сохли от любви к нему. Мальчишки за честь считали пройти с гитаристом рядом. А Виктор даже голоса его слышать не мог, хоть Федька никогда не делал ему ничего дурного. Случалось и обратное: вроде бы видел человека впервые, а ощущение было такое, словно все в нем до боли знакомо и любимо. Вот что это?
Мария и Карри должны были приехать через несколько дней. В свои планы по поводу покупки "Кассиопеи" Виктор решил до поры до времени сестру не посвящать. Давно уж усвоил: не говори "гоп", пока не перепрыгнешь. А вот Саньку пусть поучит говорить. Почему-то был уверен, что у Марии это получится. Нужно только оставить их вдвоем. А потому решили со Светланой отвезти Карри на матч по хоккею в знаменитый Ледовый дворец спорта. Мария как-то говорила, что до хоккея Карри сам не свой.
Сестра очень обрадовалась этой затее. После дальней дороги она чувствовала себя неважно и с удовольствием осталась дома с племянником. А когда поздно вечером они вернулись домой, застали Марию всю в слезах. Санька мирно спал. На все вопросы сестра, как партизан, твердила одно: "Все хорошо. Просто устала с дороги". Но мысли ее были где-то далеко, и во взгляде сквозила такая боль, что у Виктора внутри все перевернулось. Может быть, дело в Карри? Мария не любит его? Да-да, конечно, ведь он, Виктор, чувствовал это, догадывался… Чего греха таить, многих знакомых удивляло то, что Мария вышла замуж за иностранца. Для Виктора, который хорошо знал взгляды и вкусы сестры, это было еще большей загадкой. Однако спрашивать Марию об этом не решался. В юности они с сестрой были довольно откровенны. Но потом она как-то разом повзрослела и закрылась. Что случилось? Понять не мог. Чувствовал во всем этом какую-то тайну, к которой прикасаться было нельзя! И отступился: своих "тараканов" полно!
На другой день Саньке на кухне был устроен "подпольный допрос".
- Ты вчера слушался Марию?
Сын кивнул.
- А почему она плакала?
Этого Санька не знал. И удивленно вытаращил глазенки на отца.
- Наверное, ты ее обидел! - попутал бес Виктора. Это был запрещенный прием. И он тут же раскаялся, но было уже поздно. Санька пулей выскочил из кухни, подбежал к Марии и стал с тревогой заглядывать ей в глаза. Мария закрыла лицо руками. Плечи ее мелко вздрагивали. Сначала Виктору показалось, что сестра смеется, но между пальцев у нее вдруг просочились слезы. Растерянный взгляд малыша метался по лицам взрослых. А Мария все продолжала всхлипывать. Тогда Санька принялся гладить ее по голове, приговаривая: "Пай! Пай! Пай!" Но и это не помогало. Мария никак не отнимала рук от заплаканного лица. И тут малыш… протянул ей свою соску! Со стороны это выглядело так забавно, что даже они со Светланой не смогли сдержать улыбки. А Карри закашлялся в приступе громкого хохота. В ответ на его смех Санька закричал, затопал ногами. Крик его был таким истошным и пронзительным, что кот Барсик опрометью кинулся к входной двери. А Санька забился между шкафом и стенкой, да еще заткнул уши пальцами, чтобы не слышать голоса Карри. Вызволить его из угла было нелегко. Стоило взрослым приблизиться, как Санька поднимал истошный рев. Тогда Мария глазами попросила всех выйти из комнаты. Через некоторое время за дверью раздалось ее тихое пение: "Кто тебя выдумал, звездная страна?.." Понемногу Санькин плач перешел в тихое прерывистое всхлипывание, а еще через некоторое время в комнате, наконец, воцарилась тишина. Санька уснул. Но спал беспокойно. То испуганно вскрикивал, то жалобно постанывал. Его головенка моталась по подушке так, словно он был не в кроватке, а в каюте во время сильной качки. Малышу явно снилось что-то тревожное. Да вот только что?
Александр
- Эй! Хозяин! К тебе гости! Сойди на берег, разговор есть!
Голос показался очень знакомым. Александр возился с мотором. Не спеша вытер масляные руки ветошью, выглянул в иллюминатор. На пирсе стояли двое. Одним из них был начальник их цеха, Петрович. Что это его принесло?! Какая нужда? Парня, который стоял рядом с Петровичем, он видел впервые. На вид ему было около тридцати. Карие глубоко посаженные глаза разглядывали яхту с какой-то настороженной усмешкой. С чего бы вдруг он им понадобился в столь поздний час? Поднялся по трапу, перешагнул леерные стойки, легко спрыгнул на деревянный настил.
- Привет, Петрович! - Обменялись рукопожатиями.
