- Они запихнули меня в машину и увезли в сиротский приют. Это был сущий ад. Я пробыла там три недели, отказывалась вставать с постели, разве что в туалет выходила. Ни с кем не разговаривала… Помню, они подсылали мне врачей. Я не сказала им ни слова. Врачи шепотом говорили нянечкам и воспитательницам: "Она травмирована… Она в шоке… Ее нужно кормить". Но я отказывалась от еды. Меня насильно привязывали к кровати и кормили… Через три недели пришла воспитательница и сообщила: "Приехала твоя мать. Ты уезжаешь". Я не испытала никаких эмоций. Я не заплакала от счастья, ничего не чувствовала, кроме пустоты… Мама ждала меня в кабинете директора. Ее лицо… Один глаз был полуоткрыт, а другой… в общем, она ослепла на тот глаз. Она пошла ко мне и обняла, но в ее руках не было ни силы, ни тепла, что-то в ней надломилось. Маму сопровождали двое мужчин в штатском. Когда я увидела их, тотчас сжалась - потому что была уверена, что такие же, как они, убили моего отца. Даже их смутил мой страх, один из них что-то шепнул моей матери, а она зашептала мне: "Они хотят, чтобы ты знала, они не причинят тебе вреда". Но я все равно боялась их, пока мать не присела возле меня на корточки и не сказала: "Мы получили разрешение покинуть Венгрию. Эти люди довезут нас до австрийской границы, а там нас встретят другие люди и отвезут в город под названием Вена. Там мы начнем новую жизнь". И опять я ничего не сказала. Только: "Те дяди, которые убили моего отца… они снова будут бить нас?" Один из мужчин присел рядом со мной и сказал: "И они больше никогда не причинят вам боль. И я обещаю тебе, что они будут жестоко наказаны за то, что они сделали". Как я узнала от матери несколько лет спустя, люди, что приезжали с ней в приют, тоже были из тайной полиции. Смерть моего отца наделала много шума. Кто-то из офицеров, присутствовавших при казни, раскаялся и связался с корреспондентом "Рейтер" в Будапеште. Дело получило широкую огласку - особенно тот факт, что меня заставили смотреть на все это… Как видишь, и у полицейских иногда просыпается совесть.
- Что было дальше?
- Состоялся cause celebre. Это был самый разгар "холодной войны", и пресса по всему миру растиражировала эту историю - про зверства коммунистов и все такое, Как бы то ни было, правительство Кадара оказалось под большим давлением, от него требовали "решить проблему". Поэтому они предложили моей матери вместе со мной покинуть страну и дали немного денег, чтобы мы могли начать новую жизнь на Западе.
- А что случилось с теми двумя, что мучили твоих родителей?
- Их звали Бодо и Ловас. После того как мы покинули Венгрию, они были приговорёны к долгим срокам каторги. Но из надежных источников в стране я узнала, что после процесса их просто перевели в разведывательный отдел венгерского посольства в Бухаресте… что, полагаю, тоже было своего рода ссылкой. Спустя два года они снова работали в Будапеште на высоких должностях.
- А потом?
- А потом их не стало.
- Ты это точно знаешь?
Она кивнула.
- А как сложилась судьба раскаявшегося офицера?
- После того как он слил информацию в "Рейтер", он поступил как настоящий солдат… Пришел домой и застрелился. Тем, кто поступает по совести, иногда приходится платить слишком высокую цену…
Маргит докурила сигарету. Я долил ей виски. Она даже не притронулась к стакану. Я попытался взять ее за руку, она оттолкнула меня:
- Ждешь, что я приму твои соболезнования?
- Как тебе вообще удалось пережить такое? - дрогнувшим голосом спросил я.
- Это невозможно пережить… Но для тех подонков это была война. А на войне все средства хороши. И я больше не хочу говорить об этом… Теперь ты понимаешь, почему я ненавижу мужчин, способных ударить женщину по лицу? - Маргит помолчала, а потом сказала: - Тебе придется убить мужа Янны.
- Ты в своем уме? - обалдел я.
- Он убьет тебя.
- Только если получит приказ от Сезера. А если уберет меня, полиция тотчас догадается, что это его рук дело…
- Если копы вообще почешутся. Ты можешь исчезнуть, и никто этого не заметит.
- Я не буду убивать мужа Янны. Я не способен на убийство.
- Каждый способен на убийство, Гарри. Ты должен помнить, что муж Янны - бандит и ты, трахнув его жену нанес ему удар по самолюбию. Там, откуда он родом, подобное оскорбление приравнивается к геноциду и подофилии. Может, Сезер и придержит его какое-то время, но он все равно убьет тебя. Можешь не сомневаться.
Покинув квартиру Маргит, я доехал до Лез-Алль и отыскал магазин спортивных товаров. В тот вечер он работал допоздна.
