Раньше мне не доводилось бывать на праздниках у вельмож. Художник - редкий гость в богатых домах. Правда, с какой стати я понадобился Женевьеве де Нантерр, так и оставалось загадкой. Но времени ломать голову над поступками этой женщины у меня не было. Пришлось срочно разориться на новую тунику - из черного бархата с желтой отделкой - и шляпу в тон. Я почистил башмаки и вымылся, хоть от ледяной воды покрылся гусиной кожей. Но мои жертвы оказались не напрасными: стражники без звука пропустили меня в освещенный факелами дом на улице Фур, как будто я был дворянином. На фоне моей каморки туника и шляпа смотрелись шикарно, завсегдатаи "Золотого петуха" тоже одобрили обновки, но, когда я направлялся к большой зале вместе с толпой пышно разодетых мужчин и женщин, у меня было такое ощущение, будто на мне крестьянское платье.
От толпы то и дело отделялись три девочки. Та, что постарше, была Жанной, сестрой Клод. Это она заглядывала в колодец в тот день, когда я познакомился с Клод. Вторая, похожая на нее лицом, наверное, была средней дочерью Ле Вистов. А самая кроха, ростом мне до колен, породой явно пошла не в Ле Вистов, хотя была по-своему хорошенькой. На шее ее подпрыгивали перепутавшиеся темно-красные бубенчики. Она врезалась в мои ноги и упала, а когда я поставил ее на пол, знакомо нахмурилась и что-то буркнула. И унеслась, прежде чем я успел выяснить, как ее зовут.
Зал был забит гостями, среди которых плясали и музицировали жонглеры, туда-сюда сновали слуги с винами и яствами, разнося засоленные перепелиные яйца, куски свинины, украшенные сухими цветами фрикадельки и даже клубнику, которую обычно не достанешь зимой.
У дальней стенки, рядом с "Обонянием", в отороченном мехом красном камзоле стоял Жан Ле Вист. Вокруг теснились мужчины, одетые наподобие его. Должно быть, они обсуждали короля и двор - предметы, которыми я никогда не увлекался всерьез. Я подался в противоположный конец комнаты, где тон задавала Женевьева де Нантерр и можно было всласть поглазеть на дам в парче и мехах. Сама хозяйка дома, в довольно простом платье из шелка цвета лазури и накидке из серого кролика, наброшенной на плечи, стояла у "Моего единственного желания".
То и дело слышались восторженные отзывы по поводу ковров, которые действительно приглушали гомон и сохраняли тепло, однако при большом скоплении народа впечатление было совсем не то, что прежде, когда я здесь находился один. Теперь я воочию убедился, что всадники, схватившиеся на поле боя, лучше соответствуют залу для пиршеств, а этим шпалерам самое место в дамских покоях. Странно, но Жан Ле Вист оказался прав.
Отвлекаясь от этих дум, я подналег на вино с пряностями и наполнял кружку всякий раз, как выпадала возможность. Поначалу я стоял в одиночестве, жевал сушеный инжир и глазел на акробатов и танцовщиц. Но вскоре меня подозвала знатная дама, которую я когда-то рисовал. И дело пошло на лад - я болтал без всякого смущения, смеялся и пил, как будто это была таверна.
Когда в зале вместе с Беатрис и другими камеристками показалась Клод, наряженная в красное бархатное платье, тело у меня сделалось ватным, а руки повисли как плети. Я пил, флиртовал с дамами, жевал инжир и даже танцевал гальярду, но ни на миг про нее не забывал. Меня не оставляло предчувствие, что она будет на пиру. За этим меня сюда и позвали.
Похоже, Клод меня не заметила. Во всяком случае, знака не подала За время нашей разлуки она осунулась и похудела. Ее глаза по-прежнему напоминали спелую айву, но выглядели потухшими. Казалось, ее внимание поглощено камеристками и ее мало занимают танцы. А может, она смотрела мимо людей на противоположную стену, где висели "Обоняние" и "Вкус", но взгляд ее притягивал мильфлёр, уж точно не дама.
Беатрис различила меня в толпе и дерзко вскинула голову. Она тоже похудела. Странно, но она не нагнулась к уху хозяйки, чтобы шепнуть ей про свое открытие, а вместо того сверлила меня своими темными глазами, пока я наконец не выдержал и не отвел взгляд.
