Александр только поднял на нее взгляд, но больше не произнес ни слова. Тяжело встал и, покачиваясь, как пьяный, вышел из каюты. В глаза со всех сторон участливо заглядывали звезды. Над головой блестящей короной полыхало созвездие Кассиопея. Он долго удивленно смотрел на небо. С ним творилось что-то непонятное. Словно очутился в точке соприкосновения двух несовместимых Миров, которые медленно расплывались в разные стороны. Один, спокойный и мудрый, с белесой тропинкой Млечного Пути, зовущего в "неведомую даль", другой - пребывающий в истерии ненасытных желаний, диких эмоций и тяжких земных пороков. Душа рвалась вверх, а ноги, словно прикованные к палубе оковами, медленно наливались свинцом. Виски щекотали струйки холодного пота. Рукавом куртки вытер горячий лоб и мысленно воскликнул: "Господи!!!" Реальность исчезла. Сколько длилось это состояние небытия, сказать бы не мог. А когда пришел в себя, почувствовал такую легкость, словно кто разом отпустил все грехи. Мысли больше не цеплялись за происходящее. Бескровные губы дрогнули в слабом усилии озвучить то, что высветилось в умиротворенном сознании: "Бог нам всем судья!"
"Капитана"
Первый шторм, в который Александр попал на "Кассиопее", запомнился ему надолго. В тот день он вышел в озеро с компанией "крутых" питерцев на борту. Прогноз погоды был неплохим, но какие-то недобрые предчувствия все же бередили душу. Где бы прислушаться к своей интуиции, да уж попала "шлея под хвост", как любила говорить ему в детстве матушка. Купился на Валеркины посулы. Как тот вышел на этих питерских "толстосумов", Александр не спрашивал, не его ума дело. Но через них Валерка пообещал достать заготовку на новую мачту. На что и клюнул с потрохами. Мачта была нужна как воздух. А слово свое Валерка держал.
Шторм начался как-то очень уж резко. Серая пелена, которая двигалась им навстречу, сначала казалась безобидной. Ну, прыснет немного. Эка важность! Но тут угрожающе свистнул ветер. Перекрестные волны злобно забили в борта. Судно стало кидать так, что загремела, перекатываясь по полу, железная посуда. Каюта задрожала от глухих тяжелых ударов. Слышно было, как девиц выворачивало наизнанку. Какой-то "умник" попытался открыть люк.
- Не выходить! Смоет за борт! - резко крикнул Александр и для надежности прижал люк ногой. И надо было ему связаться с этими горе-туристами?! Взглянул на Валерку. У того в глазах чуть не звериный восторг. Видать, его стихия-матушка почувствовала родственную суть. Плевать ему на то, что ветер, как токарный станок, завывает на самых крутых оборотах. Стоит на ногах твердо, словно ступни к палубе шурупами прикручены. Надежный парень. С Валеркой знакомы они были давно. Как свела судьба - одному Богу известно. И учились в разных школах, и жили не по соседству. Нельзя сказать, чтобы общих интересов было много. Валерка был из тех, кто держит палец в каждом пироге. Ему хотелось испробовать в этой жизни исключительно все. Он играл на гитаре, пел в школьном ансамбле. Несмотря на свою тучность, страшно любил футбол и даже принимал участие в матчах сборной города. Увлекался техникой, запоем читал философские книги, штудировал английский и … подрабатывал звонарем в церкви. Потом какое-то время плавал на китобойном судне матросом, как-то между делом умудрился окончить институт культуры. Пробовал открыть частную фирму, связанную с оформлением реклам. Легче было перечислить, чем он не занимался в своей жизни. Словом, ему как-то удавалось совмещать несовместимое. Представляясь незнакомым людям, шуткой рекомендовал себя так: "Сварщик широкого профиля с высшим гуманитарным образованием". Валерка вносил в жизнь легкость и хаос, каких Александру явно не хватало. Их бросало навстречу друг другу эпизодически. Встретившись, начинали общаться столь упоенно и непринужденно, словно расстались не полгода назад, а только вчера. Большой, грузный, шумный, добродушием и беспечностью нрава он походил на малого ребенка. Валерка старался вести трезвый образ жизни, поскольку в выпивке, как всякого русского, его заносило - и крепко. И уж если входил в очередной