- Я понимаю, это, наверное, прозвучит очень по-американски… но вы, случайно, не продаете бейсбольные биты? - обратился я к продавцу.
- Прямо и направо, - равнодушно ответил он.
А я-то думал, что мне придется объяснять продавцу-французу, как выглядит бейсбольная бита…
Спустя десять минут я возвращался к станции metro, вооруженный битой "Луисвилль Слаггер". Да, некоторые прохожие косились на меня с подозрением, но мне было плевать. Если муж Янны - или кто-то из его дружков-головорезов - попытается напасть на меня, бейсбольная бита, по крайней мере, даст шанс постоять за себя (если, конечно, этот отморозок не воспользуется пушкой).
Когда я вышел из metro на станции Шато д’О, кое-кто при моем приближении с опаской переходил на другую строну улицы. Это придало мне уверенности, но до работы я добирался обходным путем, минуя улицу де Паради, чтобы не столкнуться с Недимом.
Оборачиваясь на каждом шагу, я дошел до своей подворотни, поднялся в комнатушку и запер за собой дверь. Всю ночь я пил кофе и не спускал глаз с экрана монитора.
Рассказ Маргит потряс меня. Неудивительно, что она пыталась перерезать себе горло после гибели Золтана и Юдит. Сколько горя может вынести человек? Она дважды потеряла - при жутких обстоятельствах - самых дорогих людей…
Мое восхищение этой женщиной возросло семикратно. Как и тягостное чувство, рожденное ее сухим приговором: "Ты должен убить мужа Янны".
Нет, я должен сторониться мужа Янны и… надеяться то, что полиция разберется, кто действительно убил Омара. А потом я заберу свой паспорт и…
Исчезну.
Потому что теперь - после угроз Сезера и предупреждений Маргит - я знал, что выбирать мне не из чего. Было бы неплохо исчезнуть сейчас, но обстоятельства складываются не в мою пользу. Во-первых, за мной следят, а во-вторых, еще неизвестно, сколько мой паспорт пробудет в кармане инспектора Кутара.
Самое худшее, что я не знал, кто за мной следит. Люди Сезера? Копы? Хорошо, если это все-таки копы, как я объясню им свои передвижения? Ведь ясно же, что моя подворотня это совсем не набережная Сен-Мартен, где я якобы прогуливаюсь по ночам. Признаться: "Ну да, у меня я действительно есть работа" - и тешить себя надеждой, что они не найдут ничего противозаконного в том, что творится внизу?
Этот, сценарий ты будешь отрабатывать, когда тебя арестуют. И возможно, арест - самый безопасный вариант в сложившейся ситуации.
Но арест означает одно - признание моей вины, уж, лучше держаться до конца, а потом получить паспорт и исчезнуть из города.
Ты мог бы купить фальшивые документы… и уже завтра быть где угодно.
И до конца своих дней быть в бегах? Никогда не увидеть свою дочь? Всю жизнь оглядываться через плечо?
Ты и так никогда не увидишь свою дочь. И ты всегда будешь оглядываться через плечо… пока не убьешь мужа Янны.
Упс, наплел какую-то мелодраму. Если бы мне удалое сбежать в Штаты…
Ты все равно не будешь чувствовать себя в безопасности. Избавься от него.
Заткнись.
Ты знаешь, что можешь это сделать.
Как-бы не так! Омара заставили замолчать, но его грязный маленький секрет - которым он пытался шантажировать меня - все равно стал известен мужу Янны. Так что, убив Недима, мне придется убивать и Сезера, и качка, и Бороду… поскольку каждый из них мог навсегда заткнуть мне рот.
К утру мой мозг был истощен. Я чувствовал себя так, будто я накачался декседрином или еще каким наркотиком. Пока я спускался по лестнице к выходу, мне казалось, что бетонный пол подо мной расплывается и приобретает какую-то странную подвижность, словно образуя вокруг меня некое новое измерение. Я крепче прижал биту, как часовой на посту держит ружье. Алжирец в булочной испуганно покосился на меня.
- Это всего лишь мера предосторожности, - успокоил я его, показывая на биту. - Самооборона на случай нападения.
- Monsieur, pains аиchocolat, соттеd’habitude? - спросил он.
- Увидишь их - скажи, что я был капитаном бейсбольной команды в школе, так что умею обращаться с этой штукой…
- Monsieur, пожалуйста. Не надо…
Только тут до меня дошло, что я размахиваю битой и к тому же говорю по-английски.
- Извини, извини… - Я поспешил перейти на французский. - Очень устал. Очень…
- Нет проблем, сэр, - сказал алжирец, укладывая круассаны в пакет.
- Даже не знаю, что на меня нашло…
- С вас два евро, сэр.
