Конечно, она осталась, и мы говорили всю ночь. До утра. Тогда она позвонила на работу, что ей надо в ВИНИТИ, а я - что заболел - ехать мне было некуда… так получалось, что куда бы я ни поехал, все везде друг друга знали и друг с другом рано или поздно делились новостями. Вот и выходило, что все тайное становится явным. Поэтому мы и остались у Люськиной подружки, а она жила уже несколько дней у больной матери… и проговорили до вечера… начали с того, что всегда кому-то везет, потому что у кого-то невезение… У Надьки мать заболела, поэтому они с мужем у нее дежурят, а нам досталась однокомнатная квартира, о какой только мечтать: с ванной нормальной, а не сидячей, и кухня семь метров… и Люська мне долго и подробно рассказывала, почему она живет у тетки, а мать в старом сталинском доме с новым мужем… Ее отец вернулся из лагеря реабилитированный, когда вождь умер, но с новой женой… он с ней там познакомился… у этой новой был муж на свободе, но тоже с новой женой… новая появилась, пока первая сидела и с Люськиным отцом сошлась… и все начали сразу разводиться и пережениваться: ее мать и отец, и та женщина… А Люська еще несовершеннолетняя была, и места ей ни там, ни тут не нашлось. Вот поэтому она у тетки, которой, конечно, благодарна, но жить с ней невыносимо, потому что она каждую ночь мотается по квартире, топает: ждет, что за ней придут… ждет с тех пор, как мужа забрали… а он не вернулся… и характер у нее, несмотря ни на что, остался совершенно коммунистический, фанатично прямолинейный, революционный и с ее, Люськиным, несовместимый…
Я ей про свою тетку рассказывать не стал. Просто она меня спасла от детдома… а своих у нее за жизнь никого не осталось… но и я своим не стал…
У меня внутри своя революция шла, как всякая - кровавая и жестокая, но диктатура моей совести никак не свергалась и не разрушалась. Я уже пилил себя за то, что так Люську мучаю и сам все время мучаюсь от угрызений этой совести… Говорили, говорили мы без перерыва и потеряв чувство времени. Кончилась эта исповедь, конечно, как все наши встречи… Люська как сняла очки, больше вообще не надевала. А назавтра я опоздал в свою кондитерскую, схватил булку и стакан с кофе и только успел Лизке вполголоса просипеть сквозь застрявший в горле кусок, что верну этот стакан в обед, и так с кофе в руке помчался в проходную - "Здрась-теть-Саш"… "Э-э-э" - протянула она, пропуская меня мимо, и было ясно, что у нее тоже есть или сын, или племянник, которому она говорит это "Э-э-э" часто, потому что живет он совсем не так, как она понимает!..
Мне неожиданно прибавили зарплату. Это, разумеется, для меня неожиданно, а на самом-то деле, кому надо - знали: Сёмочкина уходила в декретный отпуск. Это заранее начальство знает. Она работала лаборанткой, а числилась МНС, для зарплаты, меня на время декретного отпуска Семочкиной перевели на ее штатную единицу, так всегда делают, - теперь у меня стало 98 рэ в месяц. Ну, конечно, минус за бездетность, подоходный, взносы в комсомол, в профсоюз, ДОСААФ, лотерею и сборы на дни рождений сотрудников… Короче говоря… нормально!
