- Вы поступайте как знаете, но мое мнение категорическое: все надо менять.
Олег как-то странно смотрел на своего начальника. Пизони достал блокнот.
- Я составлю вам смету, - сказал он. - Быстро, потому что дело не терпит. Вы получите ее через три недели. Мы с мадам Бовилье давно знакомы. Я ей доверяю. Если она пожелает, я начну работы раньше, чем будет готова смета.
Одиль уже была готова согласиться, но все же бросила вопросительный взгляд на Блейка.
- Если вы не возражаете, месье Пизони, - сказал тот, - мы все сделаем по порядку. Сперва вы скажете нам, какие работы намерены произвести и во что это нам обойдется, а потом мы решим, подходит нам это или нет.
Пизони старательно избегал смотреть в сторону Эндрю.
- Мадам Одиль, здесь все прогнило. Чем раньше мы начнем, тем будет лучше. Это вопрос национальной безопасности.
И, чтобы проиллюстрировать свои слова, повернулся к помощнику:
- Олег, молоток!
Здоровяк подал мастеру кувалду, но Блейк заступил ему дорогу.
- Давайте не будем ничего крушить. Вы сначала сделаете смету, а потом посмотрим.
- Это что еще за Трафальгар?
- Спросите у императора.
16
- Скорей бы уж выходной, - проворчал Блейк.
- В ожидании выходного отнесите вот это, - сказала Одиль, вкладывая ему в руки поднос с красиво разложенными пирожными. - И постарайтесь не уронить.
Эндрю вышел из буфетной, пересек холл и бедром толкнул дверь в малую гостиную. Мадам Бовилье устроилась на потертом диване; напротив нее в кресле восседала, сверкая украшениями, мадам Берлинер. Отправляясь в гости к приятельнице, мадам Берлинер, жена владельца страхового агентства, нацепила все свои побрякушки. Мадам Бовилье смотрела на нее с почти детским восторгом и легкой завистью. Мадам Берлинер явно обожала слушать себя.
- Ах, бедняжка! И как вам только удается одной со всем справляться! При нынешней-то жизни!
Блейк предложил ей пирожные в надежде, что она хоть на минуту замолчит. Она ухватила пальцами одно, помяв соседние, и невозмутимо заработала челюстями.
- Вот мы, например, решили сделать в доме ремонт, - продолжала она с полным ртом. - Так нам с большим трудом удалось найти мастеров. Никто не желает работать. Но деваться было некуда: отделка в гостевых комнатах совершенно вышла из моды. Пришлось нанимать дизайнера. Столько хлопот! Но когда он показал нам проект, мы поняли, что не зря мучились. Это будет и-зу-ми-тель-но!
Мадам Берлинер сразу не понравилась Эндрю. Было что-то неприятное в ее поведении, в манере общения. Блейк протянул поднос с пирожными хозяйке - та сочла себя обязанной взять одно из помятых. Блейк впервые стоял так близко к мадам Бовилье. Ему показалось, что она чем-то встревожена. Блейк предложил дамам еще кофе.
- Я обязательно сменю шторы, - не унималась гостья. - Старые мне жуть как надоели. Жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее среди некрасивых вещей!
"Жизнь слишком коротка, чтобы тратить хоть минуту на таких, как ты", - подумал Блейк. Он встречал немало особ подобного рода: они приходят вроде бы повидать вас, но говорят, не закрывая рта, без конца похваляясь перед теми, кому в жизни повезло меньше, чем им. Эндрю всегда их терпеть не мог. Но сейчас его потрясло выражение лица мадам Бовилье: она слушала болтовню гостьи, растерянно оглядывая собственную гостиную, которой вдруг стала стыдиться. Неудивительно, что после таких визитов она подолгу не выходит из своей комнаты.
- Спасибо, месье Блейк, вы можете оставить нас. Стыд не любит свидетелей.
Вечером, сидя на кухне напротив Одиль, Блейк продолжал злиться. Кухарка смотрела на него с веселой улыбкой.
- Кто это вас так порадовал? - язвительно спросил Блейк.