- Знакомься. Николай, мой сосед по даче. Помогает мне дом обшивать. На все руки мастер.
- Ну, будет тебе, Петрович, перехвалишь, - исподлобья щупая Александра прищуренными глазами, по-свойски оборвал Петровича парень. - Он про каждого так говорит…
- Дело у нас к тебе "на сто тысяч". У Николая сетки в озере остались. А мотор на катере сдох. Может, ты поможешь?
- Нет, Петрович, прости, не могу. Я завтра яхту на берег ставлю.
- А ты не торопись. До белых мух, говорят, еще далеко. Осень нынче затяжная, - уговаривал Петрович.
- Нет, не могу. Слыхал и другие прогнозы. Попросите тех, у кого моторки.
- Да уж многим кланялись! - зло сплюнул в сторону Николай. - Не берутся. Помоги, друг, не откажи! - И хоть голова парня при этом заискивающе пригнулась, в голосе его Александр уловил какое-то явное раздражение. - Да и, если честно, место свое не хочу показывать. Ты-то, знаю, рыбой не промышляешь. Улов пополам поделим. Петровича угостим. Может, и лосось попадет. Ну, как? По рукам?
- Сказал же, не могу, - глядя себе под ноги, твердо повторил Александр. - К тому же у меня с крановщиком договоренность. - И развел руками, дескать, не обессудьте. Принялся, было, прощаться, но Петрович взмолился:
- Да помоги ты человеку, Александр! Научит и тебя рыбацкому ремеслу. В жизни пригодится. Может, и на пару промышлять будете. Все какая лишняя копейка!
А парень так и давил его глазами. Дай волю - прижал бы в угол и стал махать факелом перед лицом.
- Пошли, Петрович! Ну, его! Не на коленях же стоять! Пусть он когда-нибудь к тебе обратится!
- В общем-то, Николай прав, - не очень уверенно подхватил Петрович. - Я ведь всегда тебе, Александр, навстречу шел. Вспомни! Поможешь Николаю, три дня отгулов дам. Займешься своей яхтой, пока морозы не подступили. Ну что тебе стоит? Не семеро по лавкам. Завтра, в субботу, туда отправитесь, заночуете в его сторожке да в воскресенье обратно.
- Ой, Петрович, за жабры берешь! - покачал головой Александр. И тут же попался на крючок. Почувствовав слабину в его голосе, мужики уже с него не слезали.
- Видит Бог, ведь первый раз тебя прошу! - настаивал Петрович.
- Я кран тебе сам лично в понедельник пригоню! - бил себя в грудь парень.
- Ладно, - хмуро кивнул Александр. И, взглянув на Николая, бросил: - Приходи завтра к восьми утра. Твоя взяла.
- Вот и ладненько! - пропел парень, при этом глаза его как-то хищно вспыхнули.
- Спасибо, дружище! - поднял руку над головой Петрович. - И не только от меня, но и от мастера нашего, от Елены свет Ивановны. Она супругой Николаю приходится.
И хоть при этих словах внутри у Александра предательски ёкнуло, виду не подал. Тоже поднял руку в ответ и быстро спустился в каюту.
Руки привычно подтягивали форсунки дизеля, а из головы не выходило: "Вот это встреча! К добру ли? Неужели Петрович заложил? Да нет, не может быть. На трепло не похож. В чужие дела носа совать не будет!"
Дома уткнулся в телевизор. Шел какой-то фильм. Он тупо и безучастно смотрел на экран. И даже не переключал каналы, когда появлялась назойливая реклама, хоть, что-что, а уж рекламу терпеть не мог! За кем-то гнались, в кого-то стреляли, что-то взрывали, а у него в голове звучал голос Лены: "Сашенька, милый, поверь, не люблю я его! Опостылел он мне! Никаких чувств у нас давно нет. Одна обязанность: дочку вырастить да выучить!" Он стоял как истукан, а она, обхватив его шею руками, осыпала поцелуями побледневшее лицо. Крепко взял ее за руки:
- Лена! Успокойся, прошу тебя! Сюда могут войти.
- Ты боишься, да? Боишься?! Не может быть, не верю! Ты не трус!
- Она явно была не в себе. Схваченные заколкой волосы рассыпались по плечам. По щекам текли черные от туши слезы.
- Я боюсь за тебя! Пойми! - выдохнул он.
- А мне плевать на всех! Я люблю тебя! Ну, поцелуй меня, хоть раз, и я уйду!
Он нежно коснулся ее губ, провел рукой по голове.
- А теперь иди, прошу тебя!
Совсем нежданно, словно побитая собака взвизгнула пружина открывшейся двери. На пороге "служебки" стоял Петрович.
