22.30
Лихов - Зарень
Тем временем операция по перехвату и задержанию пятерых сбежавших заключенных разворачивалась во всех направлениях. О побеге стало известно еще утром, но, к сожалению, начали действовать не сразу - по вполне понятным причинам. Сначала разбирались с водителем автозака и сопровождающим: почему и как оно получилось и, главное, в каком месте произошло. Но точное место ни водитель, ни сопровождающий указать не могли: они обнаружили открытую дверь уже при подъезде и не сами - кто-то то обгонявший посигналил и показал из окна рукой: посмотрите, дескать, что у вас там сзади. Тем не менее, была известна та часть маршрута, где это, по всей вероятности, случилось. Пустили туда экипажи ППС и прочих служб, надеясь прочесать эти районы и, может быть, наткнуться на беглецов. Когда попытки не увенчались успехом, доложили по начальству. Начальство вызвало водителя, сопровождающего, руководителей, которые пытались организовать поиск по горячим следам, дотошно все выспросило, сказало все, что думает о разгильдяях, пригрозило увольнением и приказало еще раз прочесать уже прочесанные места - очень уж не хотелось передавать неприятную информацию выше.
Но и повторные поиски не дали результата. Начальство было вынуждено доложить своему начальству, в УВД Москвы. Это начальство, схватившись за голову, вызвало подчиненное начальство, водителя и сопровождающего, тех, кто уже участвовал в операциях поиска, устроило всем громовой разнос, пригрозило увольнением и приказало сделать, что угодно, но беглецов найти. Еще раз прочесали уже дважды прочесанные районы, охватили шире - без толку. Начальство УВД поняло, что придется доложить министерскому начальству. Если бы рядовые были рецидивисты, можно было бы оттянуть, попробовать справиться, а тут - известные личности, и о Федорове газеты писали и пишут до сих пор, и о маньяке Притулове, да и о Сергее Личкине - в связи с казусностью случая: "Комсомольская правда", в частности, вывесила огромный заголовок: "Резня после свадьбы". Бывали уже прецеденты, когда министерское начальство о чем-то или ком-то узнавало из печати, а не от своих низовых звеньев, и страшно возмущалось, а министр даже высказывался в том духе, что еще один такой случай - и он не пощадит никого.
Министерское начальство, естественно, пришло в бешенство - уже от одной мысли, что придется доложить министру. Вызвало всех, кто причастен к происшествию. Устроило разборку. Наконец поставило в известность министра, и операция началась уже всерьез.
Сложность заключалась в том, что необходимость широкого оповещения сопрягалась с требованиями секретности, иначе узнают ненавистные милиции средства массовой информации, которые, как убеждены все, от министерства до рядовых опорных пунктов, лишь пособничают преступникам, снабжая их ценными сведениями, помогающими уйти от ответственности.
К вечеру появился реальный след: в районе Копенок нашли в овраге разбитую милицейскую машину, а рядом - связанного милиционера. Милиционер дал показания: они в ходе заградительно-поисковых мероприятий остановили автобус, напарник пошел проверять, из автобуса выскочили люди, напали, связали.
Какой автобус?
Милиционер ответил: большой, красный, "мерседес". Может быть, рейсовый, но он не обратил внимания: они сзади обгоняли, там никаких табличек не было, а спереди он не посмотрел.
В это время, на счастье, поступил звонок: сознательный гражданин, пожелавший остаться неизвестным, сообщил, что в начале вечера он наблюдал, как двое напали на милицейскую машину, стоявшую перед автобусом. Маршрутом автобуса, к сожалению, тоже не поинтересовался.
И все же стало легче, хотя и не окончательно легко: автобус мог свернуть куда угодно.
С другой стороны, не так уж много красных пассажирских "мерседесов". Стали обзванивать автопредприятия, чьи автобусы ходят по междугородным маршрутам. Выяснилось, что подобных автобусов десятки. Но все же не сотни и не тысячи. Дали указания проверять все красные "мерседесы" - с осторожностью: какой-то из них захвачен, пассажиры стали заложниками, у преступников имеется оружие.