- Вы. Обычно самая сердитая в этом доме я. Мне приятно, что кто-то принял у меня эстафету.
- Нет, вообразите себе! С одной стороны, предприимчивый прохвост, с другой - негодяйка под видом подруги. Что еще надо, чтобы отравить себе жизнь?
- Я с вами совершенно согласна. Вы еще не видели других знакомых Мадам…
- Все такие же мерзкие?
- Есть и похуже.
- Однако она не производит впечатления человека, неразборчивого в знакомствах.
- Конечно, нет. Но когда боишься даже собственной тени, иной раз и сглупишь… Простите, я не должна была говорить о Мадам в таком тоне.
Мефистофель смотрел на Блейка своим загадочным взглядом. Он сидел меньше чем в метре от плиты. Эндрю кивнул на кота:
- Похоже, он простил меня за то, что я съел его еду.
- У него доброе сердце…
- Не хочу бередить старую рану, но тот обед был очень вкусным.
- Вам не нравится то, что я вам готовлю? Мадам не хочет ничего нового, Филипп ест все подряд - так с какой стати я буду лезть из кожи вон?
- Я же не говорю, что вы готовите невкусно! Я говорю, что надо иметь настоящий талант, чтобы приготовить такое блюдо.
Одиль поспешно встала, чтобы не показать Блейку, как она тронута. Она взяла тряпку, открыла духовку, в которой ничего не готовилось, и пошла к раковине мыть руки, которые и так были чистыми.
Блейк подмигнул коту:
- Так ты, значит, не любишь, когда тебя гладят.
Кот отвел взгляд.
- Тем хуже для тебя, - продолжал Эндрю. - Ты многого себя лишаешь.
- Он любит, когда его гладят, - вмешалась Одиль, - но только если глажу я. И потом, это не его время, потому что обычно…
Не дав ей договорить, Мефистофель встал, подошел к Блейку и принялся, мурлыча, тереться о его ноги. Кухарка была потрясена. Впрочем, к ее изумлению примешивалась изрядная доля ревности. Эндрю погладил кота - тот и не думал сопротивляться.
- Это действительно ваш кот, Одиль. Внешняя сдержанность и подлинное обаяние.
Одиль от удивления отрыла рот.
- А почему он меняет место на кухне? - спросил Блейк.
- Это же кот! У него не на все есть причины…
- В этом я не уверен. Вы позволите мне на днях провести эксперимент?
- Что вы собираетесь делать?
- Доверьтесь мне.
- Вы обещаете, что не причините ему зла и не заставите меня нервничать?
- Мефистофель ничем не рискует, вы же - напротив… Кухарка сделала вид, что собирается запустить в мажордома тряпкой. На миг обоих охватило легкое, почти ребяческое веселье.
- Мадам Одиль, все это замечательно, но я должен вас покинуть. Пойду к месье Манье. Надо обсудить с ним кое-какие дела.
17
Едва приоткрылась дверь, Юпла радостно бросилась встречать Блейка. Собака прыгала и поскуливала, восторженно виляя хвостом. Что и говорить, настоящая сторожевая.
- Месье Кейк! Как хорошо, что вы зашли. Если бы знал, я бы что-нибудь приготовил.
- Прошу прощения, что без предупреждения, но мне нужно с вами поговорить. Я не очень вас побеспокоил? Вы никого не ждете?
Манье с усмешкой покачал головой, однако видно было, что ему немного не по себе.
- Выпьете чего-нибудь?
- Нет, спасибо, я только что из-за стола.
- Может, ликеру?
- Нет, правда, не хочу.
- Ну, а в шахматы вы играете?
Эндрю не был уверен, что понял смысл вопроса.
- Что вы сказали? Это что, тоже какое-то выражение?
- Нет, просто я спрашиваю, играете ли вы в шахматы. Черные и белые клетки, король, ферзь, ладьи, кони…
- А почему вы спрашиваете?
- Потому что вы не похожи на любителя посидеть за бутылкой, вот я и думаю, чем бы нам занять время.
