- И вот,- продолжал Клим,- Корчагин стоит, широко расставив ноги... Он же кавалерист, он только что с коня, из атаки... И громовым голосом восклицает: "Не ваше дело?! Значит, борьба за коммунизм - не ваше дело?.." И дальше в том же духе, как сказал бы Павел Корчагин! И, понимаете, он говорит это всем тем, на сцене, но потом поворачивается к залу - и тут. уже для всех делается ясно, к кому он обращается! И потом...
Он было остановился, но какая-то новая мысль мелькнула у него в голове, и он продолжал, импровизируя на ходу:
- И потом он рубанет воздух шашкой и крикнет: "Ко мне, братва!" И тут - вы представляете себе? - перед ним явится Жухрай, Иван Жаркий, Рита Устинович и - именем революции - будут судить своих потомков: эти вот мещанские душонки - потому что ведь они тоже потомки! Они спросят у каждого: что ты сделал для победы коммунизма?..
Сначала Майя слушала Клима, захваченная его фантазией, потом в ее уме всплыло все то, о чем она думала сегодня, проходя по тихому переулку.
Игорь возражал Климу: не к чему выводить Жухрая и других, достаточно одного Корчагина; Мишка и Кира тоже ввязались в спор, но Майя, вся сжавшись, забилась в уголок дивана, и покусывая кончик толстой косы, все думала и думала о своем. "И вот Корчагин спросит: что ты сделала для коммунизма?.. Что?.."
- Но ведь можно кого угодно так изобразить, что получится смешно,- решилась она, заранее смущаясь и сердясь на себя оттого, что не может говорить спокойно под нарочито любопытным взглядом Игоря.
- Если я говорю неправильно, вы спорьте, но я все равно скажу. Разве можно сравнивать Корчагина и... Понимаете, Корчагин - герой, удивительный, исключительный человек, это все признают, а есть... Кроме таких, как он, есть обыкновенные люди, но можно ли только за это называть их мещанами?.. Нет-нет,- она предупредила вопрос, готовый сорваться с губ Клима,- я же не говорю о таких людишках, которые лгут, изворачиваются, вредят другим - с ними все ясно. А вот другие... Просто... просто обыкновенные? Ведь даже у Чернышевского есть Рахметов. Сам автор признает его особенным, так ведь? А есть просто честные, хорошие люди, как Вера Павловна, Лопухов... И так, по-моему, всегда будет! Люди вроде Рахметова или Чернышевского - по ним равняются остальные, они... Они как солнце, а другие -звездочки, которые заметны ночью... Я хочу сказать: если у человека не хватает ума или воли, чтобы сделаться героем, он так и проживёт всю жизнь обыкновенным простым человеком. Он не принесет вреда никому, и от него не будет для людей такой пользы, как от Корчагина или Рахметова, но все-таки свою маленькую пользу он принесет!
Начав неуверенно, робко, Майя постепенно заговорила громче и убежденней, словно звуки собственного голоса придавали ей силы. Но мельком взглянув на Игоря, она увидела его прищуренные умные глаза - и ее обдало холодом: нет, он догадался, что она говорит не о "других", а о себе! Сердце застучало у нее в груди быстро и неровно.
- Та-ак-с,- коварно усмехнулся Игорь.- Мысли, не новые... Мы - обыкновенные, мы постоим и посмотрим, а вы - особенные, вы и сражайтесь на баррикадах... Вот и вся философия. Она давно уже служит панцирем любому мещанину. От подобной философии до прямого предательства - всего один шаг.
В каждом его слове просвечивала злая ирония. Все остальные были по существу с ним согласны. Но то ли Мишке стало жаль Майю, которая покраснела до самых корешков волос, то ли ему не понравился презрительный тон Игоря, но Мишка вдруг спросил:
- А ты что, уже сражался на баррикадах?
- Нет,- сказал Игорь.- А при чем тут я?
- Просто так,- сказал Мишка.- Я думал, ты уже сражался...
- Странно... А больше ты ничего не думал?
- Нет,- сказал Мишка.- Ничего. - Он вздохнул и с невинным видом принялся протирать очки.
