Вздрогнув, Рой проснулся, сел и обхватил руками голову. Боже, как раскалывается голова! Комната плыла перед глазами, но это ничто по сравнению со звуком, от которого чуть не лопается череп. Он нахмурился и поднялся с кровати. Будь проклята Делайла Пиггетт! Эта повариха считает, что может греметь кастрюлями и сковородками, когда над ней люди пытаются поспать.
- Делайла! - заорал он, с шумом спускаясь по лестнице, ведущей в кухню.
Но Делайлы в кухне не было. Вместо нее там оказался высокий блондин, который выглядел чересчур лощеным, чтобы, стоя у большой раковины, мыть и чистить кухонную утварь. Он вымыл очередную чугунную кастрюлю и поставил ее - с оглушительным грохотом - на самодельную сушку.
- Делайла пошла в ванную, - бросил через плечо незнакомец. - Вернется через секунду.
На гриле Делайла оставила жариться несколько гамбургеров. Рой никогда так не поступал, когда в свое время стоял за плитой. "Осторожно с огнем!"
- Кто, черт побери, ты такой? - проворчал он.
- Джек Сент-Брайд. Меня наняли мыть посуду.
- Да не ори ты так! Вон стоит посудомоечная машина.
Джек криво улыбнулся.
- Спасибо, я знаю. Она сломалась.
Он в растерянности топтался перед стариком, не зная, кто он такой и почему спустился по задней лестнице. В конце концов Джек взял очередную грязную кастрюлю и опустил ее в мыльную воду. Только он начал отскребать жир, как от гриля повалил дым. Он взглянул на свои руки, на кастрюлю, потом на старика.
- Гамбургеры горят. Не могли бы вы их перевернуть? - попросил он.
Рой стоял в полуметре от плиты, до лопатки - рукой подать. Но он не двинулся с места.
- Сам переворачивай.
Чертыхнувшись под нос, Джек выключил воду, вытер руки и, оттолкнув Роя, перевернул гамбургеры.
- Неужели так трудно помочь?
- Я не повар, - огрызнулся старик.
- Это всего лишь гамбургер! Я же не просил вас приготовить говяжье филе, запеченное в тесте!
- Между прочим, я отлично могу приготовить говядину в тесте, если захочу!
Вращающиеся двери, ведущие в зал, распахнулись, и в кухню вошла Эдди.
- Что здесь происходит? Ваши крики слышны даже на улице… Папа? Что ты делаешь в кухне? Где Делайла?
- В ванной.
Джек отвернулся к раковине. Он всего лишь нанятый работник. Пусть старик сам объясняет, что произошло.
Но Эдди об этом даже не спросила. Похоже, сам факт, что отец зашел в кухню, несказанно ее обрадовал.
- Как ты себя чувствуешь?
- Как человек, которому не дают отдохнуть, потому что кое-кто внизу тарахтит посудой.
Эдди погладила его по руке.
- Мне следовало предупредить Джека, что ты дремлешь наверху.
Дремлет? Скорее уж спит беспробудным сном!
- Джек, если у тебя появится минутка… В зале есть столики, с которых нужно убрать.
Джек кивнул и взял пластмассовое ведро, куда складывали грязную посуду. Когда он вошел в зал, сердце его учащенно забилось. Интересно, сколько еще должно пройти времени, чтобы он перестал ощущать на себе любопытные взгляды? Но в закусочной никого не было.
Облегченно вздохнув, Джек убрал со стола, потом направился к стойке бара. Он опустил чашку с кофе в ведро и протянул руку за полной тарелкой - еда остыла, к ней никто даже не притронулся. Картофель фри и чизбургер с дополнительной порцией огурчиков. Кто-то заплатил за еду, но не попробовал и кусочка.
Джек умирал с голоду. Завтрак в тюрьме он пропустил, потому что готовился к освобождению. Он огляделся. "Никто не узнает".
Он схватил горсть картошки и запихнул ее в рот.
- Не смей!
Он замер. За его спиной стояла Эдди. Лицо ее было белым от гнева.
- Не смей трогать ее еду!
