Когда ты рядом - Светлана Талан


Леша готов быть с Дашей в радости и в горе, в богатстве и в бедности, но только не в болезни… Когда близкая подруга выдала ее тайну, когда собственные родители отшатнулись от нее, как от прокаженной, - кто его осудит?

А ведь они могли жить вместе долго и счастливо или умереть в один день - погибнуть тогда, на окутанной туманом трассе. В тот день Даша, самоотверженная юная медсестра, сама истекая кровью, выбралась из исковерканного в аварии "жигуленка", чтобы оказать помощь тем, кто в ней нуждался. Так она заразилась. Даша не знает как, но она должна жить дальше!

Содержание:

  • От автора 1

  • Часть I 1

  • Часть II 10

  • Часть III 18

  • Часть IV 26

  • Часть V 30

  • Часть VI 45

Светлана Талан
Когда ты рядом

От автора

Своим романом я хотела напомнить нам, людям, о том, как быстротечна жизнь.

Мы постоянно спешим, суетимся, сетуем на проблемы и не замечаем за повседневными хлопотами тех, кому сейчас действительно очень трудно. Мы ищем у близких и родственников сочувствия и понимания, порой не задумываясь о том, сделали ли сами что-то хорошее и полезное для других. Скажете, что вы не олигарх, не миллионер, чтобы быть спонсором и помогать другим, - сами, мол, боремся за выживание. Но не всегда деньги решают все, и это на примере своей жизни доказывает моя героиня. Обыкновенная медсестра Даша случайно заболела СПИДом и сразу же оказалась изгоем в современном обществе, которое не готово принять таких больных. Но невежество окружающих не сломило девушку, оставшуюся один на один с бедой, она не опустила руки. Не будучи богатой в материальном плане, Даша богата душевно. Ее искренности, широте и открытости сердца, доброте, готовности к самопожертвованию, умению любить может позавидовать любой из нас.

Мне очень хотелось бы, чтобы вы посмотрели другими глазами на больных СПИДом и стали хоть немного внимательнее и добрее к тем, кто сегодня находится рядом с вами.

Искренне ваша

Светлана Талан

Часть I

Вы можете любить людей, больных СПИДом.

Вы можете прикасаться к ним.

Вы можете быть друзьями.

Вы можете ухаживать за ними.

Мы все одинаковые.

Нкоси Джонсон, активист движения против СПИДа, Йоханнесбург, Южная Африка

Глава 1

Иван Иванович с облегчением вздохнул. Минул четверг, операционный день. Обычный рабочий день, как все за сорок лет проведенные им в отделении хирургии. Впрочем, не такой уж и обычный. Сегодня он провел три удачные операции - значит, им были спасены еще три жизни. Можно было бы спокойно уйти на заслуженный отдых, уехать жить в деревню, в родительский дом, и ухаживать за больной матерью. Он так и собирался сделать чуть ли не каждый день, но уход с работы постоянно откладывал на завтра, на послезавтра, на весну, на лето, на "после отпуска". По вечерам, когда одолевала усталость после тяжелой смены, он мечтал о том дне, когда можно будет не ломать голову, размышляя о правильности поставленного диагноза, о непредвиденных реакциях организма послеоперационных пациентов, а просто проснуться рано утром под крик петухов в деревне и, нырнув в густой туман, спуститься к тихой речушке с удочкой в руках. А наутро Иван Иванович просыпался под гул машин, проносящихся под его окнами, и снова с головой окунался в работу. Нельзя сказать, что он внушил себе, будто без него отделение хирургии закроется и земля перестанет вращаться вокруг своей оси. Просто он очень любил свою работу и не мог представить собственную жизнь без белого халата и скальпеля в руках.

