Он один знал, что будет: ему было известно, что в автомате нет патронов. Маховец не проверил - он даже не предполагал, что автомат боевого милиционера может оказаться не заряженным. А вот оказался. В кои-то веки польза от нашей нескладицы: когда объявили выезд по тревоге и все бросились в оружейную комнату, оказалось, что автоматы взять можно, а патроны в рожках-магазинах, всегда хранившиеся отдельно, заперты оружейщиком в сейфе. Оружейщик же ушел обедать. Ему звонили - он не взял с собой телефон. Искали второй ключ - не нашли. А начальство торопило. Когда стало ясно, что патроны можно получить только через час, Коротеев плюнул и уехал, надеясь перехватить патроны у кого-нибудь из других групп - взаймы с отдачей. Не получилось, не успел.
Притулов упал. Маховец, быстро поняв, в чем дело, успел ударить прикладом Коротеева по затылку. Милиционер скатился на ступеньки и больше уже не поднимался. А Ваня бросился на Притулова сверху и не давал подняться. Желдаков выхватил у Притулова карабин. Мельчук, Курков и Тепчилин заторопились к свалке - помогать. Петр, Федоров и Личкин беспомощно смотрели - слишком все было неожиданно.
- Что там, что там? - спрашивал Артем Козырева.
- Завалили.
- Кого?
- Сейчас ясно станет.
- Может, посигналить?
- Пока не надо.
Подручными средствами, ремнями, оторванными от сумок, футболками - связали Притулова и Маховца.
Пошли к остальным.
- Не надо! - закричал Личкин. - Я сдаюсь!
- Дурак, - сказал ему Петр, вытягивая руки вперед. Считая себя умным, он предпочел сам показать свою покорность, но поиметь выгоду: пусть свяжут руки спереди, как он подает, а то свяжут сзади, даже нос не почешешь. Но Тепчилин догадался, завел ему руки назад.
Связали и Личкина, и Федорова.
- Ну что, я останавливаю? - весело спросил Артем.
- Погоди, - запретил Желдаков.
- Чего годить-то?
- А того. Их возьмут сейчас и опять в тюрьму, и будут они там опять сидеть. Слишком жирно. Мы их сами тут будем судить сейчас. И расстреляем в порядке самообороны.
- Как бешеных собак! - выкрикнул Мельчук. - Как собак, как собак! - С этими словами он несколько раз ударил Притулова ногой в бок. Вика смотрела растерянно. Она все не так представляла. Она представляла, как пырнет ножом человека с оружием. За несколько минут она тысячу раз это успела увидеть. Но того, как будет резать упавшего человека без ружья, не видела, не приготовилась к этому. Нож, между тем, уже достала и держала в руке. Тихон увидел, сел рядом с ней, взял у нее нож.
- Да, - сказала она.
- Что?
- Не знаю.
- Так, - сказал Козырев. - Хватит дурака валять.
- А кто валяет? - жестко спросил Желдаков. - Ты в комфорте себе ехал, а напарник твой вообще дрых, над вами не издевались!
- Вот именно! - присоединился Тепчилин.
- Убейте их! - закричала Наталья. - До смерти, каждого, всех! Леня, дай выпить! Немедленно!
- Помолчи! - крикнул Курков.
Он был против насилия, но хотел посмотреть, что будет.
Лыткаревой было все равно. Думая о гибели сына в своей душе, она уже больше ни о чем не могла думать. Хоть бы все друг друга поубивали.
01.45
Авдотьинка - Шашня
- Ну, - сказал Желдаков. - Как вы это назвали? Пересуд? Очень хорошо. Ты! - крикнул он назад Притулову. - Давай, признавайся. Я сучий маньяк и прошу меня расстрелять! - подсказал он.
Притулов в этот момент приподнимал и укладывал голову то так, то эдак, ему было неудобно, - и вдруг подумал, насколько смешны его старания. Человек и страдать хочет с удобствами. Он так устроен. И это, в общем-то, правильно. Каждый ищет не счастья, а удобства. И Притулов искал удобства, и вовсе он не маньяк, а просто что ж делать, если женщины - страшное неудобство и хочется его хотя бы частично устранить?
А вот в детстве женщин словно не было, и мужчин не было. Все были просто люди. От них ничего не хотелось, кроме любви, потому что Притулов любил, чтобы его любили. И мама любила его до какого-то срока, он это помнит, а потом начала раздражаться, одергивать, кричать. Маленький он ничего от нее не утаивал - что хотел, о том и говорил. А потом, заметив, что ей неприятны его желания, решил держать все в себе, помалкивать.