Джек непонимающе смотрел на хозяйку.
- Чью еду?
Она молча развернулась, оставив его мучиться неизвестностью.
В пятнадцать лет Томас Макфи знал, что расцветет позже. По крайней мере, он чертовски на это надеялся, потому что когда ты недомерок с цыплячьими ручками - период полового созревания приятным не назовешь.
Да и учеба в девятом классе не сулила ничего хорошего. После экзамена по истории средних веков в прошлом семестре Томас решил, что старшие классы - современное воплощение тяжелых испытаний. Выживают сильнейшие, которые потом поступают в Дартмут или колледж Колби-Сойер, чтобы играть в лакросс. Остальные остаются на обочине - им суждено всю жизнь провести в качестве зрителей.
Но сегодня, стоя на Мейн-стрит после уроков, продрогнув до костей, Томас думал, что Челси Абрамс может захотеть поболеть за неудачника.
Челси была не просто девочкой. Она была умной, красивой, и на уроке по информатике, куда она ходила вместе с Томасом, в ее волосах играли солнечные лучики. Она не тусовалась ни с группой поддержки, ни с зубрилами, ни с умниками. Она дружила только с тремя девочками, включая Джиллиан Дункан, чей отец владел половиной города. Ну и что, что они одевались немного странно, практически во все черное, и обматывались шарфами, - нечто среднее между уродливо раскрашенными готами, которые околачиваются в обкуренных гадюшниках, и поклонницами цыганщины? Томасу лучше других было известно, что внутреннее содержание намного важнее внешнего антуража.
Неожиданно из-за угла показалась Челси с подругами. Даже Джиллиан Дункан шла с ними - в школу она не ходила, сказалась больной, а сейчас волшебным образом выздоровела, встала с постели и вышла на улицу. Изо рта Челси вырывались облачка пара, и каждый принимал форму сердца. Томас встряхнулся и подошел к ней.
Он почувствовал, что ее волосы пахнут корицей, и от этого запаха у него закружилась голова.
- Ты знаешь, что в алфавите все буквы перепутались? - спросил он, словно продолжая начатый разговор.
- Что-что? - удивилась Челси.
- Буквы перепутались. "Т" и "Я" должны стоять рядом.
Девчонки захихикали, а Джиллиан Дункан спросила, точно отрезала:
- Трудно, наверное, быть дебилом? - Потом взяла Челси под руку. - Идем отсюда.
Томас почувствовал, как краска стыда заливает шею. Только не это! Подруги потянули Челси за собой, и он остался один посреди улицы. Оглянулась она или просто поправила ремни рюкзака? Когда девочки переходили улицу, Томас слышал, как смеются ее подружки. Но сама Челси не смеялась.
Кое-что это да значит!
Чарли Сакстон каждый день ел на обед бутерброд с арахисовым маслом, хотя терпеть его не мог. Он поступал так потому, что по какой-то причине его жена Барбара решила, что муж любит арахисовое масло, и каждое утро неизменно заворачивала ему на работу эти бутерброды. Ко Дню святого Валентина она купила крошечные сахарные сердечки с надписями и вот уже целый месяц прикрепляла по одному на мягкий белый хлеб. "Горячая штучка!", "Без ума от тебя!" Чарли поддел сердечко ногтем и прочел вслух написанное на нем послание: "Поцелуй и признайся".
- Только не меня, шеф. Мои губы на замке. - Секретарь участка протиснулась к нему в кабинет и протянула пластиковую папку. - Знаете, меня умиляет, когда мужчина, которому за сорок, смущается. Вот. Только что передали по факсу.
Она закрыла за собой дверь, Чарли вытащил из папки бумаги и принялся просматривать материалы судебного заседания по делу Сент-Брайда. В них указывалось, что его арестовали по обвинению в изнасиловании ученицы, но позже дело переквалифицировали в более легкое правонарушение - сексуальное домогательство.
Чарли позвонил в федеральную прокуратуру Графтона и попросил пригласить к телефону прокурора, упомянутого в судебных материалах.
- К сожалению, ее сейчас нет, она в двухнедельном отпуске. Может, вам кто-то другой может помочь? - уточнила секретарь.
