Когда они шли через спальню мадам Бовилье, первоначальное впечатление, возникшее у Блейка, подтвердилось: спальня действительно была небольшая. В коридоре он попытался на глаз измерить общую длину спальни и ванной комнаты. Даже при грубой прикидке стена коридора была гораздо длиннее, чем стена спальни и ванной.
Манье, в свою очередь, озирался кругом, словно ребенок, которому позволили посетить запретную зону. Одиль замыкала шествие, не позволяя обоим мешкать.
- Ну, договорились? - обратился Манье к Эндрю. - После обеда приходите ко мне, и я покажу вам парк.
- С удовольствием. А заодно посмотрим, как решить проблему с домофоном. Одиль, вы не хотите к нам присоединиться?
Кухарка, удивившись приглашению, съежилась, точно устрица, политая лимонным соком.
- Спасибо, но мне некогда, - ответила она. - Надо составить список покупок на следующую неделю.
И решительным тоном, обращаясь к Манье, сказала:
- Список будет лежать вместе с вашим сегодняшним ужином. И постарайтесь в этот раз ничего не забыть. У Мадам теперь часто гости.
Манье пошел к себе. Одиль осталась с Блейком и Мефистофелем в буфетной.
- А я разгадал поведение вашего кота, - заявил мажордом.
- Если вы позволите себе хоть малейший намек на то, что с Мефистофелем не все в порядке, я на неделю посажу вас на голодный паек.
- Двадцать два градуса по Цельсию.
- Что-что? У него температура? - озабоченно спросила Одиль.
Но тут же вспылила:
- Вы что, температуру ему мерили? Ненормальный!
- Успокойтесь. Я всего лишь измерил температуру воздуха там, где он сидит. Мефистофель предпочитает ровно двадцать два градуса. Если у вас работает плита, он садится подальше, потому что ему слишком жарко, а если дверь в сад долго остается открытой, он садится поближе к плите, где потеплее.
Одиль была поражена. Теперь она смотрела на своего кота с еще большим восхищением.
- Мефистофель, ты гений!
- А по-моему, он просто клубок шерсти, который очень уважает комфорт!
20
Пройдя вдоль живой изгороди, Манье открыл деревянную калитку и пригласил Блейка в сад. Эндрю сразу почувствовал очарование этого уголка.
- Какое великолепие, - тихо проговорил он.
- Восемьсот кустов роз двадцати двух сортов, и все посадил я сам, и сам за ними ухаживаю. Сейчас уже последние отцветают, но видели бы вы эту картину летом! Идите по дорожкам и вдыхайте аромат. Розы пахнут сильнее, когда светит солнце, но и в такой день, как сегодня, вы получите удовольствие.
Блейк шагал между зеленых кустов, усыпанных цветами. Здесь были розы всевозможных красок и оттенков, от белого до ярко-красного: кремовые, оранжевые, карминовые, алые… Эндрю дышал полной грудью, ловя в потоках воздуха благоухание и следуя за ним, словно открывал новый для себя, прежде неведомый мир. На расстоянии всего нескольких метров существовала совершенно другая реальность. Запахи насмешливыми феями кружились вокруг него, щекотали ноздри, заманивали богатством ощущений. Эндрю закрыл глаза и подумал, что надо обязательно вернуться сюда вместе с Дианой…
- Там, в глубине, я поставил скамейку, - сказал Манье.
Голос управляющего вернул Блейка к действительности.
- Это прекрасно, - задумчиво проговорил Блейк.
- Хорошо, что хоть кто-то это понимает, а то я, знаете, привык и уже ничего не замечаю.
- Разве Мадам сюда не приходит?
- С тех пор, как умер месье Франсуа, нет. Это ведь он попросил меня устроить здесь для нее розарий.
- Вы знали месье Бовилье?
