Семаков широко открыл рот, так как неожиданно стал задыхаться, палец полностью перекрыл дыхательные пути. Острая боль в носу тем временем стала просто невыносимой, он не выдержал и закричал.
- Ты чего? - спросил появившийся из раздевалки Стас.
Ожесточение, с которым его левая рука внедрялась в глубины носа, тут же исчезло.
Игорь почувствовал, что она ослабла, и с превеликим облегчением выдернул окровавленный палец.
Он подошел к зеркалу, в ужасе глядя на покрасневший распухший нос, из обеих ноздрей которого обильно лилась кровь. Сильно кружилась голова.
- Ничего, - ответил он Стасу глухим голосом. - Кровь чего-то из носа пошла.
- Приложи холодное и полежи немного, отдохни, только подбородок кверху держи, - посоветовал тот. - Ты, видимо, переутомился малость.
Семаков, не вдаваясь ни в какие объяснения, послушно намочил полотенце и выполнил все, что говорил приятель. Да и что он мог бы ему объяснить?..
Что собственная рука его не слушается? Что родная, неотъемлемая часть его тела действует против него?..
Он был хорошим врачом, профессионалом, и прекрасно понимал, что это полный абсурд.
Просто чушь какая-то!
Минут через двадцать кровь прекратилась, и Семаков встал. Стас, торопившийся на какую-то вечеринку, уже ушел.
Голова все еще кружилась. Игорь с подозрением посмотрел на свою левую руку и задумчиво поднес ее к глазам.
Он внимательно изучил каждый сантиметр, даже покрутил рукой из стороны в сторону, согнул, разогнул ее несколько раз, но так ничего, отличающего ее от правой, и не заметил. Единственное разумное объяснение произошедшему состояло в том, что он действительно переутомился и потому не отдает себе отчета в собственных действиях.
Он-то считал, что ему все как с гуся вода, а не тут-то было. Эта история с Ритой дорого ему обходится. Надо беречься, больше думать о себе.
Он решил, что сегодня обязательно ляжет пораньше спать, оделся и отправился домой.
Лежа вечером в постели, Семаков снова поймал на себе пристальный взгляд жены. Он с негодованием отвернулся.
Они уже давно толком не разговаривали, ограничивались лишь самыми необходимыми репликами, в основном касавшимися детей.
Какой смысл был пялиться на него сейчас, ждать от него чего-то, когда ясно же видно, что он устал, вымотан, ему сейчас не до нее, не до этих однообразных скучных ласк!
Он снова подумал о Рите, криво усмехнулся, вспоминая, и вскоре уснул.
Элла Семакова с ожесточением уставилась в спину отвернувшемуся мужу. Услышав мощный храп и тем самым убедившись, что дальше сверлить супруга глазами бесполезно, она в свою очередь раздраженно отвернулась к стенке.
То, что Игорь ей изменяет, Элла знала давно, но в последнее время это вышло за всякие рамки, он совсем перестал с ней считаться, соблюдать хоть какие-то приличия. А ведь она все отдала ради него, можно сказать, пожертвовала собственным сыном.
Как только вышла замуж и поняла, что Миша вызывает у мужа раздражение, тут же отправила его в интернат. Правда, интернат был хороший, престижный, дорогой, но все равно ребенок по сути вырос без родителей, она же не могла часто его навещать, на ней семья, маленькие дети…
Глаза у Эллы повлажнели, она всхлипнула, но тут же озабоченно смахнула слезы. Ни в коем случае нельзя позволять себе распускаться. Морда опухнет, как утром она покажется мужу в таком виде! Нет-нет, в ее ситуации это тем более невозможно.
Конечно, Мишу очень жалко, но что поделаешь, надо держаться. Игорь прав, жизнь не должна останавливаться.
К слову говоря, Миша, можно уже теперь в этом признаться, с самого начала уродился какой-то неудачный, несчастный. Ничего от нее он не унаследовал - ни драйва, ни привлекательности, весь пошел в мудака Веню Сулейкина.
Тугодум Веня оказался настоящей ошибкой Эллиной молодости, это тоже надо признать. Не могло быть и речи, что она с ним уедет.
А для Миши, между прочим, она делала все, что могла, но нельзя же требовать, чтобы молодая привлекательная женщина полностью пустила свою жизнь под откос ради раннего ребенка!..
Элла ведь по сути была совсем девочкой, когда он родился, да и сейчас ей не так уж много лет. А выглядит она, благодаря постоянным усилиям, еще моложе. Большинство ее подруг уже расползлись, стали толстожопые, рыхлые, с одышкой, с целлюлитом, а она, трижды рожавшая, все-таки в прекрасной форме, тщательно следит за собой.
Только храпящий у нее за спиной похотливый козел не в состоянии это оценить. Довел ее до отчаяния, заставил обратиться к нетрадиционным методам.
