Понемногу добавляем в кастрюлю, смотри, как приятно пахнет. Теперь немного белого вина. Под конец петрушку, Агнес может посыпать ее сама. Они открывают бутылки с вином новым штопором, прикрепленным к стене, и складывают лебедей из салфеток. Ада приходит нарядная. Нина заплетает густые темные волосы Агнес и завязывает обеим на талии по белому фартуку. Потом они накрывают столы, два - на двоих и третий на одного, и на троих на кухне - для них самих.
В восемь они появляются. Можно назвать их стайкой, гостей - предостаточно. Юхан Антонсен в белой рубашке, с лицом, не выдающим ни победы, ни поражения. Рис варится на плите. Листья салата помыты, нарваны и опущены в масло и уксус; теплый хлеб с грецкими орехами и маслом, размягченным заранее, стоит на каждом столе вместе с французским белым вином. Бездетные спускаются, муж в костюме, со следами подушки на лице, жена растрепанная, бледная и чуть пьяная, а за ними Францен с супругой. Он просит шампанского, будет ему шампанское, как насчет шампанского, Юхан Антонсен, не хотите попробовать?
- Да, спасибо.
Она не спрашивает о том, как прошло дело, чтобы не слышать ответа. Но он выпивает шампанского и получает свои сигариллы. Она одолжила одну, отдаст при возможности. Юхан Антонсен говорит, ему только приятно, предлагает сигариллы всем, Францен с супругой берут и благодарят, фру Хюсет благодарит, а господин Хюсет морщит лоб и кашляет. Фру Хюсет прикуривает от Францена и выдыхает плотные кольца дыма на мужа, который кашляет и отмахивает дым рукой, демонстративно поворачивается спиной и смотрит через открытую дверь веранды на море, в этот момент Нина кричит, что стол накрыт. Рис, украшенный сверху листьями петрушки, поданный в старых коричневых огнеупорных формочках, и цыпленок по-альзасски на пару с нежным ароматом лука и сливок. Агнес и Ада открывают еще вина забавным штопором со стены. Фру Хюсет жадно отпивает всякий раз, когда муж склоняется над едой, он проголодался, выспался, он заглатывает еду. Ада и Агнес пробуют еду на кухне. Только фру Хюсет ест с осторожностью, покачиваясь, подходит к Антонсену и просит еще сигариллу. Хюсет уже тут как тут, извиняется за свою жену, которая немного не в себе сегодня вечером, вынимает сигариллу из ее руки, красиво кладет обратно на стол Антонсену и решительно ведет жену в сторону их собственного стола. Еда выносится во второй раз, ароматная, вкусная, сытная. Францен распускает желтый шарф на шее, удовлетворенный, откидывается на стуле с бокалом в одной руке, подкручивает усы другой, юная фру Францен через "ц" скидывает с себя босоножки под столом, наклоняется вперед и нежно похлопывает супруга по животу, круглому, туго натянувшемуся поверх ремня.
Солнце все еще светит, оно стоит низко, и лучи расцвечивают в желтый цвет пол и скатерти, салфетки и вино, светлую одежду гостей, превращают белую рубашку Юхана Антонсена в желтую. Окна закрыты, но двери распахнуты на лужайку, и легкий ветерок доносит слабый запах сирени, типичный для июньских вечеров и последних дней цветения. В этом свете все происходит медленно, кровь и вино текут тяжело и безмятежно, островки в море на горизонте становятся невесомыми. В это время суток тишина такая густая, что кажется, останавливает время.
Фру Хюсет подбирает со стола опавшие фиолетовые лепестки кроваво-красной герани и растирает их в пыль между пальцев. Голова болтается на ее шее, словно у недоросшей птицы, глаза блестят - черные и далекие. Она идет нетвердо, садится в одно из плетеных кресел у шиферного столика на террасе и смотрит на море. Муж следует за ней, встает за креслом и кладет руки ей на узкие плечи. Белые занавески подрагивают, море лижет и проглатывает шхеры, медленно сглаживая их, корабль на горизонте раскачивается на волнах и блестит серым куском льда.
