- Мимо прошел! - то ли радуясь, то ли досадуя, прохрипел парень и, с трудом откашливаясь, медленно побрел к берегу.
Выгрузив рыбу из лодки в мешки, Александр затащил "тузик" на берег и положил на резиновое дно тяжелый камень. Заходить в дом не торопился. Внимательно осмотрел его снаружи.
Охотничья избушка была закрыта не на замок, просто заперта на деревянный засов. Приятно удивили маленькие грядки вокруг дома, перекопанные на зиму чьей-то заботливой рукой. Сама избушка была ветхой, дыры черепичной крыши были залатаны кусками ржавого железа. Стены дома для тепла были оббиты рубероидом. Видно, ветра не щадили это сиротливое строенье. Рядом с крыльцом росло какое-то экзотическое дерево с широкой шапкой устремленных вверх ветвей. Засохшие, узкие листья по форме напоминали листву ивы. Своеобразной была и кора дерева. Твердые, похожие на кожу крокодила волокна спиралью обвивали ствол. Густая крона широким зонтом защищала рундук крыльца от дождя и снега. Вот бы летом сюда приехать на пару дней!
Из сеней пахнуло затхлостью. Дощатые стены были утыканы здоровыми гвоздями, на которых висели засаленные фуфайки, рваные джинсовые куртки, прорезиненные плащи. Под ними - обрезанные по щиколотку резиновые сапоги и валенки. В единственной жилой комнате, с большой печкой-буржуйкой в углу, тоже стоял спертый дух пустующего жилья. Маленькие оконца наполовину были забиты фанерой. Щели в рамах и трещины в стеклах были тщательно зашпаклеваны вязкой коричневой замазкой. Две кровати, сбитые из досок, некрашеный стол, скамейка - вот и весь нехитрый интерьер. На столе лежал лист бумаги, на котором крупными буквами было выведено: "Люди добрые! Чувствуйте себя, как дома. В день отъезда приведите все в порядок, заприте дверь на засов. Низкий вам поклон! - И подпись: - С уважением, хозяин".
Губы Александра тронула улыбка.
- Интересный человек!
- С большой придурью! - подбрасывая дрова в печь, пробурчал Николай.
- Ты его знаешь?
- А как же!
И опять замолчали.
Николай, по-стариковски сгорбившись, сидел перед открытой печной дверкой, угрюмо уставившись на огонь. Избушка нагрелась на удивление, очень скоро. Просохли обклеенные глянцевыми журнальными обложками стены, с которых улыбались напомаженные женские лица. Сварилась картошка в мундирах, в черном от копоти чайнике вскипел и заварился чай. Не сговариваясь, стали выкладывать на стол продукты. Николай выставил бутылку водки.
- Лечиться будем! - хрипловато констатировал он.
- В такой ситуации - дело хорошее. А ты, скажу я тебе, крепкий парень. Вода ледяная. Не каждый бы выдержал. Чувствуешь-то себя как?
- Поживем - увидим! - мрачно ответил Николай. - Тело все огнем горит, а нутро не отходит. С перцем бы! Тогда б точно помогло. Ну, поехали!
Молча чокнулись кружками. Выпили, закусили салом. От второй стопки Александр отказался.
- Ну, как знаешь. Было бы предложено, - буркнул Николай и одним махом опрокинул кружку в рот. Лицо его побурело, но тело заметно знобило.
- Может, мне тебя водкой натереть? - предложил Александр.
- Еще чего выдумал! Добро переводить. Изнутри буду греться.
Он снова налил себе в кружку, да еще чуть не до краев.
- Это уже лишки, - покачал головой Александр. - Не на пользу пойдет.
- Вот, блин, праведник нашелся! - неожиданно взорвался парень. - Учить он меня будет! Терпеть не могу!
Александр ничего не ответил. Молча встал, снял со стены фуфайки, подложил под голову, лег и отвернулся к стенке. От жаркого влажного воздуха тело покрылось потом. Липкие капли щекотали виски, шею… Его сморило тяжелым удушливым сном.