Но теперь, по идее, все должно встать на место, осталось совсем немного подождать. Анжела ей гарантировала, что с изменами будет покончено, больше ему ничего подобного в голову не придет.
Правда, от волнения Элла, кажется, слегка перепутала труднопроизносимые слова, которые нужно было выучить наизусть, а бумажка, к сожалению, уже сгорела. Но это, наверное, не так важно, все остальное ведь она выполнила безупречно!..
Элла снова прислушалась к мерному храпу ни о чем не подозревающего мужа, усмехнулась и, сладко зевнув, провалилась в розовый, лучезарный сон.
Проснулся Игорь Семаков от странного сотрясения. Порывисто дыша, он с удивлением уставился на ритмично подпрыгивающее одеяло, не сразу сообразив, что происходит. А сообразив, в ужасе покосился на мирно спящую рядом жену. Он - онанировал.
Точнее, не он, а его левая рука.
Он хотел было прервать неожиданную мастурбацию, но не тут-то было. Процесс явно вышел из-под его контроля. Непослушная рука яростно дрочила его набухший до предела член.
Семаков судорожно вздохнул несколько раз и с облегчением кончил, не испытав, однако, при этом даже и десятой доли обычного удовольствия.
Одеяло намокло. Он чувствовал, что весь пах и бедра залиты липкой, отдающей рыбьим жиром спермой.
Ему было стыдно и жутко. Он не занимался онанизмом со школьного возраста.
Левая же рука тем временем, не останавливаясь ни на секунду, продолжала по-прежнему энергично терзать ослабший пенис.
Он попытался воспользоваться своей правой, чтобы остановить ее, но из этого ровным счетом ничего не вышло. Левая рука явно была намного сильнее.
В конце концов в результате интенсивной мастурбации член вопреки его воле опять встал, и Семаков снова начал прерывисто дышать.
Когда он уже вновь был готов кончить, неожиданно проснулась Элла.
- Ты что, Игорь? - встревоженно спросила она.
Рука, как ни странно, тут же оставила член в покое.
- Что с тобой? Тебе плохо?
В озабоченном голосе жены ему почудилось злорадство.
- Ничего, - буркнул он. - Отстань.
И, вскочив с постели, устремился в ванную.
В ванной Семаков крепко запер дверь и перевел дух. Потом спустил трусы, посмотрел на покрасневший, все еще стоящий член.
И тут же левая рука опять схватилась за него и снова стала быстро дрочить. Он прекратил свои безнадежные попытки воспротивиться этому, пустил воду, чтобы заглушить шум, и представил себе обнаженную Риту.
Кончив, обессиленно прислонился к стене, чтобы не упасть.
Ему показалось, что он теряет сознание. Сильно шумело в голове. Уши словно заложило, было ощущение, что там пробки.
Игорь машинально поднес к уху левую руку и, вытянув средний палец, заканчивавшийся длинным отполированным ногтем, сунул его туда. После чего энергично потряс им, чтобы ухо прочистилось.
Стало немножко легче. Он, однако, продолжал трясти и тут же в отчаянии понял, что это трясет уже не он, трясет рука.
Мало того, палец с невероятной силой вдруг стал ввинчиваться внутрь уха, все глубже и глубже. Семаков закричал.
Почти сразу за дверью раздался голос Эллы, спрашивающей, что случилось. Он надеялся, что, как и прежде в подобных случаях, рука тут же оставит его в покое. Но надежда на этот раз не оправдалась. Рука только с еще большей ожесточенностью стала втыкать необыкновенно острый, ставший словно стальным палец в самую сердцевину уха.
Семаков уже ничего не понимал. Извиваясь на полу от боли, он не слышал, как ломилась в дверь жена.
И он так и не увидел, как она, в конце концов сломав замок, ворвалась в ванную, потому что в этот самый момент его левая рука последним мощным движением прорвала вытянутым средним пальцем барабанную перепонку.
Палец мгновенно прошел через барабанную полость и, походя задевая лицевой и слуховой нервы, легко нащупал отверстие в черепе и торжествующе воткнулся в мозг.
Метро
Сунь Ли прилетел в Москву на симпозиум по высоким технологиям. Это была его первая поездка в Россию, и он с нетерпением ждал встречи с ее великой столицей, о которой столько читал и слышал.
Однако началось все не совсем удачно. В аэропорту Шереметьево в результате, видимо, какого-то недоразумения Сунь Ли никто не встретил. Он терпеливо прождал два часа, надеясь, что вот-вот кто-то появится, и по истечении их решил, что больше ждать не имеет смысла. У него были с собой телефоны устроителей симпозиума, но звонить по ним сейчас, поздно вечером, не стоило даже пытаться, в это время все равно уже никто не работает.
Впрочем, Сунь Ли не унывал. Не хватало только переживать из-за разных пустяков. Куда важнее, что мечта его исполнилась - он наконец-то попал в Москву.