Приблизиться к Клод я даже и пытаться не стал, понимал, что затея бесполезная: наверняка меня перехватят на полпути, кликнут дворецкого, и он вышвырнет меня вон, да еще надает подзатыльников. Это было яснее ясного. Теперь я не сомневался, зачем Женевьева де Нантерр меня пригласила. Это было подобие мести.
Музыка и танцы окончились, и трубачи протрубили в рог, объявляя о начале трапезы. Вместе с родителями и почетными гостями Клод прошла за высокий стол - тот самый, из дуба, на который я лазил, когда мерил стены. Остальные приглашенные устроились за столами, расставленными по периметру вдоль стен. Мне досталось место с самого краю, на дальнем конце от Клод. За спиной у меня висел "Вкус", напротив - "Зрение", и печальное лицо Алиеноры несколько скрашивало одиночество.
Священник из Сен-Жермен-де-Пре прочел молитву. Потом поднялся Жан Ле Вист и поднял руку, призывая к тишине. Он заговорил, и от его слов, произнесенных без витийств, с безжалостной прямотой, у меня больно сжалось сердце.
- Мы собрались здесь, чтобы объявить о помолвке моей старшей дочери Клод и Жофруа де Бальзака, первого камердинера его величества и наследного дворянина, чей род удостоился сего почетнейшего титула благодаря безупречной военной службе. Для нас высочайшая честь назвать своим сыном отпрыска столь славной семьи.
Он сделал жест в сторону юноши с темной бородкой, который приподнялся и отвесил легкий поклон Жану Ле Висту и Клод, но та так и продолжала сидеть, уставившись в стол. Женевьева де Нантерр, вместо того чтобы поклониться в ответ, нашарила меня взглядом в моем уголке, и ее глаза вспыхнули злым торжеством, словно она хотела сказать: теперь мы квиты. Мой взгляд упал на хлеб, который стоял передо мной, и я увидел два сплетенных вензеля - "КЛВ" и "ЖДБ". Хорошенькая птичья свадьба!
Жан Ле Вист все разглагольствовал, но я его уже не слушал, хотя вместе со всеми поднимал кружку. Протрубил рог, и слуги внесли блюда с изысканными яствами. Я увидел павлина, распушившего хвост перед самкой, фазана и фазаниху с расправленными крыльями, будто птицы собрались взлететь, лебединую парочку с переплетенными шеями. Аллегории не вызвали у меня большого восторга, и я даже ножа вынимать не стал, чтобы отрезать себе кусок. Соседи наверняка подумали, что я скучный малый и плохой собутыльник.
К тому времени как на стол водрузили кабана, прикрытого золотым листом, я уже созрел, чтобы откланяться. Мне надоели бесконечные перемены блюд, гости, набивающие себе желудок, и пиршество, которое будет тянуться еще всю ночь и весь следующий день. Нет, все-таки я не любитель подобных увеселений. Я поднялся и, бросив прощальный взгляд на ковры - вряд ли я их когда-либо увижу, - потихоньку стал пробираться к выходу. Путь к дверям пролегал мимо высокого стола, и, поравнявшись с ним, я заметил, как Клод проворно сунула руку под скатерть и уронила нож. Она ойкнула, но, когда камеристка было нагнулась, чтобы его подобрать, остановила ее смешком - первый признак веселья за целый вечер.
- Я сама, - произнесла она, нырнула под стол и исчезла за белой скатертью с гербами Ле Вистов, которая свешивалась до самого пола.
Я выждал с минуту. Никому не было до меня дела. Беатрис кокетничала со слугой Жофруа де Бальзака, Женевьева де Нантерр что-то жарко обсуждала со своим будущим зятем. Жан Ле Вист глядел в мою сторону, но точно меня не видел. Скорее всего, он уже и думать забыл, кто я такой. Я улучил момент, когда он отвернулся, чтобы спросить вина, и уронил шляпу, а затем быстро встал на карачки, приподнял скатерть и тоже юркнул под стол. Клод сидела, подобрав ноги и уткнувшись в колени подбородком. При виде меня она улыбнулась.
- Вы все свидания назначаете под столом, барышня? - пошутил я, нахлобучивая шляпу.
- Здесь удобно прятаться.
- Так вот где ты пропадала все это время, красавица! Под столом?
Улыбка сползла с лица Клод.
