Однако, встретившись перед Днем благодарения, мы поняли, что она и впрямь очень сильно изменилась. Гибкая, элегантная Уитни стала костлявой, голова у нее перевешивала шею и казалась слишком огромной для туловища. Мы встретили сестер в аэропорту и с ужасом отметили, как сильно они различаются. Круглощекая, голубоглазая Кирстен, сияя от счастья, тепло обняла меня и прокричала, как сильно соскучилась. В это время бледная Уитни, без макияжа, в тренировочных брюках и черной водолазке стояла в стороне. Мы сдерживались как могли. Просто поздоровались, обнялись, спросили, как поездка. Но когда пошли получать багаж, мама не выдержала:
- Уитни, детка, ты совсем исхудала! До сих пор не вылечишься от простуды?
- Я здорова, - ответила Уитни.
- Нет, - решительно вмешалась Кирстен, снимая чемодан с транспортера. - Она не здорова. Она не ест. Совсем. Видно, решила покончить жизнь самоубийством.
Родители переглянулись.
- Не может быть. Уитни просто простудилась, - сказала мама, а Уитни зло посмотрела на сестру. - Правда, детка?
- Нет, неправда, - ответила за нее Кирстен. - Слушай, Уитни, я тебя в самолете предупреждала: или ты им сама все расскажешь, или я.
- Замолкни! - сквозь зубы выдавила Уитни.
- Давайте потом поговорим. Снимайте чемоданы, - предложил папа в своей обычной манере.
Он был единственным мужчиной в нашем женском царстве и поэтому, когда эмоции хлестали через край и назревал конфликт, всегда старался не говорить, а действовать. Обсуждаем во время завтрака боли в животе перед месячными? Папа тут же уходит в гараж менять масло в машинах. Ревем непонятно почему? Папа готовит жареный сыр, который, правда, обычно сам же и съедает. В общественном месте назревает семейный скандал? Папа снимает чемоданы с транспортера.
Мама взволнованно разглядывала Уитни.
- Малыш, скажи мне, это правда? - мягко спросила она, пока папа вылавливал еще один чемодан.
- Я здорова! А Кирстен просто завидует!
- Ой, ну хватит уже! - воскликнула Кирстен. - Да плевала я на твою работу, и ты это прекрасно знаешь.
Мама очень удивилась, а я в который раз отметила про себя, какая же она маленькая и хрупкая.
- Полегче, Кирстен! - вмешался папа.
- Ты не понимаешь, пап! У Уитни анорексия! Это серьезное заболевание! Ей нужна помощь!
- Да заткнись ты уже!!! Заткнись!!! - завизжала Уитни.
Вот тут мы испугались по-настоящему. Уитни, в отличие от Кирстен, никогда не кричала. Пару секунд мы молча смотрели друг на друга, не веря в то, что произошло. Тут на нас стали оборачиваться люди, мама покраснела и, подойдя поближе к папе, сказала:
- Эндрю, я не…
- Пошли в машину! - Папа подхватил чемодан Уитни, обнял маму за плечи, и они молча пошли вперед. Вслед за ними шла Уитни, и ее голова склонялась от ветра. Замыкали шествие мы с Кирстен. Сестра сжала теплой рукой мою холодную ладонь и прошептала:
- Они должны знать.
Но видимо, обращалась она не ко мне. Когда я обернулась, Кирстен смотрела в сторону.
- Так надо. Я должна все рассказать.
Мы так же молча сели в машину. Молча выехали с парковки и порулили по шоссе. Я сидела на заднем сиденье между сестрами. Кирстен то и дело порывалась что-то сказать, но каждый раз не решалась. Уитни смотрела в окно, сложив руки на коленях. Запястья у нее были тонкие, костлявые и очень бледные, что особенно подчеркивала черная водолазка. Родители не оборачивались. Иногда у папы слегка двигалось плечо - он, утешая, гладил маму по руке.
Едва мы остановились у гаража, Уитни выскочила из машины, вбежала в дом и громко захлопнула за собой дверь. Кирстен вздохнула.
- Нам надо поговорить, - тихо сказала она, когда папа заглушил двигатель.