И к тому же в бумажнике у него лежал листочек, на котором латинскими буквами написано название отеля и его адрес. Отель, в котором для него забронирован номер, располагался на улице под названием "Leningradsky prospect". Так что надо просто добраться туда, а завтра он спокойно во всем разберется.
Единственная проблема заключалась в том, что Сунь Ли по-английски читал с трудом, говорить не мог совсем, а по-русски и подавно не понимал ни слова. Поэтому так важно было бы встретиться с обещанной переводчицей с красивым русским именем Ольга. Но очевидно, что до завтра они не встретятся.
Сунь Ли вздохнул и, везя за собой чемодан, побрел по шереметьевскому залу, поглядывая по сторонам. Вскоре он обнаружил киоск с хорошо понятной надписью "Information".
Неулыбчивая, читавшая книжку барышня-москвичка угрюмо рассмотрела протянутую бумажку, а потом несколько раз внятно произнесла слово "taxi" с вопросительной интонацией. Сунь Ли понял, что она имеет в виду, и отрицательно замотал головой. Он был наслышан об историях о московских таксистах, завозивших его соотечественников неизвестно куда и сдиравших с них неимоверные суммы. Это нисколько не умаляло его устойчивого интереса к Москве, но тем не менее следовало соблюдать осторожность.
Кроме того, в таком случае надо менять деньги, а киоск с обменом, мимо которого он прошел, уже закрыт. Мелкие же деньги на городской транспорт у него были, ему отдал всю мелочь, которая осталось после поездки, начальник их отдела, недавно побывавший в Москве. Короче говоря, ехать на такси по незнакомому городу, да еще к тому же без переводчика, Сунь Ли категорически не хотел.
Барышня пожала плечами, потом все так же вопросительно произнесла два других слова, значение которых он в конце концов тоже распознал, - "bus" и "metro". Сунь Ли обрадованно закивал головой: именно этим транспортом он и хотел бы воспользоваться.
Недружелюбная, видимо, чем-то озабоченная барышня написала на бумажке номер автобуса и название ближайшей к отелю станции метро - "Sokol". После чего ткнула пальцем по направлению к выходу, проговорила еще какие-то загадочные слова и, потеряв к Сунь Ли всяческий интерес, снова углубилась в чтение.
Сунь Ли вышел на улицу и с удовольствием вдохнул грязный московский воздух. Так или иначе, но он, безусловно, был везунчиком - начальник, решая, кого послать в Москву, из всего отдела выбрал именно его.
Сунь Ли посмотрел по сторонам и тут же понял, что ему опять повезло - совсем рядом виднелась остановка автобуса с нужным номером.
Он подхватил чемодан и радостно устремился туда.
Стас Карпухин выбрался из ресторана и, помахивая спортивной сумкой с ракеткой и прочими теннисными атрибутами, тяжело зашагал в сторону метро. Он был слегка пьян и от этого еще более раздражен, чем обычно. Абсолютно убитый вечер, совершенно бессмысленная трата времени. Натужное веселье, нудные тосты, дурацкие несмешные анекдоты.
Хорошо хоть, что успел перед этим поиграть в теннис с Семаковым, наконец-то сделал его как следует, поставил чванного Игорька на место. И после этого так бездарно завершить день!
Но, с другой стороны, не пойти было нельзя, Эдуард Филиппович мог обидеться. А от Эдуарда Филипповича много чего зависит, обижать его не следует ни в коем случае.
Ну и к тому же надо вообще поддерживать круг знакомств, никогда не знаешь, кто в какой момент пригодится. А кое-кто из нужных людей там был, тот же Безбородко например.
Хуже всего, что Карпухин ко всему еще и обожрался. Он этот грех за собой знал, но знание в таких случаях ничуть не помогало. Как только перед ним оказывалась дармовая, хоть сколько-нибудь качественная еда, на Карпухина нападал невероятный жор, и остановиться он уже был не в состоянии, сметал все без остатка.
Притом никакой специальной причины типа голодного детства или недоедания для подобной обжираловки не существовало, питался Карпухин вполне нормально, регулярно, даже обдуманно. Но на халяву тем не менее необъяснимым образом поглощал все подряд, сколько могло влезть.
На следующий день после такого чревоугодия, как правило, страдал желудком, корил себя, каялся, клялся, что это последний раз. Однако, как только подворачивался случай, все клятвы моментально забывались, тут же непонятно откуда возникал зверский аппетит, и Карпухин, стараясь делать это по возможности незаметно для окружающих, с невероятной скоростью начинал работать челюстями, заботливо не пропуская ничего - от закусок до десерта.
Особенно же хорошо все шло под водочку, как сегодня, возможности его тогда резко возрастали.
