Приблизившись к пещере, они увидели монаха в францисканской рясе, сидевшего за столом и деловито писавшего что-то. Судя по его движениям, он занимался тем же, что и монах, которого Том встретил здесь в тот день, когда его укусила пчела: чертил линии на листе бумаги. Но это был другой монах.
Он показался Тому похожим на ребенка. Когда они подошли еще ближе, стало ясно, что это, во-первых, карлик, а во-вторых, негр. По-видимому, шарканье их ног в пыли донеслось до его ушей, потому что он поднял голову и слегка склонил ее набок, прислушиваясь. Том и Шерон попятились в тень деревьев.
Отложив ручку, монах соскользнул со стула и вразвалку подошел к выходу из пещеры. Они увидели, что глаза его почти целиком белые и покрыты склеротической пленкой слепого человека.
У Тома вырвалось тихое восклицание. Монах застыл и повернул к ним голову. Было видно, что он напрягает слух, белки его глаз быстро вращались. Он крикнул что-то на языке, которого они не поняли, затем по-английски:
- Кто здесь?
Они затаили дыхание.
- Человек или дух? - крикнул монах. - Говори!
Постояв еще несколько секунд, он вернулся к столу, вскарабкался на стул и снова стал вычерчивать линии.
- Ну что, поехали домой?
- Нет, подожди, еще рано, - ответил Том.
Они углубились в оливковую рощу. Том вел Шерон к тому месту, где ему встретилась Магдалина.
- Вот здесь, - сказал он и вдруг, грубо схватив ее, стал целовать.
Шерон засмеялась и обняла его, затем обхватила руками его лицо. Его язык проник глубоко ей в рот, у нее перехватило дыхание. Он расстегнул пуговицу на ее джинсах, и она почувствовала, как, мягко поскрипывая зубцами, расстегивается молния. Он запустил руку в ее трусики и погрузил в нее палец. Шерон отстранилась.
- Нет, не здесь, Том, - прошептала она.
Однако он все теснее прижимал ее к себе. Ее соски набухли. Она, уклонившись от его поцелуя, сказала:
- Не здесь, малыш. Пойдем отсюда. Пошли, Том.
Но Том не обращал внимания на ее слова. Она отпихнула его, улыбаясь, и выставила руки, давая понять, что уже хватит. Он в ответ рванулся к ней, схватил ее за пояс джинсов, развернул к себе и прижал к стволу одного из деревьев, а затем одним рывком сдернул ее джинсы вместе с трусами, спустив их до самых лодыжек. Удерживая ее, он расстегнул свои брюки и попытался загнать член в ее зад.
Шерон вырвалась и ударила его в ухо. Удар был достаточно сильным. Том потерял равновесие и опустился на колено, держась одной рукой за ухо, а другой вытирая губы. Его член стал опадать.
- Что с тобой такое, Том? - прошипела Шерон, натягивая джинсы. - Что, скажи на милость, с тобой происходит?
- Прости. Я очень сожалею.
- Сожалеешь? Да пошел ты! - Шерон развернулась и решительно зашагала к тому месту, где они перелезали через стену. Том, по-прежнему стоя на одном колене, смотрел ей вслед.
Он провел еще некоторое время, прячась в тени дерева от лунного серпа. "У тебя действительно что-то не в порядке с головой, парень". Слишком часто он стал терять контроль над собой. Он помнил, что сделал минуту назад, но не понимал почему? Им двигал какой-то неуправляемый первобытный инстинкт, нахлынувший на него, как океанская волна. Что-то н и утри рвалось из него на свободу.
Нет, в целом он был вполне нормален. Объяснить его поведение тем, что в какие-то моменты он был одержим бесами, было бы слишком просто. Но если это не он сам сознательно набросился на Шерон, то все-таки и не что-то постороннее, а часть его самого. Какая-то часть его стремилась снести сдерживающие преграды, но делала это постепенно, словно разрывая стежок за стежком нить шва. Каждый из говоривших с ним голосов, каждый из духов был еще одним рвущимся стежком. При каждой новой галлюцинации или потере самообладания что-то в нем освобождалось. Он со страхом думал: что его ждет?