Юхан Антонсен поднимает бокал за Нину в дверях кухни, она выливает остатки шампанского из последней бутылки в кухонный стакан и выпивает вместе с ним. Францены идут обнявшись мимо сирени к пляжу, пробуют устроиться на осевшей скамейке, опрокидываются, и бело-розовые пальчики на ногах юной женщины трепещут в бледном воздухе, который разносит ее смех и воздушные поцелуи, один за другим. Они присаживаются на новую каменную скамейку у шхеры, ходят по пляжу, поднимают камушки, гладят ими друг друга по губам и шее и бросают в море. Фру Хюсет опускает голову между колен, ее тошнит. Хюсет любезно извиняется. Последнее время она не в себе. Он приседает, обнимает ее за талию, перекидывает ее через левое плечо одним сильным движением и проносит через столовую наверх. Нина бежит впереди и открывает двери.
Спокойной ночи, друзья, спокойной ночи. Спасибо за приятный вечер. Удачи во всем. Все будет хорошо!
Антонсен занимает плетеное кресло, снимает панаму с крючка на стене и натягивает ее на лоб, будто против панамского солнца, посасывает сигару и выдыхает маленькие пряные облачка дыма, не хватает только нескольких медленно развевающихся на ветру простыней, которые сушились бы за его спиной на веревках.
Вещи ломаются
Нина спускается в темный прохладный подвал. Узкие ступеньки лестницы скользкие, блестящие, стоптанные ногами ее предшественниц. Пахнет влажными каменными стенами и мхом. Они спускались, как она, от сухого запаха дня и звука тихих голосов гостей вниз под землю, туда, где медленно зрели яблоки и варенья, картофель и все прочее, подлежащее долгому хранению. Там тихо. Там большие цинковые раковины прикреплены к стенам, там стоит стиральная машина. В барабане еще осталась вода, и дверь не хочет открываться. Она нажимает на кнопку слива, машина гудит и хлюпает, но когда она вновь затихает, в барабане все еще стоит вода, и дверь не поддается. Она снова понапрасну жмет на кнопку слива, машина хлюпает и шумит, затихает, но в барабане по-прежнему остается вода, и дверь не открывается. Она нажимает на "стоп", ничего не помогает, она ставит на отжим, не помогает. Она нажимает на "старт", набирается новая вода, сочится во множестве труб на потолке и стенах, хлюпает и поднимается в барабане, где крутятся простыни, струйка воды вытекает из машины, течет в слив и исчезает. Машина сломана, но слив открыт. Будь он закрыт, было бы очень плохо. Спасибо судьбе за слив! Она жмет "стоп", машина останавливается, но внутри еще осталась вода, и дверь не поддается. Она вынимает вилку из розетки, и все замирает.
Сумрачно, перегорела лампочка, надо завтра поменять. Свет падает из узкого окошка, которое выходит на помойку и велосипедную стойку, оно почти заросло крапивой, надо подрезать ее завтра.
У нее хватит простыней и полотенец в шкафах наверху, они сложены и накрахмалены, потому что машина до сих пор работала. Она обнаружила неполадку вовремя, вечером, когда не так много гостей, и они скоро уедут домой, по счастью, не посреди лета, когда во всех номерах полно гостей, собирающихся прожить несколько недель, когда все водопроводчики в отпуске или когда все намного дороже, а то еще поломка обнаружилась бы слишком поздно, когда все стены уже раскрошились. Спасибо и на том! Она поднимается на кухню и на доске объявлений пишет: "Подрезать крапиву у подвального окошка, поменять лампочку в подвале, позвонить водопроводчику", восклицательный знак.
Агнес и Ада спят на диване перед включенным телевизором, она будит их и с облегчением делится новостью об открытом сливе. Неполадка обнаружена, слив открыт, вода не будет незаметно подниматься, пока они наслаждаются цыпленком по-альзасски в столовой, просачиваться на кухню и в гардероб, пожирать деревянную мебель и обои с неминуемостью катастрофы. Они ее очень хорошо понимают, теперь они могут спокойно спать, спокойной ночи, спокойной ночи! Ада бежит домой через шхеры, они смотрят за ней из окна и машут на прощанье. Под ними за шиферным столиком к Антонсену присоединился Хюсет, которому не заснуть, пока спит жена. Между ними стоит блестящая бутылка того же сорта, что Нина пробовала накануне, а на пляже лежат Францены звездочками на песке, все тихо и мирно.