- Так он же меня и нанимал! Интересная история. Как-то прихожу в понедельник на завод - я работал токарем-фрезеровщиком, - и узнаю, что я уволен. Это было лет пятнадцать назад, если не больше. Вот так вот взяли и выгнали, как собаку, и весь наш металлургический цех заодно: дескать, нерентабельный он. Решили перенести производство в Польшу. Я остался ни с чем. Сбережений ноль. Платить за квартиру нечем. В округе никакой работы нет. Катастрофа, да и только. Это был такой удар, что я даже матери ничего не стал говорить, она в то время была еще жива. Мир ее праху. На следующий день, как всегда по вторникам, я сел на велосипед и поехал ее навестить. Качу себе, а тут навстречу здоровенная такая тачка, но не едет, а вихляет - то в одну сторону ее занесет, то в другую. И прямо у меня на глазах как врежется в каштан! Удар был страшный. Грохот дьявольский. Я уж думал, водителю конец. Бросил велосипед и побежал туда. Двигатель уже загорелся. Ветровое стекло разбилось, я заглянул в салон и вижу: водитель шевелит рукой. Ну, вытащил я бедолагу, отволок его подальше, к дереву прислонил. И тут машина взорвалась. Водителем оказался месье Бовилье, ему за рулем с сердцем стало плохо. Он два месяца пролежал в больнице, а когда вышел, стал меня искать и нашел. Я рассказал ему, что со мной случилось, и он предложил мне работать у него. Могу честно сказать, что следующие несколько лет останутся самыми прекрасными в моей жизни. Я как будто обрел вторую семью. Гуго, их сын, только что закончил учебу и собирался ехать в Южную Африку. Я недолго был с ним знаком, но убедился, что парень он хороший. Мы часто смеялись. Месье и мадам Бовилье прекрасно ладили друг с другом. Я все делал для них. Именно в тот период мы вместе занимались садом. Месье позволил мне подновить домик, в котором я живу до сих пор. Он оплатил все материалы. Он был добрый малый, месье Франсуа. К несчастью, болезнь не делает разницы между добрыми малыми и подлецами. Он рано умер. Подумать только, в то самое утро, когда его в последний раз положили в больницу, мы с ним еще обсуждали ремонт крыльца. Он говорил, какие работы надо будет сделать, а вечером уехал и не вернулся. Тогда мы разговаривали с ним в последний раз - и не подозревали об этом.
Дойдя до конца дорожки, Манье показал на скамейку. Она была поставлена на обложенном дерном холмике, чтобы с него можно было видеть все разноцветное море цветов.
- Присядем на минутку, вы не против? Эндрю сел.
- Мадам Бовилье знает, что вы продолжаете ухаживать за розарием?
- Она никогда об этом не говорит, но, думаю, догадывается. К ней ведь приходят счета за удобрения для роз, которые я покупаю мешками. Подумать только: на нужном экономит, а деньги доверяет форменным грабителям!
- Что вы хотите сказать?
Эндрю вскинул на Манье глаза. Точно сболтнувший лишнего мальчишка, тот принялся отнекиваться:
- Мне не следовало этого говорить. В конце концов, это не мое дело.
Эндрю не стал настаивать. Он кивнул в сторону цветов:
- В итоге вы один наслаждаетесь красотами парка.
- Ну да, с Юплой вместе, а теперь еще с вами!
- Одиль здесь никогда не гуляет?
- Держу пари, что ей хотелось бы, но тогда будет впечатление, что она у меня в гостях, а она не доставит мне такого удовольствия… Если пожелаете, я как-нибудь свожу вас вглубь поместья. Там есть великолепные грибные места. Далековато, конечно, но прогуляться стоит, вот увидите. А какой оттуда вид на долину - до самого города!
- Как вон с того холма?
- Именно так… Но откуда вы знаете, что с того холма виден город?
- Догадываюсь… Поместье действительно большое.
- При жизни месье Франсуа оно было еще больше. Мадам продала кое-что строительным компаниям, почти четвертую часть территории, чтобы выпутаться из денежных затруднений. Но им нужен еще кусок, чтобы проложить дорогу к будущим постройкам. Вот они и пристают к Мадам, требуют, чтобы продала еще один участок. Она пока сопротивляется.
