Последняя, хотя уже и позавчерашняя новость. Мардукакису (он же - питерский солист Серж Мардвинов) отрезало ногу! Как будто та обезьяна, бросив перепиливать ветвь, настигла его своей пилой.
Знакомый кинокритик, автор сценариев двух картин "Курабье" и "Подоконник" - звонит из редакции, давится слезами и утверждает, будто ногу Сержу Мардвинову переехал чуть ли не трамвай! Правда, все не так страшно. Не полностью, а лишь по щиколотку. И вот теперь коллеги и почитатели его таланта всем миром собирают ветерану рок-сцены на хороший протез. Слыхал ли об этом я?
Не читал. То есть не слыхал, нет. А ведь это же мой старый знакомый! Талантливейший, колоритный парень. Уверяю вас, не хуже молодого Зельдина. Я не шучу! Учтите, Подоконник, поверьте мне, в моих словах нет ни капли злорадства! Пожалуй, пришла пора по-иному вслушаться в песни Сержа Мардвинова. Так и напишите.
Ну, отрезали, и остался пень. А от деревьев, что истребляют эти гады, пней все равно больше. С пропажей деревьев сразу заметнее, какой зловонный, негодный, чтобы им дышать здесь, воздух. Будто навоняла та пляшущая земляничная блондинка.
Почти сразу еще один звонок, и тоже орут - ему ногу отрезали! Мой ответ: "Вы уверены?" Здесь по этому поводу молчок. Возможно, Мардуку не забыли, что он слишком мало пел по-говяжьи. Хотя он все-таки пел какие-то народные песни, я сам слышал.
У нас есть знакомый по прозвищу Моргенштерн. Это потому, что он патологоанатом и работает в морге. Он, как выпьет, все обещает сводить нас на экскурсию, выдать перчатки, чтобы мы смогли собственноручно подержаться за человеческий мозг или печень алкоголика. Что же, как поется в старой песне - "вот наконец этот радостный день настал". В халате и перчатках он достал из холодильника коробку и поставил на цинковый стол.
"А где же елка"? - подумал я. Казалось, в коробке хранятся елочные игрушки. Но самое неожиданное и персонально нам интересное произошло, когда патологоанатом Олег вынул оттуда ступню и поднял обрубок за большой палец ("Волосатый"! - нервозно вспыхнуло у меня в голове) над столом. Остальные пальцы медленно разогнулись веером, как пятерня. И тут мы увидели, что их соединяют упругие перепонки. Так мы в конце концов и узнали национальность того, кто до сих пор выступает под псевдонимом Серж Мардвинов.
1991-2005-февраль 2007
ОРУЖИЕ ВОЗМЕЗДИЯ
У Гарри Глиттера в группе "Глиттер бэнд" два барабанщика. Псарёв убедился в этом, увидев над "Юпитером" в доме Яши Фауста центральный разворот из немецкого журнала BRAVO. Псарёв сразу предложил Фаусту чирикман, тот согласился и лезвием своего отца, дамского портного Нойберга, обрезал скотч. Через неделю на том же месте появился разворот менее эффектных в плане внешности "Чикаго", более близких по музыке Якову, игравшему на бас-гитаре, и похожему, когда зарастает, на басиста "Урия Гипп". А зарастать он успевал от военкомата до военкомата.
Липский со Слободки перефотал мини-постер и быстренько изготовил черно-белые копии. Псарёв продал полпачки, причем достаточно дорого - по полтиннику, через Флиппера и Короленко. Сегодня на истории он послал такую фоточку Кривому, тот разозлился, что это не порнография, и подрисовал карандашом облачко, вытекающее и Гарри Глиттера изо рта, вписав внутрь его одно слово: "Блять".
У Гарри Глиттера в унисон барабанят две установки, отсюда такой густой, "гитлеровский" звук. Вот почему какающие на лежащую плашмя спинку стула Разъегор и Пошли Отольем напоминают ему ударников "Глиттер Бэнд". Тем более - оба мечтают играть на барабанах.