Своей искренностью Филипп обезоруживал.
- Я играл в молодости, но это было так давно.
- Вот и замечательно. Вспомним молодость. Но только не сегодня, я думаю. Ну, так о чем вы хотели со мной поговорить?
- Надо бы починить домофон на главных воротах. А заодно наладить линию между вашим домом и замком.
Манье, скривившись, почесал подбородок.
- Что касается главных ворот, я не против. А вот мой… Если линией будете пользоваться вы - согласен, но если Одиль…
- Что у вас с Одиль? - воспользовавшись удобным моментом, задал вопрос Эндрю.
- Да ничего, в том-то и дело! Я даже не имею права заходить на кухню! А ведь мы трудимся на одну хозяйку!
- Вы что, поссорились?
- Она всегда боялась потерять работу. Вот и отпихивает всех, кто может ступить на ее территорию. Я работал здесь до нее и тоже жил отдельно. Держать меня на расстоянии не так уж сложно. С вами у нее будет больше хлопот…
- Неужели со временем она так и не успокоилась?
- Не думаю.
- Все еще настроена против вас…
- Тут другое… Вам я могу признаться. Я один, она тоже одна, вот я как-то и попытался…
- Понимаю.
- А ей это не понравилось. Вот с тех пор она на меня и взъелась. Я, конечно, действовал не очень-то деликатно, но все же…
- Простите, что задаю вам такие вопросы, но, раз уж я здесь, я хочу понять, почему в замке все идет вкривь и вкось. И это касается не только водопровода, но и того, что творится у людей в головах.
- Мир таков, месье Клейк! Таков печальный удел человеческий. Мы катимся к хаосу, и люди все дальше от совершенства…
- Стало быть, это правда…
- Это вы о чем?
- О том, что французы философствуют по любому поводу. Ну, ладно, Манье, плесните мне вашего глистогонного, и я пойду.
Филипп торопливо достал бокалы и бутылку без этикетки.
- Знаете, месье Флейк, играть в шахматы на воздухе гораздо приятнее, чем в доме. Мы можем устроиться в беседке. Давайте не будем откладывать в долгий ящик, воспользуемся последними погожими деньками…
- Вы мне положительно нравитесь, месье Манье. В самом деле нравитесь. Но если вы еще раз исковеркаете мою фамилию, я вырву ту хреновину, что у вас потоптал, и скормлю вам вместе с землей и корнями.
18
Четвертый день подряд Блейк осторожно ставил свой таинственный прибор возле кота, а тот позволял себя гладить.
- В конце концов я разгадаю твой секрет, - шепнул коту Блейк.
Утреннее солнце заливало кухню ярким светом. Одиль была на этаже Мадам, помогала ей одеваться. Ровно в девять часов Эндрю услышал, что кто-то ковыряет ключом в замочной скважине. Он вышел в холл, но звук шел не от входной двери. Он пошел назад, и тут в конце западного коридора увидел крадущуюся тень. Если это Манон, то почему она прошла через служебную дверь, которой никто никогда не пользуется? А если это не Манон? Надо пойти посмотреть, подумал Блейк. Решительным шагом он устремился за тенью. В кладовой никого, в прачечной тоже. Блейк осторожно открыл последнюю дверь.
- Манон, вы здесь?
В дальнем углу комнаты, возле полок с бытовой химией стояла Манон и что-то искала на верхней полке.
- Здравствуйте, месье Блейк. Как поживаете? Произнося эти слова, она даже не обернулась. Что-то здесь не так, подумал Эндрю. Он уже собрался развернуться и уйти, но не в его характере было, почуяв неладное, не попытаться разобраться, в чем дело.
- Хорошо, спасибо. А вы?
- Классно, все в порядке.
Голос у девушки был какой-то странный.
- А как прошел день рождения Жюстена? - спросил Блейк. - Вы все успели приготовить, как хотели?
Девушка перестала шарить среди коробок и флаконов и тяжело вздохнула. Вся как-то обмякнув, она прильнула лбом к полке. Потом тихонько заплакала.