Майя даже не успела хотя бы в душе поблагодарить Мишку за поддержку, как на нее обрушилась Кира:
- Что это за деление на обыкновенных и необыкновенных? Уж если делить, так я бы разделила всех людей на тех, кто всем доволен, спокоен и ничего не ищет, и на тех, у кого есть мечта, есть цель в жизни! Ты, Майка, не скрывай, ведь ты думаешь так: Игорь хочет стать дипломатом, Клим - писателем, а я - всего лишь учительницей... Так ведь? А по-моему, если быть учителем - так поставить себе цель: перевернуть всю педагогику, как Макаренко! Изобретателем? Значит, быть как Эдисон! Писателем? Как Лев Толстой! Иначе не стоит жить - если заранее уверить себя: мол, я маленький человечек...
- Но...
- Я все знаю, Майка, что ты хочешь возразить! Да, конечно, из тебя может и не получиться ни Макаренко, ни Эдисон - и что же? Ты жила ради большой цели, ты сделала все, на что способна,- это и есть главное, а там поставят тебе памятник или не поставят - об этом будет известно через тысячу лет!
- Значит, лучше всю жизнь прожить неудачником?
- В шахматах говорят: хорошее поражение стоит плохой победы!..
Теперь Майе показалось, что напрасно завела она этот спор.
Вокруг еще говорили о чем-то, но она слушала невнимательно, растерянно.
- А ты, Клим, о чем ты думаешь?..
Она не разобрала, кто спросил это, она только посмотрела на Клима, посмотрела без всякой надежды - он просто щадит ее, вот и не нападает... Но сейчас и до него дошла очередь...
Клим сидел на подоконнике, обхватив руками острое колено.
- Я вспомнил о Кампанелле.
Нет, никогда нельзя было угадать наверняка, что у него в голове! Но сейчас Майя испытала все-таки некоторое облегчение: она не будет центром разговора. Только этого ей теперь и хотелось...
- Государство Солнца,-сказал Клим.- Я думаю о Кампанелле и о его Государстве Солнца. Вы представляете, что это такое? - он заговорил неохотно, словно медленно пробуждаясь, и все время глядел в одну точку.- Средневековье. Вся Италия забита, задавлена, задушена... В городах пылают костры инквизиции. Всюду голод, нищета, тьма. Только что сожгли Бруно. Галилей отрекся от своих убеждений. Всюду разброд и страх. И вдруг находится человек, который мечтает создать Государство Солнца! Там нет ни рабов, ни тиранов. Каждый говорит открыто все, что думает, все равны, у всех все общее. Подлецов и эгоистов попросту вышвыривают из городских ворот - им нет возврата. Каждый живет для блага других, поэтому все счастливы. Вот о чем мечтал Кампанелла, когда он тридцать лет сидел в папской тюрьме...
Клим постепенно возбуждался, он уже спрыгнул с подоконника и мерил комнату быстрыми, крупными шагами.
- Кампанелла мечтал о Государстве Солнца, а его бросали в подземелье, морили голодом, зверски пытали - была такая специальная пытка, "велья", ее никто не выдерживал, она длилась сорок часов - но Кампанелла все выдержал и не сдался...
А за стенами тюрьмы тридцать лет изо дня в день вставала заря, пели птицы и "обыкновенные люди" скулили о своих несчастьях и вымаливали у попов местечко в раю...
- Но в конце концов,-сказал Игорь,- Кампанелла был только утопист, мечтатель...
- Ложь! - воскликнул Клим, загораясь.- Он не был только мечтателем! Кампанелла не упускал ни одной возможности начать борьбу! Но "обыкновенные люди"... Однажды он и его друзья чуть не подняли в Калабрии восстание. У них было все готово: оружие, им обещала помочь турецкая эскадра. Они бы смогли освободить Калабрию от испанских солдат и инквизиторов - но вокруг были "обыкновенные люди", им было трижды наплевать на Республику Солнца,- и они предали Кампанеллу. А когда им приказали его пытать - они пытали. А когда их самих пытали - они снова и снова, предавали Кампанеллу и его друзей, спасая свою шкуру. Потому что они были не героями, они были "обыкновенными людьми". И всякий раз предавали и губили великие идеи и дела, а кампанеллы умирали в тюрьмах, на гильотине, в Сибири!..
