Я подъехал к "Зеленому человеку", поднялся по лестнице и, прежде чем помыться и переодеться, решил на скорую руку подкрепиться виски. Я сел в невзрачное, но комфортабельное кресло, что стояло у камина напротив окна с фасадной стороны дома. Занавеси на нем были задернуты, но свет проникал через другое окно, находившееся слева от меня, где виднелась бронзовая французская статуэтка девушки. Проигрыватель Эми разносил по всему коридору грохот, визги и удары, слитые в причудливое разноголосье. Когда я прислушался или, вернее, постарался приноровиться к шуму, он внезапно прекратился. Прихлебывая шотландское виски, я неосознанно ждал, когда Эми поставит новую пластинку. Воцарилась тишина, по контрасту - особенно глубокая; фактически умерли все звуки. Это было не просто странно, но почти невероятно. Ни в одной гостинице тишина не длится более нескольких секунд, если не принимать в расчет четыре или пять часов между отходом ко сну последнего постояльца и приходом первой прислуги. Я подошел к двери и открыл ее. Не было слышно ни единого звука. Когда я вернулся, мне показалось, что комната, несомненно, выглядит иначе, чем пять минут назад при моем появлении здесь. В ней стало темнее. Но как это могло произойти? Солнечный свет из бокового окна по-прежнему ее заливал. Ах, вот в чем дело, потемнело второе окно, ни один солнечный луч не просачивался между двумя занавесками и в боковые щели по сторонам. Это было просто невероятно. Не ощущая до поры ничего, кроме огромного любопытства, я поторопился к этому окну и раздвинул занавески.
Как показалось вначале, снаружи царила ночь, полнейший мрак, словно я открыл глаза под водой, на морском дне, в тысячах саженей от поверхности. Затем я понял, что в действительности было не так темно, как показалось вначале: в безоблачном небе низко повис месяц, серп которого был прикрыт лишь на четверть. Горизонт находился на том же расстоянии, что и в обычную ночь, только у его линии исчезли посадки хвойных деревьев. А где-то на полпути от него появились луга, заменившие небольшие возделанные поля, которые я привык видеть прежде… Совсем рядом, подо мной, исчезла живая изгородь, окаймлявшая дорогу, конечно, пропали и телеграфные столбы, а сама дорога превратилась в узкую бугристую тропу. Хотя все застыло в неподвижности, это была живая картина, совершенно не похожая на фотографию.
Я повернулся и осмотрел столовую, в ней ничего не изменилось. Мои изваяния, как обычно, вписывались в интерьер, но впервые мне показалось, что, несмотря на бесстрастность, в них затаилось какое-то лукавство. Я подошел к боковому окну и, выглянув, увидел знакомый дневной ландшафт. Пока я в него всматривался, светло-голубая спортивная машина, судя по ее виду, TR5, выехала из деревни и направилась, резко, но беззвучно наращивая скорость, к моему дому. Разумеется, через фронтальное окно ее видно не было.
Я стоял и думал. Напрашивалась мысль добежать до Эми и привести ее сюда в надежде доказать самому себе и другим, что мне ничего не померещилось, что я действительно вижу реальные вещи и, во всяком случае, абсолютно здоров. Но я не мог допустить, чтобы девочка пришла в ужас при виде того, что наблюдал я сам, либо поняла, что мы видим разные вещи. Кроме всего прочего, я далеко не был уверен в том, что, направившись по коридору в комнату дочери, действительно найду ее там или хотя бы увижу знакомую обстановку.
Все еще решая, как поступить, я услышал доносившиеся снизу голоса - мужской и женский, а затем стук захлопнувшейся наружной двери. Однако моя наружная дверь издавала другой звук, когда ее закрывали. Женщина, которую я дважды видел на лестничной площадке, вышла из дому с фонарем в руках и направилась в сторону деревни, и хотя мне лишь мимолетно удалось остановить взгляд на ее лице, контуры фигуры и походка не оставляли никакого сомнения. Чуть слышно с нижнего этажа до меня опять донесся мужской голос, но на этот раз интонация его была совсем иной и отличалась особой монотонностью, безусловно мне знакомой, - при желании ей можно подыскать близкую аналогию; речь пастора, священника, произносящего проповедь, сразу приходила на память.