Спустя какое-то время Шерон медленно и устало вернулась и встала на колени рядом с ним. Гнев ее остыл. Она пригладила рукой свои волосы.
- У меня такое чувство, словно я разваливаюсь на части, - сказал Том.
- Не волнуйся, все в порядке, - прошептала она ему на ухо, - все в порядке.
В уголках его глаз скопились слезы. Она вытерла его глаза большим пальцем.
- Нет, - ответил он, - ничего не в порядке.
- Я с тобой, - сказала она и нежно поцеловала его в губы. Затем расстегнула блузку и положила его руку себе на грудь. - Ты ведь этого хочешь, да?
- Да.
Шерон прижала грудь к его рту. Обняв Тома, она стала укачивать его, как младенца, а он, как младенец, сосал ее грудь. Затем она уложила его прямо в траву и, расстегнув его брюки, сплюнула в ладонь и взялась за его член. Его охватила дрожь.
- Я не хотел…
- Ш-ш-ш… - Она прижала палец к его губам.
Затем она поднялась, скинула одежду и предстала перед ним полностью обнаженная. Он ощущал ее возбуждение, разлитое в ночном воздухе, ее запах, который, как невидимая лента, обхватывал его и лишал воли. Но к ее восхитительному аромату примешивался другой запах, очень похожий на пряный, пьянящий запах бальзама. Он смотрел на Шерон, нависающую над ним в темноте, подобно резной фигуре на носу корабля призраков, соблазнительную и вместе с тем пугающую, и вдруг увидел, что это вовсе не Шерон. Это была та, которую он больше всего боялся все это время и больше всего желал.
- Кейти! О, Кейти!
- Я не могла не прийти.
- Кейти.
Она встала рядом с ним на колени и взяла его лицо в свои холодные руки:
- Не плачь. Ты не знаешь, как это было трудно. Я давно уже пытаюсь пробиться к тебе.
Она была теплой, из плоти и крови. На ее губах он чувствовал вкус собственных слез. Он поцеловал ее, и вкус был точно такой, какой он помнил.
- А старуха? - спросил он. - Это была Магдалина?…
- Это была я. Я искала тебя. Не болтай, Том. Давай любить друг друга. - Откинувшись на спину, она потянула Тома к себе. - Люби меня, Том, - бормотала она, - люби меня, люби меня.
Она развела ноги в стороны, призывая его. Он положил руку ей на живот, но между ног у нее оказалось почему-то совсем не то, что должно было там быть, а… открытая книга. Книга составляла часть ее тела. Раскрытая обложка книги была образована ее бедрами, а лобковые волосы завивались наподобие строчек некоего таинственного текста. Затем страницы затрепетали, будто подхваченные сильным ветром, быстро листавшим их. Внезапно перелистывание прекратилось, и образовалась дыра, которая втягивала в себя истлевающие, обратившиеся в труху страницы.
- Пожалуйста… - пробормотал Том.
- Люби меня, Том. Люби меня.
- Пожалуйста! - повторил он настойчиво.
- De profundis, - прошипела Кейти.
Откинув голову назад, она захохотала сатанинским смехом, от которого все ее тело стало извиваться в конвульсиях, свернулось и всосалось в книгу. Книга начала с треском гореть; пепел и искры взлетали и растворялись в воздухе, оставляя после себя запах гари с пряным привкусом ароматического бальзама.
Том, запрокинув голову, завыл.
Открыв глаза, он увидел силуэт человека, склонившегося над ним. Это был монах-карлик, его белые глаза дико вращались на черном лице. Он протянул руку к Тому.
- Ты человек или дух? - спросил он. - Человек или дух?
40
- Господи Иисусе, - сказал он Шерон, выйдя от Тоби после первой консультации. - Это абсолютно бессмысленно.
- Не делай скоропалительных выводов, - прошептала Шерон. - Ты недооцениваешь ее. И не забывай, что она согласилась поговорить с тобой только из одолжения мне.