Потом некто сообразительный предложил идею, требующую кропотливости, но сулящую результаты: пусть автопредприятия дадут номера телефонов водителей. Обзвонить их всех и это что-то даст.
Сейчас как раз этим и занимались. Пока все водители отвечали спокойными голосами, что все нормально. Но у некоторых телефоны были отключены или недоступны.
Круги сужались и сужались, все особым милицейским чутьем предугадывали, что вскоре беглецов обнаружат. Лучше бы, конечно, до наступления темноты.
А в оперативных кабинетах уже разрабатывали планы захвата, напряженно думая над тем, как избежать жертв.
Если их еще нет.
22.30
Лихов - Зарень
Дружественная выпивка в автобусе продолжалась. Маховец подобрел, выпил даже на мировую и с Желдаковым, которому повредил ухо, и с Мельчуком, которого чуть не убил.
Петр со всей деликатностью, которая ему была доступна, пытался наладить контакт с Еленой. Та отвечала односложно, но уже без явной неприязни. Пару раз взглянула на Петра с легким удивлением и недоверием - когда тот небрежно упомянул имена двух очень известных по светским гламурным журналам девушек.
- Думаете, вру? - спросил Петр.
- Не знаю… Бывала я в этих кругах. Они очень фильтруют, с кем иметь отношения, с кем нет. На виду же все.
- В этом и фокус, - объяснил Петр. - Они понимают, что если закрутят с кем-то известным, это сразу все узнают. Статьи, фотографии, кому это надо? А когда человек ниоткуда, ну, тайный человек, но свой, то есть, с деньгами и все такое, у него шансов даже больше.
- Логика есть, - согласилась Елена.
И Петр, вдохновленный, продолжил ненавязчивый, но целенаправленный разговор.
Притулов выпивал понемножку, не торопясь, улыбаясь своим мыслям.
Личкин, быстро опьянев, сел рядом с Федоровым и попытался заново рассказать ему свою историю, Федоров делал вид, что слушает, думал о своем.
Димон, накатив водочки на еще одну закурку, блаженствовал.
Старуха Лыткарева задремала.
Любовь Яковлевна, выпив от нервов, почувствовала сильный аппетит и достала вареные яйца, которых взяла в дорогу два десятка. Она ела яйцо за яйцом, сосредоточенно глядя перед собой; Арине это почему-то казалось смешно, она потихоньку хихикала и отворачивалась.
Наталья, спохватившись, что до сих пор не рассказала Куркову о своей жизни в Москве, наверстывала, подробно описывая самые знаменательные события и встречи:
- Он сам мне позвонил, я не навязывалась. Нужна героиня с интеллектуальным и красивым лицом, двадцать восемь лет примерно. Сбился с ног. Ну, ты понимаешь. Либо красивая, но интеллекта ноль, либо интеллект в наличии, а с внешностью плохо, если же и то, и то - возраст старше. Я говорю: минуточку, мне тоже тридцать семь лет. А он: вы какого года фотографию мне прислали? Я говорю: этого. Не может быть! Надо встретиться. Ладно, приезжаю. Он смотрит: вы не шутите, вам правда тридцать семь? Я говорю: паспорт, что ли, показать? Ладно, говорит, снимаем пробы. Хорошо, снимаем пробы, я уезжаю, через пару дней звонок. То, да се, пробы замечательные. Но, кажется, ничего не выйдет по независящим причинам. Я ему: слушайте, не морочьте голову, какие еще причины? Он полчаса что-то такое говорит, а потом говорит: только, говорит, между нами. Хорошо. Только между нами: Изместьев тоже посмотрел пробы. Все-таки он на главную роль. Он посмотрел и сказал, что в паре с вами играть не будет. Я говорю: почему? А он говорит: я, говорит, не хочу выглядеть на ее фоне идиотом… Давай еще выпьем.
