- Ничего я не знаю, - растерянно произнес Нюма…
Он и вправду мало чего знал в городе, прожив долгие годы в Ленинграде. Более сорока лет он ездил по одному маршруту в Торговый порт и видел город из окна трамвая…
Предложение соседа озадачило Нюму и даже испугало каким-то… беззаконием. Хотя в стране уже давно как бы не было никаких законов. Скрытая анархия. В городе нагло хозяйничали бандитские группировки, чьи атаманы были известны не только по фамилиям, но и по адресам. Некоторые из них, по слухам, даже были депутатами Ленсовета. А во внутреннем дворе Большого дома - этой цитадели защиты закона, - говорят, который день жгут документы. Да так, что дым стелется по Литейному проспекту…
- Сам говоришь, что твой племянник шалопай, - слабо произнес Нюма. - Вовлечет он тебя в авантюру…
- И отец его такой был, - с безвольной горечью проговорил Самвел.
- Так пошли его к черту! - обрадовался Нюма.
- Ара, как "пошли к черту"?! Он сын моей покойной сестры. Когда она умирала, я слово дал…
- А где его родной отец?
- В тюрьме сидит. Знаменитый был картежник…
- И сын в него пошел, - удовлетворенно заключил Нюма.
- Ара, не твое дело! - вдруг разозлился Самвел. - Лучше за свою дочку посмотри!
- "За свою дочку", - передразнил Нюма, - моя дочка меня бы не оставила в чужом городе, а сама уехала в Америку!
- Ара, я больной был! - проорал в ответ Самвел. - А у него уже билет в кармане лежал на самолет! Я сам ему сказал: уезжай!
Точка вскочила на лапы и залаяла. Громко и как-то очень смешно, обращая голову то на Самвела, то на Нюму…
И соседи засмеялись.
Когда Нюма смеялся, его лицо, похожее морщинами на треснувшее блюдце, молодело, и оживали глаза. А Самвел смеялся тихо, прикрывая ладонью рот. Словно извинялся за два металлических резца, что тускнели в расхлябанном ряду желтых прокуренных зубов…
Оценщик антиквариата - Алексей Фомич Кирдяев - сидел у окна "скупочного пункта", размещенного в подвале дома на Большой Разночинной улице. Когда во дворе скапливались страждущие сдать в скупку свое добро, Алексей Фомич видел сквозь загаженное оконное стекло только их обувь - сапоги, ботинки, туфли, не раз топтались какие-то боты. И в подвале становилось темнее. А когда толпа клиентов редела, Алексей Фомич просматривал весь двор и даже арку дома. Тогда Алексей Фомич мог контролировать визит хозяина скупки Толяна - так он представился, когда подряжал Кирдяева на работу. Фамилией Толяна, как и прочими его анкетными данными, Алексей Фомич не интересовался - меньше знаешь, лучше спишь. Ясно было одно - Толян подставное лицо, он работал на кого-то другого. Судя по тому, с каким подобострастием он иной раз разговаривал "по делу" с кем-то по телефону.