Проснулся от какого-то странного бормотанья и скрипа зубов.
- Убью, гада! Все равно убью! - хрипло орал парень.
Александр пошарил рукой по столу. Нащупал спички и зажег свечу.
- Ты чего? На кого ругаешься так?
Николай продолжал бредить. Александр подошел к его постели, пощупал лоб. Ё-ка-лэ-мэ-нэ! Горит весь. Что с ним делать? Парень повернул к нему испуганное лицо.
- Ты кто? А где тот, что с яхтой своей носится, как курица с яйцом?! Куда слинял? От меня не уйдет! Я его все равно прикончу на обратном пути! - и доверительно зашептал прямо в лицо: - Я научился парусами управлять! Помоги кокнуть его - весь улов отдам! Клянусь! Он с моей жёнкой гуляет! Они вместе на заводе работают. Она мне сама в этом призналась. Вот я и решил. Не нужна мне эта рыба! Всю жизнь изменяет мне, сука! То с одним, то с другим, то с третьим! Мужики надо мной уж открыто смеются, мол, поставь своей курве замок на передок. Уж и бил, и просил - один хрен! Вот прибью одного, другим неповадно будет!
Александр отшатнулся. Парень его явно не узнавал. В тусклом свете догорающей свечи отечное лицо его казалось чудовищным. А на стене в отблесках огня плясала дьявольская тень с торчащими в разные стороны космами потных волос.
Александр отошел к печке, настругал лучин для растопки. В избе выстыло так же быстро, как и натопилось. Кровать заскрипела. Он вовремя обернулся. Пустая бутылка разбилась о железный угол печи. В руке у Николая торчало горлышко с острыми осколками стекла.
- Не дури! - спокойно сказал Александр. - Ложись, давай! - и ловко перехватил его руку.
- А, это ты! - успокоился парень. - А я думал, что он. А ты кто? - и, не дожидаясь ответа, зашептал в самое ухо: - Как думаешь, он нас заложит?
- Кому?
- Тому, чьи сети мы тряхнули.
- А чьи они?
- Чьи? Чьи? Хозяина избы. Приболел он. Мне по секрету сказали. Здесь рыбы тысяч на восемь будет.
- Ложись, ложись, - укладывал его Александр. - С рыбой и со всем прочим завтра разберемся.
Лег, но свечу тушить не стал. Черт знает, что еще этому идиоту в голову взбредет. Ведь чуть не убил! А что? Могло случиться. Вот дела! Удружил Петрович знакомством! Интересно, лихорадочный бред у него или белая горячка? Что с ним делать? И лекарств никаких нет! В обратный путь податься - смерти подобно. Не довезти на таком холоду больного… Да еще, как на грех, в баллоне газ кончился. Может, отлежится?
До утра глаз так и не сомкнул. Ближе к рассвету парень стал кашлять и задыхаться. Этого еще только не хватало. Днем он стал дышать еще тяжелее. Глаз не открывал, только стонал. Александр тщетно пытался напоить его горячим чаем. Парень никак не разжимал зубов.
Александр оделся и вышел на улицу. Заберег вырос чуть не вдвое. Ударь мороз еще пару раз - скует все льдом. Пиши - пропал! Раздолбил багром лед, спустил "тузик" на воду. Подплыл к яхте и начал оббивать лед вокруг нее.
Когда он вернулся в сторожку, Николай метался по постели и хрипел. Александр притащил с улицы дырявую кастрюлю, залепил мелкие дырки замазкой, налил ледяной воды. Поставил кастрюлю к кровати, посадил парня и только хотел опустить его ноги в воду, как тот вцепился ему в горло.
- Не тронь меня! Задушу!
- Глупый! Я помочь тебе хочу. Это температуру сбивает. Чем мне тебя еще лечить?
Глаза у парня закатились. Он принялся стискивать свою грудь руками. Внутри все хрипело и чавкало, как в гнилом болоте. Александр снова уложил его, укрыл по пояс одеялом и затушил свечу. Бессонная ночь дала о себе знать. Едва коснувшись головой фуфайки, вырубился, словно провалился в бездонную яму.