Я швырнул на прилавок пятерку, взял пакет и пошел к выходу.
- Вы не хотите взять сдачу?
- Я хочу спать.
Мне показалось, что в моем голосе звучало легкое безумие. Как бы то ни было, я знал, что после восьми часов сна все должно наладиться.
Но на самом деле стало еще хуже…
Покинув булочную, я свернул за угол, вышел на улицу де Паради, дошел до своего дома, набрал код и поднялся на свой этаж. Туалет все еще был опечатан полицией, и, чтобы справить нужду, мне пришлось подняться на этаж выше. Потом я спустился, открыл дверь своей комнаты, поставил биту к стене, разделся, залез под одеяло и… проснулся от громкого стука в дверь.
Я заморгал и посмотрел на будильник: 6:23 утра. Выходит, я спал минут десять…
- Откройте, полиция!
Снова стук в дверь. Мне захотелось сыграть в дурачка и притвориться спящим, в надежде, что они уйдут.
- Эй, открывайте, полиция!
Я уже собирался что-то сказать, но дверь распахнул и в комнату ворвались копы. Они заставили меня натянуть джинсы, куртку, заломили мне руки за спину, надели наручники и вывели на улицу, где нас поджидала полицейская машина.
Через пять минут я сидел в кабинете инспектора Леклерка в commissariat de police Десятого округа. Одно мое запястье было приковано к металлическому стулу, на который меня усадили… а сам стул был прибит к полу. Поскольку убежать я не мог, меня оставили одного.
Минут через двадцать пришел Леклерк, держа в руке мою бейсбольную биту.
- Доброе утро, мсье Рикс, - сказал он, усаживаясь за стол. - Полагаю, вы знаете, что это такое?
- Почему я здесь? - спросил я.
- Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
- Это бейсбольная бита.
- Очень хорошо. И я полагаю, вам также известно, что мы нашли эту биту в вашей chamhre.
- Разве вы имеете право обыскивать чье-либо жилище без ордера?
- Ответьте на вопрос, monsieur. Это ваша бита?
- Я не буду отвечать ни на какие вопросы, пока не узнаю почему я здесь.
- Вы не знаете, почему вы здесь? - спросил он, вглядываясь в мое лицо.
- Понятия не имею.
- Вы знакомы с мсье Аттани?
- Никогда не слышал этого имени.
- Он держит бар на улице де Паради - бар, где вас не раз видели среди посетителей.
Я напрягся. Леклерк это заметил.
- Вы знаете его жену, мадам Янну Аттани?
Я почувствовал, как на лбу выступил пот.
- Могу ли я расценивать ваше молчание как…
- Я знаю ее, - сказал я.
- Тогда вы должны знать и мсье Аттани?
- Мы не были официально представлены друг другу.
- Ну, к чему так высокопарно… На самом деле, говорят, вы были близко знакомы с его женой… И вроде бы мсье Аттани стало известно о вашем близком знакомстве, когда он вернулся из Турции? И еще говорят, будто он лично заявил, что собирается убить вас. Итак… вы были в курсе этих угроз?
Я счел за лучшее промолчать.
- Нам необходимо знать, где вы были прошлой ночью.
- Зачем?
- У нас есть основания полагать, что вы напали на мсье Аттани с этой битой.
- На него напали?
- Сейчас он в госпитале, и врачи борются за его жизнь.
- О боже…
- Ну, ну, не актерствуйте. Ведь совершенно очевидно, что это вы покушались на него.
- Я не делал этого…
- У вас был мотив - он угрожал убить вас. Возможно, вы были настолько влюблены в его жену…
- Я не…
- Но мы нашли орудие, которым ему размозжили голову…
- Ему размозжили голову?
- Он в реанимации с черепно-мозговой травмой. Кроме того у него разбито лицо и переломаны коленные чашечки. Его мозг мертв, и он едва ли выживет. Увечья был нанесены тяжелым закругленным предметом вроде бейсбольной биты.
- Клянусь вам…
- Где вы были прошлой ночью?
- Я купил биту, только чтобы защитить себя после того, что случилось с Омаром…
- Где вы были прошлой ночью?
- Если вы проведете экспертизу биты, вы увидите, что она чистая.
- Где вы были прошлой ночью? И я не собираюсь еще раз задавать этот вопрос. Отвечайте, или я вызову следователя, и вам будет официально предъявлено обвинение в убийстве. стекает по моему лицу. У меня было только одно алиби - хотя я знал, что Маргит, скорее всего, возненавидит меня за то, что я втягиваю ее во все это. Возненавидит, но все равно прикроет, я не
Я чувствовал, как пот ручьями сомневался в этом.
- Я был у женщины, - сказал я.
Леклерк поджал губы. Ему совсем не понравилась моя версия.
- Ее имя.
Я назвал..