запой, жена и даже родная мать уходили из дому. В пьяном угаре Валерка мог вытворять такое! Смотреть на него было и дико и смешно: то вместе с котенком лакал из миски молоко, растянувшись по полу голым брюхом, то раздавал деньги бомжам, которые околачивались у помоек его дома. Мог влезть в любую драку и без всякого страха перед подлым ножом или коварным шилом раскидать дерущихся мужиков у винного магазина. А то вдруг среди ночи, одержимый каким-то безотчетным, непонятно откуда взявшимся ужасом, бежал к собору, перепрыгивал через железную ограду и падал на колени перед чугунной дверью храма, истошно молясь на святые купола…
Александр тревожно вглядывался в темное небо. Шквальный ветер носился над водой и разбивал брызги в колючую пыль, которая нещадно хлестала по лицу. В приступе какого-то неистовства смерч закручивал и подбрасывал в небо целые водяные столбы. Тщедушные паруса трепетали на ветру, словно бумажные фантики. Надо бы спустить их да кинуть якоря. Погода разошлась не на шутку. Конечно, яхту перевернуть невозможно. Трехтонный киль делает свое дело. И все же, на всякий случай, поправил на груди крест, нащупал в потайном кармане икону Николая Угодника. Что ни говори, а они с Валеркой в ответе за людей, которых взяли на борт.
И сразу почему-то вспомнилось, как поднимались утром питерцы на яхту. Прошли мимо, не здороваясь. Александр для них был пустым местом. Так, рабочее "быдло", не более. На Валерку тоже смотрели, как на чукчу. Сначала по трапу ленивой походкой прошел высоченный фраер со стильным причесоном "Аэропорт". Потом поднялся молодчик лет сорока, с гитарой в руках и в дорогом, накрученном молниями и карманами джинсовом костюме. За ним неспешно шел мужчина, посолидней, лет шестидесяти. (Его-то куда понесло?!) Мужчина слегка прихрамывал. Левая нога плохо сгибалась в колене. Шел так, словно ценил каждый свой шаг. Одет он был скромно: ветровка, джинсы, свитер. Однако в нем сразу чувствовался старший. Не по возрасту или положению - по тому неформальному лидерству, которое держит всякий умный, сильный волей и характером человек. Мысленно Александр его так и окрестил: Старшой. А Старшой тем временем небрежно подал руку двум девицам на высоких каблуках. При виде острых шпилек внутри у Александра что-то заскрежетало. А тут еще Валерка и "Аэропорт" втащили ящик водки. Зацепившись взглядом за Александра, Валерка сделал ему гримасу, дескать, не обессудь, старик: кто платит - тот заказывает музыку. И музыку действительно врубили, причем на всю катушку. Александр невольно стиснул зубы: дай Бог терпенья! Вот тут бы и показать "честной компании" от ворот поворот! Так нет! Пересилил себя и отдал носовой. А сердце все больше и больше сдавливало каким-то тягостным предчувствием. Никогда раньше не позволял никому брать на борт спиртное. На воде свои законы. Человек здесь, как у Бога на ладони. За нечистые помыслы расплата является без предупреждения. Вода может научить так, что мало не покажется. Еще раз строго взглянул на Валерку.
- Может, повернем, пока не поздно?
Но тот прошептал, качая головой:
- Не, старик! Давай прижмем хвосты. С этими "корешами" шутки плохи! Они и "на счетчик" поставить могут! А у меня, сам понимаешь, семья.
Александр только хмыкнул. Шутит или серьезно? Что-то на Валерку не похоже. Но возвращаться уж и самому не хотелось. В душе поселился какой-то дьявол, и здравый рассудок отступил. А! Была не была! Авось, пронесет! Мачта все-таки была нужна позарез!
А ветер завывал все свирепее. Девицы в каюте уже выли в голос. Их стенания переворачивали душу. Нужно спрятаться за какой-нибудь остров. Стал вглядываться в размытые очертания горизонта. Ближе всех была скалистая гряда по левому борту. Но в ней нет ни одной подходящей бухты. Придется ее просто обогнуть. Там спустить паруса и бросить якорь. Валерка понял его сразу, по одному зигзагообразному взмаху руки. Яхта неслась на скорости в двенадцать узлов. За грядой было чуть тише. Спустили грот. Бросили первый якорь. Слава Богу, глубина позволяла. Ну что ж? Поболтает немного. Будет мужикам романтика, девочкам - урок.