По-собачьи вытянув бледную шею, он пристально глядит на холодный диск Гекаты в клочьях рваных облаков. Еще недавно, будь на то его воля, он изобразил бы на ее поверхности свастику, как на лбу бритоголовых девушек Мэнсона. Но, среднего роста костлявый юнец в черной куртке из кожзаменителя сознает, что это невозможно, что на самом деле его обуревают совсем иные желания. Видно только как шевелятся на его бледном от возбуждения и ветра лице темные губы в лунном свете.
Пока дуются на холоде сообщники, Псарёв надменно хулит (это выражение он вычитал в "Иностранной литературе", из статьи про Антонена Арто, и оно ему запомнилось - "надменно хулил театры бульваров") новую румынскую картину "Капкан", где карикатурно, по его мнению, показаны легионеры "Железной Гвардии".
"Все прогнило насквозь", - с горечью провозглашает Псарёв, точно в конце анекдота, после которого не смеются, а только настороженно помалкивает. Тем не менее он инстинктивно чувствует, что Пошли Отольем с ним полностью согласен. Пошли Отольем, или как произносит Азизян "Пишлы Видисцымо" - на фольклорный манер, всегда обвиняет во всех своих бедах окружающее его общество и явления природы - даже похмелье. Предки Пошли Отольем дома разговаривают на "мове": "Сашка можно?" - "Вiн спыть".
"Воны сплять", - с сарказмом повторяет Азизян и вешает трубку в автомате, словно вешает щенка.
Двое встают с доски, и по забору, как в кино, тут же вздымаются их тени. Псарёв задумчиво произносит, не сводя глаз с луны, которой, в отличие от солнца, можно подолгу любоваться, не мигая, словно это пустые туфельки Филайн:
"Сегодня - день нашего ответа традиционному врагу. Сегодня мы применим против него шо-то новое, то, шо не успели в прошлый раз - Оружие Возмездия!"
Под бледными скулами Упыря в ухмылке оголяются голубоватые зубы. Мальчик уже бреется, но не часто. Вторичные половые признаки вообще крайне слабо проявляются на его теле, в отличие от покрытого волосом до самой шеи, похотливого Марченко.
"Так хто жэ з вас двоих вурдалака?" - плывущим голосом будет вопрошать питурик Иванов с усиками "а ля Литтл Ричард", любуясь косматым "Пiшлы Вiдiсцимо" во время оргии на квартире завлита.
После краткой речи главаря об "оружии возмездия" сообщники Псарёва поднимают с земли доску и бережно, чтобы, не опрокинуть кучки, несут ее вдоль забора к окнам кабинета директора школы N 93.
На заборе, куда между уроков ходят покурить нервные старшеклассники, дурацкий призыв "Свободу курцам!" (по типу "свободу зэкам"). Поговорки о курении знают все:
"Заверни мой хуй в газету и кури, как сигарету".
"Был один папирос и тот к яйцам прирос".
Ну и, наконец: "Курец без спичек - как хуй без яичек".
Это, по крайней мере, логично. А в прошлом году на партах и на стенах домов мелькало нечто таинственно-уродливое - "дрысля". Мода на "дрыслю" держалась недолго, и вскоре загадочное слово пропало и забылось. Так никто, собственно, и не выяснил толком, что же могла означать эта абстрактная "дрысля"…
Руки вурдалака засунуты в горизонтальные карманы зеленых вельветовых брюк с приличным клешем, которого уже надо бы стесняться. Вельвет он привез из Москвы, а, заказывая в "Доме быта" портному по фамилии Девятко фасон, попросил того сделать все, как у Хиппов с обложки диска "WonderWorld". С узеньким и низким поясом, и теснотою в паху, будто сжатом ладонью Филайн из библиотеки для Юношества.
Словно песиголовец, он продолжает вертеть головой, то и дело поднимая глаза к луне, выгибая бледную, покрытую холодным потом, шею семиклассника.
Окна кабинета защищены решетками, потому что внутри стоит цветной телик и драгоценные кубки - целая галерея спортивных трофеев. Из фарфора, перламутра, расписные - имперским видом они только подчеркивают убожество остальной обстановки. Ведь все прочее изготовлено из пластмассы и капрона - фальшивая директорская роскошь! Фамилию - Мошко Азизян рифмует, конечно, ее со словом "очко". За полторы четверти учебного года Псарёв неоднократно слышал от Азика одинаковый, как вопли Джеймса Брауна, призыв:
"В очко! Курва-блядь, в очко!!!"