Послушать, о чем пойдет речь, мне не разрешили. Велели идти к себе в комнату делать уроки. Я раскрыла на коленях учебник математики и сделала вид, что занимаюсь, а сама пыталась подслушать, что происходит внизу. Оттуда раздавался низкий голос папы, высокий мамы и возмущенные вскрики Кирстен. За стеной в комнате Уитни стояла тишина.
Наконец мама поднялась на второй этаж и постучалась к Уитни, но никто не ответил.
- Малыш, можно я войду?
Тишина. Минуты две мама ждала, потом щелкнул замок, дверь раскрылась и снова захлопнулась.
Я спустилась на кухню. За столом перед тарелкой с нетронутым жареным сыром сидела Кирстен, напротив нее - папа. Я полезла в шкаф за стаканом.
- Пап, у нее на все готов ответ, - сказала Кирстен. - Да она за три секунды промоет маме мозги.
- Думаю, ты ошибаешься. Положись на маму.
Кирстен покачала головой:
- Пап, Уитни больна. Она почти совсем не ест. Знаешь, какой у нее рацион? Четвертинка яблока на завтрак и три крекера на обед. К тому же она постоянно тренируется. У нас неподалеку есть спортзал. Он работает круглые сутки. Так вот. Иногда я просыпаюсь ночью, а Уитни нет. Она точно ходит тренироваться!
- А может, и нет.
- Я следила за ней пару раз. Она часами бегает по беговой дорожке. Когда я только переехала, у моей подруги соседка вела себя точно так же. Она похудела на восемьдесят фунтов, и ее пришлось положить в больницу. Это очень серьезно!
Папа помолчал.
- Давай все-таки выслушаем ее, а потом будем решать, что делать, - наконец предложил он. - Аннабель!
Я подпрыгнула:
- Да?
- Тебе надо доделать уроки.
- Хорошо.
Я допила воду, положила стакан в посудомоечную машину, вернулась к себе и постаралась сосредоточиться на параллелограммах. Через стенку раздавался тихий успокаивающий голос мамы. Когда я уже почти закончила делать уроки, дверь распахнулась.
- Знаю, - сказала мама. - А как тебе такой вариант? Прими душ, поспи, а я разбужу тебя к обеду. И все предстанет совсем в другом свете.
Послышалось сопение. Видимо, Уитни согласилась. Мама заглянула ко мне:
- Все хорошо. Не волнуйся.
Она и вправду так считала. Позже я узнала, что Уитни убедила маму, что она просто устала и слишком много работает. А мало ест и все время тренируется, потому что несколько толще своих конкуренток на пробах. И ничего страшного в этом нет. А Кирстен работает по ночам, а днем отсыпается и поэтому не замечает, как ест Уитни. И вообще, скорее всего, дело тут вовсе не в сестринской заботе. Кирстен просто завидует, потому что у нее никогда не было столько заказов, сколько у Уитни.
- Я не завидую!!! - зло завопила Кирстен через несколько минут после того, как мама спустилась на кухню. - Она же врет, неужели не ясно?! Вы что, совсем ничего не понимаете?!
Она еще что-то кричала, но я уже не разбирала что. Через час, когда меня позвали обедать, конфликт уже был улажен, и мы снова превратились в идеальную семью. Снаружи казалось, что у нас все просто чудесно.
Наш дом был построен по папиному проекту. Соседи называли его "Стеклянный дом" - самое современное сооружение в то время. Его передняя часть действительно сделана из стекла, и с улицы виден весь первый этаж: гостиная с огромным каменным камином, за ней кухня и бассейн на заднем дворе. Кроме того, частично просматривался второй этаж - двери в наши с Уитни комнаты и площадка с камином между ними. Остальное было спрятано от посторонних взглядов. То есть люди видели лишь разрозненные детали, но считали их единым целым.
Столовая находилась в передней части дома. Когда мы садились обедать, пролетающие мимо машины всегда немного притормаживали, и водители рассматривали случайно представшую перед ними картинку: счастливая семья за любовно накрытым столом. Но всем известно, внешность обманчива.
В тот вечер Уитни съела свой обед. Она ела его и после. Кирстен выпила очень много вина, а мама все три дня без остановки твердила, как здорово, что мы снова все вместе.