Однажды к ним приехал передвижной зверинец. Женя захотел пойти, мать узнала, сколько стоит, разрешила, но он попросил ее пойти вместе с ним. Приятней же, когда ты радуешься, а твою радость кто-то видит. Мать согласилась, хотя была не в настроении - слонялась с утра по кухне, что-то собираясь приготовить, но все никак не могла приняться.
У входа, конечно, продавали мороженое - какой же зверинец без мороженого?
Было слегка прохладно и мать не хотела покупать ему мороженого, чтобы он не застудил горло.
Жене стало обидно: ему показалось, что она жалеет денег. Хотя вряд ли - деньги небольшие. Просто капризничает. Он стал канючить, хоть это ему самому было противно (да и недостойно двенадцатилетнего подростка), но Женя знал, что мать не любит, когда на нее и на сына обращают внимание посторонние. Она взяла мороженое и сунула ему:
- На! И попробуй только испачкаться!
Женя осмотрел страуса, двух лисиц, обезьяну, пони. Дошли до медведя, который вставал на задние лапы и попрошайничал. Женя видел издали, как ему бросали хлеб и конфеты. У него оставалось мороженое, он хотел его бросить. Просунулся к клеткам вольера, размахнулся, ткнул во что-то рукой и услышал сзади голос:
- Что ж ты делаешь, мальчик, осторожно!
Голос при этом был не очень даже рассерженный.
Женя обернулся и увидел, что, размахиваясь, влепил мороженым в пиджак высокого, полного мужчины с мелкими, почти детскими рыжеватыми кудрями на голове.
- Извините, я нечаянно, - сказал Женя.
- А тебя кто вообще просил бросать?! - Мать раздраженно пихнула его в плечо с такой силой, что он чуть не ударился лицом о прутья клетки. - Видишь, что написано: животных не кормить! Человека испачкал! Прямо урод какой-то! - И она опять толкнула его в плечо. Женя посмотрел и увидел по ее глазам, что она сейчас просто ненавидит его, презирает, убить готова, жалеет, что он родился, он для нее сейчас враг. А чужой мужчина, к которому она бросилась с извинениями, достала платок, чтобы оттереть пятно, - намного родней и ближе.
Кудрявый мужчина стал приходить к матери. И она смотрела на него так же, как на Женю, когда он был маленьким. И Женя торопился уйти из дома, кричал из прихожей голосом ничего не понимающего, беззаботного человека (подыгрывал желанию матери):
- Я погулять!
- Надолго? - спрашивала она вместо того, чтобы сказать, как говорила раньше: "Только недолго!"
И он отвечал:
- Часа на три. К Сашке пойду.
- Ладно.
Притулов сейчас не думал и не вспоминал об этом, но ведь никуда не исчезло, находилось в той самой голове, которую он пристраивал поудобнее, - вместе с детством, незаметно живущим в ней, с матерью, с мороженым, с медведем, с кудрявым мужчиной…
- Делать вам нечего, - сказал Притулов. - Можешь стрелять без суда и следствия.
Он сказал это почти искренне. Жить, как он живет, ему надоело, а жить, как он хочет, все равно не дадут. Сколько можно тянуть эту ерунду?
Желдаков не собирался в него стрелять - он хотел бы выстрелить в Маховца, главного своего обидчика. Но зато выстрелом в Притулова можно до смерти напугать Маховца. Тоже убить - но потом. А убить страшно хотелось - разрешить себе наконец то, что разрешают другие, а он разве хуже других? Но ведь считает, что хуже - и смирился с этим, добровольно примкнул к худшим и научился при этом себя обманывать, считать, будто все нормально. А вот сейчас - лучший, потому что от него все зависит, все в его руках.
Он встал над Притуловым.
- Не надо, - сказала вдруг Вика.
- Жалеем? - повернулся к ней Желдаков. - Что, понравилось тебе с ним? Понравилось? Тогда пойдем! А? Почему нет? С ним могла - почему со мной не можешь? Тебя все равно уже изнасиловали, какая разница?
Желдаков предложил это Вике в запальчивости, но вдруг понял, что действительно не прочь - ведь он, если не врать себе, завидовал Притулову, когда тот с нею залез в кабинку, завидовал, но и мысли не допускал, что так может, - а почему нет, почему нет-то? Все его сейчас боятся, он это видит, почему себе не позволить?
- Он совсем опсиховел, - сказал Артем Козыреву.
- Похоже на то. Нервы не выдержали. И пьяный. Они все там пьяные.
- Я переворачиваюсь, - предложил Артем. - А то сейчас будет гора трупов.
- Постой. Видишь, какой скат? Трупов еще больше будет.
Действительно, посмотрел Артем, довольно высоко, да еще внизу кочки или кротовые холмики, их полно в этих местах. Автобус может сразу перевернуться - и будет кувыркаться дальше, целым никто не останется.