- Как же вы можете,- резко оборвал он самого себя,- как же вы можете говорить о каких-то обыкновенных и необыкновенных?.. В необыкновенную эпоху никто не имеет права быть обыкновенным! Да, Кампанелла, да, тысячу раз- Кампанелла, чтобы вся планета стала. Государством Солнца!
Он остановился, исподлобья оглядел всех, как бы спрашивая, кто и в чем еще может быть с ним не согласен?
- Да...- пробормотал Мишка, первым нарушив тишину.- Ты это здорово... Про Кампанеллу... И вообще... Черт...- он опять зачем-то снял очки и начал протирать стекла.- Только вот кто сумеет... У кого хватит сил... Оказаться таким вот... Кампанеллой... А не... Да, кто сумеет?
Мирно тикали ходики, показывая двенадцать.
- Да, кто сумеет?...- эхом откликнулось у Майи в сердце.
Не отрываясь, как бы вслушиваясь в саму себя, смотрела она туда, где раньше сидел Клим,- поверх багряного цветка, четко выступавшего на морозном узоре.
Там, за окном, тонко посвистывая, по-прежнему бесилась метель.
8
25 января. Никак не могу заснуть. Лежу-и все думаю, думаю, думаю... А о чем?.. И сама не знаю.
С тех пор, как потерялась моя тетрадка, у меня исчезла охота вести дневник. А сейчас вот не могу. Просто не могу быть одна. Хочется с кем-то говорить долго-долго и о таком, в чем сама себе никогда не признавалась...
Но помилуйте, уважаемая Кира Чернышева, вы ли это?..
Ведь всем на свете давно известно, что вы - синий чулок, сухарь и так далее... И вдруг- вы вскакиваете в три ночи, чтобы сесть за эти каракули! Ведь это смешно!..
Нет, это совсем не смешно. И ты, Кирка, отлично -это знаешь. Это серьезно. Очень серьезно. Хотя еще почти не о чем говорить. Хотя еще почти ничего не произошло. И все-таки, когда мы бываем вместе, я чувствую, что это уже началось, и другие догадываются, особенно Майка... И я боюсь и не хочу, не хочу ничего этого!
Сегодня, как обычно, возвращаясь от Майки, мы простились на углу - я и ребята. И у него были такие глаза... Они не умеют лгать, они выдают его, что бы он ни думал... Наверное, я слишком резко выдернула руку из его пальцев и потом почти бежала до самого дома. И мне все казалось - он идет за мной следом.
Дома я сто раз повторила себе, что это чепуха, мне только померещилось. И вдруг увидела в окно: он медленно проходит по тротуару напротив... Постоял у телеграфного столба и повернул обратно... Да, нас тянет друг к другу, но... Но ведь когда он узнает меня лучше, узнает, какая я есть, он поймет, что мы разные люди, что он ошибся...
Я сама это почувствовала так отчетливо только сегодня, когда он заговорил о Кампанелле. Заговорил так красиво, с таким увлечением, восторгом!.. А мне хотелось возразить, сказать, что ведь на самом деле все это было, наверное, совсем не так красиво, а гораздо страшнее и... проще. Но я промолчала. Я только представила себе, какая я, должно быть, скучненькая, серенькая, трезвенькая в сравнении с ним! И еще: что я старше, много старше, чем он, а он - как ребенок, и совсем ничего не понимает в жизни...
Ребенок?.. Нет, пожалуй, это не то слово. Не то, не то...
Да, вот, вспомнила. Однажды я сидела в скверике, на Московской, возле перекрестка. Там, как всегда, было много народу. Люди толпятся, торопятся, у всех озабоченные, хмурые лица. И вдруг - вижу человека... Он переходит улицу... Не спеша, постукивая тросточкой... И улыбается. Такой доброй, светлой, безмятежной улыбкой. Один! Это ли меня поразило или что-то другое, но я вдруг поняла, какой стоит светлый, славный день, и какое яркое солнце, и как все-все вокруг живет и радуется!..
И только в следующее мгновение я поняла: ведь этот человек - слепой...
