Я ответил, что все нормально, давно живу.
- Жаль, - вздохнул он. И это была искренняя жалость, оттого, что он не мог сделать мне липовую бумагу.
Но не меня любил этот таджик, а свою молодость, отзвучавшую гитарной струной. Мы курили, и я спросил его, чем он занимается, - так просто, из вежливости.
- Травой, - ответил он. - Нет, ты не понял, дурак. Я траву сажаю, тут, на газонах. Страшная трава, как резиновая.
- Резиновая? Да тут другая не выживет. Далеко сажаете?
- Поедешь на Савеловскую?
- Ясно дело, поеду.
И мы забрались в совершенно кинематографический "ЗиЛ", на кабине которого в конвульсиях билась желтая лампочка. За рулем сидел хмурый таджикский соплеменник в оранжевом жилете.
- Давай поставь снова, а? - сказал хозяин ночной Москвы, и мы понеслись по пустым проспектам, под хор раненых птиц:
De pie, cantar que vamos a triunfar.
Avanzan ya banderas de unidad.
Я раздухарился и вторил ему по-русски, что, дескать, пора, вставай разгневанный народ, к борьбе с врагом готовься патриот. Ну и, разумеется, о том, что в единстве наша сила и мы верим, мы знаем: фашистов ждет могила.
Верхний город спал - спали мои собутыльники Пусик, Лодочник и Гамулин. Спали мои родственники и сослуживцы, а вокруг шла ночная жизнь - грохотали асфальтоукладчики, полыхало огнями ночное строительство, и остовы будущих домов на фоне светлеющего неба напоминали пожарища. Это был тайный город, не оттого, что он прятался от кого-то, а оттого, что его не хотели замечать.
На востоке, где-то над заводскими кварталами, розовело, били сполохи и набухала гроза. Рассвет боролся с тучами - и непонятно было, кому из них - свету или сумраку - уступать дорогу.
Тинатин Мжаванадзе (merienn)
Лелка и Кето
В каждом батумском дворе есть несколько вездесущих персонажей.
Вредная Бабулька, как правило, живет одна, но это непринципиально, главное - все про всех знает и во все сует свой нос. Детям запрещает играть как под ее окнами, так и везде, ругается с соседями и распускает сплетни.
Наркоман (или Алкаш) - в общем, кому какая разница, каким именно способом человек губит свою жизнь? Добрый в минуты трезвости, ярмо на шее семьи в остальное время, беспринципный, пугало для девиц на выданье.
Отец Семейства - пузатый, денежный, тиран и деспот. Дети у него - избалованные сволочи, жена - забитая дура, которая потихоньку крутит с каким-нибудь молокососом.
Чокнутый Интеллигент - чаще всего бобыль, поэт или художник, может, у него есть пожилая мама, а бывает, что и семья - жена и дети, но, как правило, они его любят, но не уважают и немного стесняются.
Эмансипированная Дама - она не для этого бренного мира. Как ее сюда занесло - в красках поведает Вредная Бабулька. Ходит в шортах и с собачкой на поводке. По мнению двора, либо не в себе, либо редкая курва.
Перспективный Жених - преуспевающий молодой человек приятной наружности и с карьерой на взлете, возможно, бизнесмен. Его так задолбали потенциальные невесты, что он с перепугу женится годам разве что к сорока.
Дворовая Красавица - куда там разным Мисскам! Она юна, свежа и неприступна, ходит со свитой и чаще всего бывает похищена каким-нибудь раздолбаем.
Почему Жених и Красавица не женятся? Его же инцест! Соседи же, вместе выросли, играли в "мяч-в-кругу" и бадминтон - почти брат и сестра.
Ах, не верьте, бывает, что и женятся.
Персонажей не счесть - Великая Мать, например, или Веселая Студентка, а бывает еще - Русский Врач или Армянский Звукооператор, но они не такие вездесущие.
Да, и куча разнообразной детворы - утомительным для барабанных перепонок, но таким умилительным фоном.
Во дворе есть стол под навесом, заросший мхом водопроводный кран, и растет старая акация. Она цветет розовыми пушистыми комочками, память о которых преследует уехавших на край света жителей двора до конца жизни.