01.47
Авдотьинка - Шашня
А Желдаков потянулся к Вике. Она должна была отодвинуться к окну. Желдаков остался бы доволен, что напугал, и закончил бы дело с Притуловым. Но Вика не отодвинулась. И Желдаков схватил ее за руку и дернул на себя.
Вика выхватила нож и попыталась сунуть его в живот Желдакову. Но Желдаков очень ловко отскочил - будто в кино. Ему это понравилось. И, вскинув ружье, он сказал решительно и насмешливо, как говорят в кино храбрые герои, разгадавшие хитрость врага:
- Сидеть, девушка!
Вика бросилась на ружье, отбивая в сторону ствол, и все совала ножом вперед, стараясь достать Желдакова. И достала, кольнула его. На футболке проступила кровь. Желдаков глянул на Вику и выстрелил, чувствуя себя в полном праве.
Вику отбросило, она сползла с сиденья.
И опять Лыткарева заплакала, кто-то выругался, кто-то что-то крикнул. А Тихон после секунды замешательства бросился на Желдакова. Тот сильно ударил его стволом в живот, Тихон согнулся. Желдаков начал отступать, держа карабин наготове.
- Ты как хочешь, я в кювет, - сказал Артем Козыреву.
Тот не знал, что ответить.
Зазвонил телефон, который был в кармане Маховца.
Желдаков нагнулся, не спуская глаз с Тихона и остальных, вытащил телефон.
- Что у вас там происходит? - спросил голос.
- Все нормально, - успокоил Желдаков. - Случайный выстрел.
- Это кто?
- Я.
- Кто?
- Террорист. Захватчик.
- А где тот, кто со мной говорил?
- В туалете.
- Нет, а ты кто?
- Я тот, который маньяк.
- Притулов?
- Ага. Конец связи.
Желдакову удалось сказать это бодро, почти весело, хотя бодрости и веселья у него было намного меньше, чем хотелось. С чего бы? Девушка сама виновата, выстрелено и убито правильно. Надо объяснить этим дуракам, если не понимают, - и все будет в порядке.
Но слов для объяснений не находилось, Желдаков молчал и неопределенно улыбался.
И они молчали и смотрели на него. До этого все было страшно, но более или менее понятно. А теперь и страшно, и непонятно. Этот человек, на которого никто не обращал особого внимания, стал вдруг хозяином положения, потому что у него в руках карабин и он уже стрелял - и еще может выстрелить.
Что делать, никто не знал.
Петр опомнился первым.
- Останавливайся! - крикнул он Артему. - Он тут всех перестреляет!
- И перестреляю! - подтвердил Желдаков.
Он быстро подошел к водительской кабине и сказал:
- Только попробуй - сразу башку продырявлю!
Это прозвучало хорошо - решительно и грубо. И укрепило Желдакова.
Он понимал, что совершил то, после чего его жизнь не может остаться прежней. Убьют при захвате, посадят в тюрьму. Но пока еще есть время - и это его время. И он желает в первую очередь увидеть унижение тех, кто унижал его.
- Не надо истерики! - громко сказал он. - Она меня зарезать хотела! А мне надо с ними разобраться! Потому что без меня никто не разберется! Вы трусы все! Над вами издевались, а вы молчали! - Желдаков слегка преувеличил, но это никому не показалось преувеличением.
- Чего ты хочешь, объясни? - спросил Мельчук.
- Как чего? Чего и вы хотите! Чтобы они признались, что сволочи.
- Мы и так знаем! - подал голос Ваня.
- А они, может, не знают?
- А ты-то сам знаешь, что сволочь? - спросил его Ваня.
- Знаю, - не купился Желдаков на провокацию. - Я для них сволочь, а для вас нормальный. А если я ее, то она сама виновата.
- Дебил! - сказала Наталья.
Но Желдаков был сейчас непробиваем - у него имелась цель.
02.00
Авдотьинка - Шашня
- Ну? - спросил Желдаков Федорова, который сидел поблизости. - Сволочь ты или не сволочь?
- Сволочь, - ответил Федоров и отвернулся.
И меня еще осудили за ограбление народа, думал он. Вот тебе народ - у кого в руках стреляльная игрушка, тот и прав. Свергнувшие насильников, тут же сами становятся насильниками. Дурак я, мало грабил. И уныло. Грабить надо жизнерадостно. И тут же бежать в Кремль: ребята, я тут награбил, но совесть имею, желаю передать вам энное количество денег на благо ограбленного народа. Хоть через кассу, хоть из рук в руки. Пользуйтесь!
И все было бы хорошо.