Отмечали сразу два события радостно и дружно. Я купил торт и бутылку вина, Сёмочкина принесла какие-то пироги домашние, толщиной, что не укусишь, но очень пахучие и неостановимо вкусные, а остальные, кто что - запасливый народ оказался в лаборатории, и обедать не пошли. Стол накрыли, Борода присел с нами… Так без особых речей обошлось, но с пожеланиями: Семочкиной, кого хочет, того и родить, а мне - диссертацию… успешно…
И тут я вдруг понял, что пора мне позаботиться о заработке всерьез… меня будто осенило, что тридцатка, которая на патентах набегала - это ж слезы! Копался я в журналах, на последней странице случайно наткнулся на объявление общества "Знание". Позвонил. Анкетку заполнил. Рекомендации? Поехал к Борису Давидовичу - у кого ж еще просить для такого важного дела, не на работе же, хотя все равно узнают… Борис Давидович еще предложил и позвонил в Дом Ученых, там, оказывается, шефские лекции по предприятиям организовывали. Шефские - для предприятий, а лекторам платили. Люська стала подозревать меня, что я вечера на кого-то трачу, тогда я пригласил ее с собой. Она слушала очень внимательно в каком-то красном уголке, даже записывала что-то, а потом призналась: "Мне было так интересно! Николай, у тебя явно дар общения с аудиторией - это очень редко бывает! Тебе преподавать надо!" Я, конечно, согласился, тем более, что она успокоилась…
Но верно говорят: деньги к деньгам идут. Я вдруг почувствовал, что мне их просто скоро не сосчитать, сколько заработаю! После такого значительного повышения в зарплате мне еще привалило. Борода вызвал и сказал, что институт заключил договор с заводом, и по этому хоздоговору нашей лаборатории поручена часть работы - наладка экспериментальной установки, и, если я не возражаю, он мне предлагает принять участие, только надо иметь в виду, что придется ездить в командировки… не помешает ли это моей диссертации… Ясное дело, я согласился… даже не стал спрашивать, сколько платить будут… Он от моей реплики заулыбался… наверное, все слишком по-мальчишески получилось: "Согласен! Согласен!" Еще только "Ура!" не хватало и подпрыгнуть…
Так я и стал кататься в К… то на три дня, то на неделю… Люська, конечно, заволновалась… она, по-моему, меня своей личной собственностью считала. Наверное, не зря. Я понял в К… что очень поддаюсь влиянию из-за своих фантазий… мне Ирочка помогла билет достать обратный… она работала инструктором в райкоме комсомола, а я от общества своего - знание ведь везде знание - лекцию пришел читать, которую на предприятии организовали, на которое я приехал… это длинно объяснять, но познакомились мы быстро… она такая коммуникабельная оказалась, пошла провожать меня - вроде по службе - до гостиницы… и назавтра тоже случайно на заводе оказалась, и опять меня провожала до гостиницы и в гости к себе звала, поскольку она-то местная… То есть, конечно, не совсем местная, но по распределению после ВКШ, (Высшей Комсомольской Школы), и квартира у нее и перспектива (по партийной линии), конечно, ну, связи и т. д. И так выходило, что просто привалило мне: красивая, перспективная, обеспеченная… вот женюсь, перееду сюда - работа нормальная, квартира есть, диссертацию и тут можно защитить, и цены мне не будет - работа, консультации, лекции, дипломники: живи не хочу… участок садовый… и я столько нафантазировал… Вообще… Не для себя, а вообще, что мне уже не под силу снести стало… Тогда я начал врать: сказал этой Ирочке, что женат. Совсем недавно взял и женился…
- Ну и что? - удивилась она.
- Да так… - я просто растерялся и стушевался, - Думал это имеет значение.
- Никакого! - у нее такой апломб, и зубы сверкают, как ненастоящие… мне даже стыдно стало от своих фантазий… Только я не понял: то ли она и за женатого может запросто выйти, то ли и вовсе замуж за меня не собиралась… Неловко получилось… и завод мне перестал нравиться сразу, но… Эти ребята, заводские, начальство их, мне премию выписывали каждый месяц, как своим работникам… за что - не знаю. Наверное, понравился, потому что начальник цеха и замдиректора на полном серьезе спросили меня не соглашусь ли я, когда защищу, организовать у них лабораторию и возглавить, и квартиру сразу двухкомнатную обещали, мол, одновременно пропуск на завод и ключи от квартиры, а уж перспективы!..
Я понял, что кандидатская - это действительно стоящее дело - уж не такой я самоуверенный, чтобы предположить, что они меня и без кандидатской так же встретили бы. Квартиру предложить - это не шутка, а тем более двухкомнатную, одинокому, не семейному. Люське я всего этого багажа не привез. Просто мы встречались реже, и я забыл про все, а про Лизку и говорить нечего - она, это видно было, - извелась и, конечно, ни одному моему слову не поверила. Она ситуацию разрешила однозначно просто:
- Пусть она теперь тебе сама кофе по утрам подает!