Не успел подумать, как якорь пополз. Бросили второй. Тоже не держал! Этого только не хватало! Не кинуло бы на скалы! Валерка кожей прочувствовал обстановку. Внимал каждому слову. Прыткий парень, что ни говори. Словно мысли читал. Не успеешь подумать, он уж кошкой в ту сторону. Удлинили якорные веревки, но и это не сыграло никакой роли! А скалистый остров пьяно и грозно продолжал двигаться навстречу. Косая стена дождя перекрыла видимость. Нда-а-а! Ситуация! А в голове, словно издеваясь над бренной человеческой сутью, всплывали картинки недавнего веселья. "Кореша" отрывались на все двести. В кают-компании пир стоял горой. И какие уж там им нужны были красоты! Музыка, вино, картишки, сальные анекдоты. Кичились перед девицами своими "подвигами". Если верить их "россказням", по ним уж давно плакала тюрьма. В этом пьяном "оре" не было слышно только голоса Старшого. Александр терпел весь этот бордель, покуда не увидел, как "Аэропорт" погасил о палубу "хабчик". Это было последней каплей. Тут уж сорвал на Валерке все скопившееся зло:
- А ну-ка пусть смоются в каюту! Чтобы не было наверху ни одной пьяной рожи!
Валерка отреагировал тут же. Добром уговорил всех спуститься вниз. Александр слышал, как в его адрес из уст "толстоголового" летели матерные угрозы, и в душе усмехнулся:
"Сейчас вам, мужики, не до того будет! Смотрите, не описайтесь!"
А белые гребешки волн уж подпрыгивали на высоту трех метров, сплевывая на палубу пенистый гнев.
Из люка показалась голова гитариста.
- Эй! Капитана! Сделай так, чтоб поменьше качало! Карты со стола падают! - Впервые обратились к нему. Это язвительное "капитана!" царапнуло самолюбие. Молча задраил люк.
Из каюты донесся истеричный женский плач.
- Мама! Боюсь! Эй вы, идиоты! Где спасательные жилеты?! Я же плавать не умею!
- Никакие спасательные средства не помогут, девочки! Конец сентября. С холодной водой шутки плохи.
Александр произнес это так спокойно, что самому вдруг смешно стало. И вздрогнул от Валеркиного гомерического хохота. Тот взорвался, как резиновый мяч, лопнувший под колесами гусеничного трактора.
- Ой, не могу! Ой, насмешил! Резанул правду-матку напоследок! Вот так вдел! Попались! Ничего не спасет: ни мобильные телефоны, ни золотые цепи, ни счета в швейцарских банках! Молись, братва! Вспоминай грехи! Всем тут Бог судья!
Он хохотал с такой неистовостью, что каюта в ужасе оцепенела. И словно в подтверждение его слов грозно ухнула о борт очередная волна и яхту подкинуло так, что даже у самого зашлось внутри. "Кассиопея" скрипела и стонала, как в бредовом жару. Казалось, еще немного - и канет, бедняга, в кипящей пасти разбушевавшейся стихии. Однако судно, как упрямый "Ванька-встанька", раскачиваясь во все стороны, изо всех сил тянулось мачтой к небу. Занемевшими от холода губами Александр шептал, словно заклинал: "Потерпи, милая! Не склоняй головы! Ты ведь у меня сильная, я знаю!" Однако злобные завывания ветра достигали уже такой звуковой высоты, что сердце заходилось жалким трепетом. А тут еще киль глухо и зловеще ударился о подводную глыбу. И снова их окатило водой с ног до головы. Последовал второй удар, третий! Валерка закашлялся, притих. Очертания скалистого берега растворились в мокрых сумерках. Ни звезд, ни луны… И только остроугольные молнии время от времени озаряли волнообразную линию горизонта. И тогда, обложенные суетным страхом мысли, стали прорываться к Богу. Взглянул на Валерку. Тот тоже шептал молитву с закрытыми глазами. Это хорошо. А дома, наверное, молится за него сестра. Голос троих да услышан будет! "Отче наш! Сущий на небесах! Да святится имя твое!.."