Кабинет слабо освещается светом, попадающим в него сквозь верхние стекла дверей из коридора. Между прочим, в этом конце коридора находится "Уголок атеиста". Он состоит из приклеенных к стенду плакатов, не обновляемых с тех пор, как Псарёв пошел в первый класс.
"Папаша сыну-пионеру ремнем свою внушает веру;
Ну а когда предпримут меры, орет он о свободе веры"
На мгновение он представил директора, за столом, ковыряющего в зубах горелой спичкой. Все ребята убеждены, что "дёрик засцыкается", то есть пьет "мицняк" в кабинете. Марченко видел и слышал, как директор под банкой распевал на остановке Высоцкого. Кажется, "пойдем в кабак, зальем желание". Изо рта у него правда воняет хуже, чем от украинки Пихно, или Окуня - физика, про которого говорят, будто он облученный, и получает за это у государства полтора ящика водяры в месяц. "Тухлый духан советского образования" - так окрестил Марченко дурной запах, исходящий от гнилых учительских ртов. Азизян сказал стихами:
Как воняет изо рта
У грузинского скота?
Как у дохлого кота!
Со стороны швейного техникума поворачивает трамвай и, позвякивая, начинает двигаться вниз к кинотеатру "Звезда".
"Весьма кстати", - думает Псарёв, доставая из кожаного кармана руку в облезлой лайковой перчатке. Затем он хладнокровно ударяет внешней стороной кулака по каждому в отдельности из трех стекол в окне директорского кабинета, успевая отметить, что перчатка цвета кожи той молодой дамы из библиотеки, которая его дьявольски волнует, - цвета кофе с молоком. Она уверяет, будто ненавидит загорать, и все-таки на руках и на подъеме её восхитительных ног кожа цвета кофе с молоком, а ногти покрыты одинаковым темно-малиновым лаком. Одинаковым, как вопли… Непреодолимая волна жары заливает Псарёва ниже пояса, словно голову и грудь, где сердце заморозила инъекция отравы, бессильной поразить нижнюю часть его организма…
Мелодично осыпается битое стекло. Трамвай удаляется. Все затихает, но ненадолго. По осеннему небу пролетают три реактивных истребителя.
Рев моторов заглушает дальнейшее. Коротким обрезком арматуры, подобранной среди металлолома, Псарёв разбивает второй ряд стекол.
Кубки под его мысленным взором наполняются нечистотами и взрываются… На удаление застрявших в раме осколков уходит меньше минуты. Затем Марченко и Нагорный с небольшого разбега бьют доской по решетке, и какашки улетают в полумрак кабинета, оскверняя все на своем пути.
От спинки стула (судя по виду - это рухлядь из актового зала) мальчики избавляются за трансформатором, и, выйдя сквозь дыру в заборе на улицу Комарова, закуривают, пока Псарёв разъясняет смысл их последнего хулиганства: кому-то может показаться, что замысел с говном - это слишком, но мы - мы так не считаем. Сегодня мы вновь убедились, что действительно способны на все, или, почти на все! Разъегор и Марченко не возражают, по их спокойному виду можно заключить, что обоим случалось творить пакости серьезней, чем метание кала директору на стол.
Докурив, трое друзей идут на автовокзал и покупают в буфете бутылку "Солнца в бокале". "Солнце в левой вазе" - так называет этот сорт вина опустившийся лабух Нос. Вспомнив про Носа, Псарёв впервые за весь вечер смеется. Улыбка делает его старше.
Он любит Носа, прощая ему невыносимое поведение в пьяном виде. Нос - синяк, попрошайка и вор, зато как исполняет под рояль фрагменты мерси бита, охотно поддерживает самые изуверские теории!
Выпив вина, мальчики расслабляются и говорят уже в основном только о поп-музыке. Они, вообще-то, считают себя группой, но подлый директор не разрешает им репетировать в актовом зале, потому что он и так ненавидит каждого из них в отдельности, а уж втроем… Зато там репетируют тупые десятиклассники.
Прежде чем отпить из бутылки, Псарёв делится новостью: По "Голосу Америки" Тину Тернер назвали американским Миком Джаггером, а последний хит певицы называется Sexy Ida.