Женщина почти пропала из поля зрения; дрожащий свет ее фонаря был едва заметен. Затем я стал различать какое-то движение, начавшееся с другой стороны, шум доносился из леса, вернее, из мест, которые повременю называть иначе. Высокая и невероятно широкоплечая фигура брела по тропе, неуклюже ступая массивными ногами, которые, видимо, имели разную длину и грохотали с размеренностью мощного механизма, причем огромные руки рассекали воздух почти в том же ритме. Если допустить, что это человеческое существо, то его вес равнялся бы почти 350 фунтам, однако ничего человеческого в нем не было: оно состояло из отдельных бревен с грубой ребристой корой или тонкой блестящей кожицей и ветвей, скрученных веревками, а также из спрессованной массы зеленых, сухих и гниющих листьев. Когда существо приблизилось, с усердием ускоряя шаг, я увидел, что его левое бедро, то, что ближе ко мне, кое-где покрыто пластинчатой древесной губкой, - ее частицы падали вниз при каждом шаге, и до моих ушей долетал хруст и треск, сопровождавший его продвижение. Когда чудовище поднялось по тропе вверх и оказалось напротив меня, оно повернуло в сторону дома глыбообразную шишковатую голову, и я сразу же зажмурил глаза, ибо желания лицезреть физиономию, приснившуюся мне две ночи назад в гипногогическом видении, с тех пор не прибавилось. В ту же минуту снизу донеслись проклятия и тревожные крики; я знал, что Андерхилл в это самое время (будь это сейчас или в далеком прошлом) наблюдает из окна ресторана, который в мою бытность в такой час пустел и был закрыт.
Когда я снова открыл глаза, существо гротескным валким шагом начало удаляться. Я ждал, размышляя, как поступить, если спектакль не прекратится и я останусь в подвешенном состоянии между современностью и веком Андерхилла. Возможно, если бы удалось перебраться в знакомые места, которые я все еще видел через боковое окно, возникли бы прежние звуки и я бы перестал за себя бояться. Но как туда добраться? Когда несколько мгновений назад я открыл дверь, достаточно было просто прислушаться, не вглядываясь, чтобы понять - эта комната, единственная в доме, не отброшена почти на три столетия назад. Оставался только один возможный путь - вылезти в окно и спуститься по стене. Меня стали мучить сомнения, не является ли привидевшаяся мне версия реальности только зрительной галлюцинацией, но тут я услышал пронзительные крики, раздававшиеся не рядом, а, вероятно, где-то в двухстах ярдах от дома, и в окружавшей сказочной тишине казавшиеся очень ясными и звонкими - их сопровождал еще один звук, такой же гулкий - то ли вой, то ли прерывистый свист, я часто его слышал, но только в другой гамме, скорее всего, он напоминал сильный шум ветра в ветвях деревьев. Я зажал уши пальцами и, не отрываясь, смотрел через фронтальное окно на этот новый ночной пустынный ландшафт. Надолго ли меня хватит, чтобы все это вынести?
Затем чуть слева по линии горизонта мгновенно вспыхнул ослепительно яркий свет или огонь желтовато-зеленого цвета. Прошло несколько секунду, скорее всего, в небе запылало еще одно пламя, огромное, напоминающее солнце, но зубчатое, ажурное, ярко-синего цвета. Через довольно продолжительное время еще две вспышки почти одновременно осветили окрестность, одна - желтовато-зеленая - появилась рядом с самой первой, а другая - еще более синяя - на противоположной оконечности неба. По оси той, что зажглась чуть раньше и имела форму слегка зазубренного толстого цилиндра, проступил темный тонкий вертикальный ствол. Я его сразу же узнал, хотя вначале не мог вспомнить, как он называется, и лишь потом понял, что это часть телеграфного столба. Следующие вспышки появлялись через короткие неравные интервалы и были похожи на сгустки расплавленного металла, брошенные на темную фотографическую пластину. Три сгустка слились воедино, и перед глазами открылось несколько ярдов освещенного солнцем и покрытого металлом шоссе. Я разжал уши; значительно быстрее, чем возможно в действительности, со стороны дороги нарастал гул приближающейся машины. Затем до меня донеслись голоса людей и скрип хлопающей наружной двери - моей собственной. Когда за окном осталось всего несколько отдельных темных пятен, дверь в комнату открылась настежь.