Толян всегда появлялся неожиданно. С тем, чтобы убедиться - "не тянет ли Кирдяев на себя одеяло?" Иначе говоря, не припрятывает ли для себя какую-нибудь особую вещицу?! Да он и не скрывал. "Доверяй, но проверяй!" - хохотал он, свойски хлопая Кирдяева по плечу. И сверял выплаченные деньги с купленным товаром. Конечно, Кирдяеву обвести этого болвана было пустяшным делом, он и не таких обводил за свой век оценщика-антиквара. Но рисковать не хотелось. Ребята они серьезные, "шутят только раз и навсегда", о чем Толян и предупредил Алексея Фомича. Да тот и сам знал - антиквариат испокон веков считался занятием полукриминальным. А в эти смутные времена, когда "скупки" рождались на пустом месте - без особого догляда властей, а то и с "заинтересованным" согласием, - вообще оказались под надзором бандюганов, открыто контролировавших город. И бензоколонки, и утильсырье, и парикмахерские, и магазины…
Все, связанное с "чистыми" деньгами, крышевалось криминалом. Кирдяев и сам не понимал, как повязал себя с этими ребятишками. У них, у чертей, оказывается было досье на многих старых антикваров города, что вышли на пенсию еще при той власти. Вот они и вербовали пенсионеров в свои скупки, кого кнутом, кого пряником. Лично Кирдяева и тем и другим. Ввалились на квартиру два амбала во главе с Толяном. Тут любой струхнет, не то что язвенник Кирдяев. Да и заработок посулили в пять раз больше, чем при коммунистах. Расчет был точный - народ с голодухи попрет сдавать добро. А тут он, Алексей Фомич, со своей сетью. Бывали дни, когда на одних изделиях из "бронзы" целое состояние можно было сколотить, не говоря уж о драгметаллах…
К примеру, вчера пришла пожилая дама, принесла вещицу. И беглого взгляда было достаточно - девятнадцатый век, итальянская майолика с типичными округлыми формами темной глазури - "Игроки в кости". Слегка притертая в основании, но все равно приличной сохранности. Ради интереса Алексей Фомич заглянул в каталог. И точно. Откуда у гражданки эта вещица, Кирдяев не допытывался. Только было собрался отсчитать тысячу рублей, как гражданка передумала и, несмотря на уговоры, повернулась и ушла, сунув вещь в грязный баул. А ведь неплохие деньги были предложены. Был бы в тот момент в скупке Толян, он бы ее с такой вещицей не выпустил. Кирдяев ждал, что тетка вернется. Нередко такое происходит - иной клиент, взвешивая предложенную сумму, не сразу решаемся на продажу. Потом возвращается… Гражданка пересекла двор. А под аркой к ней подошли двое мужчин с маленькой собачкой. Наверное, знакомые, понятное дело - с такой вещицей женщину оставлять на улице без присмотра неблагоразумно. А может, и перекупщики. За свой век Кирдяев повидал всякого…
Алексей Фомич Кирдяев поглядывал в окно, прикидывая: управится ли он до обеда или придется задержаться. Очередь была человек десять. Да и клиент шел жидковатый, все шантрапа и рвань. Несли, в основном, ворованное - мельхиоровые ложки, подстаканники, в надежде выдать за серебряные. Иконы, со следами свежей краски. Фаянсовые подделки под фарфор грошовой стоимости…
Им бы встать в ряды барыг, что двумя кольцами опоясывали Сытный рынок, со своим товаром на руках. Нет, прутся в скупку, надеясь облапошить такого профессионала, как Кирдяев. Вот он и вынужден, чуть ли не взашей гонять их из подвала. И каждый еще с полчаса будет стоять во дворе, колготиться, жаловаться на несправедливость. Пока не явится Толян и приструнит недовольного своим методом… Вообще-то, по наблюдению Алексея Фомича, обеднел народ. Годами нелегкая, безденежная жизнь изрядно распотрошила сусеки. Со стороны это не заметно - антикварные магазины ломились от вещей, но настоящая ценная вещь попадалась все реже и реже. И приносить ее стал человек случайный, не понимающий, с которым говорить не о чем. А бывало, Кирдяев, чувствуя клиента, такое узнавал о выставляемой на продажу вещи, что хоть пиши роман. И всегда давал нестыдную цену. А когда вещь уходила к новому владельцу, он искренне печалился, словно отрывал от себя…
А что может поведать о своей вещи эта бабка, что наконец добралась к стойке оценщика? Платок, повязанный поверх потертой каракулевой шапки, делал ее личико маленьким и жалким. Еще и тощие руки в старческих пятнах вылезали из-под ветхих обшлагов тулупа. Такие бабки приволокут какую-нибудь дребедень и всю душу измочалят, если их сразу не поставить на место.
- Ну?! - произнес оценщик Кирдяев. - Что у вас? Только по-быстрому!
- А ты не гони, - осадила бабка. - Дай угреться. Все ноги поморозила на дворе.
- Что у вас? Показывайте, - без тени сочувствия повторил Кирдяев.
Поникнув головой над истрепанной сумкой, бабка извлекла свое добро и боком, по-птичьи, взглянула на оценщика.
- Подсвечник, - констатировал Кирдяев. - Подсвечники не принимаем. Их у нас, как в церкви.
- Что значит не принимаем?! - отважно выкрикнула бабка. - Как это не принимаем!
- Не вопите! - осадил Кирдяев. - Не принимаем и все. Тем более такие подсвечники уже при Горбачеве штамповали, никакой ценности в них нет. Уходите! - неумолимо заключил Кирдяев и крикнул в сторону очереди. - Следующий!