Лена не оборачивалась, только замерла, прижав палец к губам. Он тоже молчал. Смотрел на начальника спокойно и выжидающе. Тот крякнул да так задом и вышел. Дверь сердито захлопнулась. Лена бессильно опустилась на табурет.
- Если муж узнает - убьет! И тебя, и меня! Он такой!
Александр погладил ее по плечу.
- Не узнает. Не бойся.
- Ты думаешь? - с надеждой вглядывалась она ему в глаза. Боже праведный! Как жалко ему было ее в эту минуту: хрупкую, заплаканную, всю потерявшуюся от страха! Хоть возьми и разорви перед миром собственную грудь, лишь бы у нее все было хорошо!
- Не думаю, а знаю. У нас, мужиков, это не принято. А Петровича я уважаю.
Сложив на груди руки, печально смотрел, как торопливо смывала она с лица расплывшуюся краску. Тенью метнулась к двери и исчезла, как маленькая юркая мышь. И в комнату заползла тревога. Сначала она жалась по пустым углам, потом самовольно приютилась у самых его ног. И вот уже нагло лезла за пазуху. Ему стало не хватать воздуха. Закашлялся, застучал кулаком себе в грудь. Удушье отпустило. Тогда подошел к приборам и стал торопливо записывать показания в журнал, стараясь выбросить из головы и Петровича, и Лену, и ее мужа.
Было это месяца два назад, и вот свела судьба!
В ту же ночь ударили первые заморозки. Ударили лихо, без предупреждения. Стылый ветер быстро пообрывал сухие листья с деревьев. Травяная зелень скокошилась. Дороги обсохли, асфальт на них засеребрился. Пора уж. Конец ноября. Корпус "Кассиопеи" покрылся воздушными кружевами голубого инея. Перламутровые хрусталики потрескивали под ногами. И так жалко было топтать эту красоту! Но по тропинке от гаражей уже спускался Николай. Вид у него на сей раз был более приветливым. Казалось, низкий лоб уже не давил глаза так, как вчера. Александр успокоился. Да и что ему было волноваться? Видит Бог, перед этим парнем он был чист. Ему бы и в голову не пришло ухаживать за замужней женщиной. Общаясь с Леной, он улыбался ей так же, как и другим, с кем приходилось работать. В его шутках никогда не было пошлых намеков, какие частенько отпускались - вместе с похотливыми взглядами - другими мужчинами. Что касается ее чувств к мужу - это их семейные проблемы. Помочь, конечно, Николаю он поможет, но ни денег, ни рыбы не возьмет. А вот от отгулов, что обещал Петрович, не откажется. "Кассиопею" нужно подготовить к зиме.
До места они шли почти весь световой день. Александр молча делал свое привычное дело, Николай с интересом наблюдал за ним. Иногда он задавал какие-то вопросы по яхте. Александр объяснял спокойно, неторопливо. Потом Николай попросился сесть за румпель. Получилось нормально. Да и не велика наука! В душу не лезли. Молчанием не тяготились. Мало-помалу разговор перекинулся на рыбную ловлю. Свое дело парень знал туго. Рассказывал, какие и где лучше ставить сети, как убегать от рыбнадзоров, куда можно сдавать улов. Осторожно завел разговор о том, как убили недавно двух рыбаков, посмевших проверить чужие снасти.
- Законы, конечно, нынче везде звериные, - доверительно сетовал Николай. - Самосуд вершится на каждом шагу. Вон и по телеку в фильмах показывают… Прав тот, у кого мышцы крепче. Ты один-то выходить в озеро не боишься?
Александр покачал головой.
- А кого мне бояться? Я чужих сетей не проверяю. На чужие пикники рот не открываю. Деньги тоже не кую. К тому же я человек верующий.
Николай ухмыльнулся. И от этой его ухмылки повеяло чем-то колючим и злым.
- Видел икону, что в каюте висит. Значит, говоришь, крест у тебя на вороту есть?
- Куда ж ему деться? - отшутился Александр и пошел кипятить чай.
А когда вернулся, Николай, цинично глядя на женский лик, вышитый на гроте, вдруг озадачил вопросом:
- А это что у тебя за краля такая? Для вдохновения? - и, не дожидаясь ответа, продолжал рассуждать сам с собой. - Не похоже. Красавицей не назовешь. Мымра злющая!
Александр пожал плечами.
- Когда как!
- Что ты имеешь в виду? - встрепенулся парень.
- Да так. Она разная бывает.
- Шутишь, что ли?
- Нет, правда. Смотря какой и откуда ветер дует.
Какое-то время оба не отрывали взгляда от Кассиопеи. Глаза женщины на парусе потемнели - из голубых стали темно-синими. Того и гляди, пронзит огнем.