- Деточка моя, послушай меня, я же твой папа: ну вот что ты вбила себе в голову, что нравишься Гие?! Ты у меня красавица, кто ж спорит, но это совсем не главное. Не женится он на тебе, поверь мне.
- Ну почему, папочка?! Чего у меня нет, что есть у других?
- Ну, потому что он из такой семьи…
- А чем моя семья хуже любой другой? Ты же не вор, не убийца, не пьяница, и я ничем вас не осрамила. Что же ему может не нравиться - моя сестра, да? Папа, скажи, из-за Кето он может от меня отказаться?!
Жора грузно встал со стула:
- Не морочь мне голову - да и себе тоже. И смотри, чтобы мать не услышала твои бредни!
- …Осторожнее бери чашку - кофе горячий… Помнишь, как мы устраивали розыгрыши? А "рукопись, найденая на дне чемодана"? Как было весело, боже мой.
- А как вы с Аликом поженились, помнишь? Мы тут через окна лезли и ночами валяли дурака - эхх, молодость…
- А наши дети ни во что нас не ставят, говорят мне: ты выбрала себе папу, а нас оставь в покое, мы за такого не выйдем. Нас с отцом не уважают, потому что мы бессребреники и ремонта нет лет двадцать. Если повезет - повесятся на шею какому-нибудь прожигателю жизни и будут всю жизнь страдать.
- Это ты о собственных детях?! Ха-ха-ха, насмешила, Таточка. А вот эта красавица, вон идет с подносами, - их подружка, если не ошибаюсь? Боже мой, статуэтка, а не девочка!
Вылитая Рэкел Уэлш! Да любой прожигатель жизни не глядя возьмет ее себе только ради эстетического удовольствия!
- Да ну тебя, Гоги. У моих девок хотя бы нет скелетов в шкафу, а у Лелки - посмотри на ее родителей, и главное - на сестру. Во-он они, возле своего подъезда.
- Вот эта, что с малышней бегает? Боже мой, вот эта в очках? Госееподи, они сестры?! Даты врешь все, не может этого быть.
- Гоги, отойди от окна, любопытная скотина, - вроде интеллигентный дядька, а сам - как мои дочери, хамло несчастное!
- Слушай, прямо передернуло всего… Как это случилось - они ее удочерили, что ли?
- Генетический прокол - вот что это такое, только наоборот. У Кето родовая травма, ее щипцами тащили - ну и вот, инвалид на всю жизнь, а так - была бы точная копия своих мамы с папой. А вторая родилась - жемчужина. Посмотри, на ней же глаз отдыхает. Добрая душа, всегда веселая, никогда ничего у родителей не потребует. Ну откуда у этих кашалотов такая дочь?!
- Есть многое на свете, друг Горацио… Таточка, а твои дочери Шекспира читают? Все, молчу, молчу…
- Хозяйка! Хозяйка, где вы там?! Я закончил циклевку, завтра можно лаком крыть.
- Тигран, подожди, куда уходишь - сначала обедать, все уже на столе. А почему у тебя руки всегда в карманах? Воспитание хромает, да?
- Лела-джан, я ненарочно, у меня с детства редкое заболевание: посмотрите, если не противно.
- Ой! Что это: как чешуйки! Это больно?
- Да нет, не больно, но люди таращатся. Надо все время кремом мазать. Потому и за руку ни с кем не здороваюсь.
- Мне совсем не противно. Тигран, а ты почему паркетчиком работаешь, ты же столько всего знаешь? Вон, все кроссворды подряд отгадал.
- Детка, да сдался тебе этот Гия: даром что красавчик, да не про нашу честь, да и мужем хорошим не будет. Не будет, и все тут - послушай, что я говорю. Аджарцы - прекрасные люди, но мужья гуляют, это у них не зазорно, а прямо как подвиг. Вот мегрелы - хорошие мужья, но строгие слишком и с детьми не помогают - это у них стыдно считается. Имеретинцы - чересчур выпендриваться любят, и застолья бесконечные - замучаешься готовить и убирать. Даа… Так что лучше наших гурийцев никого нет. Да и не всякий гуриец тебе подойдет, а только озургетский! Ланчхутские - бездельники, им бы только революции устраивать.
