Опубликовано в журнале "День и ночь" 2010, №2
Рукопись любезно предоставлена Г. Н. Романовой
Роман Солнцев
Привычное место
1.
Я постарел: пропускаю на перекрёстке ещё не тронувшийся перед жёлтым светофором транспорт. А раньше в два прыжка перемахивал улицу…
Стал раздражительным: выключаю телевизор, как только там появятся современные политики, что те, что эти. Хоть бы на диету сели. Впрочем, хорошо, что все они щекастые и наглые… а то ведь, если похудеют и скромно опустят глазки, кто-то и доверится сластолюбивым циникам.
Ко всему прочему, я остался одинок: от друзей ничего нового уже не услышишь, а у жены своя теперь страсть - полуторагодовалый внук Иван. Живое солнышко на полу.
После работы медленно бреду по городу, иногда остановлюсь перед голым топольком. Скоро на грязноватых прутьях появятся тяжёлые клейкие почки, от них удивительно запахнет… и повторится листва, шумная жизнь повторится.
В парке вечерами уже играет оркестр, шуршат шаги, и, слыша дивный звук валторны, я представляю вибрацию меди под воздействием биений воздуха внутри инструмента. Нет тайн. Всё известно.
Но вчера в полдень пошёл за письмами на почту по теневой стороне улицы, пряча лицо от бешеного апрельского солнца, и вдруг ступил ботинками на ледяной панцирь, который здесь сохранился с ночи… ноги мои поехали - и я, не удержав равновесие, рухнул, постаравшись при этом приземлиться на правую руку. И прямо-таки услышал хруст…
Наверное, вывих, подумал я, хрящики хрустнули. Кисть была неестественным образом выгнута. Хрипя от боли, поднялся и попробовал сам, резко потянув её левой рукой, поставить на место. Но то ли сил не хватило, то ли смалодушничал… Когда же доплёлся до дому, и жена уговорила поехать в больницу скорой помощи, и мне там сделали рентгеновский снимок, то выяснилось: у меня закрытый перелом. Более того - с раздроблением какой-то косточки на сгибе кисти…
Такой перелом на языке медиков называется довольно смешно - "привычное место". Видимо, в девяти случаях из десяти человек, падая, выбрасывает под себя именно правую ладонь…
Мне сделали укол, кисть выгнули (такой она была при ударе) и наложили гипс. Снова повели под рентген: кажется, косточки стоят правильно, должны срастиcь… И на попутной "скорой" меня и жену отправили домой.
Теперь, получив бюллетень, я был приговорён минимум две недели слоняться по квартире. А что тут можно делать? Все книги перечитаны. Самые любимые, которые я прежде пролистывал в дни болезни, помню, пожалуй, наизусть - и "Робинзона Крузо", и сказы Бажова, и "Остров сокровищ", и "Мастера и Маргариту"… Остаётся смотреть в мерцающее окно цивилизации, называемое телевизором.
О, давно я не занимался этим делом! Бедные критики, хлеб коих - отслеживание и оценка всякого рода телепередач! На трёх каналах шли игры: толпа взрослых восторженных людей угадывала слова, получала призы. Через каждые десять минут вспыхивала реклама: жующие красотки рекламировали "Стиморол" и "Орбит" без сахара или, крутясь в тесных джинсах перед объективом, хвалили всевозможные женские тампоны… Впрочем, на одном из телеканалов, шестом, сиял белый свет - видимо, там отдыхали, готовились к новой агрессии крови и рекламы.
И вдруг… Что это? На втором, российском, появилась картинка - за столом сидят с унылым видом несколько человек: дама и мужчины. По свету и по общему невнятному плану сразу видно - включилась местная телекомпания. И к тому же некоторые из этих господ мне смутно знакомы… Ба, да я же помню их ещё по тем годам. Вот этот бравый старичок с подбородком, похожим на стакан, говорят, ныне президент строительной фирмы… не он ли был у нас первым секретарём обкома? Рядом - молодой человечек с чёрным от злобы лицом, со всклокоченными волосами, в очках, недавний запойный пьяница, вылечился под гипнозом и вернулся в компартию, издаёт газету. Я его знаю, он пробивался несколько раз в депутаты - во всероссийские, областные, городские, его фотографиями были уклеены все столбы и стены, но не пробился, стал посмешищем, но вот снова добивается людского внимания… А это кто же? Такой скромный, смирный, скуластый, как котик, затянут в костюм-тройку, маленькие красные ручки на стол положил. Тоже ведь мелькал в обкоме или исполкоме, отвечал за сельское хозяйство…
- Что происходит? - спросил я у жены, кивая на непрошеных гостей нашей квартиры.