Иван Иванович снял халат, открыл скрипучую дверцу шкафа и аккуратно повесил его на вешалку. Его работа не допускала ошибок и требовала постоянной, ежеминутной бдительности, аккуратности и щепетильности. Таким он и был - или таким его сделала работа? Он включил электрочайник и взглянул на часы. Вот-вот должен подойти Виталий и принять смену. Виталием Иван Иванович был доволен. Пожалуй, из всех хирургов, с какими ему приходилось работать, этот молодой парень был самым перспективным. Именно ему Иван Иванович с огромным желанием передавал свой накопленный годами опыт и знания. Виталий Степанович, как звали его в отделении все, кроме Ивана Ивановича, работал хирургом только два года, но провел самостоятельно уже немало сложных операций. Чувствовалось, что молодой человек на своем месте. С одной стороны, Ивана Ивановича это радовало, а с другой - он ревностно относился к удачливости молодого хирурга. Но это была добрая, белая зависть, и Иван Иванович не видел в ней ничего предосудительного.

"Вот дождусь момента, когда Виталий покажет себя с лучшей стороны на все сто процентов, тогда и уйду с работы", - задумал однажды Иван Иванович и стал ожидать подходящего момента.

Чайник вскипел, и кнопка его щелкнула. Почти одновременно кто-то постучал в дверь.

- Можно? - спросил молодой, высокий, если не сказать длинный, парень в очках, открывая дверь.

- Заходи, Виталик, - расплылся Иван Иванович в доброй отеческой улыбке. - Я уже и чайник вскипятил, ожидая тебя.

- Я не опоздал, - заметил Виталий. - Здравствуйте, Иван Иванович.

Несмотря на высокий рост, Виталий не сутулился, как это обычно бывает, держался ровно, словно натянутая струна, и от этого казался еще выше. Его голубые глаза весело смотрели из-за очков. Он быстрым, ловким движением натянул белоснежную шапочку на коротко остриженные светло-русые волосы и набросил халат на зеленую футболку с непонятной надписью "ML".

- Я готов пить чай и принимать смену, - широко улыбнулся он.

- Не смену, а смены, - поправил Иван Иванович, ставя на стол две фарфоровые чашки в мелкий синий цветочек.

- Как это?

- Мне надо съездить к матери в деревню, - сказал Иван Иванович. - Я хочу попросить тебя отработать ночную смену за себя и дневную - за меня.

- Без проблем. - Виталий широко развел длинные руки в стороны. - Сколько угодно.

- А как же твоя личная жизнь? Как невесты?

- А-а… - Виталий небрежно махнул рукой и поморщился, отчего его очки сползли на кончик носа. - Какие там невесты!

- Эх, мне бы твои годы… - улыбнулся Иван Иванович в седые усы. - Я бы ни одной сестрички в отделении не пропустил.

- Они все заняты, - ответил Виталий, отхлебывая чай.

- Тогда остаются больные. Какие тебе больше подходят: с переломами, аппендиксные или черепно-мозговые?

- Ну и шуточки у вас, Иван Иванович! Лучше расскажите, как ваша мама.

- Рана не заживает, гноится. Что тут поделаешь? Возраст и сахар. Сахар, возьмите себе на заметку, молодой коллега, хорош только в чае, а не в крови, - улыбнулся Иван Иванович.

- А сколько вашей маме?

- Восемьдесят шестой пошел.

- Да-а, - протянул молодой доктор, - возраст мешает выздоровлению.

- Мать жива, а отца нет уже десять лет, - сказал Иван Иванович, и по его лицу пробежала тень. Он сделал несколько глотков, и его глаза снова лукаво блеснули. - А хочешь, я тебе из деревни девушку привезу? Сейчас там большой выбор: доярка, алкашка, брошенная мужем с тремя детьми…

- Иван Иванович! - взмолился Виталий. - Давайте я лучше смену принимать буду!

Проводив коллегу до лифта, молодой врач обошел палаты и, убедившись, что все в порядке, отправился в свой рабочий кабинет. Заведующий отделением уехал на два дня в столицу на симпозиум, Иван Иванович - в деревню к больной матери, а ему, Виталию, предстояло провести на работе сутки. Поэтому, пока в отделении спокойно, нужно срочно заняться малоприятным, неинтересным, но необходимым делом - писаниной. Он сел за стол, где аккуратной стопкой лежали бумаги и карточки больных, и вспомнил, как его первый раз подвели к наставнику. Иван Иванович показался Виталию чересчур строгим, даже жестоким. Он бросил беглый скептический взгляд на растерянно хлопающего глазами новоиспеченного врача и, скривившись, спросил:

- Значит, хочешь стать хирургом?