Утром перед отъездом она усадила сестер за стол и заставила пообещать ей: Уитни - что она будет следить за своим здоровьем, хорошо высыпаться и правильно питаться, а Кирстен - приглядывать за сестрой и относиться к ней с пониманием. Все-таки Уитни совсем недавно переехала в новый город и очень много работает.
- Обещаете? - спросила мама, глядя на дочерей.
- Да, - ответила Уитни. - Обещаю.
Кирстен же покачала головой и встала:
- А я нет. Слушай, мам, я тебя предупреждала, а ты мне не поверила. Запомни это, пожалуйста.
- Кирстен…
Но она уже ушла в гараж, где папа засовывал в машину чемодан.
- Не волнуйся, - сказала Уитни, целуя маму в щеку. - Все будет хорошо.
Первое время все и вправду шло неплохо. Уитни по-прежнему трудилась круглыми сутками и даже снялась для журнала "Нью-Йорк" - самый серьезный ее заказ на тот момент. Кирстен же пригласили работать в знаменитый ресторан. Кроме того, она снялась в рекламе для кабельного телевидения. Ладили ли сестры или нет, мы не знали. Правда, раньше они звонили вместе - передавали друг другу трубку, а теперь - раздельно. Кирстен ближе к полудню, Уитни по вечерам. А за неделю до Рождества раздался звонок во время обеда.
- Простите, что? - переспросила мама, стоя в дверном проеме между кухней и столовой. К одному уху она прижимала трубку, а другое зажала рукой, чтоб лучше слышать. Папа внимательно за ней следил. - Что вы сказали?
- Грейси, что случилось? - Он встал.
Мама покачала головой.
- Не знаю. - Она передала папе телефон. - Не…
- Алло! Кто говорит? А… Понятно… Да-да… Наверно, это ошибка. Подождите, не вешайте трубку, сейчас я вам все продиктую.
Он отложил телефон, а мама спросила:
- Что она хочет?
- Что-то не так со страховым полисом Уитни. Она сегодня была в больнице.
- В больнице?! - дрожащим испуганным голосом спросила мама. У меня быстро забилось сердце. - Что случилось?
- Не знаю. Ее уже выписали, просто с оплатой что-то не так. Нужно найти новый полис.
Пока папа искал в кабинете страховку, мама постаралась узнать у звонившей женщины подробности. Но ввиду врачебной тайны много выяснить не удалось. Уитни привезли утром на "скорой" и выписали через несколько часов. Папа разобрался с оплатой и принялся звонить сестрам. К телефону подошла Кирстен.
- Я вас предупреждала, - сказала она так громко, что я расслышала ее голос со своего места. - Предупреждала!
- Позови сестру, - велел папа. - Немедленно.
Уитни подошла к телефону и что-то быстро и весело затараторила. Родители склонились к трубке и внимательно ее слушали. Позже я узнала, что она им наговорила: ничего страшного не случилось. Просто небольшой синусит, и как следствие - обезвоживание. Она упала на съемках в обморок, а кто-то испугался и вызвал "скорую". Звучит пугающе, на деле пустяк. Не позвонила, потому что не хотела, чтоб мама волновалась. Ведь ничего серьезного не случилось! Ну совсем ничего!
- Давай я приеду? На всякий случай, - предложила мама.
Нет-нет, не стоит. Через две недели они сами приедут на Рождество домой, Уитни отоспится, отдохнет, и все будет замечательно!
- Точно? - все еще сомневалась мама.
Да. Абсолютно точно.
Папа попросил передать трубку Кирстен.
- Что с сестрой? Она здорова?
- Нет. Она больна.
И все же мама не поехала. И совершила огромную ошибку. До сих пор не понимаю, почему она поверила Уитни.
Уитни прилетела на Рождество одна, поскольку Кирстен задержали на несколько дней на работе. Папа поехал встречать ее в аэропорт, а мы с мамой приготовили обед и ждали их на кухне. Когда я увидела Уитни, то не поверила своим глазам.
Худющая. Истощенная. Это бросалось в глаза, даже несмотря на мешковатую многослойную одежду. Глаза ввалились, на шее проступили сухожилия. Они двигались как веревочки у марионетки каждый раз, когда Уитни поворачивала голову. Я не могла отвести от нее глаз.