- Что случилось, Манон?
Эндрю положил руку ей на плечо. Она продолжала плакать, потом опять вздохнула и ответила:
- Это был худший вечер в моей жизни.
- Не всегда получается так, как хотелось. Не стоит так расстраиваться.
Манон повернулась к Блейку: лицо ее выражало горечь, глаза опухли и покраснели от слез.
- Не в этом дело, - сказала она, шмыгая носом. - Он меня бросил.
- Бросил вас во время празднования своего дня рождения? Но почему?
- Потому что он большой подлец!
- Но он вам что-то сказал?
- Жюстен не хочет от меня детей.
- Но, может быть, еще рано строить такие планы…
- Не рано. Я беременна, уже два с половиной месяца. Эндрю остолбенел.
- Я хотела сделать ему сюрприз, - продолжала Манон. - Мне так хотелось сообщить ему первому, в день, когда ему исполнилось двадцать шесть. Сначала он подумал, что я его разыгрываю, ну, чтобы его проверить. А когда убедился, что это правда, рассвирепел. Обвинил меня в том, что я все подстроила, а я ничего не подстраивала! Он сказал, что я хочу его захомутать, но что он не поддастся. Мы разругались, и он уехал и сказал, что больше мы никогда не увидимся.
Они стояли в тесной комнатушке, посреди полок, заставленных коробками, пакетами и бутылками, под голой, свисающей с потолка лампочкой. Эндрю перевернул ведро вверх дном и знаком предложил Манон сесть. Сам он устроился напротив нее на ящике с бутылками. Оторвав от рулона кусок бумажного полотенца, протянул девушке:
- Высморкайтесь.
- Спасибо.
- Вы говорили об этом с матерью?
- Она терпеть не может Жюстена, она мне запрещала с ним встречаться. Если узнает, что я от него беременна, она меня выгонит. И потом, я хочу оставить ребенка. Я буду одна его воспитывать! Я хочу видеть, как он растет. Это мой малыш, и я ко всему готова. Если мне повезет, он будет вылитый отец, и он всегда будет у меня перед глазами. Его, по крайней мере, я всегда смогу обнять…
Манон опять разрыдалась. Эндрю дотронулся до ее руки:
- Могу я высказать свое мнение?
- Если хотите, месье Блейк, но это ничего не изменит. Жюстен ушел, ребенок родится в мае, я опять не пройду по конкурсу, и мать выгонит меня из дому.
- Вы все видите в черном свете. Вам надо успокоиться и подумать.
- Вам легко говорить! Не вы же оказались в такой ситуации. Меня не интересуют прописные истины. Вы добрый, но вы не можете понять, каково мне…
- Вам, конечно, трудно в это поверить, Манон, но мне тоже было столько лет, сколько сейчас вам. И у меня есть дочь, чуть постарше вас. Мне, конечно, трудно представить себя на месте беременной женщины, но я прекрасно помню, что почувствовал, когда жена сообщила мне, что я стану папой. Мы действительно хотели иметь ребенка, мы надеялись, что у нас будет малыш. И тем не менее в тот вечер, когда жена объявила мне о своей беременности, меня охватила страшная паника. Я изо всех сил старался этого не показать, но меня на миг охватило желание бежать без оглядки. Моя жена так ничего и не узнала о моем тогдашнем состоянии. Вы первая, кому я об этом рассказываю. Я много раз спрашивал себя, откуда взялась такая странная реакция. Частично ответить на этот вопрос я смог лишь в сорок лет. Я думаю, что меня пугала ответственность. Я боялся того, что потеряю право вести прежнюю беззаботную жизнь молодого мужчины. Чтобы быть до конца честным, скажу, что я, наверное, не хотел, чтобы моя жена любила еще кого-то, кроме меня. Это не служит оправданием, но, быть может, кое-что объясняет.