Набухавшая неприязнью к бабке толпа очередников, загомонила советами:
- Беги в утиль, старая. И себя сдай заодно.
Бабка обернулась к галдящим, демонстративно плюнула себе под ноги и вновь обратилась к оценщику с угрозой найти на него управу.
- Да кому ты жаловаться будешь, старая дура?! - выкрикнули из очереди. - Это же частная лавочка. У них свои законы.
Кирдяев пропустил мимо ушей обидный, но справедливый выкрик. Тем не менее довод каким-то образом вразумил старую.
- Дай хоть какую цену, - заканючила она плаксивым голосом. - Мне там обещали с прицепом заплатить против твоей цены, - и она повела головой в сторону двора.
- Кто обещал? - сдерживая злость, произнес Кирдяев.
- Добрые люди обещали, - ответила бабка.
- Ходют там два типа, - подтвердили из очереди. - Если за вещь дадут хорошую цену, обещают перекупить с процентом.
- Обещают-то они, обещают. Да не всех жалуют, - отозвался кто-то из очереди. - Что они, враги себе?
- Так ты дашь цену моему подсвечнику? - не отвязывалась бабка.
- Пятьдесят рублей, - Кирдяев махнул рукой. - И то с большого бодуна.
- Пятьдесят? - плаксиво переговорила бабка. - Это ж кило печенки на Кузнечном рынке…
- Уже шестьдесят, - строго поправил кто-то. - Именно на Кузнечном.
Кирдяев хлопнул ладонью по столу и закричал в голос:
- Дайте работать, черт побери! Не то закрою на обед и гори все огнем!
Очередь тревожно притихла и в следующее мгновение обрушила на старушенцию такой шквал негодования, что, материализовавшись, он превратил бы тщедушную фигуру упрямицы в мокрое пятнышко.
В этот момент и ввалился в свое заведение Толян.
- Почему шум?! - вопросил Толян.
- Да вот… клиент не согласен с оценкой, - со злорадством пояснил Кирдяев.
Круглое лицо Толяна оборотилось в сторону бабки. Маленькие светлые глазки из-под черных бровей посмотрели на существо в тулупе с удивлением и какой-то радостью. Словно преданный сын на родную мать после долгой разлуки.
- Где товар? - спросил Толян.
- Вот! - бабка с готовностью протянула подсвечник.
Толян принял в свои лапы замысловато перекрученный трехрожковый стан подсвечника. Подержал на весу, словно радуясь его приятной тяжести. И ударом ноги распахнул дверь.
- Что же ты творишь, паскудник?! - обомлела бабка, провожая взглядом исчезнувший в дверном проеме свой подсвечник.
Хотела еще что-то сказать и не успела. Подхватив со спины ее за подмышки, Толян махом выпихнул старушенцию следом за подсвечником. Вдогонку полетела и замызганная сумка.
Стальная подвальная дверь захлопнулась, оборвав ее истошный вопль.
Стоявшие во дворе Нюма и Самвел удивленно переглянулись. Да и Точка не без удивления натянула поводок. Еще бы! Не часто увидишь, как кто-то, подобно птице, выпархивает из разверзшихся дверей и валится с криком на утоптаный снежный наст двора.
Резво вскочив на ноги, бабка подобрала подсвечник, пихнула его в сумку и дунула со двора мелким торопливым шагом. Увидела под аркой обоих соседей. Остановилась. Ладонью заправила под шапку сивый клок волос и спросила елейным голоском, не передумали ли они купить подсвечник, как обещали, с прицепом.
- А во сколько его оценили? - Нюма кивнул в сторону скупки.
- В пятьдесят рублей, - честно ответила старушенция.
- В пятьдесят? - переговорил Самвел. - За пятьдесят не надо. Нужна дорогая вещь. А за пятьдесят не надо.
- Сами обещали: во сколько оценят там, перекупите с прицепом, - возмутилась старушенция. - На вас понадеялась. А то бы им продала. Как они меня уговаривали.
- За пятьдесят нам не надо, - подтвердил Нюма.
В знак согласия с хозяевами, Точка задрала голову и, пролаяв, спряталась за ногу Нюмы.
- Обманщики! - взвилась бабка. - Постыдились бы! Креста на вас нет!