- Как же у них получатся дети, если они никогда не спят вместе? - шепчет Агнес.
- А это со сном не связано.
Нина закрывает окно и открывает другое, выходящее в лес.
- Увидишь, у них будут дети, если только они смогут сюда часто приезжать и радоваться жизни, у нас все будет хорошо для детей и любви.
- Мама?
- Пора спать, Агнес. Подумай о поломке стиральной машины, которую мы вовремя обнаружили, и об открытом сливе. Пять гостей этой ночью, Агнес, все хорошо!
И скоро она засыпает, Агнес спит, и Нине надо спать, она стоит перед зеркалом и улыбается самой себе. Не хватает одной серьги, она ее потеряла, она больше не будет ее носить, и так уже долго проносила, она не будет ее искать, потому что серьга принадлежит прошлому, оставленному позади, от которого Нина освободилась, она вынимает оставшуюся серьгу и чувствует легкость без нее в полутьме, в свете луны, падающем через окно, и настольной лампы, освещающей бумаги.
Слова помогают ей пронестись сквозь день в ночь, к сну и покою. Темноту ей легче постигать при зажженной лампе. Слив рифмуется с "залив" и "порыв", но ничего не рифмуется с "открыт". Стиральная машина - с "гардина", "картина", и не рифмуется с "поломка", что рифмуется с "воронка" и "негромко", а "гость" - с "гроздь" и много еще с чем. Она пишет, вычеркивает, переделывает, как было, и строки приобретают собственную юлю, тогда она засыпает спокойно, это рифмуется с "больно", но нет, боли нет, нет.
Утром она рано встает и выходит на лужайку перед домом, смотрит на четыре открытых окна, выходящих на море, гости спят. Ада сидит на шхере и ждет, теперь она бежит навстречу и спрашивает, проснулась ли Агнес. Нет, Агнес спит.
- А-а…
Нина кивает на открытое окно спальни с задернутой занавеской, они подходят ближе, смотрят наверх и слушают.
Да, она спит.
- Как хорошо, что ты вовремя нашла поломку в стиральной машине.
- Ты тоже так считаешь?
Ада входит после Нины на кухню, стоит у края стола и смотрит, как та пьет кофе. Сметает листочки, опавшие с герани на стол, в руку и не знает, что с ними делать.
- Можешь собрать новый букет, - говорит Нина.
Ада радуется, счастливая, что ей дали задание:
- Я много соберу!
На лестнице она сталкивается с Уле и рассказывает ему, в чем состоит задание, он знает прекрасное место за дорогой, в стороне от тропинки, там никто не ходит.
- Пошли!
Она берет его за руку, как обычно.
Выгодная покупка
Все так тихо, так сонно, что ей приходится убрать накрытый завтрак, чтобы не прокисло молоко, не выступили капельки жира на сыре, надо бы купить прилавок-холодильник, где завтрак может стоять очень долго, и музыкальный центр, чтобы слушать французскую гармошку ранним вечером, пока еще в тени больше солнца, чем тени. Агнес спускается в пижаме и может посторожить дом, пока Нина в отъезде.
- Скоро вернусь, - говорит она.