"Хуй в рыло у нас разрешат так назвать вещь", - с горечью вставляет Марченко. Он не скрывает, что тоже влюблен в "бронзовенькую" Леди Соул, в её мокрые коротенькие платьица и лимонного цвета трусики. Да, Пошли Отольем пролил немало тинэйдж-спермы в низко привинченную раковину на бурых болтах, мечтая о Тине. В его квартире вся мебель низкая из-за низких потолков - особенность хрущевских домов.
Между прочим, совсем недавно в "Крокодиле" напечатали отменного качества немаленький и цветной портрет Мика Джаггера. Под видом критики массовой культуры Запада создают "Роллингам" рекламу. К таким приемам Псарёв относится с пониманием - везде есть наши люди. Жаль, сразу не купил номеров 50, чтобы склеить из вырезок один большой коллаж.
- На хуя столько одинаковых?! - удивляется Марченко.
- А шо! - поддерживает Разъегор. - Нормальный будет поп-арт!
Слышать такие слова от Разъегора не удивительно, его отец - известный ударник, можно сказать - городской Бадди Рич. Еврей джентельменского вида в черных очках, остроумный и бывалый. Цена советской культуры ему, конечно, известна, но Упыренка (так он прозвал Псарёва) он считает провокатором.
Псарёв снова стоит перед выбором. Ему хочется говорить про Тину Тернер, про общие черты знакомых женщин с западными звездами обоего пола. О тех, кого он без их ведома, окрестил Грациэллой Филайн и Нэнси Плант. От мыслей о первой у Псарёва кружится саблеухая голова, а со второй они ходят в кино - смотреть "Погоню" и "Золото Маккенны", а то и в бар, если у Нэнси нет свидания с кем-то более взрослым.
Вместо полноценного плаката над его кроватью мятый листок - Тина Тернер в липком от пота малиновом мини (как в будке сапожника). Еще он хранит несколько вырезок из польской "Панорамы" - ч/б. "Панораму" по совету Псарёва покупает в "Интуристе" толстый Флиппер-кабан. Вечерами он маячит в готическом окне туалета, как силуэт Хичкока на матовом стекле. Все, отдаленно порнографическое, Флиппер вырезает и кладет себе в папку, а музыкальные картинки отдает - таков договор.
Ни высокомерно-ранимая Филайн, ни длинноногая шумная Нэнси, залитая духами "Сигнатюр", от того, что ей некогда мыться между пьянкой и танцами, на Тину Тернер не похожи ни капли. Если кто-то и похож на Тину, так это вульгарные, азиатского вида барышни на дешевых платформах, по типу уборщицы Зои, которая орала "Вот, блядь, насрали, суки!" на весь коридор, однако Псарёв плохо представляет, кому такие нужны.
Лучистое тепло "Солнца в левой вазе" делает мальчиков добрей, они почти не противоречат друг другу и не говорят Псарёву, что его назойливое стремление придавать их выходкам политический вид, им не очень-то нравится.
"Что они поймут, - думает любитель Гарри Глиттера с презрением, которое он вынужден скрывать из боязни оказаться в полном одиночестве, - эти дети мещан и плебеев, если с ними поделиться сомнениями в правильном пути Америки, якобы, главной заступницы жертв советского режима?.."
Глядя на тупого президента Форда, нельзя не отметить его сходство с Огуречиком, таким же тупицей, директором соседней школы.
Те же рожи! В лысого Форда, сменившего на президентском посту утконоса Никсона, недавно стреляла Линетт Элис Фромм по прозвищу Пискля - одна из верных Мэнсону девчат. Промахнулась. Подробности Упырь узнал из "ЛГ", её выписывает Лиана, мама Азизяна. Какое-то время, он сочувствовал, но, увидев зернистый снимок "Пискли" (не в первый раз) - разочаровался. Девица на фото мало чем отличалась от здешних чувих с претензиями, типа Лили Гудковой, подруги длинноногой Плант, закончившей музпед, и страшно гордой, что теперь она - с дипломом.