Чарли задумался. Звонок был судьбоносным. Список преступников, осужденных за сексуальное насилие, - документ общедоступный. Это означает, что любой гражданин может обратиться в полицейский участок и узнать, кто занесен в этот список и где этот человек живет. Сегодня утром список пополнился еще одним именем. Несмотря на все секреты Сейлем-Фоллз, которые были известны Чарли по долгу службы, их городок считался тихим колониальным местечком, где никогда ничего не происходило, - именно за это жители его и любили. Как только до мужского населения дойдут слухи о том, что парень, осужденный за изнасилование, поселился рядом с их женами и дочерьми, разразится настоящий скандал.
Он может спровоцировать лавину или дать Сент-Брайду право трактовать сомнения в свою пользу и пару недель понаблюдать за новым горожанином.
- Попросите перезвонить мне, когда она вернется, - сказал он.
Первой викканскими обрядами увлеклась Джиллиан, когда нашла в Интернете сайты о колдуньях-подростках. Это были не сатанинские обряды, как думали взрослые. И не только любовные заклинания, как думали дети. В основу культа легло верование о том, что земля имеет собственную энергию. Если рассматривать викканство с этой точки зрения, в нем нет ничего таинственного. Разве вы никогда не бродили по лесу и не чувствовали, что воздух звенит? Разве не ступали в снег и не ощущали, как земля пытается отнять тепло тела?
Джиллиан была рада, что и Мэг, и Уитни, и Челси разделяли ее верования, но девочки не увлекались культом настолько, насколько увлекалась им Джилли. Для них культ - всего лишь веселье. Для Джиллиан - единственное спасение. И было одно заклинание, о котором она никогда не рассказывала подружкам, заклинание, которое она повторяла каждый божий день в надежде, что однажды оно таки сбудется.
Сейчас, пока отец считал, что она делает уроки, она стояла на коленях на полу со свечой - красной, для храбрости. Из кармана она достала потрепанную фотографию матери. Джилли попыталась представить себе тот день, когда мама последний раз прикасалась к ней, пока видение не стало настолько реальным, что девочке показалось: она чувствует на плече прикосновение ее нежных пальцев.
- Я взываю к Богине Матери и Богу Отцу, - прошептала Джиллиан, втирая пачулевое масло в свечу от середины к концу. - Взываю к силам Земли, Воздуха, Огня и Воды. Взываю к Солнцу, Луне и Звездам - верните мою маму.
Она положила фотографию матери под подсвечник и поставила сверху свечу. Джиллиан представила мамин смех - веселый и заливистый, который всегда напоминал ей море. Потом она посыпала вокруг свечи травы: полынь - для бессмертия, корица - для любви. По комнате разлился аромат, и в голубых языках пламени она увидела себя ребенком.
- Мама, - прошептала Джиллиан, - вернись.
В это мгновение, как и всегда, пламя свечи замерцало.
Дарла Хаднат ворвалась в закусочную подобно урагану.
- Эдди, где ты его прячешь? - крикнула она, расстегивая пальто.
Дарла работала официанткой на подхвате: Эдди обращалась к ней за помощью, когда видела, что сама справиться не может. Однако сейчас Эдди не помнила, чтобы звала Дарлу.
- Зачем ты пришла?
- Ты же сама просила меня на прошлой неделе, забыла? - удивилась Дарла и поправила свою форму, которая плотно обтягивала ее грудь. - Говорила, что тебе нужно будет уйти. Но сначала я хочу узнать все о парне, которого ты наняла.
- Господи боже, на улицах что, плакаты развесили?
- Эдди, перестань! В таком городишке, как наш… даже заусеница у соседа не останется незамеченной. Высокий красивый блондин, явившийся из ниоткуда… Неужели ты думаешь, что это не вызывает любопытства?
Эдди принялась протирать сиденья в кабинке.
- И что болтают люди?
Дарла пожала плечами.
- Я слышала версии, что это твой бывший муж, брат Амоса Дункана и представитель "Паблишерс-клиарингхауз-прайз", приехавший вручать выигрыш в лотерею.