Я резко повернулся. Виктор в несколько прыжков оказался у моих ног и завалился на бок. За ним стояла Эми. Я заторопился к ней навстречу и прижал к себе.
- Что случилось, папа?
- Ничего. Все в порядке. Я просто неважно себя почувствовал.
- Ой, ты слышал крики?
- Что?
- Крики. Кажется, орали где-то на улице, но казалось, будто совсем рядом. Ты слышал?
- Да, - я старался говорить и выглядеть спокойно, но слова застревали в горле. - Разве ты не заводила пластинки?..
- Я как раз сняла одну и собиралась поставить другую, в доме было тихо.
- И за окном все потемнело?
- Потемнело? Нет. Как это?
- Кто кричал, как ты думаешь?
- Ты же сказал, что сам слышал.
- Да, - произнес я, наливая в стакан и залпом выпивая виски. - Но хочу знать твое мнение.
- Ой, ну… Наверное, это была женщина. Кажется, она очень перепугалась.
- Не думаю, дорогая. Скорее всего, это деревенские девчонки затеяли возню.
- Что-то непохоже.
- А какой-нибудь другой шум до тебя не долетал?
- Нет. Ой, да! Причитания, завывания, будто кто-то тянет мелодию без слов, поет себе и поет. То тише, то громче. Ты тоже слышал?
- О да. Народ веселится как умеет.
Эми помолчала, а потом произнесла:
- Хочешь, пойдем посмотрим вместе "Лучшие хиты"? Они начнутся в пять сорок.
- Пожалуй, я не смогу. Спасибо, Эми.
- Ты же сам говорил, что в прошлый раз тебе понравилось?
- Говорил? Ах да, но сегодня я буду очень занят. Мне надо переодеться и тут же спуститься вниз.
- Хорошо, папа.
- Я посмотрю в другой раз.
- Ладно уж.
Она вышла из комнаты в мирном настроении. Хотя я бы предпочел, чтобы она устроила сцену. Эми не успокоилась, а только ушла в себя и удовлетворения не чувствовала: она знала, что я не открыл правды. Но как ей объяснить, что нечего бояться криков и шума, раз дело происходит около 1680 года?
Несмотря на довольно сильное душевное потрясение, вызванное событиями, в гущу которых меня втянуло, я испытывал облегчение. Ведь немногим удавалось устоять, опираясь только на внутреннюю уверенность в собственном здравом рассудке перед лицом впечатляющих фактов, доказывающих обратное. В ознаменование собственной победы, а также из других побуждений я за пару минут выпил два полных стакана шотландского виски с содовой, причем без всякого усилия… Затем пошел принять ванну.
Лежа в оцепенении в ванне, я не мог пожаловаться на самочувствие. Не вызывало сомнений, что сердце и спина с самого раннего утра жизнь мне не портили. Джек Мейбари нашел бы что сказать по этому поводу, хотя мне не удалось бы объяснить, какие именно заботы почти весь день отвлекали меня от эгоистической рефлексии. Я ощущал себя трезвым, скорее, практически трезвым, так как чувство абсолютной трезвости было мне неприятно уже много лет. Иначе говоря, если для полного комфорта чего и недоставало, то об этих мелочах не стоило и упоминать. Зеленый человек. "Зеленый человек". Десятки, а возможно, и сотни английских пивных и гостиниц носят такое название; я вспомнил, что читал то ли о "Джеке в зеленом" - одном из персонажей традиционных майских гуляний, то ли просто о леснике, который в прежние времена одевался во все зеленое. Возможно ли, чтобы мой собственный дом, который имел неизменное имя со времени его основания в последние годы четырнадцатого столетия, настолько отличался от всех прочих жилищ, а сверхъестественный слуга Андерхилла существовал уже тогда? В таком случае освящение здешних мест для его изгнания означало бы, в некотором смысле, создание нового обряда. Интересная мысль.