- Папуля, тебя послушать - останусь я в девках или уж в деревню куда-нибудь, корову доить.
- А чем плохо? Свежий воздух, детей хорошо там растить… Ну, ладно, молчу, молчу. Ты - наша радость, Бог тебе пошлет хорошего парня.
…- Кето не виновата, что она такая, правда, же, Тигран? И ничего наследственного - это врачи ей устроили в роддоме, бедная мама всю жизнь плачет. Сколько уже приходили просить палу моей руки - и каждый раз одно и то же: увидят Кето - и след их простыл.
- Ты на нее сердишься?
- За что? Она ведь и так несчастная, а я уж как-нибудь не потеряюсь. Знаешь, она меня в детстве все время таскала на руках. Заматывала, как куклу, и нянчила. Мне говорит: Лелка, я твоих детей буду баюкать! Она добрая. Иногда дети ее дразнят - она камнями бросается, но если ее не обижать - совсем как ребенок.
- Вот они, тихони-то! Родители с ней носились-носились, а она возьми и сбеги, да с кем?! С паркетчиком!!! Не-ет, если женщина сучка, ее ничем не остановишь - пробьет стены!
- Тетя Соня, ты чего такая злая, черт бы тебя побрал?! Уйди отсюда куда-нибудь, иначе глаза вырву, и все мне только спасибо скажут!
- Лаша, успокойся, дорогой, - хотя, на мой взгляд, лучше не глаза вырвать, а язык. А вы, сударыня, не забывайтесь: паркетчик - такой же человек, как и любой другой!
- Ах, вы, мерзавцы!!! Нашлись тут агнцы Авраамовы! Один - наркоман, а другой - недоделанный поэтишка! Что вы понимаете в женщинах, придурки! Вот такие негодяйки, как эта ваша красавица Лела, позорят своих родителей! Сбежала, да еще и с брюхом!
- Что, серьезно, Лела убежала с Тиграном?!
- А что ей оставалось, если только он один полюбил ее настолько, чтобы плюнуть на общественное мнение.
- Да уж, дорогая Нора, вы-то ее поймете: она тоже будет что-то вроде вас, только классом похуже!
- Ах, тетя Соня! У меня как раз перец закончился - не могли бы вы на секунду опустить язык в кастрюлю? Только на секунду, а то я отравлюсь.
- Тьфу, бесовская баба! Некуда двинуться порядочной женщине - кругом разврат и беззаконие!
- Закройте рот хоть ненадолго! Кто-нибудь знает, где наши юные влюбленные?
- Жора в ужасе, говорит, убьет обоих собственными руками.
- Никто никого не убьет, господи, все будет хорошо, и все будут счастливы.
Кето стоит одна в темноте возле подъезда.
- Моя Лелка… - размазывает она слезы по лицу. - Где моя Лелка?
Мария Троицкая (rnorecheeba)
Офисные наблюдения
…Анита Сидорова, старший бухгалтер. Оригинальное имя и простая фамилия. Рыжие кудряшки и суетливые крылья белых рук. Когда говорит, словно порхает ими. Не то чтобы раздражает, но вначале общения не можешь оторвать глаз от кистей этих рук: кажется, что они живут сами по себе.
Про таких говорят "женщина неопределенного возраста". Я не припомню, можно уточнить в отделе кадров, но вроде бы ей тридцать. Хотя вполне может быть чуть за двадцать - слишком наивен взгляд светло-голубых, неярких глаз; либо чуть за сорок - мешковатая одежда, усталая морщинка на лбу. Правда, на губах чаще всего живет приветливая улыбка.
У нее визгливый голос, выдающий слегка истеричную натуру, и быстро меняющееся настроение. Однако больше всего меня удивляет ее любимая тема для разговоров. Это маточные трубы.
- Понимаешь… - говорит Анита, бодро размахивая сигаретой перед носом индифферентной помощницы нашего юриста, - в полость матки вводится специальный катетер, по которому затем вливается контрастное вещество…
Помощница юриста привычно кивает и, брезгливо морщась, неприязненно смотрит на сигарету Аниты, норовящую угодить помощнице прямо в рот. К подобным разговорам все уже привыкли и всерьез их не воспринимают, просто делают скучающее лицо, вовремя поддакивают и думают о чем-то своем. Я сильно сомневаюсь, что о работе. В лучшем случае, о сезонной распродаже в соседнем торговом центре среднего пошиба.
