А гулял я по кладбищу. Навоз похоронен совсем в другом месте. Это кладбище - городское, довоенное. Запомнились четыре цыганских монумента с энохианскими именами и практически напротив - четыре зеленые двери для облегчения живых людей. Взглядом перехватил на стенке одной из кабин остроугольную надпись: "Сосу хуй у покойников!" Это - понятно. И размещено в подходящем месте. Но кто же мог процарапать "Т. Rex"?
А другой мираж не желаете? 1982 год. Траурная музыка. Лето. До двух часов дня еще целых два часа. Человеку надо выпить. Он прогуливается вокруг квартала, то и дело заглядывая в окно углового "спецурика".
"Пекло мозги. Стоял июль. И на асфальт попробуй плюнь - как тут же плавится асфальт", - утешает себя тот человек стихами Вадима Медина. Вдруг он видит: дверь магазина нараспашку, у прилавка ни души, только на полках, вместо поллитровок и огнетушителей - разноцветные половые члены. Пережив галлюцинацию, этот несчастный (Коваленко его фамилия), работяга, внушил себе, что душевно болен. А четверть века спустя в этом месте действительно открыли салон "Интим", где как раз и торгуют резиновыми хуями, расставленными по полкам в том же порядке, что и поллитры! Вместо бутылок - дилдо.
Эх, кабы собрать все фототарелки всех "мальчиков с желваками", и порасспросить у них, кто сколько пил и в какое будущее заглядывал. А тогда, в 1982 году, утомленные однообразием дамочки устраивали спиритические сеансы по вызову духа Высоцкого. Спрашивали, кто будет после Брежнева. "Тир-ран умр-рет" - хрипел дух в ответ.
Да это же начало совсем другого рассказа… Полпервого. Жаркий полдень. Человек проходит мимо углового магазина "Интим". Двери распахнуты, полки - в шесть ярусов. На них одни вибраторы. Он тут же воображает подобный кошмар в другое время и в другом месте: на полках винного магазина вместо бутылок чучела хуев человеческих. И мужчины в шляпах, кроличьих шапках, все как один проглотили языки, молча думают: брать или не брать?
Говорят, в Лондоне туристам и поныне показывают то дерево, куда врезалась машина Марка Болана. В один из тех осенних дней (так удобнее говорить, если путаница со временем ни в какие ворота не лезет). Мы тоже врезались в дерево. Врезвенники, одно слово… Вот мы и врезались, в дерево. Умерли - воскресли. У машины с мягким стуком отвалились двери. Мы вылезли и отошли. Она дымилась, но это не был готовый взорваться бензобак, машина медленно таяла в воздухе, испаряясь, словно ледяной муляж.
Две могилы. Два надгробия. Одно - неизвестно где. До второго - рукой подать. Одному должно быть много лет. Второе появилось сравнительно недавно. Возможно, Болан был еще жив, когда чья-то рука (чем - гвоздем? штопором?) выцарапывала буквы "Т. Rex". Был жив и пил свой коньяк с кокаином, не ведая, что рядом уже присоседился неумолимый Ангел Смерти Малхомовес. Подобным образом мог вести себя в 20-е годы какой-нибудь внешторговский комиссар Марк Фельд, не ведая, что и его жизнь когда-нибудь оборвется под залпы ежовщины.
Для кого-то путешествие - это виды, достопримечательности, а для кого-то - коньяк, коньяк, коньяк. Глядишь, так на одном коньяке и долетит человек куда ему следует. И просунет сквозь прутья ограды уже не детский сизый нос. Взрослый нюх неисправимого романтика.
Навоз, конечно, пил вещи попроще. Да и права, выданные одноногим преподавателем автодела, так ему и не пригодились. Болан разбился на собственной (кажется, это был "Роллс-ройс"). Навоза отбросил на тротуар чужой джип.
* * *
- Я того Навоза видел всего три дня (!). И…
- Но нахамить успел.
- Та то я по пьяни, подумаешь, сказал: "Слышь, Навоз - ты не прав…" Ну и шо?!
- А у него, может быть, травма на всю жизнь осталась. Кто знает, может, он как раз эти слова вспоминал, когда задумался и угодил под колеса.