По приятному делу, конечно, очень скоро вернешься, потому что оно приятное, и по скучному - очень скоро, потому что оно скучное, все дурное всегда далеко-далеко, а все хорошее рядышком, на карте расстояние в один палец. Дорога окунается в солнце, поля полевой горчицы светятся неоновым желтым, небо стоит высоко, воздух пахнет небом. На краю самой длинной равнины, на опушке леса расположился блошиный рынок, туда она и въезжает, купив в городе холодильник и музыкальный центр, еду на семь человек, побывав в банке, где тоже верят, что все пойдет хорошо! На проселочной дороге между подсолнечниками, такими высокими, что видны только стебли через боковое стекло, она паркуется. Мебель, бытовая техника и длинные столы с одеждой стоят в траве, можно сделать выгодную покупку. Покрашенное в розовый кресло-качалка, угловой шкаф с маленькими полочками и ящичками, но у нее нет места, только в подвале, который она освободила от старой мебели, или в летнем домике, который она тоже освободила от старой мебели, поэтому она решает не покупать ни кресло-качалку, ни угловой шкафчик и радуется своему мудрому решению и сэкономленным на этом деньгам. Может быть, все-таки она обнаружит сокровище, скромную вечернюю сумочку за одну крону с драгоценностью, спрятанной в боковом кармашке, или письмо от знаменитости ценой в миллионы. Все возможно, по телу пробежали мурашки, такое бывает! Она подходит к букинистическому отделу на краю, в глубине рынка у темного елового леса, и видит близкое сердцу название. И тут же еще одно. В пансионате у нее нет библиотеки, а стоило бы завести. Пища для души в послеполуденный час, после вина, к кофе с пирожным, к утреннему кофе, ранним днем в плетеном кресле или на пляже под солнцем, для облегчения страданий бессонными ночами. Она думала поставить собственные книги на пустые полки в гостиной, которые так и просят заполниться, после того, как она выкинула разбитые и склеенные остатки кофейного сервиза, заставлявшего полки по ее приезде, но ее собственные книги настолько испещрены подчеркиваниями и заметками, мечтаниями, которые она нацарапала в ночной темноте в книге, случайно оказавшейся на самом верху ближайшей стопки, обрывками телефонных разговоров, предложениями, которые надо запомнить, неожиданными рифмами, что всем, кроме нее, прочесть их уже невозможно, а некоторые, самые старые, нечитабельны и для нее самой. Она подумала как-то в книжном магазине городка купить книг для пустых полок в гостиной, чтобы была возможность предложить гостям отдых под одеялом и для души, и для тела, предложить ту радость, которую могут дать слова, сочетаясь неожиданным образом, но купить книгу - дело серьезное и большой расход, и казалось глупо заплатить триста крон за стихотворения, выученные наизусть, когда стены вокруг полны ароматных неисследованных книг, которые она с удовольствием бы прочитала, так что она поставила книгу на полку и теперь очень благодарна судьбе, - теперь, когда появилось разумное решение ее дилеммы.
Она идет от стола к столу, выбирает книги, и вот-вот у нее наберется восемь мешков, полных известных и дорогих сердцу книг всего по десять крон за штуку, она по подсчетам уже с лихвой окупила стоимость аренды автомобиля. Без него она бы не добралась до блошиного рынка и не смогла бы донести тяжелые, столь содержательные мешки до гостиной, где она скоро расставит книги на полки по собственному усмотрению. Она уже предвкушает этот момент, подпевает мелодиям из радио и быстро едет по прямым как стрела отрезкам дороги между раскачивающихся на ветру полей горчицы, спускающихся к морю, которое все приближается и растет, становясь почти нереально синим. В воздухе рассеяны пузырьки, как в шампанском, полиция машет ей, когда она проезжает мимо. Она машет в ответ. Они снова машут, а она улыбается и машет, пока не понимает, что они ее останавливают, штраф на четыре тысячи крон. Она теряет дар речи, потом пытается объяснить, поведать о счастье от покупки книг, о любви к стайке гостей, которые ждут дома, но полицейские настаивают на своем.
Но, продолжает она подсчеты, купив эти книги, на штраф она тоже сэкономила.
Агнес и Ада ждут на лестнице с цветами в огромных охапках.
- Ну что, - шепчет Нина, - как они там?
Францены через "ц" были все время в номере. Хюсеты ходили немного туда-сюда, каждый сам по себе, один раз фру Хюсет плакала, хотя попыталась это скрыть, обнаружив Агнес в холле. Антонсен уехал утром сразу вслед за Ниной, еще не вернулся, но, уезжая, он заказал номер еще на одну ночь.
- Еще одну ночь! Потрясающе! А что же нам предпринять, дорогие друзья, чтобы сделать этот вечер незабываемым?
Незабываемый вечер
Они пекут китайские пирожные счастья, сворачивают и вмешивают в тесто маленькие записки с приятными словами, которые вместе и сочиняют.