Лишь иногда Анита имеет возможность привлечь внимание публики на самом деле. Это происходит, когда к нам в контору приезжает кто-то новый. Анита, в общем, профессионал, иначе бы она давно была уволена, но стоит хотя бы немного увести разговор прочь от бизнеса, на сцену торжественно, как Монсеррат Кабалье и Николай Басков, поднимаются маточные трубы…
На корпоративной новогодней вечеринке, куда мы сдуру пригласили нескольких представителей партнеров, за другим концом стола я вижу тоскливо-озадаченное лицо одного из них. Внезапно смех и бессмысленный застольный треп стихают, и в повисшей на несколько минут тишине ликующе звенит голос сидящей рядом с представителем Аниты: "Понимаете, это очень важно! Если трубы непроходимы… У меня вообще врач есть! Говорит, что все решаемо!" Представитель в отчаянии кивает головой и краснеет. Я сочувствующе улыбаюсь ему: вряд ли у сорокалетнего мужика, страдающего одышкой и, скорее всего, геморроем, есть проблема с маточными трубами.
Не представляю, есть ли у нее семья или хотя бы любовник. Как можно трахать женщину, для которой квинтэссенцией существования являются маточные трубы? Для которой маточные трубы - это альфа и омега. Инь и Ян, Штепсель и Торопунька… Даже думать об этом не хочется.
Спустя пятнадцать минут выхожу в коридор клуба, немного подышать свежим воздухом и заодно сделать пару фальш и поздравительных звонков. Анита стоит, прижавшись к стеклу огромного окна холла, и тихо разговаривает по телефону. Я подхожу к ней поближе и, не отдавая себе отчета в том, что это, может статься, неприлично, трогаю за плечо. Она испуганно вздрагивает, поворачивается ко мне, и я вижу совершенно мокрое от слез ее лицо.
Слезы сплошной стеной катятся по Анитиным щекам и падают на мраморный пол большими, совершенно круглыми каплями. Я почти слышу их стук о мрамор. При этом она не прекращает разговора по телефону неожиданно ровным, тихим голосом.
- Да-да, не волнуйся… конечно. Я скоро буду, только не волнуйся. Тебе это вредно. Ну, перестань. Перестань меня изводить, пожалуйста…
Надеюсь, это она не с маточными трубами…
Александр Николаенко (alex27j)
Ванька
Тебя там встретит огнегривый лев
И синий вол, исполненный очей…
При входе меня встретил многоголосый плач, от которого не спасали закрытые двери палат. Даже не плач - крик. Громкий крик, во всю силу голосовых связок, помноженную на объем детишечьих легких. Те, кто был простужен, - гудели как могли. Ныли. Подвывали. Хрипели, прерываясь только для того, чтобы набрать новую порцию воздуха или закашляться. И так как детей было много, то перерывы эти были незаметны.
Крик был плотным настолько, что казалось, он вперемешку с запахами хлорки, медикаментов и фекалий пропитывает воздух.
В первое мгновение захотелось в панике выскочить за дверь, захлопнуть ее за собой и подпереть, и я даже сделал шаг назад, но стоящая за мной старшая медсестра необъятных размеров занимала собой весь проем. Да и дверь, ведущая в детское отделении больницы, была уже закрыта, отрезая все пути к отступлению.
- Ну-ну, спокойно! Давай-давай, иди. Переодеться можешь в ординаторской. Халат есть? Вот и славно. Переоденешься - скажешь. Дам задание. Сколько у тебя часов-то всего? - Она заглянула в направление на практику. - Сорок, это хорошо. В общем, переодевайся давай. Как тебя зовут-то? Дмитрий… Ну, давай, Дмитрий, двигай.
До ординаторской я дошел, стараясь не смотреть по сторонам. Каждый раз, когда я, конвоируемый старшей, проходил мимо очередной палаты, мне казалось, что стеклянные квадратики, вставленные в двери и закрашенные в нижней части белой краской, грозят расколоться от крика.