- Она всегда была такой, мадам Бовилье?
- Какой?
- Затворницей, молчуньей и…
Эндрю, не договорив, сделал неопределенный жест рукой.
- Когда был жив месье Франсуа, она была веселой, любила посмеяться. Он то и дело ее звал, не мог без нее обходиться. "Нали! Нали!" - только и слышалось отовсюду. Это уменьшительное от Натали. Они прожили вместе сорок лет, а вели себя как молодожены. На Новый год и Пасху приглашали меня к столу. А в последний год даже позвали мою матушку. Я ей новое платье купил ради такого случая. Хорошо было. После смерти Месье ни разу не было ничего подобного. Мадам все больше замыкалась в себе. Я уже не слышал, чтобы кто-то звал ее по имени. Манье посмотрел на небо и добавил:
- Вам не кажется, что надо бы пойти к воротам посмотреть насчет домофона, пока дождь не полил?
- Совершенно верно. Но у меня ноги болят. Я не привык так много ходить.
- А разве там, где вы раньше работали, поместье было маленькое?
- Очень маленькое. Там все было маленькое. Мужчины вышли из розария.
- Знаете, месье Блейк, я очень рад, что вы приехали сюда.
- У меня всего лишь испытательный срок.
- Она совершит большую глупость, если не оставит вас.
- Мило с вашей стороны.
- Если позволите, я выскажу одно замечание касательно Англии…
- Если не попросите вернуть вам Белую башню из лондонского Тауэра, то пожалуйста…
- Во французском языке есть такая фишка, которой у вас нет: обращение на "ты". Очень полезная фишка. Если люди вам не очень-то близки, вы говорите им "вы", все очень вежливо. А тем, кто вам близок - членам семьи, друзьям, - вы можете говорить "ты". Это отличительный знак, показывающий вашу близость.
- Ну да, а после восемнадцати часов вы можете им говорить "добрый вечер"… Если позволите, я тоже выскажу одно соображение по поводу вашей страны.
- Я вас слушаю.
- Как получается, что при вашей демократии и почитании равенства - это ведь даже отражено в вашем девизе - вы по-прежнему делите собеседников на две группы, тогда как мы, при нашей-то монархии с ее строгой иерархией, и к королю, и к ребенку обращаемся одинаково?
Манье надул губы:
- Хоть вы и очень умные, а такого девиза, как у нас, у вас нет.
Эндрю расхохотался.
- Один ноль в вашу пользу, гражданин Манье!
- Вообще-то я всего лишь хотел сказать, что мы могли бы перейти на "ты"…
- Why not, дорогой Филипп…
21
Эндрю принес из маленькой гостиной последний поднос с чашками и тарелками. Одиль готовила ужин, и он сложил посуду возле раковины.
- Если хотите, - тяжело дыша, сказал он, - я позже засуну все это в посудомойку. Сейчас у меня нет сил.
И, немного помолчав, добавил:
- Скажите, вы знаете пару, которая приходила сегодня в гости к Мадам? Мне они показались какими-то странными. Эта их манера понижать голос при моем приближении очень подозрительна. И смех у них фальшивый. У меня впечатление, что они говорили только о деньгах.
Одиль не ответила. Блейк продолжал:
- Мадам устраивает приемы все чаще и чаще. Теперь у нас гости едва ли не каждый день.
- А ваши старания только возбуждают в ней желание принимать. Идея огня в камине превосходна. А когда вы переставили журнальный столик и стулья, комната заиграла, будто ею занимался дизайнер…
- Филипп срезает столько сухих веток, жалко их выбрасывать, можно ведь время от времени разжигать огонь, особенно в холодное время года.
- "Филипп"… - заметила кухарка. - Быстро же вы нашли общий язык. Рыбак рыбака видит издалека.
- Но ведь я вам первой предложил называть друг друга по имени, мадам Одиль. Если бы вы согласились, мы бы тоже были как два рыбака.