Манон смотрела на Блейка. Он продолжал:
- Я не знаком с Жюстеном, но открою вам секрет: все мужчины устроены более или менее одинаково. Даже если мы по-разному выглядим и по-разному живем, мотивы наших поступков в общем-то схожи. Всю жизнь мы стремимся удовлетворять свои желания, в лучшем случае - исполнять свой долг в соответствии с возможностями. Женщины устроены иначе. Вы никогда не действуете исключительно в своих интересах. В вашей жизни главное не ваши желания и возможности, а чувство любви к другому существу. Мы своими поступками преследуем какую-то цель, а вы всегда действуете ради кого-то.
- По-вашему выходит, что Жюстен вернется?
- Вот пример практического женского ума в противоположность мужскому. Мы обожаем абстрактные теории. Однако вы правы, Манон, жизнь - штука конкретная. Мне бы очень хотелось вас успокоить, но я не знаю, вернется ли Жюстен. Вместе с тем я понимаю и ваше желание сообщить ему о таком важном событии, и его реакцию.
- Он испугался?
- По всей вероятности, да. Испугался до такой степени, что наговорил невесть чего.
- Он ревнует к будущему малышу?
- Слишком много чести мужчинам - полагать, что они смотрят так далеко и соображают так быстро. Он ждал, что вы будете служить ему, такому молодому, свободному…
- …и такому красивому…
- А вы ему объявили, что отныне и навеки связаны с маленьким существом и ответственны за него.
Манон громко шмыгнула носом:
- Какая же я идиотка…
- А вот пример женской поспешности в сравнении с нерешительностью мужчин. Вы поступили так, как вам казалось лучше. И вы были правы. Но это не всегда производит желаемый эффект. Какой реакции вы от него ждали?
- Я думала об этом несколько недель. И в результате нарисовала себе идеальную сцену: он прыгает от радости, хватает меня на руки и прижимает к себе - но не слишком сильно, чтобы не навредить малышу, - а потом бежит в цветочную лавку. Там он скупает все красные розы и дарит их мне, потом встает одним коленом на землю и просит меня выйти за него замуж.
- Одно, по крайней мере, вы нарисовали верно: он убежал.
- Не очень-то любезно с вашей стороны смеяться надо мной.
- Манон, я просто хочу показать вам, что даже в худшие моменты жизни все обстоит не так мрачно, как кажется. Вы в добром здравии, ребенок тоже. Жюстен жив-здоров. Все возможно.
Манон опять высморкалась.
- Что же мне теперь делать?
Замок наполнился пронзительным звуком свистка.
- Хорошего понемножку, - прокомментировал свисток Эндрю. - Пойдемте. А я подумаю.
- Наверно, Одиль меня давно ищет. Пообещайте, что ничего ей не скажете.
- Обещаю. Я вот не смею даже вообразить, что она подумает, когда увидит, как мы выходим вдвоем из этой каморки…
19
Блейк и Манье лежали рядышком на полу и, просунув руки под ванну, орудовали слесарными инструментами.
- Держите крепко, месье Блейк, не то сорвет.
- Давайте, затягивайте.
Застав их в таком положении, Одиль остолбенела от неожиданности. Когда нужная деталь была установлена, мужчины вздохнули с облегчением и расслабились. Кухарка, подняв одну бровь, проговорила:
- Сегодня утром вы были с горничной в кладовой, теперь вот валяетесь с управляющим в ванной Мадам…
- А день еще не закончился… - отозвался Эндрю. Манье ухмыльнулся. Одиль явно не нравилось, что тот находится в доме. Блейк с трудом поднялся и объявил:
- Я в подвал, пустить воду. А вы, Манье, смотрите, не течет ли. И не забудьте про раковину. Одиль, если что не так, дайте два коротких свистка. Только не торопитесь, мне нужно время, чтобы одолеть эти чертовы лестницы. Оставляю вас одних.
- Мы постараемся вести себя прилично… - весело сказал Филипп.
Кухарка метнула в него злой взгляд.
Когда Блейк вернулся из подвала, вода текла из крана как ни в чем не бывало. Никаких следов протечки не наблюдалось.
- С вами нам теперь никакая смета Пизони не страшна, - с облегчением сказала Одиль.