- На мне нет, - согласился Нюма. - А на нем есть. Правда, не православный.
Лицо старушенции вдруг посерело, скукожилось. Она согнулась и попятилась задом, устремив взгляд в глубь двора. Откуда резвым шагом спешил крепкий мужчина в распахнутой дубленке. То был Толян, хозяин скупки…
На появление Толяна резко отреагировала Точка. Она выскочила из-за ноги Нюмы и зашлась лаем. Память еще хранила такого вот, с резвым шагом, дворника из детского сада, где прошло ее младенчество. Тот часто шуровал палкой под мусорным баком, пытаясь выгнать щенка по приказу злых воспитателей…
Толян на ходу подобрал какой-то камешек и швырнул в собачонку.
- Эй! - приструнил его Самвел. - Ара, не видишь! Маленькая собачка…
- Была бы большая, я бы ей, бляди, потку заткнул кирпичом, - отозвался Толян. - Вы зачем здесь ошиваетесь?!
Нюма демонстративно огляделся. Мол, кого имеет ввиду этот тип? Не ту ли старушенцию с подсвечником? Но бабку сдуло, точно ее и не было…
- Вы, вы! - приблизился Толян. - Что вам здесь надо?
- А тебе какое дело? - проговорили одновременно Нюма и Самвел.
И Точка пролаяла, в знак полной поддержки своих хозяев. Громко, по-взрослому. Без надежды на компромисс…
- Что бы я вас тут, суки, больше не видел! - негромко, со значением произнес Толян. - Вместе с этим волкодавом. Предупреждаю.
Толян повернулся и направился к скупке.
- Ара, какой волкодав?! - воскликнул вслед Самвел. - Маленькая собачка. Дворняжка.
- И писает с наперсток, - поддержал Нюма.
- Но часто, - уточнил Самвел.
- Предупреждаю! - повторил Толян через плечо, придерживая шаг. - Иначе сами будете сцать кровью. Предупреждаю.
- Слушай. Ты как со старшими разговариваешь? - вопросил Самвел. - Мы тебе в отцы годимся, клянусь…
Нюма не понял, чем на этот раз поклялся Самвел, - Нюма лишь видел заряженное злобой круглое лицо Толяна. И это Нюму насторожило.
- Ладно, Самвел, разошлись, - примирительно произнес Нюма. - Останемся при своих.
Нюма ухватил рукав пальто соседа и подтянул к себе.
- Ара, подожди! - горячился Самвел. - Он кто?! Хозяин улицы?
- Ладно, Самвел, разошлись, - повторил Нюма. - Пора Точку кормить.
"Действительно, пора, - заслышав свое имя. Точка запрядала ушами. - Связались с каким-то бандюганом, а мне жранькать пора, не до ваших разборок".
- Подожди, говорю! - Самвел силой сорвал пальцы Нюмы со своего рукава.
Толян, нагло буравя взглядом, вплотную придвинулся к Самвелу.
Они стояли, как сиамские близнецы, живот к животу - тощий, словно сплющенный, Самвел и дородный, с круглым ленивым брюшком, Толян.
- Ты что, отец? Х-ево понимаешь русский язык? Повторяю! Чтобы я вас тут больше не видел! - едва разлепив пухлые губы, выдавил Толян. - Иначе вырву ноги из жопы. Особенно у тебя, хачик…
Следующая картинка для Нюмы оказалась невероятной, точно он увидел молнию на ясном небе.
Самвел чуть откинул голову назад и - коротко и сильно - боднул лбом широкое лицо Толяна. Подобно дятлу…
Нюма поморщился от невольного сочувствия к этому типчику.
Толян полуприсел, прижав с проклятиями ладони к лицу. Секунду помедлил, поднялся и отвел ладони. Круглое лицо его было в крови…
Самвел отступил на шаг и выставил нож. Обалдевший Нюма узнал нож. С широким коротким лезвием и какой-то надписью на костяной рукоятке, нож хранился в нижнем ящике "Буля", что стоял в комнате соседа.
- Зарэжу… Сволочь… - произнес Самвел спокойно, словно со стороны.
Толян замер, испуганно прижав к груди вымазанные руки.
Нюма силой потянул за собой Самвела, пытаясь отобрать нож. Было неудобно, мешал собачий поводок. Да и пальцы Самвела сжимали кость рукоятки с ледяной цепкостью.