Когда открыл глаза, сквозь верхнюю часть заколоченных окон в избушку вовсю пробивался дневной свет. Взглянул на часы. Мать честная! Вот это оторвался! Уж полдень! Поднялся на локтях, взглянул на кровать Николая и … обмер. Тот лежал с открытыми глазами, неловко раскинув руки. Александр быстро встал с постели, положил руку ему на лоб и сразу отдернул назад. "Господи! Никак отошел?! - занемевшими от ужаса губами прошептал он. - Как я проспал-то его?" Выскочил на улицу. Всю загубину сковало льдом. Лед был тонким. Идти по нему было опасно. Открытая вода была от яхты метрах в пятидесяти. Дашь ума прорубить этот коридор! Пошел в лес, срубил березу, сделал из нее увесистую колотушку, чтобы ломать ею лед. Сел в "тузик" и стан по канату подтягиваться на нем к яхте. Но лодка вдруг перестала скользить. Изо всех сил рванул за веревку, раздался треск, и баллон стал быстро спускать. Вот черт! Лопнул. Пополз к берегу. Придется ночевать еще ночь!
Долго не мог заставить себя вернуться в избу. Присел на мерзлую скамейку у крыльца, взглянул на серое небо. Господи! За что мне это?! Как выбраться из этой западни? Поверят ли, что он умер сам? А! Плевать он хотел на то, кто и что будет думать! Нравилась, чего греха таить! Но ведь ничего серьезного между ними не было! И вдруг откуда-то выползла гнусная мыслишка: "А если не поверит и она?!" И даже холодок пробежал по животу. Перекрестился. Что будет, то будет! Главное, что у самого совесть чиста.
Резко встал, как будто кто приказал, и решительно направился в избушку. Закрыл парню глаза, запеленал в байковое одеяло, перевязал, как куклу, веревкой, вынес в сени и осторожно положил в дальний угол. Надо было топить печь.
К ночи разыгралась метель. Округлые углы избушки потрескивали от порывистого ветра. Стало завывать в печной трубе, злобно и тягуче. И этот вой очень напоминал чей-то безутешный плач. А со стен, словно издеваясь над ним, улыбались беспечные красотки! Огарок свечи догорел и погас. В кромешной тьме сами по себе поскрипывали половицы. Казалось, кто-то хрипло дышит в печном углу. А вдруг он не умер? Вдруг притворился? Сел на постели, чиркнул спичкой. Да что я, трушу, что ли?! И не успел подумать, как с шумом распахнулась дверь. В комнату ворвался ветер, и в ту же минуту что-то с грохотом упало в дальнем углу коридора, где лежал покойник. Губы невольно зашептали молитву. "А ну встань и закрой дверь! - приказал он себе. - Ишь ты, овечий хвост! Ведь выстынет в избе!" Помогло. И встал, нащупал рукой какую-то тряпицу, обмотал ею ручки двери. Дверь закрылась плотнее. На всякий случай пошарил рукой по дверной коробке. Крючка не было. Лег, закрылся с головой. Нужно думать о чем-нибудь хорошем.