- Адрес?
Я выдал и адрес.
Он снял телефонную трубку. Я слышал, как он говорит кому-то имя Маргит и зачитывает ее адрес в Пятом округе. Потом он повесил трубку и сказал:
- Мы пока задержим вас, до выяснения всех обстоятельств.
- Я бы хотел поговорить с адвокатом.
- Но зачем? Если эта женщина подтвердит ваше алиби, вы выйдете отсюда.
- Я бы хотел поговорить с адвокатом.
- У вас есть адвокат?
- Нет, но…
- Леклерк нажал кнопку на своем столе, коротко произнес что-то и поднялся, собираясь уходить.
- Мой шеф, инспектор Кутар, обязательно примет вас в ближайшее время.
Вскоре вошли два копа. Они отстегнули меня от стула, завели руки за спину и повели куда-то вниз, по лабиринту коридоров. Наконец мы оказались в изоляторе временного содержания, где еще вчера я дожидался Кутара. Только на этот раз меня не оставили сидеть на скамейке. Нет, меня посадили в камеру, что находилась рядом. Я начал протестовать, настаивать на встрече с адвокатом, но один из копов больно дернул меня за наручники, обхватывающие запястья.
- Заткнись, - сказал он, пока его коллега отпирал камеру.
Я оказался за решеткой. Мне приказали лечь лицом вниз на койку, что стояла в углу. На койке лежали грязный матрас, подушка в пятнах засохшей крови и соплей и тонкое грязное одеяло. Я безропотно лег. Коп снял с меня наручники, предупредив, что, если мне в голову взбредет "выкинуть какой-нибудь фортель", мало не покажется.
- Сделаем то же, что ты сделал с мужем своей любовницы.
- Обещаю, буду вести себя смирно… - пробормотал я.
- Хороший мальчик, - сказал коп и добавил: - можешь встать только после того, как мы выйдем из камеры и закроем за собой дверь. Понятно?
- Да, сэр.
Однако, когда дверь камеры закрылась, я не встал. Вместо этого я вцепился в матрас, зарылся головой в вонючую подушку, думая: мне конец.
Вскоре я впал в забытье (сказалась бессонная ночь), и которого меня вырвал чей-то голос:
- Вставай.
Голос доносился из-за решетки. Я взглянул на запястье и вспомнил, что часы с меня уже сняли, так же как ремень и шнурки от ботинок. Мое тело было деревянным и грязным.
- Который час?
- Пять двадцать.
Я проспал целый день…
- Вставай, - снова произнес голос. - Инспектор Кутар хочет тебя видеть.
- Можно сначала в туалет? - спросил я, указывая ни стульчак из нержавейки возле кровати.
- Только быстро.
После того как я помочился, коп открыл камеру, снова заломил мне руки за спину, надел наручники и повел обратно по лабиринту коридоров, повторяя утренний маршрут.
Кутар сидел за столом, когда мы вошли в его кабинет. Во рту была неизменная сигарета. При моем появлении он взглянул на меня поверх очков.
- Можете снять наручники, - сказал он офицеру, когда меня освободили, Кутар жестом указал на металлический стул напротив стола. Коп собирался приковать меня к нему, но Кутар сказал:
- Не нужно.
Потом он снова взглянув на меня и добавил:
- У вас такой вид, что, кажется, чашечка кофе не помешает.
- С удовольствием, - кивнул я.
Кутар сделал знак офицеру, и тот исчез за дверью. Пока его не было, инспектор читал, намеренно игнорируя меня.
- Коп вернулся с белой пластиковой чашкой и протянул мне. Кофе был горячим, но я выпил его залпом.
- Спасибо, - сказал я, обращаясь к обоим. Коп неопределенно кивнул и вышел.
- Кутар отложил досье в сторону. Теперь он в упор смотрел на меня.
- Инспектор Леклерк сообщил мне, что, с ваших слов, вы провели вчерашний вечер в квартире своей подруги… мадам Маргит Кадар, проживающей по адресу улица Линне, дом номер 13, Пятый arrondissement. Все верно?
- Да, сэр.
- Разумеется, мы это проверили. Послали своих людей на квартиру мадам Кадар. И я с прискорбием вынужден сообщить вам, что мадам Кадар нет в живых.
Эта новость была похлеще удара под дых.
- Этого не может быть, - наконец произнес я.
- Боюсь, это правда, - сказал он.
- Я обхватил голову руками. Только не Маргит. Пожалуйста, только не Маргит…
- Что случилось?
- Мадам Кадар покончила с собой.
- Что?.. - прошептал я.
- Мадам Кадар совершила самоубийство.
- Но я видел ее вчера! Когда это произошло?
Кутар пристально посмотрел на меня. И сказал:
- Мадам Кадар покончила с собой в 1980 году.