- Да, хочу, - сказал Виталий.

- Очень хочешь или по долгу службы положено?

- Я очень хочу стать хорошим хирургом, - набравшись смелости, твердо, четко выговаривая каждое слово, произнес Виталий. Похоже, это произвело на опытного врача впечатление: глубокие морщины на его лбу разгладились.

- Гм… - хмыкнул доктор и глянул Виталию в глаза сквозь стекла очков. - Учиться умеешь? Слушать старших?

Молодой доктор почувствовал себя стоящим у доски и плохо выучившим уроки школьником.

- Я, уважаемый Иван Иванович, внимательно вас слушаю.

- Уважаемый? - переспросил Иван Иванович, и в его голосе прозвучали насмешливые нотки. - Видишь меня первый раз в жизни и уже так называешь…

- Вас все здесь уважают: персонал, врачи, больные. У меня нет повода относиться к вам неуважительно, - сказал Виталий и задумался, удастся ли найти общий язык с этим седым усатым человеком.

- Идем пить чай, - неожиданно объявил Иван Иванович, резко повернулся и пошел по коридору. - Традиция у нас такая, - сказал он, заходя в кабинет. - На спиртное - табу, а вот чай… Пришел на работу - попил, уходишь - попил, хочешь пообщаться - прошу на чашку чаю. Надеюсь, ты не против наших традиций?

- Давайте я приготовлю, - предложил Виталий и этим положил конец настороженному отношению своего наставника.

- Запоминай, Виталик, первое правило, - сказал тогда доктор, потягивая ароматный чай. - Всегда сохраняй спокойствие, что бы ни случилось. Паника мгновенно посеет в тебе неуверенность в правильности принимаемого решения, что может привести к врачебной ошибке. А это, как у минера, недопустимо.

- Ясно, - кивнул головой Виталий. - Надо всегда быть спокойным.

Тогда он впервые увидел довольную улыбку Ивана Ивановича. Она оказалась широкой и доброй, как у его отца…

Виталий Степанович положил перед собой первую историю болезни и принялся за работу. Когда он закончил и расправил затекшую от долгого сидения на неудобном совдеповском стуле спину, было уже десять вечера. Он еще раз прошелся по отделению и, довольный, вернулся в кабинет, чтобы поужинать.

"Начало неплохое, - подумал он. - Если так пойдет и дальше и не будет внеплановых больных, две смены пролетят незаметно".

В полночь он погасил в кабинете свет, улегся на скрипучий, заново обитый дерматином диванчик и с удовольствием вытянул ноги. Нужно было вздремнуть хоть пару часиков, ведь впереди еще дневная смена. Он и не заметил, как провалился в сон. До утра его никто не потревожил. Первые робкие лучики солнца, ворвавшись сквозь приоткрытые жалюзи, затанцевали по стенам, переместились на диван, попали на лицо мирно спящего молодого врача и разбудили его. Он зажмурился, протянул руку и нащупал на тумбочке свои очки. Потом протер глаза, надел очки и взглянул на часы. Было пять ноль-ноль.

"Вот это я задрых!" - подумал Виталий и вскочил с дивана. Плеснув в лицо холодной водой из-под крана прямо здесь, в кабинете, он почувствовал прилив сил и включил электрочайник. Ночь прошла спокойно, и наступавший ясный майский день не предвещал ничего плохого.

В отделении уже началось обычное утреннее движение. Виталий Степанович шел по длинному коридору и гасил свет, который забыла выключить дежурная медсестра. По привычке он взглянул на часы. Было только пять двадцать. "Почему-то ночью и ранним утром время имеет свойство замедляться", - мелькнула мысль. Он увидел бежавшую навстречу медсестру Асю и уже собрался сделать ей замечание по поводу оставленного света, как разглядел ее раскрасневшееся лицо и перепуганные глаза.