Вошел в такой транс, что перестал ощущать реальность. В яростном вое ветра почудилось церковное пение: высокое, многоголосое и чистое, как хрустальный звон. И вдруг в голове откуда-то пробилась странная на первый взгляд мысль: "Имел ли ты право предвзято относиться к этим незнакомым тебе людям? Не по нраву пришлись? Не того поля ягоды? Но ведь с твоего молчаливого согласия они оказались на яхте! Значит, для чего-то это было нужно! Не случайно кидает судьба людей навстречу друг другу. И сейчас ты отвечаешь не только за их жизнь…"
Больше сотни раз повторил он молитву, когда, наконец, на небе появились первые просветы. Неужели попали в центр циклона? Сквозь рваные дыры туч вынырнули звезды. Они притягивали к себе, и невозможно было оторвать глаз от этого ясного кусочка неба. И вдруг осенило: так это же Кассиопея! Недавно вычитал в каких-то научных журналах, что зафиксированы мощные радиоизлучения, исходящие от этого созвездия. Причем происходят они с определенной цикличностью. Эти излучения, по наблюдениям ученых, оказывают необычное влияние на жизненные процессы планеты.
Александр еще долго завороженно смотрел на скопление звезд. Странно, но темные клубы облаков почему-то обходили прогал стороной. Ветер стихал. Стальные челюсти якорей, наконец-то, цепко вонзились в озерный грунт. И хоть глубинный поток воды по ярости своей все еще мог бы сравниться с водопадом, яхта твердо застыла на месте. Александр терялся в догадках, сколько же прошло времени с начала шторма. Два часа? Двенадцать? Целая вечность? Угадать было невозможно. Но небо на востоке уже засветлело. Впереди, наконец, проявились призрачные острова. Тогда подняли грот. Вид женщины, вышитой на парусе, потряс так, что Александр тут же опустил глаза. Все лицо предательски пылало. И умудрилась же сестрица выдумать это чудо! Она корпела над своим твореньем целую зиму. И надо сказать, образ женщины получился на редкость впечатляющим. Когда в парусах играл ветер, глаза оживали и излучали такие эмоции, что становилось не по себе.
У острова, выпустив компанию на долгожданный берег делать шашлык, они с Валеркой долго прибирались в каюте, тщательно намывая все углы. И только потом завалились спать. Отключились на целых десять часов. Если бы кто видел их в спальных отсеках в тот момент, не удивился бы, узнав, что эти места под палубой яхтсмены называют "гробами".
На обратном пути обошлось без приключений. Попутный ветер лихо подгонял яхту, которая неслась под хорошим креном. Но никому теперь и в голову не приходило делать команде какие-либо замечания. Девицы лежали в каюте пластом, боясь поднять головы от дивана. Мужики, все как один, обитали наверху. Те двое, что помоложе, мирно беседовали с Валеркой, помогая ему по надобности подтягивать шкоты. Старшой сидел рядом с Александром у румпеля. Лицо пожилого человека на первый взгляд было спокойным. А вот в глазах творилось такое!.. Словно шторм, начавшийся на стыке неба и воды, перенес всю свою смуту в его душу. И буйство этой внутренней стихии не утихало, а наращивало баллы.
Привычки совать нос в чужие дела за Александром не водилось. Спросят - ответит: коротко, просто, открыто. А потому разговор завязался не сразу.
- Смотри-ка, домой, как на крыльях, летит! - неизвестно к кому обращаясь, кивнул на грот Старшой. - Будто живая. Так чувства и играют.
Александр тоже взглянул на парус. В глазах вышитой на парусе женщины, и правда, светилась улыбка.
- Кто вышивал-то? Жена?
- Нет, - почему-то вдруг смутился Александр, - сестренка младшая.
- Значит, не женат?
- Некогда было. Яхту десять лет строил.
- Сам, что ли? - искренне удивился Старшой, и в его взгляде впервые за все эти дни появился какой-то живой интерес.
- Сам, - впервые улыбнулся Александр. - Каждая рейка, каждая гайка через вот эти руки прошла. Иногда кажется, что прирос к ней не только душой, но и телом. Помните тот момент, когда во время шторма под килем заскрежетали камни? Мне будто в позвоночник железный клин вбили. А когда затрещали паруса, задыхаться стал. Вот как это все объяснить?