- Кто? - я, наверное, очень натурально удивился, но она никакого внимания не обратила.
- Может даже в постель… на столике на колесиках… ага… - она тоже, когда сердится, становится такой привлекательной, что невозможно удержаться…
- Лиза, послушай, ты же знаешь, я ведь диссертацию заканчиваю, установку езжу налаживать… - но ей мои перечисления совершенно ни к чему.
- Вот и женись на ней!
- На ком, Лиза?
- На установке! Ей сколько лет? Она в период индустриализации родилась, что ей родители такое имя дали? - ну, в чувстве юмора Лизке не откажешь… но раз так, выходит, она хотела за меня выйти… Тут уж тоже целая диссертация получается…
Авдошкина пришла ко мне под лестницу, оперлась двумя руками о стол и совершенно серьезно предложила помощь:
- Николай, у тебя самый трудный период сейчас! - откуда она знает? - Тебе расчеты надо, оформление, графики, ты скажи - я это все умею, не только пробирки мыть и термопары доставать… - ну, я, конечно, растрогался, долго сидел потом и думал, что вот так в одной лаборатории работать с верным другом, толкать науку… Черт те что получалось… какой-то комплекс у меня стал вырабатываться… но Ангелина Сергеевна - это Крутова - меня совсем сразила и сбила с этого упаднического настроения. Она меня остановила во дворе:
- Можно вас на минуточку, Николай Аркадьевич, - я, понятно, обрадовался даже. - Я наблюдаю за вами, - она даже легонько несколькими пальчиками моего свитера коснулась, - наблюдаю и, честно говоря, горжусь, потому что ваши слова - это не простое обещание, вы очень серьезно отнеслись ко всему, что мне говорили, и я в свою очередь советовалась с Иваном Семеновичем - мы с ним решили, что я вам дам рекомендацию в партию… - и так это торжественно у нее, как присяга перед строем…
Сердце мое заколотилось, и я понял, что все очень серьезно. Здесь не нафантазируешь и не отбрехаешься - тут себе биографию испортить - нечего делать, проще простого… Хотел с Люськой посоветоваться, но… что-то остановило… купил бутылку и поехал к школьному товарищу. Так вернее.
Когда мы закончили школу, все суетились, в институты поступали, очки, проходные баллы… а он сразу в армию и на Будапештское пекло… с парашютом… Он старше был на четыре года… а когда вернулся досрочно - после госпиталя, говорить ни с кем не хотел и ничего не рассказывал… так только иногда срывалось у него что-нибудь, и он опять молчал долго… мы с ним странно дружили. Когда мне пятнадцать с половиной было - ему почти двадцать, и почему ему разрешили закончить дневную школу, а потом идти служить, - никто не знал… из нас - никто… Только мальчишество мое прошло, а одиночество - нет, и симпатия наша взаимная не прошла… стала дружбой… наверное, мне повезло, что у меня такой друг был… и неважно, что не так часто виделись…
Он выслушал все внимательно и сказал просто:
- Уходи.
- В каком смысле? - поинтересовался я.
- Ты в этом своем болоте, чем больше суетиться будешь, тем глубже погружаться, а потом засосет - не вылезешь…
- Значит, бросать все на полдороге… и опять идти с самого начала, а там - чуть высунешься, снова… - Юрка человек откровенный. Он даже и не раздумывал - сразу все нарисовал:
- Если о себе думаешь - немедленно уходи… а если веришь, что очень науке нужен, может, у тебя еще романтика в одном месте свербит, - сразу уходи… - и я всю ночь думал, кому я нужен вообще на этом свете? Выходило: кроме себя - никому… так грустно стало - это… такое открытие, которое никак нельзя использовать - только утопиться или удавиться, но для этого характер особый требуется.