- А не знаешь? Нынче ж нового губернатора выбирают.
- А прежний где? В тюрьму посадили?
- Срок вышел.
- А. Ну-ну,- нянча руку, я сел поближе и принялся слушать претендентов.
Супротив полузнакомых мне земляков ёрзает на стуле худющий, как ощипанный гусь, в обтёрханном костюме директор завода… бывшего ракетного, что ли… Как-то возникал он на экранах в связи со слухами о причастности к теневому бизнесу… кажется, спирт у самого себя воровал… помню, смешно оправдывался. Мол, с детства не пьёт ничего, кроме молока… И рядом с ним толстяк на двух стульях развалился, всё проверяет машинально, застёгнуты ли пуговки ниже живота… Этого я вижу в первый раз.
Я сразу понял, что сутулая болтливая девица, которая ведёт передачу, явно симпатизирует скромному, смирному, в костюме-тройке. Чаще всего обращается именно к нему:
- Алексей Иваныч!.. А вот как вы считаете?..
На что Алексей Иванович, только что похожий на обомшелый пенёк, мгновенно расцветает на глазах, как школьница на уроке, которой задали понятный вопрос, и отвечает. Отвечает негромким, но вдруг скрежещущим, страшноватым голосом - будто механическим. Напрягая плечи и растягивая губы. Впрочем, стоит телевизионной камере чуть тронуться, поворачиваясь к другим участникам передачи, как Алексей Иванович тут же успокаивается и как бы уменьшается в размере, затихает, едва нахмурив соломенные бровки.
И вот ему - конечно же, первому - дали слово для монолога. Алексей Иваныч засиял глазами, сжал-разжал кулачки и начал простецки, как человек плоть от плоти трудового народа:
- Чё делать-то будем? Гибнет область… про Россию не говорю… про неё, может, скажут люди повыше меня… вот Иван Фёдорович…- кивнул он на бывшего секретаря обкома.- Ему бы в Госдуму… а мы уж тут в грязце покопаемся…
И похвалил, и оттолкнул. И дальше своим невероятным для невысокого человека жестяным голосом:
- Я-то в отличие от многих тут… в селе родился… В селе у нас самый генофонд. Ведь чё нам нужно, наконец? Наконец нужна честная власть… как стёклышко, прозрачная… вот как очки у нашего молодого журналиста. Он у нас молодец, только вот жизненный багаж маловат… ну так ещё всё впереди!
И чем далее говорил Алексей Иванович, тем больше как бы льстил своим оппонентам за столом и одновременно умудрялся поднимать себя выше их показной скромностью, что ли… Но голос, голос! Я помню, во время одной из поездок в Приангарье встречал бывшего зэка. Даже когда он говорил отвернувшись, голос его доставал любого, как достаёт звук старой жести, когда её режут.
- Вот письма мне идут: "Вернитесь, Алексей Иваныч, во власть".- Он высыпал на стол из портфеля десяток мятых конвертов.- Что мне им сказать, нашим русским людям? Я-то готов, да не я же решаю… вы-то и решите, мои дорогие.
Передача шла в живом эфире. И были звонки, как я понимал, заранее подготовленные. И всё больше их было обращено к Алексею Иванычу.
- …Я ветеран труда, при обмене квартиры у нас забрали телефон, которым мы пользовались тридцать лет, а новый так и не поставили… Требуют стопроцентную оплату с больных стариков.
- Беру на контроль это дело,- проскрежетал, раздвинув плечи, Алексей Иваныч.- Думаю, решим вопрос.
- …Когда построили нашу ГЭС, обещали: будет самая дешёвая электроэнергия. А стала она дорогая. И продукция нашего завода из-за этого неконкурентоспособная…
- Я думаю, это мы поправим. Безобразие.