Курков кивал. Он понимал и видел то, что было ему известно и по прежним годам совместного проживания с Натальей: ее понесло, она не сможет теперь остановиться. Бывало, он сутками сидел с нею, выводя из этого состояния, слушая упреки, крики, рыдания, дожидаясь, когда она устанет и уснет. Обманывал, говорил: "Делай хотя бы паузы, дождемся трех часов, и получишь свою дозу". Она замолкала и лежала, глядя на часы. Терпела. Когда стрелка приближалась к трем, начинала метаться, будто лихорадочная больная, просить: "Две минуты осталась, какая тебе разница?" Но он старался выдерживать. А потом дозу в пять, в семь…
Вот и сейчас он попытался применить этот метод:
- Наташа, тебе пока хватит.
- Ты что? Я в норме!
- Хотя бы до Зарени.
- А когда Зарень?
- Не знаете, когда Зарень? - спросил Курков Тепчилина.
- Вроде скоро.
- Скоро - понятие растяжимое! - Наталья была недовольна ответом.
Но пока смирилась, только иногда украдкой отодвигала занавеску: не показалась или еще Зарень?
Тихон сжимал руку Вики и улыбался.
Она не убирала руку - словно не придавала этому особого значения.
Нина отказалась от выпивки: у нее для успокоения есть книга.
Дафна знала, что Стив не примет добровольную жертву, он слишком гордый. Надо было все устроить так, чтобы он не догадался, чтобы это выглядело несчастным случаем. Но как устроить несчастный случай? Это ведь не ногу сломать или руку. А заболеваний, которые ведут к слепоте, таких, например, как глаукома или диабетическая ретинопатия, у нее, к сожалению, не наблюдается. Гарантирует слепоту разрыв сетчатки, но непонятно, как этого добиться.
Прочитав множество книг и статей в Интернете, Дафна узнала, что случаев внезапной потери зрения великое множество, но нарочно добиться этого крайне сложно, если, конечно, не выжигать и не выкалывать себе глаза, что недопустимо.
Эта идея стала главной в ее жизни. При этом она вовсе не боялась слепоты, наоборот, ей понравилось изображать из себя незрячую.
Она уезжала в Бриджпорт, где ее никто не знал, и ходила там целыми днями в черных очках, познавая этот город слухом и осязанием. Когда же возвращалась в Хартфорд и вынуждена была опять становиться зрячей, ей было неуютно, странно, хотелось надеть черные очки, но ее никто бы не понял…
Интересно, подумала Нина, а можно ли, в самом деле, так любить человека, чтобы захотеть потерять зрение? И зачем, главное? Что, нельзя любить и оставаться зрячей? Это психоз какой-то. Но не было бы психоза, не было бы и книги. Огромное количество книг вообще основано на психозах, заключила Нина. Даже классика: что, у Раскольникова - не психоз? Или симпатичный парень Гриффите из "Американской трагедии" Драйзера - что, обязательно ему было девушку топить? Психоз. И много таких примеров.
Ее вывел из размышлений взрыв смеха.
- А вот еще! - торопливо кричал Димон. - Идет по пустыне мужик без воды, голый…
Что они делают? - не поняла Нина.
Догадалась: рассказывают анекдоты.
Мастерами оказались трое: Димон, Курков и Петр. Они с трудом дослушивали друг друга до конца и, не успевал предыдущий рассказчик договорить финальную фразу, кричали:
- А вот еще! Красивая девушка ищет работу, пришла в офис…
- Автомобилист говорит страховому агенту…
- Мужик пришел домой, а жена в холодильнике…
- Сидят на заборе две вороны…
Стесняясь, рассказал анекдот и Ваня Елшин.
И Арина рассказала под осуждающим взглядом матери - но приличный.
Тепчилину тоже захотелось что-то рассказать, но силился, тужился - ни одного не мог вспомнить. Да и не любит он их, если честно.
Потом Личкин добился очереди, начал, но не смог продолжать, зашелся от смеха.
Никто не заметил, как проехали милицейский пост перед Заренью.
То есть Маховец заметил, насторожился, внимательно посмотрел на Козырева. Но все обошлось.
А Козырев, миновав пост, увидел в боковом зеркале заднего обзора, как милиционер, проводивший автобус взглядом, побежал к машине, вытащил микрофон на шнуре и что-то начал торопливо говорить.