- Надо же, какой эффект! - удивился парень. - Век бы не сообразил, что так может играть от ветра полотно! А я думал, мистика какая. Нынче мозги пудрить модно! - И досадно сплюнул за борт. - Признаться, не люблю я этих баб! Курвы они все продажные! Волчицы! А волка, как ни корми…
Эту тему разговора Александр и вовсе поддерживать не собирался. Пошел ставить кливер. Ветер стихал.
На место пришли часам к четырем.
- Видишь избушку? - кивнул Николай головой на берег. - Моего другана обитель. Там и заночуем. А сейчас сети снимем.
- Ты яхту можешь на малом ходу под парусом держать? Я сети прямо на палубу вымотаю, вместе с рыбой. Потом переберем.
- Ты, парень, в своем уме? - присвистнул Александр. - Как тебя понимать? На яхте сети не снимают. Ее ж не остановишь. Это тебе не моторка. У меня резиновый "тузик" есть. На нем и приплывем с острова сюда. А сейчас первым делом яхту на якоря и растяжки поставить надо. Понял?
- Иди ты со своим "тузиком" знаешь куда!
- Вот дурья голова! - миролюбиво пожурил его за напористость Александр. - А вдруг ветер стихнет? Я ж тебе килем все сети запутаю, а под мотором идти - на винт намотаю.
- Ну и хрен с ним!
- Ну, даешь! У тебя что, бабушка миллионерша?
Парень нахмурился.
- Мои заботы.
- Хозяин - барин! - пожал плечами Александр. - Мне-то что? Только диву даюсь, как тебе сети не жаль! Как не свои!
- Ну ладно, черт с тобой, давай на "тузике"! - нехотя согласился парень. - Может, и прав.
Быстро спустили паруса. Бросили якорь. Кинули на воду трехместный "тузик". Разматывая швартовый от носового релинга, Александр подплыл к толстой березе, что росла на самом берегу, ловко обвил ее канатом и затянул морским узлом. Яхта замерла как вкопанная.
Капроновую канистру, к которой была привязана сеть, нашли не сразу. Рыбы в сети набилось много. Видно, не проверялись снасти уже давно. Попадалась и заливная. Лещи, судаки, лосось. Вынимая рыбу, Николай так торопился и нервничал, что часто рвал ячею. Наблюдая за напарником, Александра все больше одолевали сомнения. Кого он так боится? Рыбнадзоров? Что им тут делать, на ночь глядя? К тому же, говорил, лицензия есть…
Одна сеть кончилась, за ней пошла вторая. Рыбы было столько много, что резиновая лодка изрядно просела. Того и гляди, захлестнет волной.
- Слышь, Николай, к берегу бы надо. Оставь вторую сеть на завтра, - предложил Александр.
Но тот и слушать не хотел. Азарт взял, что ли? - Да что ты суетишься так? Перевернуться хочешь? Смотри, уж вода по самые борта!
К берегу перегруженный "тузик" шел тяжело. А Николай все вертелся, прислушиваясь к далекому гулу моторки.
- Думаешь, сюда? - спросил Александр.
- А черт ее знает. Греби ты быстрее!
- Быстрее не могу. Волна поднялась. Чего боишься так?
Но Николай не ответил, пропустил мимо ушей. И вдруг на горизонте появился катер, идущий на глиссаде.
- Греби! Греби быстрее! Твою мать! За тростник!
- Да ты что так сшалел-то, парень?!
- Гони, кому говорю! Хочешь, чтоб обоих хлопнули?! - вырвалось у него.
- Что, сети не твои?!
- Не мои! - брызгая слюной от злости, шипел на него парень. - Греби, ядрёна вошь! Достал ты меня!
Александр так и застыл с веслами в руках. Парень потянулся к нему, давя сапогами рыбу.
- Греби, говорю, сукин сын! - Поскользнувшись, он грузно опрокинулся на спину и скатился за борт. Это произошло так быстро, что Александр не успел подхватить его. До берега оставалось метров двадцать, не больше.
- Держись! - крикнул ему Александр, снимая с шеи шарф. Николай понял и обеими руками уцепился за конец. Александр несколько раз пытался затащить парня в лодку. Но в нее попало много воды. Скользкие борта прогибались, и через них вываливалась рыба. И тут осенило: выбросить всю рыбу к чертовой матери! Что и принялся делать. Парень дико выворотил на него глаза. И вдруг встал, почувствовав под ногами дно.
- Ты что, сволочь, не свое - так не жаль? - напустился он на Александра. И, поймав в воде крупного лосося рукой, снова закинул его в лодку. Потом спохватился: - Катер далеко?
Оба прислушались. Кругом было тихо.