Оцепенение сковывало меня все сильнее. Посматривая смутным взглядом из-под прикрытых век на линию стыка стены с потолком, я заметил какую-то красно-зеленую штучку, медленно передвигающуюся справа налево. Вначале лениво, потом в сильном волнении я старался понять, что это такое. Вероятно, муха или мошка. Безусловно, насекомых такой окраски не существовало, во всяком случае в Англии. И передвигалась эта тварь иначе, чем муха, часто и быстро взмахивающая крыльями, которые вместе с ногами сливаются в один круглый или округлый темный комок, да и мошка порхает совсем по-другому. Оба крыла твари, от которой я не отводил взгляд, бились в воздухе в едва различимом медленном ритме, почти незаметном для глаза, ноги - обе - снизу плотно прижимались к туловищу, виднелись шея и голова. Это была птица. Вернее, птичка размером не больше мухи или мелкой мошки.
Я вскочил на ноги и всмотрелся в нее пристальнее. Несомненно, это птица: я отметил, как блестят перья, и, напрягая зрение, рассмотрел коготки на лапках и даже услышал шум крыльев. Я протянул руку, чтобы схватить ее, но птица сразу же исчезла, а потом появилась снова, вылетев из-под моей ладони. Я схватил полотенце, скомкал его и, прижав ко рту, около двух минут орал, не разжимая глаз. Когда я их все-таки открыл, птица пропала. Я вопил и стенал в полотенце еще две-три минуты, затем впопыхах вытерся им и, считая про себя, помчался в спальню. Если успеть одеться раньше, чем число достигнет четырехсот пятидесяти тысяч, загадал я, птица больше не появится, по крайней мере, некоторое время. Я зажмуривал глаза, как только предоставлялась возможность, завязывал вечерний галстук вслепую, но, причесываясь, все-таки взглянул прищуренным глазом в зеркало и тут же заметил мушку, беззвучно летающую вокруг головы. Абсолютно уверенный в том, что это всего-навсего муха, я не мог удержаться от воплей и, бросившись в постель, долго всхлипывал, уткнувшись носом в подушку, однако считать не переставал. Вначале я решил, что все мои вопли и всхлипы потянут не больше чем на сто тысяч и, вероятно, не ошибался, хотя точно сказать трудно: я не обратил внимания, когда назвал первую цифру, но так или иначе, меньше полутора минут пройти не могло. Я надел обеденный сюртук и на счете четыреста двадцать семь тысяч уже стоял в дверях, а следовательно, имел шанс какое-то время птицу не видеть.
Я беспрепятственно вышел на лестничную площадку, зажмурив один и слегка приоткрыв второй глаз. Там наткнулся на Магдалену и отправил ее за Ником или, если его не найдет, за Дэвидом. Затем вернулся в столовую, в основном на ощупь, и, обойдя стул, который стоял напротив фронтального окна, сел, все еще не раскрывая глаз. Не прошло и минуты, как я услышал шаги и тут же вскинул веки и перестал считать, хотя до последнего момента без всякой цели продолжал про себя это занятие. Теперь я дышал нормально.
Ник поспешно входил в дверь вместе с Джеком Мейбари. Оба выглядели весьма озабоченно - Ник по-своему, по-сыновнему, Джек профессионально, но без тени осуждения. Он подошел ближе и посмотрел на меня.
- Что случилось, Морис?
- Я что-то видел…
- Опять призраков? - Он взглянул на Ника, а затем снова на меня. - Наслышан о твоих встречах с духами.
- Зачем ты приехал, Джек?
- Сделать пару глотков по пути в клинику. И, кажется, заглянул не зря. Ник, вы не позвоните Даяне предупредить, что я задержусь? - Джек дал номер телефона, Ник вышел, а он произнес почти вкрадчиво. - Теперь, Морис, выкладывай свою историю.