- …Мы пенсионеры, а нас ограбили. Все наши вклады в 1992 году пропали… Как быть?
- Я подсчитал, дореформенный рубль на сегодняшний день стоит как минимум тысячу новых рублей. Если я стану губернатором, в Совете Федерации первый вопрос, который я подниму - это немедленно, в течение недели, восстановить вклады населения, учитывая вот такое соотношение! - Алексей Иваныч уже размерами сравнялся с толстяком, сидящим напротив. Рот растянут, на щеках прорезались жёсткие ефрейторские складки.
- …Нам три месяца не платят зарплату, а директор отгрохал новый особняк за городом… Можете ли помочь?
- Немедленно! - скрежетал кандидат в губернаторы.- У таких директоров уши надо отрывать и ещё кое-что… Я разберусь.
Напуганно я смотрел на этого Алексея Иваныча. Он напоминал танк, поначалу небольшой, но меняющий размеры во время боя, голос его гремел - человек ни разу не запнулся, не смутился.
И все бы для него ничего, если бы не грянул в эфире неожиданный с хрипотцой голос:
- А вот скажите, господин Туев… у вас-то, поди, "Мерседес" или "Волга", коттедж в пять этажей? Вы же раньше во власти сидели?..
Громко озвученный вопрос смутил фаворита лишь на секунду. Слегка покраснев, и больше руками, а не лицом (но и это - как бы от благородного гнева!), Алексей Иваныч отвечал тем же спокойным, скрежещущим голосом (я вспомнил! точно так ест черепаха капусту):
- Во-первых, я - не господин Туев… был товарищ и остался товарищ для народа! Во-вторых, раньше власть не воровала. Чё не имею, то не имею… Ни машины у меня, ни дачи. Квартира - да, есть. Жить-то где-то надо?..
- Спасибо,- ответил неизвестный человек, и Алексей Иваныч, помедлив, перевёл дух. Впрочем, я заметил, двое-трое за столом переглянулись. Но передача продолжалась, телевизионная девица повернула телекамеру к другому претенденту…
"Позвольте, как же так? - задумался я, всматриваясь в скуластое, как кулак, личико златоуста, застёгнутого в тройку.- Как же нет у него дачи?!"
Будучи доктором наук, я получил года полтора назад в садово-огородном товариществе "Солнышко" свои шесть соток. И слышал я, слышал, что на верхотуре, за сосновой грядой, в поле воздвигают огромные из алого кирпича коттеджи. Мои "деревянные" соседи поминали не раз эту фамилию - Туев. Понятное дело, рифмуя с другим, громким русским словом. Вряд ли однофамилец - туда, на поляну, пустили только больших начальников: из МВД, из прокуратуры, из мэрии… среди них, конечно, и бывшие…
Почему-то обидно мне стало - что они нас все за дураков считают? Надеются, что никому в голову не придёт поверить? Мол, у каждого свои заботы… до того ли?
- Идём ужинать,- позвала жена.- Чего задумался? Левой рукой сможешь? Или тебе помочь?
- Подожди.- От нашего дома до огородов пешком час. Делать мне всё равно нечего. Почему бы не сходить? Вечера сейчас долгие, светлые…
- Ты куда?
- Погуляю.- С тяжёлой в гипсе рукой кое-как накинул на плечи куртку, сунул за пазуху рубашки томик Чейза и вышел из дома.
2.
Снег на огороде уже истаял, только под штакетником серел узкий бугор, как стадо придавленных машиной гусей. Избушка моя была цела, слава богу,- каждый раз идёшь и боишься, что сгорела. Или залётные бомжи подпалили, не найдя в ней водки и еды, или проводку замкнуло… Я уж и сам не рад, что прошлой осенью согласился провести электричество. Оно здесь неустойчивое, случаются рывки напряжения - у многих вышли из строя подсоединённые к сети (хоть и выключенные) телевизоры. А у кого-то, говорят, крысы перегрызли изоляцию кабеля в стене - и случилось короткое замыкание, дом сгорел…
Куда веселее жизнь у богатых, с их краснокирпичными хоромами. Хоть молния попади - ничего не будет такому дому. Вот за оврагом уже показались маковки коттеджей - сверкающие на закате алюминиевые крыши. А кое у кого и немецкая черепица или имитация её - малинового цвета жесть, тоже симпатично.