Автобус, на котором ехал Сунь Ли, был почти пуст. Только впереди сидела какая-то женщина, она периодически засыпала, роняла голову на грудь, а потом, резко вздрогнув, просыпалась и смотрела вокруг недоуменным мутным взглядом.
Сунь Ли с огромным интересом прилип к окну, но, к сожалению, мало что видел. Улицы, по которым они ехали, были темны и пустынны.
Сунь Ли обеспокоенно поглядел на часы, прикинул. По московскому времени получалось уже довольно поздно, без двадцати час. Из рассказов начальника он помнил, что метро в Москве закрывается в час ночи. Если он опоздает войти в метро до закрытия, то окажется в очень плохом положении.
Тут Сунь Ли заметил, что водитель автобуса делает ему какие-то знаки и что-то кричит. Он немедленно встал и подошел поближе.
"Rechnoi vokzal!" - громко выкрикивал водитель таинственные русские слова.
Сунь Ли с извиняющейся улыбкой развел руки в стороны, безуспешно силясь понять загадочные выкрики. Водитель в ответ стал кричать громче, явно полагая, что смысл произносимых им слов станет от этого яснее. Он добавил еще несколько непонятных выражений, среди которых Сунь Ли внезапно распознал знакомое слово "metro".
- Metro? - переспросил он.
- Метро, метро! - согласно заорал водитель, тыча пальцем в темное стекло.
Сунь Ли понял, что они подъезжают, сложил ладони вместе и с благодарностью поклонился любезному водителю.
Еще Карпухин винил себя в том, что он так припозднился. Давно надо было встать и уйти, тем более что ехать ему черт знает куда, в Свиблово. И чего сидел, спрашивается, чего высиживал. Все остальные-то небось где-то тут, в центре живут, устроились. А ему надо тащиться через весь город.
Он с омерзением представил себе свой унылый спальный район, заплеванный подъезд в наспех построенном панельном доме, малогабаритную квартиру, в которой он жил. Стены в ней настолько тонкие, что сквозь них можно было слышать не только ругань или храп соседей, но и низвергающийся водопад в унитазе всякий раз, как они там сходят в туалет.
Карпухин остановился, икнул. Его сильно подташнивало.
Он подождал, что будет дальше, но спазм прошел, тротуар под ногами перестал покачиваться, опасность миновала, и Карпухин снова двинулся в путь.
Сунь Ли одиноко стоял на пустом перроне и улыбался. У него были все основания быть довольным. Даже интересно, что в первый же вечер он переживает маленькое приключение в виде этой ночной поездки по знаменитому городу. Главное, что все складывалось удачно. Мало того что он успел в метро, оказалось, что нужная ему станция находится на прямой линии, всего в трех остановках. К тому же название станции Сунь Ли уже хорошо выучил, так что пропустить ее совсем не боялся.
Из туннеля донесся рев приближающегося поезда.
Сунь Ли взялся за ручку чемодана и на всякий случай отступил на шаг назад. Осторожность никогда не помешает.
Больше всего Карпухин страдал от двух вещей - во-первых, от лишних, отягощающих его связей (то бишь постоянной зависимости от каких-то посторонних неприятных людей, которым вечно что-то от него было нужно!), а во-вторых, от шума. От шума, пожалуй, даже больше.
Причем если дома он еще как-то научился с ним справляться - затыкал в ушные раковины беруши и надевал профессиональные дорогие наушники, почти полностью предохранявшие его от проникновения каких-либо внешних звуков, - то на улице Карпухин оказывался совершенно беспомощен.
А шумела улица нещадно. То и дело с диким ревом мимо проносились машины, над головой то ли взлетали, то ли садились самолеты, где-то отчаянно лаяли собаки, доносились какие-то пьяные выкрики, из чьих-то окон орала душераздирающая музыка. Улица мучила, била по нервам, но деваться от нее было некуда.
Карпухин остановился, чтобы передохнуть. Голова у него кружилась. С плотно набитым животом идти оказалось очень тяжело.
Мутным взглядом он повел вокруг. На той стороне проспекта маячило знакомое здание станции метро "Сокол".
Карпухин вздохнул и двинулся с места. До подземного перехода шагать было далеко, и он решил пересечь пустынный Ленинградский проспект прямо поверху. Он вступил на мостовую и тут же увидел медленно едущую машину, темновишневые "Жигули".
"Копейка!" - машинально определил Карпухин. Ясно, что частник замедлил ход в надежде, что подберет одинокого клиента.
Карпухин подумал было остановить машину, но, прикинув, во сколько ему обойдется ночной вояж, тут же отказался от этой мысли и, пропустив "копейку" перед собой, потащился дальше на ту сторону.
Когда он пересекал вторую, встречную часть проспекта, на ней опять показалась все та же машина. Она быстро приближалась. Назойливый частник, сделавший разворот, видимо, не отказался от мысли подцепить его.