Ну и что же? Да, мне было жаль его. И все-таки весь тот день у меня было чудесное настроение. Я сама будто прозрела - увидела, как вокруг все ярко, весело, празднично! И все бродила по улицам и удивлялась: отчего другие этого не замечают?..
Но к чему это я?.. Да, я хотела сказать, что Клим... Что он подобен этому слепому... Но разве тот слепой не видел лучше зрячих?..
Нет, я чувствую, что запуталась, и сказала совсем не то, что хотела...
А может быть, и правда, хватит этой нудной философии?. Зачем думать о том, что случится когда-то? Будь что будет! Ведь если заранее все взвешивать и рассчитывать-ничего не будет! Ни-че-го! А мне хочется, чтоб было, было, было!
На полу, возле ножки кровати, лунный свет - как будто разлилась серебряная лужица... Раньше мне и в голову бы не пришло обращать внимание на такие пустяки. А сейчас вот опять зажгла лампу и решила записать...
- Да вы же просто спятили, уважаемая мисс Синий Чулок!
- Ну и пусть!..
1 февраля. Ребята закончили первый акт. Диана Капрончикова, мама Фикус, отличник Медалькин, два друга - Кока Фокс и Гога Бокс - как вам нравятся такие имена?.. Представляю, какой галдеж поднимут все эти фоксы и боксы, когда узнают самих себя!.. Мы торопим "драматургов". Мишка Гольцман вычитал где-то, что Лопе де Вега писал свои комедии за три дня, и козыряет этим перед Климом и Игорем. Но шутки шутками, а пьеса действительно получается неплохой. Только бы нам не помешали...
Заглянула сейчас в то, что написала прошлый раз. И самой стало стыдно. Сплошные глупости. Я для него просто товарищ. Да и он для меня. И чего только не взбредет на ум во время бессонницы!
5 февраля. Есть название! Наконец придумали: "Не наше дело!.." Так будет называться комедия. "Не наше дело!" - ведь эти слова - лозунг всех мещан!
Мишка приволок Майке целую кипу книг по философии. Мы начали с "Анти-Дюринга". Пока - ничего страшного, хотя оказалось, что она и я - полные невежды в марксизме! А Клим?.. Когда он успел столько прочитать? Чуть не на каждой странице - его пометки...
15 февраля. За эти дни - такая масса событий, что у меня не было ни минуты для дневника. Самое главное: пьеса провалилась!.. То есть не сама пьеса. Просто ребята прочитали ее в классе. И получился страшный скандал. Все поднялись против них. Заявили, будто такого не бывает, они все выдумали, и т.д. "Выдумали"! Если бы так!.. Особенно разозлился Михеев. Он ведь комсорг. А у нас в пьесе тоже есть комсорг Богомолов... Да не только Михеев! Ведь против Клима все, все! Игонин, Красноперов, Лапочкин... Даже Витька Лихачев - и тот! А они с Игорем даже одну роль писали специально для него...
Эх!..
Но мы решили не сдаваться. В конце концов, нужно всего двенадцать человек. Даже меньше: в седьмой все-таки есть наши сторонники: Лешка Мамыкин и Павел Ипатов. А из наших девочек - Наташа Казакова и Рая Карасик. И мы надеемся, что удастся убедить и других! Пропагандируем комедию на уроках и в перемены!
На Клима сейчас просто жалко смотреть...
17 февраля. Ну, вот! Я же говорила! Ура, мы ломим, гнутся шведы!..
19 февраля. Какая подлость! Просто подлость! Иначе не назовешь! И кто, кто ее подстроил!?
Сегодня. Собрались у Майки. Бушевали до одиннадцати - распределяли роли. Стали уже расходиться - и вдруг выясняется, что пьеса - единственный экземпляр! - пропала! Клим хотел передать ее Лапочкину для переписки, я еще сама слышала, как он предупредил: "Смотри, не потеряй, в этой тетрадке - три тонны динамита!" И тут... Где пьеса? Пьесы нет! Перевернули вверх дном всю квартиру - никакого толку!.. Но ведь чудес на свете не бывает... Не провалилась же она сквозь землю! Значит... Но даже думать об этом противно! Тем более, что мы за всех ребят и девочек ручаемся головой!..
- За всех?..
За всех, кроме...