- Виталий Степанович! Виталий Степанович! - запыхавшись, выпалила Ася. - Там… Там такое!

- Что случилось?

- Там… Там… - тяжело дыша, повторила она, тыча пальцем куда-то в сторону. - Там людей привезли.

- Успокойтесь! - одернул ее доктор. - Больные поступают?

- Там много больных. Авария… Крупная авария. Срочно надо идти вниз!

Виталий Степанович быстро направился в сторону лифта.

- Больные тяжелые? - спросил он на ходу.

- Очень! Кажется, есть жертвы.

- В медицине, Ася, нет слова "кажется", - нервно сказал он, повторив слова своего наставника. - Черт! Опять лифт занят! Сколько раз я просил, чтобы не разрешали больным пользоваться служебным лифтом!

- Так… табличку же повесили, - оправдывалась Ася, поспешно бросаясь за доктором вниз по ступенькам.

На первом этаже располагался санпропускник. Виталий Степанович пробежал мимо него и выскочил на крыльцо. Здесь он увидел три "скорые" и людей в белых халатах рядом с ними.

- Да где же санитарка? - закричал он и осекся, рассмотрев море крови и кости, торчащие из рваных ран.

Он проверил пульс у одного поступившего, у второго его уже не было. Потом побежал к другой машине, к третьей… Везде была кровь. Раненые стонали и дико кричали. Одни бились в конвульсиях, другие же лежали тихо, замерев в одной позе. И тут Виталий впервые растерялся. Это были какие-то доли секунды, но они показались ему вечностью.

"Всегда сохраняй спокойствие", - всплыли в голове слова наставника. Уже через мгновение он взял себя в руки и приступил к работе, как и учил Иван Иванович.

Он четко отдавал указания: "Этого - срочно в операционную, этого - на рентген, этого - в предоперационную, этого - в реанимацию, а этого - в морг…"

Глава 2

Даша проснулась рано. Ее разбудил кричавший свое радостное "Ку-ка-ре-ку!" петух во дворе. Поняв, что еще очень рано, она бросила взгляд на Лешу, мирно посапывавшего на кровати напротив, и снова закрыла глаза. Кровать, на которой она спала, была точно такая же, как у нее в детстве: высокие металлические спинки, затянутые шторочкой, и пружинный матрац. А еще перина - большая, мягкая, в которой можно было утонуть. Даша училась в пятом классе, когда родители купили мягкий диван и новые деревянные кровати, выбросив старые. Только бабушка не пожелала расстаться с периной и большими, на полкровати, подушками.

Даша думала о вчерашнем дне, когда она с женихом, будущим мужем, приехала сюда, в дом родителей Лешки, чтобы познакомиться. Его отец и мать оказались хорошими, добрыми и простыми деревенскими людьми, очень любящими своего единственного сына. Они радушно встретили будущую невестку, у которой от волнения ярко пылали щеки. Даше постоянно казалось, что будущая свекровь очень придирчиво и оценивающе ее рассматривает. От этого она стыдливо опускала глаза и чувствовала, как ее обдает жаром. Впрочем, так было всегда. Еще в школе, когда учительница только называла ее фамилию, Даша сразу же краснела и терялась. Все поворачивали головы и тыкали в нее пальцами, перешептываясь: "Смотри, смотри, какая Дашка красная". От этого она еще больше смущалась, и требовалось какое-то время, чтобы справиться с волнением и вспомнить то, что вчера выучила назубок.

А тут еще вечером Даша, когда зашла в спальню и увидела, что Лешкина мать стелет для них общую постель, совсем растерялась и стояла как истукан, опустив глаза и нервно перебирая пальцами.

- Что-то не так, Дашенька? - спросила та, глядя на девушку.

- Можно мне… отдельно? - прошептала Даша, как обычно ненавидя себя в такие моменты.

- Конечно, можно. Я думала, вы, как сейчас заведено у молодых, уже спите вместе.

- Нет. Мы не спим вместе, - тихо сказала Даша и добавила: - Давайте я вам помогу.