Проверять жизнь экспериментом я не стал, но понял, что если все время об этом помнить… плохо дело кончится… надо что-то наложить сверху, слой другой, чтобы дифракция такая возникла и оставила размытый силуэт, а самому, наоборот - резче очертиться как-то, проявиться, как на фотобумаге в кювете с проявителем…
Но в этот момент я почувствовал, что все, за что мог спрятаться, как-то ужасно надоело, если грубо, без приближений - обрыдло и стало скукоживаться… Стенд мой, который почему-то вызывал раздражение у всех, кто до меня начал "ковырять" науку, даже у Кулинича… он опять бубнил мне, что я неправильно поступаю - "вкалывать надо, чтоб все видели"… а тут еще мои отлучки в патентный институт… И сначала все подхихикивали, что ерундой занимаюсь, но вдруг распоряжение директора по институту, чтоб все руководители тем представили патентную экспертизу своих работ…
А кто это знал, с чем едят эту патентную экспертизу? Ну, и началось! Кинулись ко мне, а я думаю: "Братцы! А когда ж я жить и работать буду?" Раз отказал, два, мол, сами давайте - не боги горшки обжигают… Обиженных я считать не стал, а тем более к слухам приноравливаться… они ж из компетентных и независимых источников… "ТАСС уполномочен сообщить"… Но откуда-то Люськино имя узнали, потому что многие в ее патентный институт кинулись… цепочку-то выстроить проще простого… и пошло, пошло… одна Авдошкина мне сочувствовала и, правда, помогать стала… но зато я все время, как на исповеди присутствовал - она мне такого понарассказала… Сидит, работает, а язык сам по себе живет… уже до женских секретов добралась… Познавательно, конечно, но очень уж подозрительно: про такое, наверное, только с подружкой близкой, или доктором, и я никак не мог решить, кто я - никак не выходило, что кто-нибудь из них…
А привычка? Без нее не проживешь… а с ней… слишком часто - лучше б ее и не было… а то все, как у амебы становится: сплошь врожденные рефлексы… и больше ничего…
Диссертация мне казалась полной ерундой, и я успокаивал себя только тем, что не могли все разом сговориться, чтобы врать мне, что она нужна и полезна, ну, и так далее… Командировки - тоже тоска… разве что заработок… Вокзал заплеванный, чай перекипевший, мутный с тугим коржиком, простыня влажная, номер в гостинице с резким запахом хлорки, тусклый свет и сквозняк в цеху, а вечером кино с поцарапанной пленкой и ужин в буфете: утка с зеленым горошком и стакан сметаны, а потом ночью пьешь, пьешь и рыгаешь, звук такой, как будто лошадь мордой трясет, а губы шлепают и в горле у нее клокочет… тоска. Черноземный горизонт до бесконечности, до абсурда, до отчаяния… и в довершение всего Люська перестала очки снимать, когда целуется. Я сначала решил, что по рассеянности это, и, по-джентельменски стерпел… Терпел, потому что дужка стекла мне чуть пониже переносицы так уперлась, что думал обчихаюсь… какое уж тут чувство, если думаешь, как не обидеть человека своей несдержанностью… А Люська ничего… будто не заметила… и опять очков не сняла… Мне так обидно стало… больше всего обидно, из того, что меня тогда давило… Я тут же решил: значит, сам виноват: вот женился бы - она бы всегда очки снимала, а так - и не скажешь… Ну, короче говоря, я принял это за знамение судьбы. Попросил у Андрюшки, чтобы он мне перепечатал стихи те, что под копирку достал, из "Доктора Живаго", и когда вычитал там: "Аве отче, если только можешь, чашу эту мимо пронеси", по-настоящему заплакал. Слезы катятся, а я думаю: отчего я так разревелся? И выходит: просто из зависти, что человек не только себя понять может, но и всему миру объяснить, что с этим несчастным огромным и крошечным миром происходит, объяснить всего двумя строчками! Вот это уже вершина концентрации эмоции, а энтропия какая! Тут я понял, что въехал на своего конька - на энтропию, я уж давно заметил, что у меня такой комплекс выработался "энтропийный" - с тех пор, как Борис Давидовичу экзамен сдавал не по книгам, а по его диссертациям… И понесло меня, понесло… я уж так далеко от поэта забрался, что и сам не знал, как выбраться… поехал к Юрке и первый раз в жизни так напился, что ничего не помнил и утром не мог никак сообразить, где я…