Но жизнь в таких дворцах весёлая, только если хозяин жив. А поскольку половина этих строений принадлежит воротилам теневой экономики, а сказать прямее - ворам в законе, вот эти, например, три красных корабля без окон пустуют уже второй год. Застрелили, застрелили бритых хозяев, весёлых парней с золотыми крестами навыпуск - одного, по слухам, прямо в центре города, возле главпочтамта, двух других - в собственном подъезде… Жёны без них сюда въезжать боятся, да и дома не готовы - надо же внутри деревянные панели ставить, трубы вести для обогрева (от собственного в подвале котла), паркет стелить, окна стеклить…
Куда легче мне - вот мой деревянный домик, покрытый шифером, обитый жёлтой вагонной рейкой. Одна радость - при строительстве брус клали не на землю, я исхитрился купить в округе и приволочь на свой участок десяток расколотых, а потому дешёвых бетонных балок. Теперь у меня под каменным основанием - погреб, туда ведёт с противоположной от крыльца стороны отдельная железная дверка. Так что если и подпалят домишко, останутся в сохранности в глубине земли картофель и капуста в банках.
Ко мне в назревающих сумерках бросились с весёлым лаем собаки соседей, и первым - приблудный молодой пёсик по кличке Алкаш: глаза сверкают, как у цыгана, хвост ходит, как "дворник" на стекле машины. За ним следует брыластый, внешне угрюмый Зверь, некогда, наверно, вполне хорошая охотничья собака. А поодаль крутится ещё и Машка, мохнатая сучка, время от времени валясь на землю, виясь и кусая себя то за хвост, то за заднюю ногу. Она трусовата, редко подойдёт, молча смотрит: а вдруг и ей что-то перепадёт. Ах, жаль, не подумал я сегодня про них… надо было взять что-нибудь с собой. Впрочем, хлеба эти псы не едят - избаловали их современные крезы остатками своих пиршеств.
Не заходя в свой домик, я обогнул огород с поваленным за зиму куском штакетника, подошёл к обитым белой жестью двум вагончикам, поставленным встык, где живут сторожа: Василий, Зуб и Борода. Впрочем, это те же бомжи, бродяги, только осевшие здесь, они "кантуются" на стройке круглый год: зимой пьют, спят, а весной выходят помогать по мелочи, сгружают с машин привезённые хозяевами будущих дач кирпичи, доски, а потом сами воруют то, что выгружали,- надо ж на бутылку выручить…
У меня с ними старая договорённость: они приглядывают за моей халупой, а я им ношу читать иностранные детективы, иной раз и материалы, привезённые из моих сибирских экспедиций,- частушки, охотничьи байки, сказки малых народностей. Я, кажется, забыл представиться - я филолог, доктор наук. По этой причине с судорогой выбрасываю вон остросюжетные поделки, сочинённые на русском языке,- примитивный, бедный, унижающий Пушкина и Астафьева слог! - а вот Чейза или Шелдона читаю порою и сам. Вполне допускаю, что на английском это звучит неплохо. И со спокойной совестью отдаю лакированные томики своим "лесным братьям" (кто из нас в юности не мечтал стать геологом или даже просто отшельником?). Так что меня здесь крепко уважают.
Сегодня на первом вагончике висел замок, но и в "штабном" (где есть телевизор и где обычно пьют) было тихо, не доносилось ни песен, ни криков - верно, вся компания поехала на ворованном каком-нибудь тракторе за водкой или побрела через сосновую гряду в гости, в строительный посёлок тех самых начальников. Там, говорят, бывают девушки…
Впрочем, дверь была открыта, в печке дотлевали, шаяли угли, на топчане храпел босыми ногами ко входу один из хозяев - Василий, парень лет тридцати. Я подумал, что он пьян, решил не беспокоить, но Василий, уловив движение света в дверях, дёрнулся:
- Кто?!.
- Это я, я, Николай Петрович.
- Петрович?.. А чё у тебя рука перевязана?
- Сломал.
- А… - Он сел, почесал ногтями всклокоченные волосы. - Я однажды ногу сломал… с крыши снег кидали, свалился… Скучное дело - ходишь, а нога как в гробу. - Он зевнул и вопросительно посмотрел на меня.