Наконец-то, подумал Козырев. Давно пора.
22.45
Зарень
- А вот еще анекдот! - закричал Притулов. - Еще анекдот! Объявление! В нашем городском парке появился секс-маньяк! Проезд в парк автобусом пятым и десятым!
И он засмеялся, но анекдот показался не смешным, а некоторые даже и не поняли. Притулов, увидев это, резко оборвал смех и спросил:
- Что, не доходит? Это про меня анекдот, граждане присяжные!
- Опять суд начинается? Валяй! - обрадовался Димон.
- А вы в самом деле маньяк? - спросила Елена, чувствуя себя, как ни странно, защищенной, потому что рядом с нею сидел Петр. Тоже преступник, но все-таки не маньяк, а угонщик, то есть преступник нормальный.
- А что это вы вздрагиваете? - спросил ее Притулов, хотя Елена и не думала вздрагивать. - Придумали тоже слово - маньяк. То есть псих. От слова мания, так ведь? А мания - психоз. Я правильно понимаю? Но, между прочим, если кто видел по телевизору, а по телевизору любят суды над маньяками устраивать, никто из них, тот есть из нас, извините, на психов не похож! И экспертиза их такими не признает. И меня, кстати, признали полностью вменяемым. Следовательно, я психически здоров, так?
Притулов обвел всех глазами, но никто ему не ответил.
- Маньяк! - сказал он саркастически. - А я так вам скажу: эти люди, кого вы называете маньяками, они…
- Братья по разуму! - веселясь, подсказал Димон.
- Хорошее выражение, - усмехнулся Притулов, но продолжил, как намеревался: - Они самые нормальные люди на земле, а вот все остальные - маньяки!
Выпивший и осмелевший автобус грохнул смехом. Никто - или почти никто - уже не верил, что дело может принять опасный оборот. Ну, похулиганили преступники сначала для порядка, для запугивания, но вот выпивают и закусывают, как обычные люди, рассказывают анекдоты, и всего-то им надо - подальше отъехать.
Притулов смотрел злыми глазами, ждал, когда досмеется последний.
- Ладно, - сказал он. - Сейчас я буду смеяться. Может, я неточно выразился. Не все маньяки. Среди мужчин еще попадаются, более или менее, кто в себе. А женщины маньячки все поголовно.
- Согласен! - крикнул Димон.
На этот раз Притулову его поддержка не понравилась.
- Будешь встревать, башку прострелю, - сказал он и взял карабин, который лежал возле Маховца. Маховец хотел было возразить, но передумал - у него оставался еще автомат.
С карабином в руках Притулов выглядел более внушительным оратором, смешки смолкли. Пассажиры видели, как в глазах Притулова замерцал, затеплился какой-то огонек - и разгорался с каждой минутой.
Но Притулов сдерживал себя, он изо всех сил себя сдерживал.
- А что, не маньячки? - спросил он. - Разве они не помешались на том, чтобы мужчин заманивать? Все, абсолютно все! А потом обижаются, что на них нападают! Вот вы! - обратился он к Елене с подчеркнутой вежливостью. - Вы зачем так обтянулись?
- Девушке идет, - объяснил за Елену Петр.
- Не в том дело, что идет, - не согласился Притулов. - Она для мужчин так обтянулась. Чтобы они ее хотели! Не так?
- Я просто хочу нравиться, это нормально, - ответила Елена.
- Вот! - Притулов кивнул, будто услышал подтверждение чему-то. - Нравиться она хочет. Кому?
- Себе в первую очередь.
- Неужели? А другим нет?
- Ну, и другим. Что в этом такого? - не понимала Елена.
- А зачем? - с улыбкой спросил Притулов.
Елена пожала плечами:
- Ну, чтобы хорошо себя чувствовать. Ценить себя. И чтобы другие ценили.
- Нет! - опроверг Притулов. - Не для этого! А для того, что ты всем показываешь, что готова отдаться любому! Почему бы тебе так для мужа не одеться? Где-нибудь, где только он тебя видит? А?