Лежу - потолок чужой, занавески чужие, угол скатерти со стола свисает чужой и картинка на стене, какая-то очередная сосна реалистическая, готовая к распилке на дрова… голова гудит и хлюпает, и ни одной мысли. Вот это меня страшно обрадовало - что в голове пусто… А первая мысль, которая позже появилась, что, значит, я все-таки выбрал путь и ушел… а там уж и не трудно было по обрывкам, обрывкам добраться до Юркиной квартиры, вчерашнего разговора и даже воспоминания о том, как я не позволял ему снять с себя туфли и говорил: "Я тебе не доверяю!" Это я про туфли… чтобы он снял их…
Совершенно гнусный сюжет получался…
Я пошел к Бороде. Исповедоваться. И там же, сидя против него в кабинете за столом, понял, что никого нельзя слушать ни в чем, что тебя касается… а только скрести душу пятерней и кряхтеть… то ли от натуги, то ли от удовольствия… и прислушиваться внимательно, что внутри происходит… мы с ним больше про "Эрмитаж" говорили, про Петербург провинциальный, и мне ясно стало, почему он лабораторией заведует, а не Иван Семенович, например… я даже удивился, как это просто, и объяснять не надо…
Вот только не сходилось с другими лабораториями, там частенько Иван Семенычи сидели… уж я-то побродил, повидал, благодаря патентам этим…
Однажды после моего возвращения из К… Люська сказала мне, что занята вечером… Это первый раз было за все знакомство наше, и я твердо решил - раз у меня теперь одна женщина осталась, с индустриальным именем, я ей не изменю, проверю на ней свою теорию, наконец, которую у себя на столе выстроил, и буду потом ей верен всю жизнь… а советом люськиным воспользовался: снял себе комнату в расчете на заводскую премию, а к отпуску приплюсовал еще месяц за свой счет, и… налег на свою женщину…
С этого момента начались странности в моей жизни. Комната эта мне случайно досталась… и хозяйка молодая в соседней комнате… Я опять в фантазии брачные ударился, чуть только с ней договариваться стал (что это со мной, объяснил бы кто), но они быстро улетели, потому что эта Валентина Матвеевна сказала мне сразу:
- До первой женщины! Вы меня поняли? Если, - она такая энергичная, особенно руки… кто-то, очевидно, в роду кавалеристом служил, - рубит сверху вниз, - увижу женщину в доме - вещи за дверь… Даже по подозрению… В моем доме женщина больше никогда не появится! - но мне же интересно, я исследователь… вопросы мучают:
- Вы женоненавистница? - нахально, конечно, но я же скоро кандидатом буду, солидным… А она без обид, и без апломба говорит:
- Да. У меня подруга мужа увела. Это часто бывает. Но я думала со мной-то никогда не случится… и вот - пожалуйста… - я призадумался, честно сказать, потому что она сама сразу оборвала мои жениховские домыслы и прикидки, и с Люськой все непонятно, и в дом никого не приведешь, а уж мне солидному как-то неудобно по скверам да подъездам слоняться… И в самом деле - у нее подруга мужа увела, у меня в голове и сердце какая-то индустриальная женщина, Люська последнее время перестала очки снимать… все перепуталось и перемешалось… Но я подумал, что все один к одному: телефон никому не дам и засяду писать… Последний бросок…
В городе нашем, стоит захотеть, можно во всех столицах мира побывать… почти… ну, во всяком случае, дружественных стран, надо только там пить умеренно и есть понемногу, чтобы к концу путешествия не умереть…
Мне почему-то на страны народной демократии везло. Защиты, защиты пошли одна за одной, и после каждой я попадал в столицы разных стран на шикарные пиры… Но уж наш институт и моя лаборатория просто возлюбили Венгрию… центр Европы, Токай, лечо… не знаю уж почему точно… первым Андрюшка позвал… потом друзья по институтской учебе, потом Кулинич…