- Какие колеса?!
- Бизнесмена. Аграновича. Под колеса, а потом - под лопату. И по Азизяну: "Больше - ни хуя дальше". Или все-таки дальше? Продолжение было?
- Шо ты несеш-ш-шь… не пойму.
- Он к тебе приходил? Сплошная гематома. Обреченный, смирившийся? Такой, каким его видел последний раз на больничной койке Дядя Каланга?!
И шум лопастей вертолета, повисшего над пивною бочкой, заглушает остаток слов.
* * *
Hot Love в универмаге "Украина". Три проигрывателя "Аккорд", чтобы дать покупателю возможность прослушать и решить, надо это ему, или не надо. Туфли с пряжками на женских ногах. Платформ почти не видно. Кеглеобразные голени, или это - икры? Если в гольфах - говорят, они должны быть выпуклыми. Вот у английских школьников в кино они правильной формы. Действительно выпуклые. А у меня какие? Лучше не присматриваться. И все-таки? Не знаю, какие. Неразвитые, скорее всего. Однако совершенствоваться мне хочется меньше всего. И откуда только у школьника такое презрение к подвигам и рекордам?
Hot Love. Азизян, рассуждая о температуре, говорит: "Градусник под прямой луч нельзя!"
Его подкалывает Мамедов: "Ух ты, какой Капица! Это тебя Папа Жора научил?"
Азизян: "Шо это ты папу вспомнил? Я же не пойду к покойникам (!) за щеку давать. А там денег много. Ему-то (Капице) нобелевку разрешили взять. Не то что вашему Пастернаку культяпному".
Что касается покойников, один из них, финский солдат с того света, кричит:
"Эй вы! Оденьте девочку!"
Солдата играет Шалевич, поэтому забыть такое нельзя. Фильм назывался "Райские яблочки", и Сермяга доказывал, что Иванов называет так совсем другие вещи. Правда, мне запомнилось другое: эпизод, где с девочки действительно ловко стаскивают футболку хулиганы на танцплощадке. А во время разнузданного танца звучит Ride a White Swan - песенка T. Rex, но тут вмешивается мертвый Шалевич с бритвенным тазиком на голове и прерывает сцену изнасилования. Разумеется, зритель готов был его убить.
А еще в картине "О, счастливчик!" Майкл Тревис, отсидев срок, выходит на волю, и чтобы понятно было, в каком году, тут и там в окнах магазинов мелькает голова Марка Болана с обложки "Slider", в незабываемом цилиндре. Пожалуй, стоит повторить, а то забуду - "незабываемые цилиндры".
Я тут тоже недавно гулял по улице Менжинского - первый этаж, угловая квартира. Ни электричества, ни занавесок. И свет в ней не зажжется до глубокой ночи, телефон не зазвонит. Покинутый дом смотрит на проезжую часть, где была отнята жизнь того, кто в нем жил.
Голые окна, словно очки того, кто уже зарыт в землю. К окнам прикреплены белые листы - "Сдается под офис". И длинный номер чужого телефона. В комнатах сквозящая пустота и сумрак. Через час он станет гуще… По дому можно бродить с завязанными глазами - ничего не опрокинется, не разобьется. Мне известно, в каких местах висели картинки. Харрисон от меня, в частности. Где стояло мамино трюмо, и в зеркалах гримасничал Стоунз, изображая поочередно то басиста, то ударника.
Вещей в доме нет - сквозь уличное окно видны окна комнаты, выходящей во двор. Стекло на первом этаже без обязательных ныне решеток кажется таким хрупким и так беззащитно выглядит оставленная всеми квартира, куда ты десятки раз приходил просто так, от нечего делать. Зачем только я обмолвился про свет посреди ночи?
"Алиса здесь больше не живет".
Гляжу я в эти окна (за стеклами пусто как в черепе, свечи не хватает) - не та чистота и прозрачность, только что прибранного, еще влажного помещения перед приходом гостей - нет, и думаю: "Алиса здесь больше не живет".
Ведь мы ходили с ним смотреть и этот фильм. Зима, изо рта валит пар, шарф и болоньевый воротник пропахли табаком… Возле кассы человек шесть. В основном дяденьки-рабочие (те, кому во вторую смену), увидели под заголовком три веселые буквы "США" и решили - надо посмотреть.