Он из сторожей самый серьёзный, лицом смугл, как южанин, а глаза синие, настойчивые. Украинских или казацких кровей. На шее багровый след от ножа (так уверяет Василий). Я достал из-за пазухи сверкающий томик иноземного классика.
- Вот спасибо!.. - Он вынул из-под грязной, как асфальт, подушки точно такую же книжку и протянул мне.- Давно не приходил. А я уж стал второй раз перечитывать… Лихо пишет.
Я огляделся, не зная, здесь начать разговор или в свои стены пригласить? В углу, как поверженный орган, стояли рядами пустые бутылки разного калибра, резко пахло квашеной капустой, носками, подгорелой ватой, окурками.
- В твой хауз никто не лазил. Садись, чего ты, Петрович?.. - Я подсел рядом на топчан. - А частушек нет?
- Частушек?.. - Я мысленно полистал странички прошлогоднего отчёта моих студентов, ездивших на Ангару. - Да вроде все звонкие тебе читал. Ну, разве что…
Ой, подружка дорогая…
Скажу по секрету:
Сколько мяса я ни ела -
лучше хрена нету…
Василий аж взвизгнул и зажмурился от наслаждения.
- Ой, Петрович, какая у тебя интересная работа! Не забыть бы… дай запишу. - Он огрызком карандаша на краю валявшейся на полу газеты что-то накарябал. - Парни обрадуются.
- А где они?
- Да пошли забор ставить одному миллионеру…
- Не Туеву?
- Не. У него ещё до забора далеко. Надо же на кране подъезжать… на машинах…
- Это который Алексей Иваныч?
- Ну.
- Пойдём глянем… - Я поднялся, морщась и нянча руку, чтобы Василий отвлёкся на мою боль и не искал особенного смысла в моих словах.
- А эту площадку не я охраняю. Чего тебе - досок на дрова? Я тебе и тут дам, сам занесу.
Я пробормотал:
- Хотел просто глянуть… Говорят, в три этажа… с арками…
- Да уж, рукой не повалишь… - Василий закурил.- Даже из "эр-ге" не возьмёшь… - Он часто поминал в разговорах то "бе-те-эры", то "эр-ге", а то и американские "Зингеры", намекая, видимо, что в отличие от других бичей, тянувших срок в зоне, он-то побывал в боях. - Я читать буду.
- А может, покажешь? Который это дом?
Василий вдруг настороженно поднял на меня синие неподвижные глаза. Конечно, дошло до бродяги - неспроста я спрашиваю.
- Петрович, я не хочу палкой по голове получить… а то и пулю впотьмах… Ну их на!..
- Какая палка, какая пуля?!
- Вот тут, к дому моего хозяина,- он кивнул на недостроенный скромный коттедж с картонками в прогалах окон,- подъехали на днях на "джипе" обритые… мешков пять цемента накидали в багажник. Я вышел: "Вы чё, парни? Вам Витька разрешил?" - "Разрешил, разрешил…" А один сзади как трахнет резиновой дубинкой… у них и дубинки милицейские. И уехали. Я подумал: говорить Витьке, нет… решил промолчать. Ещё начнёт выяснять, кто такие, а те будут отнекиваться… мне достанется от Витьки за то, что недосмотрел, а те просто убьют при случае. Я читать буду.
Я пожал плечами и вышел. Уже стемнело, собаки лаяли куда-то в сторону соснового лесочка. Мне туда и предстояло идти.
- Его дом с башенкой… из белого кирпича, - прокричал из вагончика Василий. - Два этажа и башенка… ну вроде кукиша.
Я был несколько озадачен тем, что Василий трусил. За поглядки же денег не берут, что тут опасного? В лесу между белесыми сугробами, ещё не растаявшими здесь, дорога чернела, как траншея,- я брёл наугад и несколько раз зачерпнул ботинками воды.
Но вот и посветлело - на красном знамени заката коттеджи бывших руководителей партии. Да, замечательные здесь дома… кое у кого уже свет горит в окнах… пахнет дымком бань, а то и финских саун… смолистым деревом калёным несёт… музыка играет… звенят цепями псы…