Ах, жаль, жаль, жаль. Не выйти ему никогда, не убедить их, что он нужен, не упросить. Может, все-таки попробовать? Сесть и составить бизнес-план, который ясно им покажет, сколько они с этого будут иметь блага?
Не поможет. Другие, поумневшие раньше него или благодаря ему (воспринявшие суд над ним как послание и намек), давно уже трудятся на благо семейно-государственных структур.
А душевная теплота? - напомнил Федорову сам же Федоров - тот, которым он был час-другой назад.
Пошел ты в задницу, ответил ему теперешний Федоров. Жизнь коротка. Почему я должен сидеть со своим душевным теплом в кутузке, а другие мчатся на белых яхтах под алыми парусами по синим волнам, и обнимают их со всех сторон полуобнаженные загорелые красотки? Почему они там, а я здесь?
02.01
Авдотьинка - Шашня
- А ты? - спросил Желдаков Сережу Личкина.
- Чего? - поднял тот хмельную голову.
- Ты сволочь?
- Конечно!
И на дне пьяного сознания Сережи отозвалось, что это правда.
Ни дня и ни минуты он не сомневался, что справедливо убил предателей, которые были на свадьбе его невесты. За дело убил. Жаль, ее не убил.
Но где-то гнездилась в нем странная для него мысль: а вдруг все-таки несправедливо? Вдруг они все-таки имели право на жизнь?
Нет, но как? Ведь виноваты же!
Виноватый не обязательно должен умереть, как и не обязательно невиноватому гарантирована жизнь - туманная мысль, неуклюже шевелясь, поворачивалась все более причудливыми боками.
И если бы Сережа мог об этом подумать, он додумался бы до того, что представил бы себя на месте людей, которых убил. И на месте гада Вовки. И даже на месте Татьяны. Он попробовал бы проникнуться их правдой.
Нет, вряд ли. Не проникся бы. Потому что не умел, не научился Сережа этого представлять. Если его, первогодка, в армии чистил по зубам дембель за то, что он, по мнению дембеля, медленно мыл пол, это было несправедливо и плохо. Когда же он сам, дембель, чистил по зубам первогодка за медленное мытье, это было правильно и хорошо. Потому что в первом случае он получал, а во втором сам выдавал, в первом случае болели скулы и зубы, а во втором - лишь кулак, да и то не сильно, если умеючи бить.
И, когда Сережа кивал, он на самом деле не про убийство думал. Он понимал, что пьян, что над ним человек с ружьем, человек о чем-то спрашивает. Если Сережа не согласится, может быть плохо. А если согласится, все будет хорошо.
Вот он и кивнул, и все стало хорошо, и никто его не тронул.
02.02
Авдотьинка - Шашня
- А ты? - спросил Желдаков Петра.
- А я не сволочь! - крикнул Петр. Он был готов так крикнуть, вот и крикнул.
- Это почему?
- Потому что ты… - Петр назвал Желдакова так, как душе хотелось.
Желдаков остался спокоен.
- Ну, ладно. А ты-то кто?
- Конь в пальто!
- Юморишь?
- Да отстань ты, пролетарий!
Желдакова это задело. Его так никогда не называли. Он помнил по школьным учебникам, что пролетарии сделали революцию. Но информация последнего времени доводила до сведения каждого желающего, что революцию делать было не надо. Значит, пролетариат ошибся. А еще пролетарий - это подчиненный человек, над которым есть хозяин. Следовательно, Петр его оскорбил.
Желдаков поднял ствол.
- Тоже смерти хочешь?
- Отвали!
Желдакову не хотелось стрелять, но он понимал, что обязан выстрелить. Иначе будет плохо - ему в первую очередь.
Но он все медлил.
02.03
Авдотьинка - Шашня
Маховец все это время (не такое уж и долгое) потратил на то, чтобы развязаться. Лежал на спине и понемногу выдирал руки из пут, стараясь не привлекать внимания.
И, когда наконец освободился, Желдаков выстрелил.
Не в Петра - в крышу над его головой.
Тут же зазвонил телефон, Желдаков взял трубку.
- Опять у вас пальба? В чем дело? - закричал голос.
- Да опять случайно. Все живы, командир, - ответил Желдаков.
- Неправда! Он стреляет! - закричала Наталья.
Ее услышали.
- Так, - скомандовал голос. - Останавливайтесь. Или начинаем тоже стрелять!
- Стреляйте, - сказал Желдаков. - Все только и ждут. Стреляйте!
И он бросил телефон на пол, и наступил на него ногой.
А потом направился к Наталье.
Курков взялся за подлокотники, чтобы действовать, хотя не знал еще, как.
Но Желдакову вдруг захотелось поговорить.