Одиль подняла с пола миску, тщательно вылизанную Мефистофелем.
Блейк, вздохнув, тяжело опустился на стул.
- Ног под собой не чую…
Кухарка продолжала хлопотать возле плиты. Потом открыла один из навесных шкафов и встала на цыпочки, чтобы достать сотейник.
- Могу я высказать свое мнение? - спросил Блейк.
- Почему же нет, говорите.
- Зачем вы кладете посуду, которую часто используете, на самые высокие полки, а огромные кастрюли - на нижние? Поменяйте их местами. Так вы сэкономите себе…
Одиль грохнула сотейник на столешницу и встала перед Блейком, опираясь рукой на стол, словно нажимая на ручку утюга. Она находилась так близко, что Блейк мог разглядеть выражение ее лица без очков.
- Послушайте-ка меня, месье дизайнер и распорядитель огня: вы еще и двух недель здесь не проработали, а уже имеете наглость учить меня, как ставить мои кастрюли у меня на кухне! Кем вы себя возомнили?
- Не сердитесь, просто я хотел дать совет, как уменьшить нагрузку на спину…
- Так вот, не беспокойтесь о моей спине, и все будет в порядке!
Блейк не настаивал. Одиль подала ему ужин - мясное рагу с разогретыми овощами. Когда она отвернулась, Эндрю обратился к Мефистофелю:
- Ты-то поласковее будешь. Хочешь, поглажу? Кот повернул к нему голову.
- Иди, мой хороший, я тебе еще немного мясца дам… Кот поднялся, слегка потянулся и своей великолепной кошачьей походкой приблизился к Эндрю. Тот поднял его и положил себе на колени. Одиль вся кипела.
- Э, да ты не потолстел ли немножко? - шепотом спросил Блейк. - Тебе надо заняться гимнастикой. Еда у тебя очень уж вкусная, это сущая правда…
Одиль взорвалась. Кот мигом спрыгнул с колен и убежал.
- Когда едят, животных не тискают - это раз! - бушевала Одиль. - Ничего он не растолстел, у него просто мех густой - это два…
- Растолстел, растолстел, точно вам говорю, я почувствовал…
- И три… - Крик Одиль перешел в вопль: - Если моя еда вам не нравится, можете готовить себе сами!
Схватив тарелку Блейка, она выбросила ее содержимое в мусорное ведро.
- Зачем вы это сделали? - попытался возразить Блейк. - Я же не сказал, что это невкусно, я ведь даже не попробовал. Я как раз и говорю, что вы должны давать свободу своей фантазии, готовить так, как подсказывает вам ваше чутье, как вы готовите для Мефистофеля. И потом, мне казалось, что у котов не мех, а шерсть…
- Убирайтесь вон!
Если бы Эндрю было на шестьдесят лет меньше, он поднялся бы в свою комнату, позабыв про ужин. Но, будучи человеком умудренным жизненным опытом, он решил раздобыть кусок хлеба у управляющего.
22
Мышечная боль, мучившая Блейка в первые дни, прошла, и теперь, шагая по дорожке в глубину парка, он признавался самому себе, что чувствует себя гораздо бодрее и увереннее. Он даже помнил, где его поджидают те или иные ловушки. Размышляя о своей стычке с Одиль, он улыбался. Странно, но он совсем не обижался на нее.
Блейк постучал в дверь Манье. Юпла тотчас же принялась лаять, но хозяин не вышел открывать. Блейк посмотрел по сторонам. В только что сгустившейся тьме трудно было что-либо разглядеть.
- Филипп? - позвал Блейк, обратившись в сторону парка.
Ответа не последовало. Вдруг дверь открылась, и Юпла бросилась к ногам гостя. Блейк потрепал псину по холке, в то время как та обнюхивала его брюки, явно заинтригованная запахом Мефистофеля.
- Добрый вечер, Эндрю, я не ожидал…
- Одиль выставила меня за дверь, потому что я посмел сделать ей замечание, вот я и пришел просить у тебя убежище.