- Да-а-а! - покачал головой Старшой, не отводя глаз от "Кассиопеи". - В каюте и то жутко было, представляю, что творилось наверху! - Некоторое время он молчал, словно раздумывал, стоит ли ему открывать незнакомому парню свою загнанную душу. - Счастливый ты! Такое чудо сотворить! - Говорил медленно, взвешивая каждое слово, словно вынимал из душевного кладезя не слова, а слитки золота. - А, знаешь, я мог бы купить десяток таких яхт, как твоя. Только радости у меня в жизни от этого не прибавилось бы.
Он закурил и замолчал. Пауза затягивалась.
- Делать деньги не каждый умеет! - глядя куда-то поверх мачты, тихо произнес Александр. - На это тоже особый дар нужен.
- Лукавишь! - жестко прищурился мужчина.
- Ну что вы! - впервые прямо взглянул в глаза собеседнику
Александр. - Я вполне серьезно. Лично мне это не дано.
- Потому что тебе этого не надо! - Слова у Старшого вырывались из души с какой-то болью, словно обросли щупальцами метастаз, которые приходилось обрезать острой интонацией хрипловатого от волнения голоса. И от этого разговор стал приобретать какую-то натянутость.
- То есть как? Лишние средства не помешали бы! Чтобы скопить деньги на стройматериалы, я ведь первое судно на продажу сделал. И знаете, завалили заказами.
- Ну, вот и ковал бы деньги! - усмехнулся Старшой.
- Вы правы, не моя стихия! - признался Александр.
- А работаешь кем?
- Машинистом котельных установок высокого давления.
Работа сезонная. С середины октября до конца апреля. Самое то.
- А корпус клеил кто? Тоже сам?
Александр кивнул. А самого так и распирало от гордости. Вспомнил, как дотошно подбирал тонкие рейки для обшивки: упаси Бог от чернинки, трещинки или другого какого древесного изъяна!
- Ну а дизайн иллюминаторов кто помогал разрабатывать?
- Да кто ж еще?! День и ночь прикидывал, и так и сяк. Сколько бумаги на чертежи перевел.
- Да ты, смотрю, и впрямь, мастер! - с неподдельным восхищением произнес Старшой.
Похвалу Александр принял. Иллюминаторы, и впрямь, смотрелись классно. Ближе к носовому отсеку продолговатые окна сужались подобно уголкам человеческих глаз. Окна каюты располагалась не под прямым углом, а со скосом в сорок пять градусов. Издали казалось, что "глаза" яхты лукаво прищурены.
- А вот мачтой недоволен, - посетовал Александр. - Тяжеловата. Сварил для пробы, да так и не успел заменить. Уж больно не терпелось поставить "Кассиопею" на воду!
Но Старшой его уже не слушал. Снова думал о чем-то своем. Это было написано на его волевом лице. И вдруг задал странный вопрос:
- И все-таки, во сколько бы ты оценил свою "Кассиопею"?
- Можно встречный вопрос? - невольно вырвалось у Александра. - У вас кто, сын или дочь?
- Дочь. А что?
- Во сколько бы вы ее оценили?
- Ну, парень, ты даешь! Хватил через край!
Александр развел руками. Помолчали. Этот Старшой нравился ему все больше. И тот, будто прочитав его мысли, вдруг сказал:
- Знаешь, парень, я бы к тебе и на следующий год приехал.
Один, без этих "молокососов". Месяца на два. Хочу научиться под парусами ходить. Заплачу, сколько скажешь. Согласен?
- До следующего года еще дожить надо. Телефон есть. Созвонимся, - уклончиво ответил Александр. Не любил пустых обещаний. Как Бог даст. Хотя нутром чуял, что из этого мужика вышел бы толк.
Старшой задумчиво смотрел на воду, будто в ней пытался найти ответы на вопросы, что явно терзали душу.
- Стало быть, ты, как кошка, которая гуляет сама по себе, - ни к кому не обращаясь, тихо, вслух рассуждал он. Александр не сбивал. - Как же умудряешься в наше-то время таким независимым быть?