- Ты прекрасно знаешь, где я была. И палец о палец для меня не ударил. - Она зарыла лицо в колени, и мне ничего не оставалось, как смотреть на расшитое жемчугом красное бархатное покрывало, под которое аккуратно были забраны волосы.
- Знал? С чего ты это взяла?
Клод опять повернулась ко мне лицом:
- Мари Селест так сказала… - Она умолкла, и на ее лице появилось сомнение.
- Мари Селест? Последний раз я видел ее в тот же день, что и тебя, - когда меня избили. Ты ей поручила меня разыскать?
Клод кивнула.
- Уж не знаю, что она тебе наговорила, но никаких посланий я не получал.
Клод ахнула.
- Проклятье! Но зачем весь этот обман?
Клод положила голову мне на колени.
- Вообще-то она вправе на меня обижаться.
Она потянулась погладить борзую, которая рыскала под столом, вынюхивая объедки, рука ее оголилась почти до локтя, и я заметил, что ее кожа вся расцарапана, как будто кто-то драл ее когтями. Я нежно взял девушку за запястье.
- Что случилось, красавица? Ты поранилась?
Клод резко выдернула руку.
- Иногда мне кажется, я ничего не чувствую, кроме боли. Но речь не о том, - продолжала она, расчесывая рану. - Значит, ты не мог меня спасти даже при всем желании.
- Где ты все-таки была?
- В одном месте, которое для мамы - рай, а для меня - тюрьма. Такая уж доля у знатной дамы - вечное заточение.
- Типун тебе на язык. Ты вольна поступать, как тебе заблагорассудится. Хочешь, сбежим от твоего жениха?
На миг лицо Клод просветлело, как будто в Сене отразилось солнце, но затем, когда она немного поразмыслила, лицо опять сделалось мрачным, точно реке вернулся первоначальный грязный цвет. Кажется, она совсем упала духом. Смотреть на это было невыносимо горько.
- Как тебе "Мое единственное желание"? - спросил я вкрадчиво. - Ты про него ни слова не сказала.
- У меня теперь нет желаний, - вздохнула Клод. - Да и то желание было не моим, а маминым.
Собака фыркнула, и она взяла ее морду в ладони.
- Да, чуть не забыла: спасибо тебе за ковры, - добавила она, заглядывая собаке в глаза. - Тебя, верно, и не поблагодарили. Ужасно красиво, хотя мне от них грустно.
- Почему, красавица?
- Мне вспоминается, какой я была раньше: веселой, счастливой, беззаботной. Знаешь, что подходит мне под нынешнее настроение? Ковер, где единорог уже приручен, дама там печальная и умудренная жизнью. Мне она нравится больше всех.
Я вздохнул. Кажется, я опять дал маху. Вот и пойми этих женщин.
Скатерть приподнялась, и под стол залезла маленькая рыжеволосая девочка. Она ухватила собаку за хвост и потянула на себя, а затем принялась хлопать ее по бокам и щипать за ребра, не обращая на нас ровно никакого внимания. Борзая даже ухом не повела - она грызла кость ягненка.
- Смотри, какое чудо я подобрала в тюрьме. - Клод кивнула на девочку. - Николетта, прогони собаку. Беатрис найдет ей кость побольше. Иди отсюда! - Она пихнула собаку под зад.
Но никто не двинулся с места - ни девочка, ни собака.
- Это моя будущая камеристка, - добавила Клод. - Конечно, придется ее обучать всякой всячине, но до этого еще далеко. Не мучить же такую кроху.
Я уставился на девочку:
- Ее зовут Николетта?
Клод залилась смехом - девчоночьим смехом, полным неявных обещаний.
- Я дала ей новое имя. В монастыре не могло быть сразу двух Клод.
Голова у меня дернулась, и я стукнулся о крышку стола, отчего Клод опять расхохоталась. Я взглянул на девочку, свою дочь, потом на Клод, не сводившую с меня своих ясных глаз. На миг во мне всколыхнулось прежнее желание, и я почувствовал, как оно передалось ей.
Трудно сказать, позволила бы Клод к себе притронуться, поскольку под стол неожиданно просунулась голова Беатрис - точь-в-точь как в прежний раз. Видно, таково ее назначение - чинить нам препоны. При виде меня она ни капли не удивилась. Наверное, все это время подслушивала, как водится у камеристок.
- Барышня, вас требует мать, - сказала она.