Хотя кто же сумеет утверждать наверняка...
И все-таки...
И все-таки иногда просто бесит наивность Клима! Зачем он сегодня привел с собой Картавину?.. Будто бы она сказала, что хочет играть в нашей пьесе... Чушь! Самая настоящая чушь! Стоило даже только сегодня понаблюдать за этой девицей, чтобы понять: ни пьеса, ни все, о чем мы спорим, ее не интересует абсолютно! У таких людей всегда есть какая-то своя цель. А какая - догадаться нетрудно: недаром она весь, вечер не отпускала Клима от себя ни на шаг!
И потом эта глупейшая сцена: Картавина вдруг заявляет, что будет играть не Капрончикову, а Таню Стрелкину. Конечно, я не сказала ни слова. Вернее, сказала, что мне все равно, я возьму любую роль. Но ребята зашумели: Стрелкину должна играть я и только я.
Неужели такая мелочь могла...
Но стоило Игорю потом, когда все разошлись, заикнуться о Картавиной, как на него налетел Клим, закричал, что мы не верим в человека, что надо верить в человека, что Картавину надо перевоспитывать...
Нет, нет, он совершенно не разбирается в людях!
А может быть, я просто сегодня слишком зла на него и потому - несправедлива?..
20 февраля. Сегодня были у Клима. Переписывали, пьесу - "занимались реконструкцией", как говорит Игорь. Это приходится делать почти по памяти - ребята сожгли черновики. Леонид Митрофанович - их классный руководитель - когда ему дали прочитать пьесу, назвал Бугрова и Турбинина чуть ли не еретиками.., Что ж, его тоже можно донять: в пьесе есть учитель - Иван Иванович Анапест...
Дома у Клима - большой книжный шкаф. Он потащил к нему меня с Майкой и повел допрос: а это читали? А это? А это?.. Я разозлилась. Взяла какую-то книгу, а там на каждой странице пометки, той же рукой, что и в "Анти-Дюринге", который мы с Майкой пытаемся одолеть. Я говорю: "Что за привычка - писать на книгах!" - "Я никогда не пищу",- А в "Анти-Дюринге"? Например: "Кто, если не ты, и когда, если не теперь?" (Это я прочитала там на полях) - Он повторил: "Кто, если не ты..." И говорит: "Здорово! Откуда ты, взяла это изречение?" Я объяснила. Он говорит: "Я не помню, у меня два "Анти-Дюринга", один у Мишки, но я такого не писал", - "А разве это не твой почерк?" Он говорит: "Нет, это не я, это мой отец." Нахмурился, захлопнул дверцы и завел речь о чем-то другом. Мне показалось, он не хотел, чтобы я расспрашивала у него про отца. Почему? Наверное, это был замечательный человек! И почерки не отличишь - только у отца покрупнее и не такой неразборчивый, как у Клима.
22 февраля. Как здорово, когда живешь, а не только существуешь! У нас теперь вместо "здравствуй" особое приветствие: "Ну как, горим?" - "Горим!"
Вчера закончили переписку второго акта, сегодня - репетиция. Майя играет учительницу Гипотенузу, я - Стрелкину. Клим говорит, получается. Наверное, хочет утешить. Девчонки трусят. Особенно Раечка: "Что, если директриса"... Ну и пускай! Только бы раскачать, взбаламутить стоячие души!
23 февраля. Вот так история! Оказывается, Игорь не комсомолец! Нас, девчонок, это как громом поразило, а Мишка сказал: "Он же старый попутчик..." Репетиция прекратилась, все окружили Турбинина: как? почему? "Да вам-то какая разница?" На него напала Наташа: "Есть разница! Попутчик доехал, до своей станции и слез, какое ему дело, как поезд пойдет дальше!" Один Клим молчал. Мне показалось, ему было неловко за Игоря. А Майка - разве она утерпит, чтобы не заступиться? "Что вы пристали? Какой он вам попутчик? Он такой же, как все!.."
Потом, уже на улице, Наташка ей сказала ради смеха: "Что-то уж больно ты взбеленилась из-за своего Игоря!" Майка вдруг как вспыхнет: "Прости, но уж этого я от тебя никак не ожидала!.." И полдня с нами не разговаривала.