- У тебя скоро день рождения, - предлагает Уле.
- Отлично!
- Ты получишь то, о чем мечтаешь!
- Скоро летние каникулы!
- Именно!
- А потом снова день рождения.
- Нет, сначала Рождество.
- Да-а-а!
Они собирают музыкальный центр, и вскоре по воздуху разносятся трели Моцарта, когда они пролетают, становится невозможно пошевелить руками и головой больше необходимого. Дети чистят итальянскую клубнику в траве и собирают незабудки в потайных местах, Нина чинит хрупкие садовые стулья, они будут обедать под липой. Потом она режет чеснок в темпе Моцарта, собирает розмарин и шалфей в огороде, из открытого окна раздаются щекочущие нежные голоса Франценов. Они высовываются из окна и спрашивают, чем так вкусно пахнет.
- Свиные котлеты, пожаренные в вине, итальянский рецепт.
- A-а! Мы так проголодались. Когда обед?
- В восемь! Ровно!
- А можно немного шампанского перед едой?
- Когда пожелаете, господин Францен!
Она обваливает тонкие свиные котлеты с травах и поджаривает их на сковородке, заливает водой и оставляет вариться. Пар проникает из-под крышки, сочится из кухни в холл, поднимается к Франценам, и они свешиваются из окна, обернувшись в одеяла, усы Францена взъерошены и напоминают галстук-бабочку под носом.
- В сущности, хотелось бы немного шипучки, желательно прямо сейчас, - говорит он, - мне спуститься голым или наша достопочтенная хозяйка поднимется?
Францен очень мил с растрепанными усами. Шампанское сейчас прибудет, шампанское с клубникой, ей только в радость!
Юная дама сидит в кровати под одеялом, влажные кудри прилипли к плечам, а красные ноготки на пальцах ног беззаботно торчат наружу.
- Угощение от хозяйки, - говорит Нина и ставит шампанское на ночной столик. Ада протягивает соломинку с клубникой, Уле - горсть незабудок, фру Францен принимает угощение с блестящими глазами и сонной улыбкой, а Францен дает каждому по монетке в десять крон.
- Увидимся за обедом, - говорит Нина, выскальзывает из номера, стоит в коридоре и чувствует, как хорошо доставлять другим радость, потом они идут к Хюсетам. Стучат, никто не отвечает, они снова стучат. Нина прикладывается ухом к двери: - Кто-нибудь есть? Вы здесь?
- Да, - отвечает фру Хюсет, и Нина открывает дверь. Мужа нет, она сидит в постели с красными глазами над книгой о плодородии и лунных фазах.
- Угощение от хозяйки, - говорит Агнес и ставит поднос на ночной столик.
- С ума сойти!
Голос безжизненный и надломленный.
- Мы думали, вы тут вместе, - говорит Нина. - Знаете, шампанское - оно только на пользу.
- Да, да, - говорит фру Хюсет, - он в душе.
- Значит, скоро выйдет!
Ада протягивает соломинку с клубникой, Уле дает незабудки, она берет угощение слабыми руками и вздыхает, кусает губы, будто сомневается.
- Здесь пишут, что надо это делать в полнолуние, - говорит она, обращаясь к Нине, показывает на место в книге, где нарисованы какие-то странные кривые. - Сегодня ведь полнолуние?
- Возможно, - отвечает Нина. - Я ничуть не удивлюсь. Когда вы говорите, мне кажется, я это уже где-то слышала. Да, по-моему, сегодня действительно полнолуние.
- Сегодня двадцать второе, так?
- Да, - говорит Агнес. Она знает, какое число и сколько времени.
- Значит, двадцать второе, - повторяет фру Хюсет, показывает на кривую в книге и улыбается. Они улыбаются все вместе. Двадцать второе - особенный день.
- Значит, будет счастье, плодородие и все такое, - говорит Нина, - и к тому же полнолуние. В холодильнике есть устрицы, если ваш муж захочет!
Они закрывают за собой дверь, стоят в коридоре и чувствуют, как замечательно заставить человека улыбнуться. Задумчиво, не говоря ни слова, они спускаются.