Тоби категорически не желала иметь дела с мужчинами ни в качестве приходящих пациентов, ни стационарных - после того случая, когда Ахмед впал в неистовство. Его коронный номер в период обострения болезни заключался в том, что он врывался по ночам в палаты к женщинам, причем проделывал это в обнаженном виде и сильном возбуждении. При этом он протягивал пациенткам тупой кухонный нож, умоляя их отрубить ему то, что он считал в то время истоком всех своих бед. Но, если не считать того, что он до смерти пугал женщин этой необычной просьбой, никакого вреда Ахмед им не приносил и представлял опасность скорее для самого себя, чем для кого-либо другого. Тоби боялась главным образом того, что какая-нибудь из женщин, с испугу, выполнит его просьбу.
Шерон с трудом уговорила Тоби встретиться с Томом.
- Просто постарайся его разговорить, - сказала она. - У меня это не получается.
- Я и так работаю двадцать четыре часа в сутки. Когда мне с ним разговаривать?
- Предоставь мне дневную группу. Не скандаль в бухгалтерии. Оставь в покое экономку. Не мельтеши на кухне.
- Полчаса, и все. Это самое большее, что я могу ему уделить.
Шерон расцеловала ее:
- Ты просто шербет.
- Не трогай меня. Он орех или луковица?
В их психотерапевтическом жаргоне фигурировали овощи и фрукты. С некоторых пациентов защитная оболочка снималась легко, как кожура с апельсина, раскрывая вязкое и рыхлое содержимое. Другие требовали значительных усилий, их приходилось раскалывать, как орех. Луковицы были очень непросты, и когда удавалось освободить их от внешнего слоя шелухи, под ним оказывался еще один слой. Порой работа над такой луковицей доводила терапевта до слез.
- Луковица, - ответила Шерон.
После того как она уговорила Тоби поработать над луковицей-Томом, надо было уговорить и луковицу лечь под терапевтический нож.
- Ни за что, - сказал Том.
Но Шерон не собиралась отступать. Она напомнила ему, в каком состоянии он вернулся из Гефсиманского сада этой ночью.
После грубых, оскорбительных приставаний Тома она вылетела из сада и направилась к машине с твердым намерением уехать, оставив его. Но к тому времени, когда она добралась до автомобиля, гнев ее поостыл. Она решила подождать Тома и, сидя в машине, размышляла над случившимся и придумывала, что скажет Тому по этому поводу, когда он появится. Спустя какое-то время она начала беспокоиться. А потом она услышала его вой.
Когда она добежала до места, маленький монах пытался помочь голому и облепленному пылью Тому подняться на ноги. Том плача повторял имя Кейти.
- Спасибо вам, - сказала Шерон монаху. - Я увезу его.
- Он в большом расстройстве, - сказал монах, подняв свои огромные невидящие белые глаза к небу и словно отыскивая там Шерон.
- Да, это уж точно.
Ей удалось уговорить Тома одеться, и монах отпер им ворота.
- Что ты помнишь из событий этой ночи, Том?
Оказалось, он помнит все.
- Согласись, с тобой что-то неладно, - сказала Шерон. - Если не хочешь говорить со мной, поговори с Тоби.
Шерон вцепилась в него мертвой хваткой и не отпускала до тех пор, пока он не согласился пойти с ней на предварительную консультацию. Когда Тоби назвала его "дорогушей" в третий раз, у Тома выработалось стойкое отвращение к этой женщине. Затем она заявила, что сможет поговорить с ним только после того, как у Шерон закончится рабочий день и она уйдет домой.
- Слишком занята, дорогуша. А Шерон слишком занята, чтобы присматривать сейчас за вами.
Таким образом, его выставили за дверь и велели прийти позже. Прежде чем покинуть центр, он заглянул к Шерон на кухню, где она беседовала с какими-то женщинами. При его появлении все замолкли.
- Ну и?… - спросила Шерон.
- Не пойдет, - покачал он головой. Когда ее зрачки сузились, превратившись в две стрелы с острыми наконечниками, он сдался. - Ну хорошо, но только один раз.