- Для политических беженцев у меня двери всегда открыты. Заходи.
Несмотря на шутку, Филипп был не очень рад гостю. Блейк это заметил.
- Я тебе не помешал?
- Я собирался ужинать. Разделим то, что приготовила мне Одиль.
- Что-то вроде овощного рагу с мясом, но я толком не разглядел.
Эндрю выдвинул стул и сел. Юпла металась между столом и закрытой дверью в соседнюю комнату.
- Ты прав, надо наладить домофон между буфетной и моим домом, - сказал Манье, - так будет проще.
Пока в микроволновке грелся ужин, Филипп поставил тарелки и приборы.
- Извини, я на минутку, - вдруг сказал он, - кажется, забыл закрыть окно в ванной. Не хочу, чтобы какой-нибудь зверек забрался.
Он скрылся в соседней комнате. Юпла последовала было за ним, но Манье оттолкнул собаку и аккуратно закрыл за собой дверь. Псина осталась стоять возле нее, пристально глядя на ручку и виляя хвостом.
- Тебе тоже это кажется странным? - обратился к ней Блейк. - Но ты ведь знаешь то, чего не знаю я.
Манье быстро вернулся, ничуть не менее озабоченный.
- У меня, случается, крыша немного едет, - бросил он в качестве извинения.
Он разложил ужин по тарелкам.
- Так ты говоришь, Одиль опять распсиховалась?
- Она заводится с пол-оборота. А я, по правде сказать, люблю ее дразнить.
Манье сел и попробовал блюдо.
- Приятного аппетита, - сказал Эндрю, - и спасибо, что приютил.
Отправив в рот по куску, мужчины переглянулись.
- Мне это напоминает заводскую столовку, - сказал Манье.
- А мне - один маленький ресторанчик, который полиция закрыла, потому что там готовили из крысятины.
- Исключено, Эндрю, Одиль слишком боится мышей.
- На войне как на войне… У вас говорят "ням-ням", так?
- Верно. А у вас?
- "Юм-юм".
- Забавно! Совершенно по-разному передаем звуки.
- Какие звуки? Ты что, считаешь, что петух действительно кричит "кокорико"?
- У вас он как кричит? Куэн-куэн?
- Кок-э-дудл-ду.
- Бедная птица! Чем вы ее кормите-то?
Грохот, донесшийся из соседней комнаты, заставил Манье вздрогнуть. Он бросился туда, закрыв за собой дверь. Эндрю показалось, что он услышал его шепот и… громкий детский голос.
- Я не виноват! - защищался ребенок.
Когда дверь открылась, Манье был мертвенно бледен. Юпла бросилась в комнату. На пороге появился паренек лет четырнадцати, черноволосый, с матовым лицом. Филипп умоляюще смотрел на Эндрю.
- Только не подумай ничего такого, я тебе все объясню.
- С чего это я должен что-то подумать. Я нагрянул к тебе неожиданно. Если ты прячешь ребенка, это твое дело…
- Он мне не отец! - воскликнул мальчишка, нисколько не смущаясь.
- Добрый вечер, молодой человек, - сказал ему Блейк. - Меня зовут Эндрю, а вас?
- Янис. Я живу в Туртереле, дом два. Если вы пришли… Филипп знаком велел ему помолчать.
- Янис помогает мне делать покупки, - пояснил он. - Вот и все.
Блейк взглядом изучал ребенка: худенький, невысокий… Это его он видел с холма как-то вечером. Филипп поставил третью тарелку.
- Янис, возьми в комнате табурет и сядь поешь с нами. Управляющий разделил свою порцию пополам и со вздохом опустился на стул.
- Мне бы не хотелось, чтоб вы рассказали кому-нибудь в замке…
- В случае больших потрясений опять переходим на "вы"?
- Это непростая история.
- Никто не вынуждает тебя ее рассказывать. Все нормально.
Мальчик вернулся с табуреткой и мячиком для собаки, которая уже прыгала, стараясь его схватить.