Эдди громко засмеялась.
- Если он и брат Амоса Дункана, то об этом мне ничего не известно. Мой бывший муж… Что ж, это интересная версия, поскольку замужем я никогда не была. И могу заверить тебя, что я не стала богаче ни на один миллион долларов. Дарла, это просто парень, которому не повезло.
- Значит, ты не с ним идешь сегодня на свидание?
Эдди вздохнула.
- Я сегодня не иду на свидание. Точка.
- А вот для меня это новость.
Эдди вздрогнула, когда в дверь стремительно вошел Уэс Куртманш. Он уже снял форму и надел модный пиджак и галстук.
- Я четко слышал, что ты обещала пойти в среду на свидание со мной. Дарла, сегодня среда?
- По-моему, да, Уэс.
- Тогда идем. - Уэс поморщился. - Эдди, может, сходишь переоденешься?
Эдди не сдвинулась с места.
- Ты, наверное, шутишь. Неужели ты мог подумать, что я пойду на свидание с человеком, который бросил моего отца за решетку?
- Эдди, это моя работа. А это… - Он наклонился ближе и понизил голос до шепота. - Удовольствие.
Эдди перешла к следующему столику.
- Я занята.
- Дарла пришла тебе помочь. И, насколько я слышал, ты наняла нового посудомойщика.
- Именно поэтому я и должна остаться. Чтобы приглядывать за ним.
Уэс накрыл лежащую на столе руку Эдди ладонью, заставив ее остановиться.
- Дарла, ты присмотришь за новеньким, верно?
Дарла опустила ресницы.
- Я… могла бы кое-чему его научить.
- В этом я не сомневаюсь, - пробормотала себе под нос Эдди.
- Тогда идем. Ты же не хочешь, чтобы я подумал, будто ты не желаешь идти на свидание со мной? Не хочешь?
Эдди посмотрела ему в глаза.
- Уэс, - сказала она, - я не желаю идти на свидание с тобой. Он засмеялся.
- Господи боже, Эдди, ты меня еще больше заводишь, когда злишься.
Эдди закрыла глаза. Было нечестно в такой день послать к ней еще и Уэса. Даже у Иова терпение не безгранично. Но Эдди знала и другое: если она откажется, Уэс останется здесь на весь вечер и будет действовать ей на нервы. Чтобы избавиться от него, проще пойти на свидание, а потом, как только подадут закуски, сказаться больной.
- Ты победил, - уступила Эдди. - Я только предупрежу Делайлу, куда ухожу.
Не успела она дойти до кухни, как появился Джек с ее курткой. Увидев в зале посторонних, он побледнел и втянул голову в плечи.
- Делайла велела принести вам куртку, - пробормотал он. - Она сказала, что ничего страшного не произойдет, если вы немного прогуляетесь и отдохнете от работы.
- Ох, спасибо. Хорошо, что ты пришел. Я хочу познакомить тебя с Дарлой.
Дарла протянула руку, но Джек свою не подал.
- Очень приятно, - сказала Дарла.
- А это Уэс, - бросила Эдди, натягивая куртку. - Ладно. Давайте покончим с любезностями. Дарла, передашь Делайле, чтобы она в восемь уложила Хло?
Похоже, никто ее не услышал. Дарла, пройдя за стойку, сделала громче телевизор, Уэс искоса поглядывал на Джека, который, казалось, пытался вжаться в трещины на линолеуме.
- Мы раньше не сталкивались? - поинтересовался наконец Уэс.
Джек втянул голову в плечи, не решаясь встретиться с ним взглядом.
- Нет, - ответил он и принялся тереть стол. - Не думаю.
Дело не в том, что Уэс Куртманш был таким уж ужасным, - он просто не подходил Эдди, однако ни ее слова, ни поступки не могли убедить его в этом. Через двадцать минут свидания с Уэсом Эдди поняла, что она стучится в запертую дверь.
Они прогуливались по городу, попивая из стаканчиков горячий шоколад. Эдди поглядывала сквозь деревья парка на светящиеся окна закусочной, которые напоминали праздничные подсвечники.