Он вышел, догадываясь, что женщины на кухне допытываются у Шерон, кто он такой.
Он вернулся, как и договорились, за несколько минут до того, как Шерон собралась идти домой. Отведя Тома в сторонку, она поцеловала его и вырвала у него обещание, что он постарается честно ответить на все вопросы Тоби. Затем она отвела его в стерильно чистую комнату с отделкой панелями цвета магнолии, нейлоновым ковром и установленными в круг обтянутыми нейлоном стульями, где велела ждать Тоби.
Минут через пятнадцать Тоби сунула голову в комнату и помахала ему рукой, шевеля пальцами наподобие паука.
- Минутку, дорогуша, сейчас буду. - Она снова исчезла.
Прошло еще минут двадцать. Том стал раздраженно ерзать. Он, естественно, не догадывался, что Шерон, уходя, сказала Тоби:
- Заставь его подождать, пусть понервничает.
Наконец Тоби появилась и, сев на один из стульев, спросила:
- Хотите кофе?
- Нет, - холодно отозвался он.
- А я хочу. Очень хочу кофе.
Она опять вышла и вернулась минут через пять с подносом, на котором стояли две чашки. Она уселась, потирая руки.
- Вы здесь чувствуете себя вполне уютно? - спросила она. - Меня нервируют все эти пустые стулья. Такое ощущение, что сидишь в компании призраков.
- У меня нет такого ощущения.
- Вы уверены?
- Абсолютно.
- Ну вот и замечательно. Давайте, прежде чем начать, выпьем кофе. Вам черный или с молоком?
Том позволил напоить себя кофе. Тоби чрезвычайно церемонно предложила ему сахар, от которого он отказался, и имбирное печенье, на которое он согласился. Наконец кофейная церемония была завершена, чашки и блюдца пристроены на соседних стульях. Тоби была готова приступить к делу.
- Ну вот, дорогуша, начнем. Так что вы хотели сказать мне?
- Прошу прощения?
- Если я правильно поняла Шерон, вы хотели рассказать мне что-то. Так что валяйте. Я вся внимание. - Она приставила ладонь к уху. - Видите, я слушаю.
- Вы смеетесь надо мной.
- Смеюсь? С какой стати я буду смеяться над вами?
- Тут какое-то недоразумение. Как я понял Шерон, это вы хотите что-то сказать мне.
- Сладкий мой, я же вижу вас впервые в жизни. Что я могу вам сказать?
Том в недоумении помотал головой. Тоби посмотрела на свои часы:
- Не хочу торопить вас, дорогуша, но не можем же мы сидеть тут весь вечер. У меня есть всего полчаса. У одной из наших дам сегодня день рождения. Надо еще многое подготовить. Торт и все такое прочее. Мы всегда готовим праздничный обед по такому случаю.
Том в недоумении смотрел на нее. Чего ради Шерон заставила его сидеть тут с этой суетливой пожилой женщиной с отливающими синевой волосами и кулинарными заботами?
- Это была идея Шерон, - сказал он. Тоби ласково улыбнулась ему, затем, заметив какое-то пятнышко на своем платье, стала усердно отчищать его. - Она решила, что я должен поговорить с вами.
- Поговорить? О чем, дорогуша?
- Ну, она полагает… она полагает, что у меня какой-то кризис.
- А почему она так думает?
- Оснований у нее достаточно. Главным образом из-за прошлой ночи. Но…
- А что случилось прошлой ночью?
Том вздохнул:
- Ну, если вкратце, то она нашла меня голым в Гефсиманском саду, и…
- Вы часто проводите там время в таком виде?
- Часто? Разумеется, нет! Я же не…
- Я просто спрашиваю. Значит, вы все-таки признаете, что это кризис?
- Не совсем кризис, скорее…
- А если не кризис, то что же? Гулять в голом виде в Гефсиманском саду…
- Послушайте, - взорвался Том, - вы просите, чтобы я рассказал вам, а стоит мне начать говорить, как вы меня перебиваете.