Клод нехотя встала на карачки.
- Прощай, Никола, - сказала она, улыбаясь кончиками губ. Затем кивнула на Николетту: - Не волнуйся, я ее никому не отдам. Правда, малышка?
Она выкарабкалась из-под стола, следом за ней исчезли и Николетта с собакой.
- Вот ты и попался, - злорадно произнесла Беатрис. - По твоей милости я девять месяцев провела в аду. Теперь я так просто тебя не отпущу, - сказала она, убирая голову.
Озадаченный этой невнятной угрозой, я еще какое-то время постоял на карачках, а затем вылез на волю. Жан Ле Вист покончил с едой и, развернувшись ко мне спиной, разговаривал с Жофруа де Бальзаком. Женевьева де Нантерр вместе с Клод стояла у другого конца стола и внимательно слушала, а Беатрис возбужденно что-то нашептывала ей на ухо.
- Обязательно, - вдруг воскликнула она, взмахнула рукой и подошла ко мне, встав между мной и Беатрис.
- Никола Невинный, чуть было не забыла. Дело в том, что Беатрис надоело быть в услужении и она не прочь стать женой художника. Верно, Беатрис?
Беатрис кивнула.
- Конечно, Беатрис - камеристка моей дочери. Ей и решать. Клод, ты позволяешь Беатрис выйти замуж?
Клод взглянула на мать, затем - на меня, и в глазах у нее блеснули слезы. Это была месть нам обоим.
- Нам с Клод очень жаль расставаться с тобой, Беатрис, - добавила Женевьева де Нантерр. - Но моя дочь не возражает, правда, Клод?
После недолгой заминки Клод чуть заметно пожала плечами:
- Да, мама. Если тебе так угодно.
Она отвела взгляд, когда ее мать взяла руку Беатрис и вложила ее в мою. Глаза ее были прикованы к "Вкусу".
Дамы на коврах взирали с башенных стен, вельможи ели, пили, смеялись и танцевали, но я на них не смотрел. И без того было ясно, что они улыбаются.
ЭПИЛОГ
Никола Невинный нарисовал эскизы витражей для собора Парижской Богоматери. Он прижил еще троих детей, всех на стороне.
Брак Клод Ле Вист и Жофруа де Бальзака остался бездетным. После смерти мужа в 1510 году Клод вышла замуж за Жана де Шабана. Детей у них не было. Когда она умерла, серию ковров "Дама с единорогом" унаследовали родственники второго мужа.
Николетта всю свою жизнь прослужила у Клод камеристкой.
Жан Ле Вист умер в 1501 году. После его смерти Женевьева де Нантерр постриглась в монахини и остаток дней провела в монастыре в Шеле.
У Филиппа и Алиеноры родилось еще трое сыновей. Первенец Этьен и самый младший стали художниками, остальные - ткачами.
Жоржу еще несколько раз пытались заказать ковры с единорогами, но на все предложения он отвечал отказом. "Слишком много мороки", - объяснил он Кристине.
В приданое дочери Кристина соткала небольшой ковер-мильфлёр. После этого она не садилась за станок.
Леон-старик скончался в собственной постели, в окружении жены и детей.
1
В моде (фр.).
2
Это мое единственное желание (фр.).
3
В Римско-католической церкви первый день Великого поста. В этот день, в соответствии с древним обычаем, на лоб верующим освященным пеплом наносится знамение креста.
4
Что же (фр.).
5
Погоди (фр.).
6
Истинно, дитя мое (фр.).
7
Конечно (фр.).
8
Ткач (фр.).
9
Золотое дерево (фр.).
10
Погоди (фр.).
11
Боже сохрани (фр.).
12
Второзаконие (33:18). В оригинале фигурирует буйвол.
13
Псалом 91:11.
14
Господи боже мой (фр.).
15
Зелень, растительный узор (фр.).
16
Квадрат - единица площади, равная 100 квадратным футам, или 0,09 м².
17
Ну хорошо (фр.).
18
Пойдем (фр.).
19
Минуточку (фр.).
20
Кстати (фр.).
21
Удар милосердия (фр.).
22
Остановись (фр.).
23
Любовь моя (фр.).
24
Что ж (фр.).
25
Малышка (фр).
26
Осторожно, детка (фр.).
27
Милочка (фр.).
28
Вообще-то (фр.).
29
Послушай (фр.).