У Лили - салатные рейтузы. Псарёв обнаружил это, когда пригласил Нэнси послушать свой первый фирменный диск - "Крик Любви" Джими Хендрикса. Нэнси привела с собой Лилю. Обе много курили "Орбиту", "до всерачки" нахваливая группу "Чикаго". Влияние кабацкой лабушни, с которой обе дружат.
Джими ему уступил Нойберг. "За четвертак в рассрАчку" - как выражаются взрослые люди.
Около десяти вечера Псарёв прощается с друзьями и отправляется домой - мимо стадиона "Буревестник", потом мимо тюрьмы, напевая Midnight rambler Роллингов.
"Пиу-Виу. Виу-ту-ду", - со злостью мяучит боттл-нэк.
Легко подражать голосом губной гармошке, но играть на ней он не умеет. Он косо посмотрел на окна женской общаги, куда бегает подсекать за бабами половина двора, и где под видом дружинника свирепствует Жора-пидорас. В общаге негромко слушали "Поющих сердец".
Утром Псарёв идет в школу, как будто вчера вечером ничего не было. За ночь похолодало, и косматый дым из кирпичной трубы, похожей на дымоход лагерного крематория, ложится низко и плотно.
Под все тем же забором стоит Марченко и курит. У мальчика усталый, испорченный вид, словно он ночевал не дома.
"Труба начинает дыметь, - повторяет он явно чужое замечание, - ночью было минус".
Псарёв в курсе - здесь принято говорить "дыметь" вместо "дымить", "вопеть" вместо "вопить". Правильная речь Филайн, её какая-то развратная чопорность делают эту бледную леди стеллажей мучительно желанной. Поднимаясь по ступенькам и пересекая вестибюль с бюстом Ленина, Псарёв воображает Филайн без грима, без лака на пальцах рук и ног, и себя, покрывающего пиявочными поцелуями каждый квадратик её бледной кожи с кофейным оттенком. Он проходит сквозь пахнущую краской стену коридора - сливаясь в единый образ с той, кого коснулся лишь два раза, исчезает из тусклой утробы школьного дома.
На большой перемене их вызывают к дёрику, верней только Псарёва и Марченко, потому что Нагорного в школе пока не видно. Ребята понимают, что причиной этому их злодеяние, но уверены в своей неуязвимости до такой степени, что ни о чем не договариваются, прежде чем переступить порог оскверненного ими помещения.
Сильно несвежий после выходных Анатолий Акимович встречает их стоя. Значит, будет наступать на ноги - делает заключение Псарёв. Обыкновенно, директор заносит руку для подзатыльника, но при этом норовит отдавить ногу своей жертве - провинившемуся ученику. Отвратный субъект. Говорят, он - бывший мент. Все мальчишки после третьего класса называют милиционеров не иначе, как "менты". "Це - мент" - "это - милиционер" будет по-украински, Псарёв припомнил шутку Носа и выбитые передние зубы этого пьяницы.
Мошко стал выебываться с первых дней своего появления в школе.
"Подними бумажечку".
"Так я ж не бросал!"
"А шо, я бросал?!"
Выбитое окно прикрыто синей шторой и плакатным щитом по гражданской обороне. Следов говна пока не наблюдается. Видимо, уже потрудилась уборщица, Зоя-Тина Тернер.
Если Анатолий Акимович нервничает или злится, он начинает метаться. Прошлой зимой, например, после больших снегопадов, Псарёв и Марченко, тогда еще без Нагорного, додумались вытоптать на заднем дворе, так, чтобы это можно было прочитать со второго этажа, гигантскими буквами:
"ХУЙ СОСИ, ШЕФ!"
На другой день, утром, когда рассвело, все школьники толпились у окон и, не веря своим глазам, вслух повторяли невиданной наглости лозунг "Хуй соси, шеф!".
Шеф - одно из немногих слов "зарубежного" лексикона, популярное в рогатых кругах. В первую очередь благодаря кинокомедии "Бриллиантовая рука", конечно. Ну и "Бей первым, Фредди!", разумеется, где все артисты напоминают героев датского порно. О Западе знают мало. Какой-то он пресный в подаче "Голосняка", не балдежный. "Голос Америки" три года как перестали глушить. Оказалось - та же хуйня, что и журнал "Америка". О Западе известно немного. Но сейчас важней понять, что известно Анатолию Акимовичу Мошко?