Копия черно-белая. Проходит час, как сон пустой. Потом Крис Кристоферсон в бешенстве пуляет гитарой по проигрывателю, потому что его раздражает песня Jeepster.
- Ти Рекс! - Ты понял? - пихаю я Навоза локтем.
- А зачем он гитару бросил? - недоумевает Навоз, поскольку уверен, что на Западе все друг другу нравятся и только русских боятся.
- Потом объясню. Распсиховался.
Навоз полон надежд, будто иностранцы скоро перестанут видеть в Советах потенциального агрессора. Навоз их очарует. Вот устроится в "Интурист", и слухи о его пении долетят до… остальное затмевает приятная абстрактная муть, и заголовки: "Русские умеют это делать не хуже". Так выглядят мысли Навоза в пересказе Дяди Каланги. А тут, понимаешь, бородатого американца телепает от вроде бы такой же музыки, в исполнении не менее прославленного коллеги. До чего бы мы дошли, если бы, скажем, Антонов по телевизору блевал при виде Градского. Все-таки наши люди добрее. И аппаратуру берегут, потому что не понаслышке узнали, что такое война, нужда, блокада.
Не американский танк вышиб из жизни нашего друга. А машина местного бизнесмена с умопомрачительной фамилией, из числа тех, над которыми смеяться не рекомендуется.
Если заглянуть в рассказ "Свидание симулянтов", там Навоз почему-то обитает на втором этаже. Ответ совсем прост - у жены живет. У одной из жен.
Невзирая на то огромное внимание, с каким он относился к барабанам (в зрелом возрасте), изобразили его все-таки с гитарой. Ударную установку передать в скульптуре сложно. Оставили только скрещенные барабанные палочки. Я хорошо представляю себе памятник и кладбище, куда мы не поехали. Стоунз однажды практически предсказал его появление, но запутался, импровизируя, и, словно гадалка, ошеломленная чем-то ужасным открывшимся ей, резко замолчал.
И вот Навоз… с гитарой стоит
И делает вид…
Что он… вновь… Демокрит.
Удивительно, что самому Навозу эта ахинея понравилась. Он хохотал как ребенок, чуть ли не до слез, недоумевая сквозь смех: "Вот Стоунз, гад! И откуда он знает про Демокрита?"
Все-таки поздно или рано подстерегает тебя тот момент, когда тебе дают понять, что ты в этом заведении человек посторонний.
"Вы что там свадьбы справляете? Или поминки?" - так и не посмел я вслух спросить у буфетчицы, почему сегодня вход в трапезную Ваал-Дагона снова прегражден железной цепью. Ладно бы я взболтнул что-то лишнее или устроил дебош. Завсегдатаям прощается и такое. В конце концов, сюда приходят не просто выпивать, а напиваться. Только все это не по моей части. Я не агрессивен, и мне не с чего озлобляться на ближний мир. Флиртовать я с нею тоже не мог, с какой стати?
Меня не выгоняли, мне не отказывали в обслуживании. Меня лишь не пропускали туда, где я видел надпись. По привычке выворотив глаза, я кое-как заглянул за приоткрытые створки дверей - то, что казалось мне прутьями решетки, было ячейчатой проволочной сеткой. Или они успели сменить решетку?
Пока моя охотничья сосиска разогревалась, я окинул взглядом стену, под которой мне предстояло ее съесть. Это была самая настоящая шахматная доска из белых и зеленых кафельных плиток. Пол под ногами колыхнулся, словно спящий кит в романе Жюль Верна. Я испытывал легкое тщеславие от моей любви к творчеству Марка Болана, за мое постоянство. И при этом с каждой секундой все отчаяннее убеждался, что никогда не смогу с точностью передать атмосферу и смысл места, где послышалось мне: "Get it On, Bang a Gong" и так далее. Кто-то уже пробовал это сделать, побывав здесь до меня, и сумел нацарапать всего четыре буквы - "T. Rex".