Двое прохожих - женщина и мальчик - издали созерцали происходящее.
"Что смотреть? Шли бы своей дорогой, - Точка спешила за хозяевами, волоча по снегу брошенный поводок. - Молодец, волосатик. Правильно врезал. Ничего себе - если каждый будет обзываться. А теперь надо быстрее смыться и пожранькать".
Точка, то и дело останавливаясь, смотрела назад. Не бежит ли за ними тот негодяй? Но Толян стоял как столб… Убедившись, Точка молча догоняла хозяев, стараясь не привлекать их внимания - слишком необычной оказалась ситуация… Маленькое сердце собачки наполняла гордость за поступок волосатика. Правда, если бы этому гаду врезал по морде Нюма, Точка бы больше гордилась, с Нюмой у нее были более доверительные отношения. Но и волосатик-Самвел ей родной…
Точка бежала вдоль обочины тротуара, ненадолго задерживаясь у мусорных урн. Отвратительный пивной смрад гнал ее дальше. Полосы нетронутого снега между урнами пахли свежей рыбой. Едва понюхав, Точка устремлялась за своими хозяевами, что уже скрылись с глаз, оставив лишь чудный запах…
"Ах ты боже мой, где же собака?" - услышала Точка голос Нюмы из-за угла.
Его поддержал взволнованный голос Самвела…
Точка выбежала к ним, виновато прогибая атласную спинку и опустив хвост.
- Ара, говорил тебе оставить ее дома, - успокоенно проворчал Самвел.
- Она приносит удачу. - Нюма подобрал поводок. - Вспомни вчерашнюю покупку. Эту "Игру в кости".
- Зато сегодня… Хорошо с собой ножик взял. Как чувствовал, клянусь мамой.
- Все равно, Точка принесла пользу, - упрямился Нюма. - Могли бы тебя арестовать. Холодное оружие.
- Это правильно, - усмехнулся Самвел. - Спасибо, Точка.
Собачонка встала на задние лапы и, вытянув тельце вдоль ноги хозяина, преданно лизнула руку.
- Ара, не надо, - вдруг смутился Самвел, - шевиот пачкаешь, шевиот!
Он стряхнул Точку со своей ноги и пошлепал ладонями по старым шевиотовым штанам, сгоняя снежные следки собачьих лап…
Малый проспект, как обычно, был немноголюден. Тем более в воскресный день. Мрачно, словно из-под седых бровей, стены сырых домов разглядывали одиноких прохожих. Не исключено, что тот сукин сын, придя в себя, примется разыскивать обидчиков именно на Малом проспекте. Лучше выбраться отсюда на людный Большой. Вообще, народ Петроградской стороны отдавал предпочтение Большому проспекту с его магазинами. Правда, от них никакого толку. Полки без продуктов пустовали или красовались посудой: кастрюлями, сковородками и прочим подобным товаром, что воспринималось как издевательский намек. Люди заходили и выходили из магазинов равнодушно, с сомнамбулической маской на лице.
- Безобразие, - Самвел прервал долгое молчание. - Хотя бы посуду убрали. Или нарочно злят людей, - он искоса взглянул на Нюму.
- Вчера в газете "Смена" напечатали карикатуру. - меланхолично проговорил Нюма. - Вместо боярыни Морозовой, на знаменитой картине Сурикова, в повозке увозят колбасу, сгущенку, соль и что-то еще. И написали: "Проводы еды"…
- Не вчера, а неделю назад, - ехидно подковырнул Самвел.
- Неделю назад провожали мясо, рыбу, и, кажется, макароны, - педантично поправил Нюма.
- Лучше бы они проводили Горбачева с подельниками, - буркнул Самвел.
- Как только проводят все продукты, тут же проводят и Горбачева, - Нюма шел насупившись, то и дело останавливаясь и призывая Точку к послушанию.
- Слушай, оставь ее в покое, - вмешался Самвел. - Она что, твой хлеб отнимает? Пусть себе нюхает.
"Вот именно. Он мне просто завидует, - с благодарностью подумала Точка. - Или сердится за то, что я видела его робость перед тем хулиганом".
- Ты и вправду мог его пырнуть ножом? - проговорил Нюма.
- Ладно. Хватит, - буркнул Самвел и, помедлив, обронил: - Наверно, мог.