…Вспомнился день спуска "Кассиопеи" на воду. Тогда в яхт-клубе собралось много народу. Вся яхтенная братия с друзьями да близкими, ребятишек - тьма. Почти полгорода сбежалось поглазеть на это чудо. Все морские традиции были соблюдены. И взрыв бутылки шампанского, ударившейся о борт судна, и разноцветные ленты, свисающие с вант, и торжественный звон корабельного колокола. Все вроде бы шло чин чином. Да наткнулся на острый женский взгляд. Это была Лена, мастер соседнего цеха. Она и прежде частенько стреляла глазами в его сторону. Однако никакие женские уловки Александра не задевали. Данное себе слово держал крепко. Легко парировал все шутки, не брал в голову. А тут вдруг … пробило! Не глаза, а пульсирующие фонарики. Плюнуть бы три раза через левое плечо да забыть! Знал ведь, что замужем. Город маленький: все друг у друга на виду. Так нет! Глаза, помимо воли, начали косить в ту сторону. И вдруг, будто кто с силой ударил под колени. Оглянулся. С грота смотрела на него женщина. И взгляд был до того сердитым, что Александр оторопел. Но тут дунул ветер, и судно стремительно понеслось прочь от многолюдного берега…
Проснулся на рассвете от какого-то легкого стука в окно. Тревожно сел на постели. Стук повторился. Он резко оторвал фанеру от оконной рамы. В стекло била клювом большая белая чайка. Александр перекрестился. "Господи! Прими ты его душу грешную!" И стал собирать вещи. Мешки с рыбой оттащил в камыши, разбросал рыбу по льду. Птицы склюют, звери съедят. Отнес покойника на берег, осторожно положил на сдутую лодку. Вернулся за рюкзаком. Оставил на середине стола записку хозяина. Закрыл на засов дверь. И какое-то время смотрел на угрюмую избушку. Нет! Сюда он больше не приедет!
Мороз был крепким. Лед, хоть и потрескивал, но держал. Александр отвязал канат от березы и, натянув его, лег на лед. Выдержит ли? Наматывая канат на руку, полз и тащил за собой "тузик". Чем ближе была яхта, тем треск становился все сильнее, все зловещее. Забравшись на судно, долго не мог отдышаться. Потом стал затаскивать на борт тело Николая. Только бы не уронить да не поранить чем! Неприятный звук трущейся о борт веревки протяжным эхом отдавался в пустой каюте. Ощущение было такое, будто Кассиопея стонет от ужаса. "Потерпи, милая, - прошептал он. - Иначе никак нельзя. Какой ни был, а человек. Последний долг отдать нужно".
К открытой воде подвел яхту часа через четыре. Долбил лед то багром, то якорем. Запускал двигатель на малых оборотах, давил ледяной панцирь массой мощного корпуса. Вся нижняя одежда была мокрой от пота. Пришлось снимать, растирать себя снегом и на голое тело натягивать грубый шерстяной свитер. Как ни старался бодриться, нет-нет, да и охватывала жуткая тревога. К дому до темноты не дойти. Придется останавливаться в какой-нибудь деревне, связываться с участковым да просить помощи.
Поднял грот и, глядя в испуганные глаза Кассиопеи, тихо попросил: "Помоги, милая. Не дай пропасть!"
Подгоняемая ледяным ветром, "Кассиопея" мчалась вперед, словно хотела убежать от всего этого ужаса. Но мертвое тело злорадно покачивалось на мягком диване каюты. На душе у Александра было так погано, что не помогали никакие молитвы. Мозг точила злая мысль: "Хотел сделать из судна храм для души, а возишь покойников!" Горько вздохнул. Давно уж собирался освятить яхту, да все недосуг было.
К ближайшей деревне подошел в сумерках. Лед у пирса, куда причаливала комета, был разломан ветром. Хоть в этом повезло. Дом участкового весь светился огнями. По шуму и радостным крикам нетрудно было догадаться, что в нем много гостей. Праздник какой, что ли? Заполошные собаки, надрываясь от лая, чуть не из кожи вон лезли, бдительно предупреждая хозяев о странном незнакомце. Вот, наконец, на крыльце раздались тяжелые шаги.
- Кого там принесло? - спросил недовольный хмельной голос.
- Вы участковым будете?
- Ну, я, а что?
- Собак уймите, разговор есть.
Хозяин цыкнул на собак.
- Откуда будешь? И что там у тебя? - не открывая калитки, сурово вопрошал участковый.
Выслушав Александра, сморщился, как от зубной боли.
- Угораздило тебя, парень, свалиться на меня в такой день! Внук у меня родился! Ножки ему со сватами обмываем. А ты со своим "жмуриком"! Черт тебя подери! Пожалей ты меня! Переночуй, да двигай с утра пораньше в город. Знаешь, с ним возни сколько будет!