- Тут у нас те, которым годик в среднем, из них еще никто не ходит, правда, кое-кто уже стоит. Тут - до пяти лет. На отделении только отказники и из детских домов, так что сними лежать некому, как с домашними. С теми, бывает, мамашки остаются на все время.
В ординаторскую я буквально втиснулся - дверь не открывалась полностью. Старые доски пола покоробились, заклинивая собой дверь. Маленькая комнатка, без единого окна, стол, покрытый клетчатой клеенкой, на столе стандартный чайник из алюминия и привычно-запретная электроплитка. И все тот же вездесущий запах.
Переодевание не заняло много времени. Снял куртейку, повесил в шкафчик, поставил в угол шмотник, предварительно достав из него халат. Вдох-выдох - готов. Пошел.
- О! Молодец, оперативненько. Я уж думала, тебя вытаскивать придется. Ну, что же: фронт работ просторный, но начнем, я думаю, с процедур. Подмывать детей умеешь?
Я помотал отрицательно головой. Откуда мне; но видеть, конечно, видел.
- Ага. Понятно. Ну, пойдем, покажу. - Для своей комплекции она двигалась очень быстро.
- Начнешь отсюда. - И открыла дверь в палату. Оттуда на меня буквально обрушились детские плач и крик.
В палате было… Было сразу и не понятно, сколько тут детей. Кажется, семеро. Кроватки стояли вдоль стен, стандартные кроватки-загончики, деревянные, с решетчатыми боковинами. А в них стояли, сидели, лежали дети. И плакали. Все они плакали.
Сестра привычными движениями выдернула ребенка из ближайшей кроватки. Именно выдернула, в какой-то момент мне показалось даже, что ребенок сейчас выскользнет из ее рук, она не удержит его, и он взлетит к самому потолку. Но обошлось: она ловко перехватила его под мышки и понесла в угол, где стоял пеленальный столик, а к стене была присобачена раковина. Не прикреплена, не приделана, а именно "присобачена": под ней находилась конструкция из деревянных брусьев, призванная придать устойчивость самой раковине, что с трудом удерживалась двумя здоровенными крюками, просунутыми в фаянсовые проушья.
Дальнейшее воспринималось как плохой обучающий фильм, с ребенком вместо куклы. В мгновение ока он был распеленут, загаженные пеленки и подгузник из бывшей простыни полетели в угол, а сам он - незамедлительно засунут под струю воды, где зашелся в крике. Пухлые руки старшей вертели его под струей, омывая кожу от фекалий, одновременно массируя опрелости. Раз-два, три-четыре… Быстро, профессионально, как казалось - бездушно. Пять-шесть, семь-восемь… Я тщетно старался запомнить движения, хотя бы их последовательность. Девять-десять - ребенок уже посыпан тальком из большой миски и обернут подгузником. Все. Готово. И я стою, хлопая глазами, ничего толком не поняв, борясь с тошнотой и чувством брезгливости; мальчик с желанием помочь, но не понимающий как.
- Запомнил? Бери следующего - и вперед, а я послежу. Да не бойся, я тут, если что, подскажу…
Когда я распеленал первого, меня чуть не стошнило. У ребенка явно было расстройство желудка, и перепеленывали его еще рано утром, если не вообще вечером. Тяжелый запах ударил мне в нос сразу, как только я наклонился, чтобы вытащить это орущее существо из кроватки. Вода оказалась почти холодной, и руки быстро потеряли чувствительность. Впрочем, ребенку холод тоже не сильно нравился: он отчаянно старался вывернуться из-под струи, не понимая, что тем самым выворачивается и из моих рук. В общем, на помывку ушло минут пятнадцать, столько же - на наворачивание чистого подгузника. В конце процедуры были измотаны все: сам пацан, я и старшая, попеременно ловящая ребенка, подтыкающая висящие хвосты подгузника и ругающая мою криворукость… Второй ребенок, девочка, был готов к запихиванию обратно в кроватку куда быстрее, третьего я уже попытался выдернуть так же, как это делала старшая, за что получил пространное объяснение того, что она обо мне думает…
Крик не стихал, но я почти перестал его замечать. К обеду я добрался до четвертой палаты, где были детишки чуть постарше. Там мы и познакомились с Ваней.