- Аннабель! - раздраженно сказала Уитни. - Обними меня, что ли!
Я отложила нож для резки овощей и подошла к сестре. Обняв ее, испугалась, что могу сломать. Уитни была такая хрупкая! За ее спиной стоял отец с чемоданом. Взглянув на него, я поняла, что он тоже потрясен тем, как сильно изменилась Уитни всего за месяц.
А мама сделала вид, что ничего не случилось. Подошла к Уитни, улыбнулась и крепко ее обняла:
- Малыш, ты так устала!
Облокотившись о мамино плечо, Уитни медленно закрыла глаза. Ее веки казались прозрачными. У меня от ужаса побежали мурашки по телу.
- Но ничего. Поживешь с нами, и все наладится! Вот прямо сейчас и начнем. Умывайся, и будем обедать.
- Нет-нет, я сыта, - возразила Уитни. - Поела, пока ждала самолет.
- Правда? - обиженно спросила мама. Она целый день готовила. - Ну, может, хотя б овощного супчика поешь? Я его специально для тебя приготовила. Он поднимает иммунитет.
- Мам, я правда очень устала и хочу спать.
Мама взглянула на папу, а он очень серьезно смотрел на Уитни.
- Ну, хорошо, иди приляг, а потом покушаешь.
Но Уитни есть не стала. Она проспала весь вечер и всю ночь. Мама заходила к ней несколько раз с подносом, но Уитни даже не пошевелилась. И утром она есть не стала. Поднялась с рассветом и заявила папе, который обычно вставал раньше всех, что уже позавтракала. А днем снова заснула. За обедом мама заставила Уитни сесть с нами за стол.
Вот тут-то все и началось. Папа раскладывал еду, а Уитни стала нервничать. Я физически ощущала, как от нее исходит тревога. Уитни ерзала на месте, теребила манжеты, закидывала ногу на ногу, глотала воду и снова теребила манжеты. Просто не могла сидеть спокойно. Папа разрезал жаркое, положил куски на тарелки, добавил к ним картошку, фасоль и знаменитый мамин горячий бутерброд с маслом и чесноком и протянул еду Уитни. Тут сестра не выдержала.
- Я не голодная! - быстро проговорила она и оттолкнула тарелку.
- Уитни! Ешь! - велел папа.
- Не хочу! - зло отозвалась Уитни. Мама взглянула на нее так обиженно, что у меня заныло сердце. - Это все Кирстен, да? Она вас подучила?
- Нет, детка. Кирстен здесь ни при чем. Тебе просто нужно поправляться.
- Я не больна! Со мной все отлично! Просто устала. А есть не хочу и не буду! И вы меня не заставите.
Мы молча на нее уставились. А Уитни снова вцепилась в манжеты и опустила глаза.
- Уитни, - сказал папа, - ты слишком худая. Нужно…
- Ничего мне не нужно! - вскакивая, воскликнула она. - Откуда вам знать, что мне нужно? Знали б, не завели этот разговор!
- Детка, мы хотим помочь, - мягко сказала мама. - Хотим…
- Тогда оставьте меня в покое! - Уитни ударила стулом о стол так, что подскочили тарелки, и вылетела из столовой. Послышался стук входной двери.
Вот что было дальше: папа, как мог, успокоил маму и поехал искать Уитни. Мама, на случай, если он ее не найдет, устроилась ждать на стуле в прихожей. Я быстро пообедала, накрыла тарелки с нетронутой едой пленкой, убрала их в холодильник и помыла посуду. Когда закончила, увидела на подъездной дорожке папину машину.
Уитни зашла в дом, уставившись в пол. Папа велел ей поесть и отправляться спать в надежде, что завтра все наладится. По-видимому, они уже все решили по дороге, потому что Уитни не возражала.
Мама велела мне идти к себе, поэтому я не видела, как ела Уитни и пыталась ли она еще сопротивляться. Но когда все заснули и в доме воцарилась тишина, я спустилась в столовую. На столе стояла всего одна тарелка, полная еды. В ней лишь слегка поковыряли вилкой.