Глядя на помятое лицо участкового, Александр кивнул:
- Ладно! Только хоть чаю дай, а?
Тот крякнул, сплюнул прилипший табак с губ. Загнал собак в будки. Провел его в кухню, налил стопку водки, навалил верхом тарелку тушеной картошки, поставил на стол стакан горячего чаю. Ночлега не предложил. Дело понятное. Поди знай, что за человек. И на том спасибо.
Почуяв покойника, в деревне всю ночь выли собаки. Выли на разные голоса, будто в хорошем хоре. Как они, бестии, чуют этот тонкий мир? Не лето ведь, чтобы запах шел. От воды тянуло холодом. И хоть спальник был зимним, к утру его стала пробирать дрожь. Пришлось снять с покойника одеяло. В иллюминатор заглядывала луна. Рот у Николая был приоткрыт, и Александру казалось, что тот чему-то ухмыляется.
Забылся только к утру.
И целый день сидел на ветру у румпеля. От холода даже мысли двигались сонно и лениво. Не приведи, Господи, доставить смертью своей кому-нибудь столько хлопот! Уж если суждено, так лучше утонуть, да так, чтоб никто не знал, где искать. Как говорится: и концы в воду.
В родной город пришел в сумерках. Прикинул, поразмыслил да и направил яхту к пристани комбината. Тихая губа яхт-клуба наверняка скована льдом.
Первым делом с вахты позвонил Петровичу. Тот долго молчал в трубку, не зная, как реагировать на услышанное.
- Ты Елене Ивановне позвони, ладно, - хрипло попросил Александр. - А я в милицию и на "Скорую" сообщу. На яхте ждать буду.
Спустился в каюту и бездумно уставился на фонарь, что тянул свой любопытный глаз с пристани к иллюминатору. Все тело колотило каким-то странным ознобом. Не то, чтобы от холода, от какого-то внутреннего напряжения. Как бы хотелось, чтобы все это оказалось нелепым сном. Шевельнулся бы парень да зевнул во весь рот. Но от застывшего тела исходил какой-то тихий ужас. Любой живой звук казался неуместным и диким в закрытом пространстве каюты, которое сейчас так тесно соприкоснулось с миром иным.
"Милицейская" и "Скорая" подъехали почти одновременно. Вопросов много не задавали. Бегло осмотрели труп, быстро составили акт, попросили написать "объяснительную". Пробежав глазами записку, молодой лейтенант, позевывая, предупредил:
- Подписку о невыезде брать с вас не буду. До окончания расследования из города прошу не выезжать.
- А его куда? - кивнул Александр на покойного.
- Утром вывезут.
- Как это утром? - никак не мог врубиться он. - А сейчас разве этого сделать нельзя?
- Нет. Это делает уже другая служба. У них рабочий день до семи.
Хлопнули двери машин, и снова они с "Кассиопеей" остались наедине с покойником. И никак было не освободиться от чувства, что они вдвоем находятся в плену у этого мертвого человека. И, словно в подтверждение этих диких мыслей, завыл ветер. "Кассиопея" заскрипела, застонала, забилась кранцами о деревянный пирс, обвешанный автомобильными шинами. "Прости, милая, так уж вышло!" - чуть слышно прошептал Александр, и дремотное сознание отключилось. Женский голос запел колыбельную песню. Пел жалобно, с надрывом. Кто-то потряс его за плечо. Но колыбельная песня не оборвалась, перешла в тихий плач. Он с трудом открыл тяжелые веки. Увидел над собой лицо Петровича. За ним стояла Лена.
- Я знала, что это у них добром не кончится! Зачем ты его?!
Александр не сразу и понял, к кому относится вопрос. А когда дошло - уже ничего не захотелось объяснять.
- Вы поссорились? - осторожно допытывался Петрович.
Александр покачал головой.
- Я ж вам все объяснил по телефону! Николай упал в воду нечаянно, когда проверяли сети.
- Не верю! - прошептала Лена. - Не верю!