Гонг… Потолок. Продукти. № 184. Где ты, Барсук? Я тебя видел, директор. А Сермяга казав, що ты вмер. Даня говорил, что Барсук умер, а мы его видели. Это был его магазин. "Продукти № 184".
Суперфинал: удар гонга… Которого там нет. Но я его слышал.
29.08. - 03.09.2007
ФИОЛЕТОВЫЙ СВЕТ
Вымощенный булыжником спуск с перрона падает вниз, как расклёшенная бисерная штанина. Почему-то этот фрагмент до сих пор не заасфальтировали. Кто-нибудь из ныне живущих в другом месте соберет от силы несколько слов и скажет: "Зимой мы здесь катались на санках. Здесь была горка". А больше рассказывать нечего.
Не везде и всюду, но иногда под слоем асфальта скрывается булыжная мостовая, как головная боль под кожей в черепе протрезвевшего человека. Эти тайные камешки волнуют меня, и поэтому я с надеждой смотрю под ноги, если случается проходить отрезки улиц, запомнившихся мне своей брусчаткой.
Только у меня во дворе, уродливо переделанном изнутри, сохранились такие камни, но к ним я успел привыкнуть. А вот тот спуск (он же, кстати, и подъем) неизменно меня изумляет. Почему его не покроют асфальтом? Вероятно, это из-за того, что люди и машины ходят по нему совсем редко. Теперь к их услугам (я имею в виду людей) удобные ступеньки - там, ближе к вокзалу, где останавливаются пассажирские поезда. Нет, на эти выпуклые, неровные булыжники может завернуть разве что похоронное шествие, да и то либо во сне, либо по ошибке.
Не могу сказать, была ли там горка, по-моему, снега не выпало совсем - бесснежным вечером 31-го декабря одного из ранних 70-х годов казавшегося бесконечным десятилетия. Мальчику, едва разменявшему второй десяток, позволили надеть легкие туфли чехословацкого производства и оставаться в них, там, куда его приведут.
Взрослые зачем-то решили встретить Новый год не у себя, а в гостях у малознакомых людей из простонародья. Мне идти туда не хотелось, но и дома меня бы одного никто не оставил. Собственно, взрослая часть праздника почти полностью от меня ускользнула. Позднее я подслушал, что у двух тёток под столом стояла емкость с самогоном, и они ее всю на пару выпили. Я оказался в комнате с молодежью, явно не подходящей мне по возрасту. Два фраера недовольно перешептывались, мол, слишком до хуя предков, одни мамаши. А тут еще одиннадцатилетний рахитик мешает им ухаживать за дочерью хозяйки и ее подругой.
Они тоже что-то выпивали, но я не мог понять, где у них спрятано спиртное. Телевизор работал в комнате, где был накрыт стол. А юноши принесли с собой магнитофон на батарейках, какой-то обветренный с виду. Играл он негромко, но никто и не стремился танцевать в тесной комнатке с письменным столом.
Как ни странно, парни относились ко мне, сбитому с толку родительской блажью пятикласснику, даже добрее, чем девицы. Поглядывая украдкой, я пробовал определить степень их солидности. Брюки клеш, карманы горизонтальные - но самые заурядные на вид. Даже не на молниях. Волосы чуть длиннее обычных причесок. У одного усики и курчавые бакенбарды. Руки грубые - видимо, работают на заводе. От катушек с отогревшейся с мороза магнитофонной лентой пахло плохими духами. Курить они выходили на лестницу.
Музыку они принесли даже на мой малолетний взгляд довольно неподходящую. На двух стопятидесятиметровых катушках был записан "Концерт для Бангладеш". Посмеиваясь, пареньки (впрочем, мне они казались дяденьками) долго и нудно подматывали пленку к тому месту, где конферансье перечисляет участников концерта, чтобы девушки смогли оценить комизм произносимой им абракадабры. "Это он все вам с Людкой выговаривает", - шутил тот, что моложе, с более гладкими светловатыми волосами.
Мне не хотелось ни спать, ни есть. Хотя какую-то еду мне предлагали - холодец, пирожки. Кажется, я даже в туалет не выходил - стеснялся, как в больнице. По телевизору демонстрировали черно-белые виды несуществующей зимы. Заглянув к взрослым, я подслушал пару фраз, от которых мне покоробило. Одна из тёток громко и с вызовом заявила приблизительно следующее: вот, культурные люди, а не брезгают нашей пролетарской компанией. И пьют наравне.