- Уэс, - в шестой раз сказала она, - мне действительно нужно идти.
- Три вопроса. Всего три крохотных вопросика, чтобы я лучше тебя узнал.
Она вздохнула.
- Хорошо. Но потом я уйду.
- Дай мне минутку. Я должен удостовериться, что они правильные. - Они уже завернули за угол парка, когда Уэс снова заговорил. - Почему ты осталась в закусочной?
Вопрос удивил Эдди, она ожидала чего-то более остроумного. Поднимающийся из стаканчика пар окутывал ее лицо пеленой таинственности.
- Наверное, потому, - медленно сказала она, - что мне некуда было ехать.
- Откуда ты знаешь, если всю жизнь занимаешься только закусочной?
Эдди покосилась на него.
- Это уже второй вопрос?
- Нет, первый, подпункт "б".
- Трудно объяснить это человеку, который никогда не работал в закусочной. Ты привязываешься к любовно созданному тобою месту, куда люди могут прийти и чувствовать себя как дома. Привыкаешь наблюдать за Стюартом и Уоллесом… или студентом, который в дальнем углу каждое утро читает Ницше. Или к тебе и другим полицейским, которые заглядывают сюда выпить чашечку кофе. Если я уеду, куда все будут ходить? - Она пожала плечами. - В некотором роде эта закусочная - единственный дом, который знает моя дочь.
- Но Эдди…
Она откашлялась, не дав ему закончить фразу.
- Второй вопрос?
- Если бы ты могла быть кем угодно, кем бы ты была?
- Мамой, - после секундной заминки ответила она. - Я была бы мамой.
Уэс свободной рукой обхватил ее за талию и улыбнулся. Его зубы казались такими же белыми, как серп месяца над их головами.
- Ты, похоже, читаешь мои мысли, дорогая, поэтому это дает мне право на третий вопрос. - Он прижал губы к ее уху, его слова ласкали ее кожу. - Как ты по утрам любишь яйца?
"Он слишком близко". У Эдди в горле встал ком, а кожа покрылась холодным потом.
- Неоплодотворенными! - выпалила она, ткнув его в бок локтем.
И бросилась к желтым окнам закусочной, словно моряк с затонувшего корабля, когда видит маяк: в нем вспыхивает надежда, и он плывет к спасительным берегам.
Джек с Делайлой стояли рядом и резали лук: после обеда толпа посетителей поредела, и они воспользовались моментом, чтобы сделать заготовку для завтрашнего супа. От лука у Джека щипало в носу, на глазах выступили слезы, но это все равно лучше, чем оказаться зажатым в угол горячей Дарлой. Делайла кончиком ножа указала на место совсем рядом с Джеком.
- Она умерла прямо здесь, - сказала Делайла. - Вошла, отругала Роя и упала на пол.
- Но это не ее вина, что Рой положил на тарелку не тот заказ. Делайла искоса взглянула на собеседника.
- Неважно. Рой был слишком занят, так все навалилось, и не собирался выслушивать замечания еще и от Маргарет, поэтому просто ответил: "Хочешь горошка? Вот твой чертов горошек!" - Я бросил в нее кастрюлю. - Делайла сложила нарезанный лук в ведерко. - Он не хотел ее бить. Он просто вспылил. Но, похоже, для Маргарет удар оказался слишком сильным. - Она протянула Джеку еще одну луковицу. - Врач сказал, что у нее сердце было, словно тикающая бомба, готовая взорваться в любую минуту, оно бы все равно остановилось, даже если бы они с Роем не повздорили. Говорят, что в тот день перестало биться ее сердце, но на самом деле мне кажется, что это остановилось сердце Роя. Всем известно, что в случившемся он винит только себя одного.
Джек задумался о том, насколько, должно быть, тяжело жить, зная, что во время последнего разговора с женой ты бросил в нее чугунную кастрюлю.
- Достаточно одной секунды, чтобы вся жизнь перевернулась с ног на голову, - согласился Джек.
- Какая глубина мысли для обычного посудомойщика! - Делайла искоса взглянула на него. - Откуда ты приехал?