- А если у девушки мужа нет? - возразил Петр.
- Тогда и нечего! Нет, не для мужа ты так одеваешься, не для жениха, ты мечтаешь, чтобы тебя все вокруг хотели! Женщина - сумасшедшее существо! - поделился Притулов сокровенным. - Вот ты выходишь на улицу, вся вот такая обтянутая, тебе кажется, что ты хочешь мужчинам нравится - будущему жениху, будущему мужу, а на самом деле ты вредишь каждому! Идет мальчик, школьник, так? Ему, может, лет восемь, так? Он еще в этом ничего не понимает, только догадывается. Ему нужно нормальное развитие - играть с девочками, дружить! А тут идешь ты. И все у тебя наружу! И это для мальчика - травма, разве нет?
- Чушь какая-то, - сказала Елена. - Я должна о детях, что ли, думать?
- А о ком же? Вы же осатанели все! У вас в витринах голые девушки висят, вы сами ходите голые фактически! Это разве не провокация! Да любой маньяком станет! И не думайте, это всех касается! - Притулов, отстав от Елены, пошел по проходу. - Вот вы, женщина в возрасте, - сказал он Любови Яковлевне, - вы зачем эту прозрачную кофточку напялили? А?
- Не такая она прозрачная, - отговорилась Любовь Яковлевна. - И жарко же.
- Не жарко! - отверг Притулов. - Для мужчин ты так одеваешься, хотя у тебя уже дочь взрослая! Она ведь дочь тебе? Почему, кстати, у дочки вырез почти до пупа? А? - Он указал пальцем на Арину, блузка которой действительно имела вырез, но не такой уж и глубокий. Арина отшатнулась:
- Чего вы? Не надо!
- Шею свою показываешь? - обличал Притулов. - Кому? На грудь намекаешь? Чтобы заглядывали? Не так?
Не дождавшись ответа, он шагнул к Наталье:
- И вы туда же! - укорил он ее, покачав головой, словно не ожидал, что Наталья тоже окажется из разряда осуждаемых им женщин.
- Перестаньте, - поморщилась Наталья.
- Ты гонишь, дядя! - крикнул Димон. - Зря пристал к женщине!
Он имел в виду, что Наталья была одета, пожалуй, скромнее всех. Собираясь в дорогу, она, видевшая себя в роли возвращающейся изгнанницы, блудной жены, решила подчеркнуть это покаянным видом одежды: очень простые джинсы и черная футболка с рукавами.
- Хотите сказать, что вы скрываетесь? - спросил Притулов. - Но ведь не мешок на себя одели, все скромненько, но красивенько, и черный цвет вам идет, и вы это знаете! Тоже дразните, как и все! А вы, бабушка? - продолжил он, перейдя к Лыткаревой. - Вам-то совсем уже стыдно!
- Ты чего это? - растерялась Татьяна Борисовна. - Имей совесть, чего пристал?
- Я-то не пристаю, это вы пристаете! И ты, бабушка, тоже! Тебе умирать пора, а ты платочек цветной на голову нацепила! Кому нравиться собралась? А я тебе скажу: это инстинкт! Вы хотите нравиться, даже когда уже никому не нравитесь! Вы до смерти хотите нам головы морочить!
Тем временем Тихон снял с себя сумку и положил ее на ноги Вике, чтобы прикрыть ее живот.
Но Притулов, метнувшись к ним, ухватил сумку, отбросил и спросил, словно безмерно удивившись:
- А это что? Это животик у нас! Совсем у нас голый животик! И ножки голые! Как в стриптизе, среди людей находимся! Для кого? Для своего молодого человека? А разве он и так всего этого не видел? Ты пойми, девушка, - убеждал Притулов Вику страдальческим голосом, - ты пойми, что происходит! Ты с одним по улице идешь, а другим себя показываешь! Это же проституция форменная!
- Дурак! - не удержалась Вика.
- Вот именно, - буркнул Тихон, чтобы не остаться в стороне.
И тут Притулов рассвирепел. Он перестал себя сдерживать и полностью отдался праведному гневу.