Я рассказал почти все про зеленого человека, про женские крики, про признание Эми, заявившей, что она тоже их слышала. Не упомянул только о молитвенном бормотании, долетевшем до нашего слуха.
- Значит, полагаешь, что ты с Эми одинаково отреагировал на происшедшее, ну хотя бы в общих чертах? Понятно. Когда это случилось? Понятно. Хочешь еще что-то сказать?
- Да, я видел птичку, которая летала в ванной. Она совсем маленькая, - тут я снова всхлипнул, - но порхала, как большая. И крылышками медленно-медленно взмахивала. Потом взяла и улетела. Незадолго до того я сильно перебрал, поэтому просто камень с души упал, когда Эми призналась, что тоже слышала крики, понимаешь, не мне одному померещилось. В этом не мешает разобраться.
- Да, возможно, но ведь это у тебя не первый случай. Здоровье надо восстанавливать, вот в чем загвоздка.
- Думаю, это…
- Это действительно смахивает на начало белой горячки, спору нет, а вот твой деревянный парень, пожалуй, из другой оперы. Ты видел прежде сны, Морис?
- Да говорю же тебе, это не сон. Я никогда не вижу снов.
- А задремать в кресле ты не мог? Наверняка ты…
- Нет, я видел его собственными глазами.
- Хорошо.
Он стал щупать мой пульс.
- Что ты на это скажешь?
- Ровным счетом ничего, пожалуй. Ты все еще потеешь?
- Сегодня - нет.
- Судороги продолжаются?
- Как обычно.
- Хорошо. Итак, какие бы диковины ни привиделись, вреда тебе они не причинят. Понимаю, ты напуган, но не забывай - все, что они могут, - это вызвать страх, не больше. Белая горячка - только предупреждение, а не само несчастье, и мы можем ее лечить. Ее обычно вызывает эмоциональный стресс плюс алкоголь, и причину стресса я вижу в смерти твоего отца. Думаю, все твои привидения - прелюдии к происшествию в ванной, и твоя вера в зловещие и враждебные существа, которые тебя якобы окружают, в таких ситуациях достаточно банальна. Согласен?
- В определенном смысле да. Я понимаю, что ты имеешь в виду.
- Хорошо. Тебе нужно на какое-то время уехать отсюда. Юный Дэвид, вполне компетентный малый, да и Джойс…
-, Джек, я не позволю себя запереть.
- Боже мой, о чем ты говоришь! Это просто частная клиника, которая занимается практикой такого рода, с очень хорошим..
- Я туда не пойду. У меня слишком много работы здесь. Завтра похороны отца, это первое. Ну а дальше будет видно. Ты должен мне помочь. Скажи, что я… - Я услышал приближающиеся шаги и заторопился: - Никому ни слова и дай какое-нибудь лекарство, ведь есть таблетки от этого, правда?
Вошел Ник.
- Кое-что есть. Ладно. Но я с тобой не согласен. - Джек повернулся к Нику. - Все в порядке?
- Да. Сожалею, что не управился быстрее.
- Да, знаю. Итак, вот мое заключение по поводу вашего отца - слишком большое пристрастие к бутылке. Нужно бросить пить, не без помощи медицины, конечно.
- Прекрати молоть чушь, черт возьми, - сказал я. - Капли в рот не возьму в ближайшие пятьдесят лет.
- Нет, Морис, так нельзя. Это верный способ заработать неприятности. Для начала надо сократить норму спиртного наполовину, всего лишь наполовину, не больше. Относись ко всему как можно спокойнее. В делах положись на юного Дэвида. И поговори обо всем с Ником и Джойс. Это - медицинский совет. О, кажется, я ненадолго задержался, не предполагал. Ник, если не возражаете, загляните ко мне через полчасика, я дам вам кое-какие рекомендации для вашего отца. Звони в любое время, Морис. Все пройдет через пару дней, но при одном условии - делать, как я сказал. Ну, будь здоров.
- Я провожу вас, Джек.
- О, зачем… Хорошо, благодарю вас.