Тоби поерзала на стуле и поправила прическу на затылке. Затем одарила его лучезарной улыбкой:
- Прошу прощения, дорогуша.
- Ну хорошо, - произнес Том раздраженно. - Я признаю, что сегодня ночью в Гефсиманском саду на меня что-то нашло.
- Что-то нашло? Может быть, вы просто выпили слишком много пива? А что? Иногда мне тоже хочется содрать с себя одежду и выкинуть что-нибудь этакое… Что вы так смотрите на меня? Да-да, даже в моем возрасте.
- Да нет, это было не по пьянке.
- А почему же тогда?
- Не знаю. Сначала… уфф, сначала я хотел изнасиловать Шерон.
- Изнасиловать? Я думала, вы любовники. Разве вы не спите вместе?
Том как-то не привык к подобным вопросам от пожилых дам, для которых самым подходящим занятием, на его взгляд, было консервирование овощей или приготовление варенья. Тоби почувствовала это.
- А что такое? Я не могу говорить с вами, как со взрослым человеком? Давайте расставим все точки над i, дорогуша. Ваш папочка спал с вашей мамочкой, а мамочка спала с папочкой. Тем же самым занимались мои родители и все прочие. Именно таким путем все мы сюда и попали. Это первое, в чем можно быть уверенным. Второе - то, что все мы рано или поздно умрем. Все остальное непредсказуемо. А если мы с вами не можем говорить о сексе или смерти, как взрослые люди, полагая, что это запрещенные темы, то нам надо прекращать этот разговор. Тогда вам лучше обратиться к раввину или какому-нибудь вашему священнику. Понимаете меня?
Это настроило Тома на нужный ей лад.
- Ну да, мы любовники. И это не было изнасилованием в буквальном смысле слова, просто я хотел… Она отказывалась, а я не обращал на это внимания. Хочу подчеркнуть, что я никогда не поступал так раньше - ни с ней, ни с другими женщинами. Не понимаю, что на меня нашло.
- А что вы там делали?
- Где?
- В саду.
- Даже не знаю. Мне просто показалось, что было бы неплохо прогуляться там.
Том надолго замолк, и Тоби поняла, что он не собирается объяснять, что привело его ночью в Гефсиманский сад.
- Хорошо. Давайте подойдем с другой стороны. Что вы чувствовали в тот момент, когда вели себя так с Шерон?
- Что это ужасно. Просто ужасно.
- Нет. Это сейчас вы так воспринимаете все. А что вы чувствовали тогда?
Он подумал.
- Я был рассержен.
- Вы сердились на Шерон. За что вы на нее рассердились?
- Нет, не на Шерон. На нее не за что было сердиться.
- А на кого же тогда вы были рассержены?
Тома охватила тревога. Ему стало жарко, на лбу выступил пот.
- Я… Это не…
- Дорогуша, - произнесла Тоби, поглядев на часы. - Я пообещала вам полчаса, но сейчас вижу, что мне пора бежать. - Она встала и направилась к двери. - Жаль, конечно, поскольку наш разговор только-только стал интересным, не правда ли? Приходите завтра в то же время. И будьте пай-мальчиком, помойте, пожалуйста, чашки на кухне, ладно?
Том молча смотрел на нее в полном недоумении. Когда дверь за Тоби закрылась, он почесал голову и машинально стал собирать чашки.
Он отнес их на кухню, где обнаружил женщину с каскадом длинных темных волос и белым, как луна, лицом. Утром он видел ее здесь среди тех, с кем разговаривала Шерон. Теперь женщина стояла, сложив руки на груди и прислонившись к стойке для сушки посуды рядом с раковиной, и рассматривала Тома холодным взглядом. Она и не подумала отодвинуться в сторону, когда он сунул чашки под струю воды, а затем поставил их на сушилку.
- Я Кристина, - сказала она. - А вы друг Шерон?
- Да.
- Я так и знала. Я много знаю, - сказала Кристина. - Я вижу вас насквозь. Я вижу буквально все.
- Рад за вас, - откликнулся Том и поспешил покинуть реабилитационный центр.