Женщина заправляла одеяло в чистый пододеяльник и тайком бросала взгляды на невесту сына. Ей самой было неловко, оттого что она так смотрит на обескураженную, растерянную Дашу, но у нее не было сил оторвать от девушки взгляд. Она слишком напоминала ее саму в молодости. Тогда ее волосы не были такими редкими, как сейчас. Они были, как у Даши, светло-русыми, пышными и красивыми волнами падали на плечи. А самое главное - глаза Даши. Лучистые, яркие, они были цвета синего, бездонного синего неба. И светились, как звезды на ночном небе. В них был и живой интерес, и вопрос, и шаловливый задор. Но Даша постоянно испытывала неловкость и опускала глаза, прикрывая их длинными пушистыми, без косметики ресницами. Кожа у нее была гладкая и нежная, а шея длинная, чувственная, с двумя маленькими родинками чуть ниже горла.

Женщина тяжело вздохнула, подумав о том, как быстро неумолимое время отобрало у нее красоту и такую же тонкую, как у Даши, талию, оставив взамен расплывшееся, бесформенное тело…

Провожать молодую пару вышли и отец, и мать. Во дворе стоял видавший виды старенький красный "жигуленок", забитый сумками с овощами, фруктами, соленым салом и картошкой.

- Дашенька, Леша, может, еще варенья возьмете? - подошла мама Лешки с трехлитровой банкой клубничного варенья в руках.

- Мама, мы уже машину так утрамбовали, что не увезет, - сказал Лешка, закрывая багажник.

- Спасибо. Зачем нам столько? - робко поддержала его Даша и опустила глаза.

- Этот "жигуленок", конечно, не БМВ, но он еще и не то потянет, - заявил Лешкин отец, нажимая двумя руками на багажник. - Он хоть и не первой свежести, но фору еще дать может! Я его, Даша, для себя собирал, для Алешки вот, а не на продажу. Все до последнего болтика своими руками перебрал. Послужила мне машина, теперь пусть на сына поработает. Зачем она мне? Нам с матерью и мотоцикла хватит. Раньше держали трех коров, свиней всегда было не меньше трех, кролики и всякая другая срань. А теперь, когда Лешке купили малосемейку, оставили одну корову да курей.

- Поросят держать уже не будем, - вставила свое слово мать.

- Все для сына старались. Оно в деревне сейчас тяжело деньги зарабатывать, не то что раньше. Теперь у сына жилье хоть какое-то есть в городе, машина, пусть и старенькая, но еще послужит, деньги на вашу свадьбу собраны - можно и отдохнуть немного. Так ведь, мать?

- Будем жить теперь на пенсию, - согласилась та и добавила: - А все равно хочется хоть чем-то помочь сыну.

- Не переживайте, мы не пропадем, - улыбнулся Лешка. - Будем жить с Дашей вместе, и все у нас будет. Так ведь, Дашуль?

- Спасибо вам за все, - сказала Даша и подняла на женщину свои большие глаза.

- А фасоль? - всполошилась вдруг мама Лешки. - Фасоль забыли!

- Да там она, в сумке. - Лешка взглянул на часы. - Нам пора. Даше сегодня еще идти в ночную смену. Надо успеть сумки разобрать и дать ей хоть немного поспать.

- Не забывайте нас, - попросила мать, - звоните чаще. Телефоны в руках носите и спите с ними, а о нас вспоминаете раз в неделю.

- Мама, ну мы же не дурака валяем, а работаем. Вот если бы мы штаны протирали… - заметил Лешка.

- Ну, сынок, давай, - протянул мозолистую руку отец.

- Спасибо вам за прием и за все-все, - сказала Даша, собрав все свое мужество, и улыбнулась будущей свекрови.

Та смотрела на девушку, вокруг головы которой несмелые лучи солнца, пробившиеся сквозь туман, образовали светящийся ореол, на ее робкую улыбку и думала, что невеста сына, конечно, не красавица, но глаза, волосы и ямочки на щеках делают ее очень милой и похожей на ангела.

- Приезжайте еще, - сказала она, не в силах отвести от Даши глаз.

- Картошку копать точно приедем. Так ведь, Дашуль?

Дальше