Должно быть, вид у меня сделался такой тоскливый, что молодым людям стало меня жалко. Кругом веселье, елка нарядная (правда, ни бенгальских огней, ни хлопушек я не заметил), пора открывать шампанское (мне тоже могут дать попробовать - самую малость, ради праздника), а тут куксится непонятно как оказавшийся под одной с ними крышей чужой ребенок.
Может быть, имело смысл захватить с собой кое-какие игрушки или детскую книгу. Например, "Золотой ключик"? Я виновато улыбался - не обессудьте, сколько могу, столько и веселюсь. Хотя идея, конечно, хорошая. Тронут.
Мне мерещилось, что я заболел и вижу неприятный сон, что все эти люди находятся у меня в спальне. Я был очень обижен на тех, кто меня сюда притащил. Ведь ни одного сверстника! Только этот нелепый, дурацкий "Бангладеш" на убогом магнитофоне и предложение отведать шампанского, которого, я уверен, у них нет! В чем смысл, в чем смысл?.. Зачем они собираются и ждут, когда пробьет полночь, чтобы вылез из гроба какой-нибудь смрадный мертвец, даже не из гроба, а прямо вон из той кладовки?..
- "Ли Пеппер"?
- Не "Ли Пеппер", а "Ди Пэпл".
Два непонятных слова прозвучали как фрагмент игры в пинг-понг. Они даже сами не знают, как правильно - вот это да! А я - знаю, но не решаюсь щегольнуть тем, что мне уже известно. Помалкиваю, умудренный горьким опытом - в школе меня уже обхамили, когда я встрял в разговор об этой группе. Естественно, возник вопрос, как ее название переводится на русский, и что оно означает - "Deep Purple"?
Я что услышал по "Голосу Америки", то и повторил: "Фиолетовый свет". Ученик Андриенко моментально возмутился: "На! - скрутил он мне кукиш. - Неправильно!!!" Я тут же огрызнулся: "А как правильно"? - "Темные люди", - звучно и с расстановкой произнес Андриенко.
Выражение "Фиолетовый свет" внушало мне смутный страх. Он проникал не через окна, окон не было вообще. Он не лился подобно воде из крана, если щелкнуть выключателем, из единственного плафона под потолком. Фиолетовый свет клубился в ночной комнате, ничего не высвечивая, а только пропитывая собою тесную пустоту.
- …И орел послушает…
Это обо мне они так! "Орел". Должно быть, вид у меня совсем страдальческий. Как в очереди к зубнику. Стыдно и как-то не по себе, а вдруг потом еще и вычислят по зубам, что курить начал - сопляк такой. Или еще обиднее - сморкач.
- Давай, давай - "Моторное сердце".
- Заодно и орел послушает.
"Орел" нахохлился и стал мучительно соображать, может ли песня называться "Моторное сердце". То есть - западная композиция, но на производственную тему. Маловероятно. Они меня просто разыгрывают.
Самое поразительное - у них оказался второй комплект круглых батареек! "Фиолетовый свет" заиграл убыстренно и глухо, но "орел" сходу узнал эту песню. Вкусить ее довелось ему при немыслимых обстоятельствах. Рассказать - никто не поверит. Буквально на днях заглянул погреться в "Юный техник", с порога попал в полутолпу чего-то ожидавших мужчин, и был пригвожден, раздавлен, втиснут и вытолкнут тем, что увидел и услышал прямо в открытый космос, где оказаться труднее, чем за границей.
Проигрыватель "Вега" стоял прямо на цементном полу, две колонки - тоже. От "Веги" к каждой из них тянулся провод. Это была не музыка, а дьявольский триумф чего-то сокрушительного и не сравнимого ни с чем на свете. От слякоти на цементном полу и от подошв мужской зимней обуви дымчато вздымался парок. Лиловая этикетка с черной буквой Пи вращалась, выделяя, извергая посекундно смертоносные звуки Highway Star.
- Опа! Опа! Качает! Качает!
- Точно! Компрессор. Моторное сердце.