Я перекусила, посмотрела по телевизору повтор программы "До и после", послушала новости и пошла к себе. Как обычно, ярко светила луна, озаряя всю переднюю часть дома. Я никак не могла к ней привыкнуть и, когда поднималась по лестнице, закрыла глаза.
Коридор перед нашими с Уитни комнатами тоже был ярко освещен, в тени оставалась лишь площадка с камином. Я подошла поближе и поняла, что пахнет паром.
Я его даже почувствовала. Воздух как будто изменился, стал густым и влажным. Я вдохнула его и взглянула на ванну в другом конце коридора. В ней не был включен свет, но чем ближе я к ней подходила, тем гуще становился пар. Послышался плеск воды. Как странно! Можно забыть закрыть кран, но не душ же! Хотя Уитни вообще очень странно себя ведет, так что кто ее знает. Я подошла к приоткрытой двери и распахнула ее.
Дверь обо что-то ударилась и отскочила. Я снова ее открыла, и в лицо мне ударил пар, оседая на коже. Ничего не было видно. Я нащупала справа выключатель и зажгла свет.
На полу у моих ног, свернувшись калачиком, лежала Уитни. Это о ее плечо ударилась дверь. Уитни была замотана в полотенце. Из душа хлестала вода, заливая пол.
- Уитни… - Я присела возле нее на корточки, не представляя, что можно делать ночью одной в ванной. - Ты…
И тут я увидела туалет. А в нем желтоватую жидкость с чем-то красным. С первого взгляда стало понятно, что это кровь.
- Уитни. - Я положила сестре руку на лицо. Оно было горячее и влажное. У Уитни задрожали веки. Я потрясла ее за плечо. - Очнись!
Но Уитни не очнулась, а лишь слегка пошевелилась. Полотенце соскользнуло, и я увидела, во что она превратилась.
Кожа да кости. Первое, что мелькнуло в голове. И шишки - в позвоночнике каждую косточку пересчитать можно. Бедра торчат, колени тощие и бледные. И как Уитни выжила? Да еще и скрывала от всех свою худобу? Никогда не забуду, что произошло дальше. Уитни снова зашевелилась, и из спины показались тонюсенькие лопатки, похожие на крылья новорожденного неоперившегося мертвого птенца, которого я как-то нашла на заднем дворе.
- Папа!!! - завопила я. В крохотной комнатенке голос прозвучал особенно громко. - ПАПА!!!
Остаток ночи прошел как в тумане. Прибежал папа в пижаме, натягивая на ходу очки, оттолкнул меня и прижал ухо к груди Уитни. Мама же застыла в противоположном конце коридора, по-прежнему освещаемом луной, и прижала руки к лицу. Потом приехала "скорая". От ее мигалок дом стал похож на калейдоскоп. Уитни забрали, мама поехала с ней, а папа за ними на машине. И наступила тишина. А я осталась одна. Мне велели сидеть дома и ждать.
Я не знала, чем заняться. Поэтому решила вымыть ванную. Спустила туалет, собрала с пола воду, закинула использованные полотенца в стиральную машину и включила ее. Затем вернулась в залитую лунным светом гостиную, села в кресло и стала ждать родителей.
Через два часа позвонил папа. Я проснулась и схватила трубку. На улице уже вставало солнце, окрашивая небо в розово-красный цвет.
- Твоя сестра поправится. Объясним все, как приедем.
Я вернулась в свою комнату, забралась в кровать и проспала еще два часа. Проснулась от скрипа двери в гараже. Спустилась на кухню и обнаружила там маму. В той же одежде, что и вчера вечером, непричесанную. Она стояла ко мне спиной и заваривала кофе.
- Мам! - позвала я.
Она обернулась, и я содрогнулась от ужаса. Мама как будто только вернулась с бабушкиных похорон: уставшая, испуганная, с опухшими от слез глазами. Больше всего на свете мне захотелось закрыть ее собой, оградить от всего мира, от боли, которую он может ей причинить. И не только ей. Мне тоже. И всем нам.
И тут мама не выдержала и расплакалась. Она взглянула на свои трясущиеся руки и разрыдалась особенно громко в кухонной тишине. Я подошла к ней, не зная, как поступить. Но тут, к счастью, подоспел отец.